Ингушские историки о Чахе Ахриеве (ГНТРК "Ингушетия". 15.11.2017)
https://youtu.be/A3CHCJUxFR0
======================================
ЧАХ АХРИЕВ И ИНГУШЕВЕДЕНИЕ7З. м.-Т. Дзарахова,доктор исторических наук
Чах Эльмурзиевич Ахриев стоял у истоков ингушской этно-графии. Родился он в горном селении Фуртоуг 10 мая 1850 года в семье старейшины Джейрахского общества.
Это было время окончания многолетней Кавказской войны, время активного освоения царской Россией Кавказа, в том числе, плоскостной и горной Ингушетии. Насаждаемые порядки не всегда были приемлемы для горцев.
Судьба Чаха повторила судьбу многих выходцев из народов Северного Кавказа. В 7-летнем возрасте Чах, в числе других мальчишек, оказался в аманатах во Владикавказской крепости. Мальчишка понравился семье полковника. Они и взяли его на воспитание.
В 1862 году Чах поступил в Ставропольскую гимназию. Он окунулся в мир подлинной русской культуры и оказался в числе передовых людей своего времени. Эту гимназию окончили многие выходцы с Кавказа, в том числе из ингушей – С. Ахриев, А. Базор-кин, А.-Г. Долгиев, И. Бекбузаров, П. Дахкильгов, К. Мальсагов...
Чах Ахриев был незаурядной личностью, одаренным и очень трудолюбивым человеком. После окончания гимназии в 1868-1870 гг. Чах вернулся в Ингушетию и работал над сбором фольклорного и этнографического материалов в разных ее районах. Он записывал образ жизни, мифы и легенды, обряды, древние религиозные культы, обычное право, ритуалы, праздники, этногенетические предания. Чах общался со старейшинами горных сел, которым в то время было за 100 лет. Его информаторы были свидетелями событий и обрядов ингушской культуры, начиная с ХVIII века, помнили рассказы о жизни горцев в ХVII веке. Чах Ахриев сумел зафиксировать время религиозного синкретизма среди ингушей, время утверждения Ислама среди людей, в памяти которых еще витали культы и ценности уходящей эпохи.
К творчеству Чаха Ахриева обращались при его жизни видные ученые-кавказоведы, археологи и этнографы, обращались такие известные русские и российские юристы, как Ф. И. Леон-тович, Б. К. Далгат, М. М. Ковалевский и др. Научное наследие Чаха Ахриева изучали Л.Семенов, А. Яндаров, Л. Костоева, А. Танкиев, И. Дахкильгов, В. Хамхоев, Б. Бгажноков, М. Долгиева, С. Айларова, З. Дзарахова, Р. Угурчиева и др.Труды Ч. Ахриева печатались в «Сборнике сведений о кавказских горцах», газете «Терские ведомости». В 1996 году вышла книга «Ингуши», в которую вошли труды Ч. Ахриева. В 2000 году была издана книга «Чах Ахриев. Избранное». По творчеству Чаха Ахриева пишут диссертации. Огромное этнографическое наследие Чаха Эльмурзиевича Ахриева является основой для дальней-шего изучения истории и культуры ингушей.
Становление Чаха Ахриева как ученого проходило в 60-70-х гг. XIX века. Это было время бурного расцвета российского кав-казоведения, когда поощрялось историко-этнографическое изучение Северного Кавказа, открытие филиалов всероссийских научных обществ. В эти годы стали издаваться фундаментальные исследования ученых А. П. Берже, П. Г. Буткова, Н. Ф. Дубровина, Д. Я. Лаврова и др.
Богатейший этнографический и фольклорный материал сгруппирован и обобщен Чахом Ахриевым таким образом, что дает целостное представление о самобытной духовной и материальной культуре ингушей. Это такие работы как «Ингуши (их предания, верования и поверья)», «Похороны и поминки у горцев», «Несколько слов о героях в ингушских сказаниях», «Заметки об ингушах», «Присяга у ингушей», «О положении ингушской женщины», «Этнографический очерк ингушевско-го народа с приложением его сказок и преданий». Чах Ахриев первым записал сюжеты нартского эпоса ингушей. Записанные им сюжеты Нартского эпоса представляют особую ценность в це-лом для кавказоведения.
Сказки и предания, нормы обычного права, этногенетические предания, записанные Чахом Ахриевым в середине ХIХ века, воспроизводят в нашем представлении жизнь и быт ингушей прошлых веков. Он описывает домашний быт и интерьер жилья в горной Ингушетии в середине ХIХ века. Ученый рассказыва-ет о ритуалах и праздниках, связанных с различными культами древних религий, о культе предков, которые пронизывают все стороны жизни ингушского общества. Почитание предков по-рождало особую форму социальной организации общества, и все жизненные циклы отдельного человека или группы совершались перед лицом предков, либо под их «контролем». Культ предков и культ очага «сливались воедино» в сознании и во многих обрядах ингушей. Они служили «постоянным выражением и напоминанием преемственной и благодарной связи с людьми, ушедшими в иной мир», являлись гуманистическим основанием. Ингуш «для устройства фамильного склепа и поминок часто жертвовал последними своими средствами», – замечает Ч. Ахриев.
Нравственную сторону Чах считает основой жизни этноса, пишет о значении гостеприимства и куначества для ингушей, интересуется вопросами обычного права, отдельным вопросом выделяет положение ингушской женщины в семейном и общественном быту. Показывая ее неустанный труд, тем не менее, этнограф обращает внимание на то, что женщина у ингушей не бесправна, она прямо или косвенно влияет на окружающую жизнь.
Научные материалы Ч. Ахриева говорят о нем не только как об этнографе, но и как социологе, этнопсихологе. В работах «Нравственное значение присяги у ингушей», «О характере ингушей» Чах Ахриев заостряет внимание на «смыслообразующих» стол-пах национальной культуры ингушей, на его главных основах.
«Народный характер» у Чаха Ахриева – центральный узел, своеобразный стержень исторического процесса. В нем содержится вся прошлая история народа со всеми противоречиями, найденными и ненайденными решениями проблем, путями национальной жизни. Под «народным характером» Ч. Ахриев пони-мал общественный быт народа, а все остальное – общественный строй, социальную практику, формы экономического поведения считал производными от «особенностей народного характера».
В своих размышлениях Чах обращался к трудам французского просветителя Ш. Монтескье, который писал о духе законов и их соответствии природно-климатическим условиям. «...Климатические и, вообще, физические условия местности, занимаемой ингушами, весьма благоприятны для развития крепкого телом и духом племени», – писал ученый. И в то же время постоянные войны и борьба за жизнь выработали у ингушей такие черты характера, как «самостоятельность, энергичность, мужество, суровость, самоуважение». «Благодаря многосложному кодексу народных обычаев и приличий, каждый... ингуш ... держит себя с таким тактом, который можно назвать аристократическим...чувства независимости и собственного достоинства составля-ют также весьма выдающиеся особенности характера ингуша во время его сношений с посторонними лицами», – писал Чах. Эти особенности выдавались тем резче и значительнее, чем беднее была обстановка, в которой находился ингуш.
В те годы царская Россия в своей национальной политике не до конца учитывала культурную самобытность и разнообразие кавказских народов, богатые нравственные и умственные силы гор-цев. Ч. Ахриев видел те искусственные барьеры и проблемы, которые создавались царской администрацией на местах, мешавшие спокойному общению казаков и горцев, горцев и жителей плоскости: то «билетной системой», то просто лишением ингушей земли у подножия гор и т.д. «Ведение условий жизни, не соответствующих идее народного характера или неудовлетворяющих идее прогрессивного развития народной жизни, возбуждает в народном характере реакцию и антогонизм...», – выражал свое мнение Чах Эль-мурзиевич. И в то же время, будучи дипломатом, он говорил о том, что русское правительство действует глубоко гуманными способами, устраняя насильственные меры, нередко выдавая желаемое за действительное.
К числу «выдающихся особенностей ингушского характера» Чах Ахриев относил «демократический индивидуализм», которым проникнуто было все общество.
В трудах Чаха Ахриева есть немало интересных высказываний о политике, экономике, религии, позволяющих вынести определенные суждения об общественной жизни ингушского народа. Время, когда Чах проводил свои исследования, совпало с переселением и выселением части ингушей с обжитых земель, изменением социально-экономических условий их жизни, реформами по всей стране.
Конечно, Чах Ахриев радовался новшествам, которые происходили в Ингушетии, как, к примеру, Военно-Галгаевской дороге, которую русские солдаты сделали качественной и хорошей. Но Чах видел и другую сторону жизни горцев, живущих в постоянной нужде и неустанной борьбе. Изучая социально-экономические условия жизни народа, Чах Ахриев анализировал причины, по которым бедствовал народ, выделяя среди них вопрос малоземелья. Он понимал, что недостаток земли происходил в силу лишения ингушей плодородных земель властями. И делалось это под различными предлогами. Писать об этом цензура не позволяла, и он говорит: «Временно отобрана Длинная долина».
Особое внимание Чах уделял необходимости развития производительных сил Ингушетии, акцентируя внимание на том, что нужно совершенствовать орудия труда, способы обработки земли, бороться с эрозией почв высадкой деревьев, развивать знания в области ветеринарии для предотвращения эпидемий животных.
«У Чаха Ахриева было подлинное исследовательское чутье. Он подбирал материал не случайного характера. Его описания были точны, выводы осторожны и основаны, большею частью, на фактических данных»,– писал Л. Семенов.
В 1870 году Чах Ахриев поступил в Нежинский лицей, после окончания которого работал на разных должностях в административных органах в Закавказье. 40 лет он был «оторван от родного народа». Какие причины отстранили его от науки при таком щепетильном, глубоко научном подходе к изучению истории и культуры народа остается вопросом. Негласный запрет на общественную деятельность Чаха Ахриева проявился в том, что после окончания им Нежинского лицея (1874) и до самой его смерти (1914) не было опубликовано ни одной его работы. Хотя реально Чах Ахриев не прекращал просветительской деятельности до конца своей жизни.
– Отец очень любил свой народ, но большую часть жизни по воле властей провел в Закавказье, в неофициальной ссылке, – вспоминала его дочь Нина Чаховна. – Чах до конца своих дней интересовался насущными вопросами жизни горцев, содействовал распространению среди них научных знаний. У него было много друзей, к нему часто обращались за консультацией представители разных областей знаний.
Чах искренне верил в прогрессивное значение интеграции русской и ингушской культур и в то же время достоверно давал описание значимых институтов общественной жизни ингушей, демократического принципа организации жизни ингушского общества, что не всегда укладывалось в рамках политики царизма на Кавказе.
Женой Чаха была дочь Мочкхо Базоркина. Из его детей Рашид-Бек стал одним из первых летчиков на Кавказе и погиб под Ленинградом в годы Великой Отечественной войны. Внук Чаха – Хаджи стал профессиональным врачом, получив высшее образование в числе первых после возвращения из депортации. Сегодня профессор Хаджи Ахриев живет в г. Нальчике.
По воспоминаниям современников, Чах был добрым человеком, интеллигентом и интернационалистом по духу. В преклонном возрасте он вернулся в Ингушетию – город Владикавказ – и умер в 1914 году. Ингушский научно-исследовательский институт гуманитарных наук носит имя Ч. Ахриева. Сегодня продолжить традиции этнографического исследования, заданные Чахом Ахриевым, предстоит ученым Ингушетии
================================
ДОЛГИЕВА М.Б.
ЧАХ ЭЛЬМУРЗИЕВИ АХРИЕВ: ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ И
ТВОРЧЕСКОЕ НАСЛЕЧДИЕВ истории ингушей было много замечательных личностей, чья жизнь была всецело посвящена служению народа. Среди них военные, ученые, педагоги, врачи, художники, музыканты и др.
Носителями несломленного духа ингушского народа являются, и лучшие представители рода Ахриевых выходцев из горного селения Фуртоуг. Род Ахриевых дал Ингушетии много славных героев, чьи имена и сегодня вызывают чувство гордости у современников. Это известный строитель башен – Дуго Ахриев, полковник Императорской армии – Темурко Ахриев, его сыновья Гоберт – полковник Императорской армии и Саадула – первый народоволец и архивист, первый революционер – Мухтар Ахриев, первый герой Гражданской войны – Гапур Ахриев, директор первого Ингушского педагогического училища, первый директор Ингушского научно- исследовательского института во Владикавказе – Осман Ахриев, первый профессиональный художник – Хаджи-Бекир Ахриев, первый летчик – Рашид-Бек Ахриев, первая ингушка – учительница Нина Ахриева, первый востоковед – Нурдин Ахриев. Каждый из них заслуживает, чтобы о нем знал и помнил народ.
В роду Ахриевых, который дал ингушскому народу целую плеяду выдающихся личностей, при упоминании которых неизменно ставится перед каждым эпитет «первый», самым ярким именем было и остается имя Чаха Ахриева – первого просветителя, горячо любившего свой народ и надолго оторванного от него обстоятельствами судьбы.
По данным авторов, исследовавших основные вехи творчества и жизненного пути Ч.Э. Ахриева [Семенов Л.П. Чах Ахриев. Первый ингушский краевед//Известия Ингушского НИИ краеведения. Владикавказ, 1928. Вып.1], будущий просветитель и этнограф родился 10 мая 1850 г. в высокогорном ингушском ауле Фуртоуг, в семье старосты Джейрахского общества Эльмурзы Ахриева.
Аул Фуртоуг – родина первого дореволюционного ингушского этнографа Чаха Ахриева был расположен среди скал и ущелий в Горной Ингушетии в 30-ти километрах от Владикавказа на Военно — Грузинской дороге и входил в состав Джейрахского общества. Со Столовой горы легко окинуть взором аул Фуртоуг, который с одной стороны был защищен горами, а с другой рекой. В этом ауле жили представители рода Ахриевых, Льяновых, Хаматхановых, Боровых [Чахкиев Д.Ю. Древности Горной Ингушетии, Т.I, Назрань, 2003. с.16].
Мать Чаха Ахриева звали Дзали и она была из ингушского рода Озиевых, выходцев из с. Гелате (Гвилети) [Информатор: Ахриев Гапур Ахметович,1975 г.р., г. Карабулак]. Чах был пятым ребенком в семье, старше него были четыре сестры. Окруженный заботой близких родственников он рос любознательным и шустрым мальчиком.
Жизнь и деятельность Чаха Эльмурзиевича Ахриева совпали со сложным и драматичным периодом в истории ингушского народа, который совпал с окончанием Кавказской войны и присоединением Северного Кавказа. Все это нашло отражение в судьбе Чаха, в формировании его мировоззрения, в развитии творческой личности.
В 1857 г. в семилетнем возрасте Чах с двоюродным братом Саадулой был взят царской администрацией во Владикавказ как аманат (заложник) и отдан в военную кантонистскую школу.
Внук Чаха Хаджи Рашидович Ахриев вспоминает, что ему рассказывала его тетя, младшая дочь Чаха Ахриева в 1954 г. «В одно прекрасное утро отряд русских войск под командованием полковника напал на Фуртоуг. Силы были неравные, аул был «усмирен». Полковник взял в аманаты 7-9 мальчиков из фамилий Ахриевых и Льяновых. Плохо одетых мальчишек-аманатов отправили во Владикавказскую крепость. Когда их завели в какой-то двор невысокий голубоглазый мальчик со светлыми кудрявыми волосами, а это был Чах Ахриев, понравился семье полковника царской армии, у которых не было собственных детей. Они (муж и жена) взяли его себе, что и определило всю его дальнейшую судьбу. Среди мальчиков находился и его двоюродный брат Саадула. Впоследствии, Саадулу из аманатов вернул его отец Темурко Ахриев, служивший в русской армии» [Информатор: Ахриев Хаджи Рашидович, 1931 г.р., г. Нальчик].
Известно, что это была мера, к которой в течение многих лет прибегала на Кавказе царская администрация, чтобы держать горцев в повиновении, а также воспитать аманатов в духе лояльности и привязанности к России.
И надо заметить, что часто эти цели достигались в полной мере и даже превосходили все ожидания воспитателей: из аманатов вырастали высокообразованные граждане Империи с российским национальным самосознанием, не лишенные в то же время горского патриотизма. С одной стороны, это были проводники политики царизма на Кавказе, но в то же время они выполняли важную просветительскую миссию, став, по сути, первыми представителями зарождающейся национальной интеллигенции.
Чах Ахриев был ярким представителем этой плеяды. Отсюда его высказывания о необходимости взаимодействия учебного ведомства и местной администрации в широком распространении ингушами и всеми кавказскими горцами «русской гражданственности» [Ахриев Ч. Этнографический очерк ингушевского народа с приложением его сказок и преданий //Терские ведомости, 1872. .№42, с.1].
Будучи учеником военно-кантонистской школы, Чах Ахриев изучал грамоту, овладевал русской речью. Все это удавалось ему постигать в полной мере благодаря тому, что он жил в семье русского офицера, взявшего его на воспитание. После окончания кантонистской школы в 1862 г., Чах Ахриев вместе с двоюродным братом Саадалой сыном Темурко поступил в третий класс Ставропольской гимназии [Хамхоев В. Чаху Ахриеву – 140 лет //Журнал «Дош». 1990. № 2, с. 52].
Шесть лет проведенные в стенах этой гимназии, отразились на жизни будущего ингушского просветителя.
Необходимо отметить, что Ставропольская гимназия была незаурядным учебным заведением в России того времени.
Любознательный, получивший уже хорошее начальное образование мальчик попадает в благодатную атмосферу, созданную учителями гимназии, и в особенности директором – Януарием Михайловичем Неверовым. Здесь Чах оказался среди самых передовых людей того времени.
Кроме Ч. Ахриева, в разное время здесь учились представители многих горских народов. Некоторые из них стали затем известными деятелями культуры и просвещения Северного Кавказа: Кази Атажукин (Кабарда), Басият Шаханов (Балкария), Адиль-Гирей Кешев (Черкесия), Коста Хетагуров (Осетия) и др. Одновременно с Чахом Ахриевым учились в Ставропольской гимназии: Асламбек Базоркин, Саадал Ахриев (Ингушетия), Абай Шаханов и Султанбек Абаев (Балкария), братья Шанаевы – Джантемир, Ибрагим, Идрис, Ефим Газданов, Исмаил Тхостов (Осетия), Далхат Халилов (Дагестан) и др. Кроме Ч. Ахриева и А. Базоркина, за первые 50 лет существования гимназии её окончили десятки ингушей: Адиль-Гирей Долгиев, Пшемахо Дахкильгов, Кураз Мальсагов, Сай Мальсагов [Мужухоева Э.Д. Роль Ставропольской гимназии в развитии просвещения и общественной мысли Чечено-Ингушетии //Роль России в исторических судьбах народов Чечено-Ингушетии (XIII – XX в.). Грозный. 1983, с. 76- 81] и др.
Много внимания уделяли Я.М. Неверов и преподаватели гимназии пробуждению у своих учеников из пансиона для горцев устойчивого интереса к творчеству – литературному и научному. Чтобы усилить этот интерес, придать деятельности учеников целенаправленный, осмысленный характер они давали специальные задания по сбору и изучению устного народного творчества горцев, изложению основных вех истории народов Северного Кавказа, описанию их быта и нравов. Для этого ими была разработана специальная инструкция или памятка, руководствуясь которой они собрали ценный историко-этнографический материал. Затем эти материалы становились предметом обсуждения на занятиях, темой докладов на гимназических конкурсах [Кумыков Т.Х. Культура, общественно-политическая мысль и просвещение Кабарды во второй половине XIX начале-XX в. Нальчик. 2001, с.63].
Очевидно, выполнение этих заданий стало для Чаха Ахриева первым толчком к его историко-этнографическим разысканиям и публицистическим опытам.
Многие выпускники гимназии поступали затем в высшие учебные заведения России и успешно заканчивали их, пополняя число специалистов разного профиля: инженеров, медиков, историков, литераторов и т.д.
В 1868 г. Чах Ахриев, успешно окончил Ставропольскую гимназию и, поправляя здоровье, находился два года на родине, в Ингушетии. Располагая временем, он совершал поездки во все уголки края, погружался в изучение образа жизни, истории, этнографии, фольклора своего народа. Очень подробно, с большим знанием дела и к тому же ярким и выразительным русским языком он описывает содержание исторических преданий, обычаи, обряды, ритуалы, праздники – все, что испокон веков наполняло сокровищницу ингушской национальной культуры. Более того, его интересовала и история соседних народов.
Надо полагать, что большая часть фольклорных записей и этнографических работ Ч. Ахриева была выполнена им в эти два года. А затем, в течение 1871- 1873 гг. он занимался преимущественно их обработкой, дополнением и публикацией. Почти все работы Чаха Ахриева были опубликованы в «Сборнике сведений о кавказских горцах» и в «Терских ведомостях».
В 1870-1871 гг. в «Сборнике сведений о кавказских горцах» выходят четыре работы Ч. Ахриева: «Похороны и поминки у горцев», «Несколько слов о героях ингушевских сказаний», «Ингушевские праздники», «Из чеченских сказаний».
Вслед за этим, в течение 1871-1873 гг. в газете «Терские ведомости» с небольшими перерывами появляется более двух десятков различных статей и заметок Ч. Ахриева. В основном это историко-этнографические работы, написанные с отличным знанием дела и, кроме того, с большой страстью и критическим отношением к быту горцев, с конкретными предложениями по их приобщению к русской и мировой цивилизации. Вторая часть этих публикаций посвящена ингушскому фольклору. Весь этот материал был включен в следующие работы: «Об ингушевских кашах», «Присяга у ингушей», «Нравственное значение присяги у ингуш», «О характере ингуш», «О положении ингушской женщины», «Этнографический очерк ингушевского народа с приложением его сказок и преданий».
Что касается очерка под названием «Ингуши (их предания, верования и поверья)», напечатанного в восьмом томе «Сборника сведений о кавказских горцах», то это сокращенный вариант «Этнографического очерка ингушевского народа», на что указал ещё Л.П.Семенов [Семенов Л.П. Чах Ахриев. Первый ингушский краевед//Известия Ингушского НИИ краеведения. Владикавказ, 1928. Вып.1, с. 268.].
Кроме того, Л.П. Семенов обращает внимание на то, что первая статья Ч. Ахриева – «Похороны и поминки у горцев», датированная 30 мая 1868 г. была приложением к статье Н. Грабовского «Экономический и домашний быт жителей Горского участка Ингушевского округа». Из этого следует, – пишет Л.П.Семенов, — что «по-видимому, в том же году написана и дополняющая её заметка Ч. Ахриева, являющаяся его первым литературным произведением» [Семенов Л.П. Чах Ахриев. Первый ингушский краевед//Известия Ингушского НИИ краеведения. Владикавказ, 1928. Вып.1, с. 268.].
Таким образом, два года, проведенные Ахриевым на родине после окончания Ставропольской гимназии оказались самыми плодотворными в творческом плане. В скором времени, буквально через год-два, он прекращает все свои занятия публицистической и научной деятельностью. Видимо, отказ от работы, которая его так увлекла, был обусловлен целым рядом причин: занятость, оторванность от родного края, недовольство и раздражение властей; разочарование в культурной политике, проводимой царизмом на Кавказе, крушение просветительских иллюзий и др.
В 1870 г. Чах Ахриев, поступил в Нежинский лицей князя А.А. Безбородко. Директором Нежинского лицея в этот период был М.К.Чалый, друг и товарищ замечательного русского педагога К.Д. Ушинского по Новгородской гимназии [Яндаров А.Д. Ингушский просветитель – Чах Ахриев. Грозный. 1968. Яндаров А. Д. Формирование мировоззрения Чаха Ахриева. // Жур. «Вопросы философии», Москва,
1975].
Нежинский лицей был открыт в 1820 г. в память канцлера царской России князя А.А. Безбородко и приравнивался к закрытым высшим учебным заведениям для детей дворян. В лицее обучались известные в России люди, в том числе Н. В. Гоголь.
Чах Ахриев окончил Нежинский лицей в 1874 г. и первым из ингушей получил высшее образование.
Из воспоминаний внука Чаха Хаджи Рашидовича Ахриева известно, что после окончания лицея Чах возвратился на родину в аул Фуртоуг. Отца Чаха Эльмурзы уже не было в живых, по одной из версий он погиб. Все его сестры были замужем [Информатор: Ахриев Хаджи Рашидович, 1931 г.р., г. Нальчик]. Одна из сестер Чаха была замужем за Гамурзиевым [Информатор: Ахриев Гапур Ахметович,1975 г.р., г. Карабулак].
С 16 сентября 1874 г. Чах поступил на службу и работал на различных должностях в судебных и административных органах царской администрации: с 1879 по 1882 гг. — во Владикавказском окружном суде, а после этого — в Азербайджане, в городе Нуха (Елисаветпольская губерния).
Из Посемейных списков населенных пунктов Владикавказского округа Терской области за 1886 год мы видим, что в с. Фуртоуг под порядковым номером 38 числится семья «Ахриева Чага Эльмурзиевича, который имел в этом селе саклю с усадьбой и с службами. Родовой земли пахотных участков 3, дающих хлеба 4 коп, сенокосных 2, дающих сена 9 коп.». На тот период Чах был женат, имел детей. В списках числится его сын Кело Ахриев. Семейство это проживало в г. Нухи, где Ахриев служил по судебному ведомству [Посемейные списки населенных пунктов Владикавказского округа Терской области за
1886 год. Том 4. / Состав. к.и.н., профессор Т.Х. Муталиев, Магас, 2016, с.42-43].
Чах Ахриев был женат на дочери Мочко Байсагуровича Базоркина Айши (Эши) Базоркиной из древнего ингушского рода Газдиевых. С именем Мочко Байсагуровича ингуши связывают основание селения Базоркино (Мочхи- юрт) [Хамхоев В. Чаху Ахриеву – 140 лет //Журнал «Дош». 1990. № 2, с. 11.].
Интересными являются обстоятельства женитьбы Чаха Ахриева, которыми поделился в своих воспоминаниях его внук Хаджи, сын Рашид-бека.
Каждое утро Чах Ахриев из Фуртоуга ездил на работу во Владикавказ. В один из таких дней он увидел на Чугунном мосту (через Терек, недалеко от турбазы) такую сцену: толпа ингушей стоит на мосту, и их не пропускает милиция. Чах подошел к офицеру и спросил: «В чем дело? Почему людей не пропускают в город на базар? Офицер ответил, что в городе что-то произошло, и глава города Г. Баев, распорядился не пропускать ингушей. Чах представился офицеру, показал ему документы, убедил его пропустить ингушей, которые ни в чем не виноваты, и сказал, что он всю ответственность берет на себя. В результате конфликт завершился мирно. Узнав об этом эпизоде, Мочкхо Базоркин пригласил к себе Чаха. О чем они на этой встрече говорили, никто не знает, но эта беседа убедила Мочкхо, что он имеет дело с образованным человеком. После этой встречи Чах стал частым гостем в семье Мочкхо Базоркина. В городе стали говорить, что Мочкхо хочет за Чаха выдать замуж свою старшую дочь Айши, что, по всей вероятности, не совсем нравилось жене М. Базоркина. Об этом свидетельствует разговор, состоявшийся между Мочкхо и его женой. В один из вечеров Чаха не оказалось в доме Мочкхо, хотя он получил приглашение. Мочкхо спросил свою жену «удивительно, почему Чах не пришел сегодня к нам?», на что она ответила: «Он больше не придет. У меня нет дочери, которую я могла бы выдать за горца (лоамаро)». На что возмущенный Мочкхо Базоркин ответил: «Если у тебя нет дочери, которую можно выдать за лоамаро, то у меня есть» [Информатор: Ахриев Хаджи Рашидович, 1931 г.р., г. Нальчик].
У Чаха и Эши было три сына и две дочери. Старший сын, вероятно Кело [Посемейные списки населенных пунктов Владикавказского округа Терской области за 1886 год. Том 4. / Состав. к.и.н., профессор Т.Х. Муталиев, Магас, 2016] умер молодым после окончания Владикавказской гимназии. Дочь Тамара первой из ингушек-горянок получила образование и стала впоследствии учительницей. Сын Руслан работал в органах милиции, был убит в 1926 г. Трагически оборвалась и жизнь младшего его сына Рашид-бека. Он родился в 1893 г. в Фуртоуге, в родовом замке Ахриевых. Учился во Владикавказской гимназии и в Тифлиском военном училище, которое закончил в 1914 г. Участник первой мировой войны, в ходе которой дважды был ранен. В 1916 г. окончил Гатчинскую авиационную школу и был вновь направлен на фронт в качестве летчика. В боях проявлял большую храбрость, за что на его самолете была сделана надпись: «А он, мятежный, просит бури». Во время Великой Отечественной войны в составе авиагруппы особого назначения бомбил объекты врага в тылу наступающих немецко-фашистских войск. Погиб 20 января 1942 г., выполняя очередное боевое задание.
Приводя данные из биографии Ч. Ахриева, Л.П. Семенов пишет: «Обстоятельства личной жизни сложились для него не вполне благоприятно; он не имел возможности посвятить себя литературной работе, незаурядные способности к которой обнаружились в нем. Началась длительная служебная деятельность, неоднократно заставлявшая его кочевать из города в город» [Семенов Л.П. Чах Ахриев. Первый ингушский краевед//Известия Ингушского НИИкраеведения. Владикавказ, 1928. Вып.1].
Из воспоминаний проф. Л.П. Семенова и дочери Ахриева Нины мы узнаем, что он был добрым, мягким, общительным и гостеприимным человеком; кроме того, его отличала необычайная скромность, простота и честность. Он очень любил детей, и каждый раз, когда приезжал в свой родной аул Фуртоуг давал детям по одному серебряному рублю [Информатор: Ахриев Хаджи Рашидович, 1931 г.р., г. Нальчик].
Нина Чаховна в своих воспоминаниях пишет: «Отцу было не более пятидесяти лет, но выглядел он намного старше. Он был невысокого роста, с седенькой бородкой и очень усталыми, но добрыми глазами. Отец чуть прихрамывал (последствие увечья, полученного во время поездки в горы) и поэтому, никогда не разлучался с палкой — верным спутником частых поездок. Помнится, палок у него было целый десяток, и ребенком я очень любила разглядывать прекрасные фигурные изображения на них. Он никогда не ездил на фаэтоне, не признавал такого «шика» и всегда ходил пешком, как бы далек ни был путь и таким сохранился отец в моей памяти» [Ахриева Н.Ч. Воспоминания об отце //Приложение к книге Яндарова А. Д. Ингушский просветитель. Грозный, 1968, С. 53]
Считая, что её отец был, в сущности, сослан в Закавказье она пишет: «Тогда я не понимала, почему у отца усталые, грустные глаза, и только впоследствии мать рассказала мне, что жизнь у отца была нелегкой. Он очень любил свой народ, но большую часть жизни по воле властей провел в Закавказье, в неофициальной ссылке. Да, мать говорила мне, что это была ссылка, но за что отца сослали, я уже не припомню. Впоследствии я узнала, что работать среди своего народа, на его благо и процветание, просвещать его, общаться с ним, жить его чаяниями и надеждами было сокровенной мечтой отца. Но царизм почти на всю жизнь оторвал его от родного народа» [Ахриева Н.Ч. Воспоминания об отце //Приложение к книге Яндарова А. Д. Ингушский просветитель. Грозный, 1968, с. 51].
Учитывая все эти обстоятельства, можно предположить, что власти каким-то образом выказали своё недовольство деятельностью и настроениями Ч. Ахриева. Но в первую очередь как это можно предположить, это стало реакцией на его остропублицистические статьи 1871-1872 гг., содержавшие как позитивную оценку политики властей на Кавказе, так и резкую критику проявлений недоверия к местному населению, непонимания его чаяний и нужд. Вот почему, на наш взгляд, в 1874 г., после окончания Нежинского лицея Ч. Ахриева направляют не на родину, а в другой регион империи.
Длительное время и тяжело Ахриев болел сахарным диабетом. Болезнь подтачивала его организм, и это ещё больше увеличивало тоску по родине [Ахриева Н.Ч. Воспоминания об отце //Приложение к книге Яндарова А. Д. Ингушский просветитель. Грозный, 1968, С. 53.]. В конце концов, он решается оставить службу и уехать домой. 28 сентября 1912 г. после многолетней службы он подает прошение об отставке по причине расстроенного здоровья, и его увольняют в чине коллежского советника. После этого он переезжает с семьей во Владикавказ. Но жить ему оставалось недолго. 29 апреля 1914 г. Чах Эльмурзиевич Ахриев умер и был похоронен в родном ауле Фуртоуг, согласно его завещанию.
В исторической литературе нет информации каких религиозных воззрений Чах Ахриев придерживался. Автор данной работы не располагает фактическими материалами, дающими возможность ответить на этот вопрос сколько-нибудь определенно. Поэтому нам представляется правомерным дать предположительное объяснение. По преданию, отец Чаха Эльмурза не был приверженцем принятия мусульманства и поклонялся прежним ингушским богам [Информатор: Ахриев Хаджи Рашидович, 1931 г.р., г. Нальчик]. До достижения семилетнего возраста Чах рос в Фуртоуге и был свидетелем того как ингуши придерживались языческих воззрений и несомненно это наложило определенный отпечаток на его мировоззрение. Затем он попал в семью, где главными были ценности православной религии. Но доподлинно известно, что после смерти Чаха похоронили по мусульманским обычаям, на его могиле воздвигнут чурт.
Интересно отметить, и другие факты его биографии. В списках офицеров из туземцев Кавказского края, занимающих должности по гражданскому и военному ведомствам за 1897 год, Чах Эльмурзиевич Ахриев, числится в чине полковника [Алмазов И.Г. Новые именные списки ингушских офицеров Российской
Императорской армии. Вестник Ингушского научно-исследовательского института
гуманитарных наук им. Ч.Э. Ахриева, № 2, Магас, 2018, с.173-174].
Таковы были основные вехи жизненного и творческого пути ингушского просветителя Ч.Э. Ахриева. Его именем названы улицы в Ингушетии. Имя первого ингушского ученого- этнографа, кавказоведа носит Ингушский научно-исследовательский институт гуманитарных наук.
======================================
С
2001 года Ингушский научно-исследовательский институт гуманитарных наук носит имя первого ингушского ученого, просветителя, этнографа и историка Ч.Э. Ахриева
Между тем:
"Так это было..." ШЕРИП АСУЕВ:
10 декабря 1990 г. 09 ч. 20 м. Именем шейха Мансура назван аэропорт
города Грозного. Такое решение принял Президиум Верховного Совета
республики. Этим же указом одна из центральных площадей столицы
переименована в честь командира Красной Армии Асланбека Шерипова. А 22 имя ингушского просветителя Чаха Ахриева будет носить Чечено-
Ингушский НИИ истории, социологии и филологии.
===================================
АЛБАСТ ЦЕХАРОВИЧ ТУТАЕВК большому сожалению, ингуши сегодня мало знают об Албасте Цехаровиче Тутаеве, современнике Чаха Ахриева, который по крупицам собирал материалы об ингушах, об их родословии, обычаях, традициях, вероисповедании, башенных комплексах и т.д. Я часто спрашивал себя, как мог этот обширный материал остаться за пределами внимания ингушских историков, журналистов. «Ведь должны же труды самобытного ингушского этнографа где-то находиться?» — задавался я вопросом. И вот недавно мне крупно повезло. В разговоре с племянником Идриса Базоркина Алаудином Мурадовичем Базоркиным узнал, что его отец — Мурад Муртузович — еще в 1934 году, будучи кандидатом исторических наук, переписал объемный (800 рукописных листов в 10 толстых тетрадей) труд Албаста Цехаровича, представляющий, как мы его сегодня называем, полевой материал — записи рассказов цепких на память ингушских стариков. И потому, что эти рассказы воспроизводили неписаную нашу историю 17-18 веков, наш быт далекой старины, записи Албаста Тутаева уникальны сами по себе. Некоторые фрагменты многогранного материала этнографа А.Ц.Тутаева будут мною использоваться в моей работе то ли в изложении, то ли в виде цитат.
Но прежде хотелось бы сказать несколько слов о самом Албасте Цехаровиче Тутаеве и его близких. В начале 60-х годов 19 века в числе первых поселенцев с. Насыр-Корт были два брата Цезнито и Цехар. До этого они жили в основанном ими недалеко от с. Даби-Юрт (Нижние Ачулуки) хуторе Тутаевых. Военная администрация того времени, дислоцировавшаяся в крепости Назрань, разрешило Тутаевым поселиться в Насыр-Корте. А один из братьев — Цезнито был назначен интендантом царских войск. За эту службу Цезнито неоднократно поощрялся.
Интересная деталь — из шести дочерей Цезнито четыре служили врачами на фронтах Великой Отечественной войны. В памяти народной останется подвиг старшей из них, кандидата медицинских наук Асият Тутаевой, попавшей в руки немцев и казненной ими в Ленинградской области.
Об Албасте Цехаровиче Тутаеве, племяннике Цезнито нам известно меньше. Знаем только, что он дослужился до звания штабс-капитан. Занимался этнографией. Составил на ингушском языке лунный календарь. Брат Албаста Заурбек после Владикавказского реального училища учится в Санкт-Петербурге. Но за революционную деятельность был отчислен. Активно участвовал в гражданской войне. Был на ответственных должностях в Ингушской автономной области. В 1937 году подвергся репрессии.
Что касается подлинных записей А. Ц. Тутаева, с которых я начал свое повествование, то они хранились сначала в Ингушском, а после — в Чечено-Ингушском научно-исследовательском институте истории, языка и литературы. Однако после нашего возвращения из ссылки они исчезли. Есть предположение, что перед депортацией вайнахов тутаевские тетради, осознавая их ценность, взял и сохранил до нашего возвращения известный наш земляк, брат Жанеты Зязиковой Идрис Хантыгов. В период бомбежки Грозного российскими войсками в 1996 году Идрис Хантыгов погиб.
Вспомнил Идриса Хантыгова. И почему-то захотелось сделать некоторое отступление от темы изложения. В период своей работы заведующим кафедрой физики в Грозненском нефтяном институте я хорошо знал Идриса. Его дочь училась в нашем институте, а затем занималась наукой с доцентом Ножай Тепсаевым. Идрис Хантыгов был высоко интеллигентным, всесторонне образованным человеком. Все, кто знал его, отмечали в нем неподдельный патриотизм. Думаю, правильно буду понятым, если скажу, что такие люди, как он, формируют нравственный стержень нации, определяют ее честь. Они умеют вовлекать в круг своего общения людей, подобных себе. В моей памяти навсегда останутся встречи с замечательным человеком и патриотом, старшим братом моего незабвенного друга Мурада Дидигова Зелимханом, которые, как правило, проходили с участием Идриса Хантыгова. Вообще, мне повезло на дружбу и товарищество с настоящими ингушами. С теплотой вспоминаю своих коллег по нефтяному институту, больших моих друзей, безвременно ушедших в благословенный мир — доцентов кафедры физики Хаматхана Гадоевича Баркинхоева и Данила Османовича Ахриева. Кстати сказать, Хаматхан Гадоевич и Султан Магомедович Мальсагов, ныне работающий заведующим кафедрой информатики Ингушского госуниверситета, были первыми среди ингушей кандидатами физико-математических наук.
Вспоминая об этих людях, ловлю себя на мысли о том, что общение с Идрисом Хантыговым, Зелимханом Дидиговым и другими помогало нам преодолевать трудности того, не очень благожелательного для нас периода нашего становления в нефтяном институте. Как тут не вспомнить телеграмму Зелимхана Дидигова, полученную мною в связи с выходом в 1968 году в зарубежном журнале моей статьи «Физика твердого тела». «Надо же, — подумалось мне тогда, — живет в Грозном, мог поздравить по телефону или устно при встрече. А он умудрился отстучать поздравление телеграммой». Теперь же я нахожу в поступке Зелимхана Дидигова мудрость старших братьев — другая форма поздравления не сохранилась бы в памяти, а телеграмму храню как дорогую реликвию среди старых писем. Да и потом — это было не просто поздравление, а выражение чувств радости и, если хотите, гордости за, пусть и незначительные, успехи ингушей, отлученных сталинским произволом от нормальных процессов самосовершенствования. Ведь все, чего достигали мы, было результатом неимоверных усилий над обузданием обстоятельств, в которых оказался наш народ. Многие из нас жаждали знаний, понимая, что только через образование можно обрести поруганное равноправие среди наших народов. Не всем, правда, удавалось утолить эту жажду. Но в нашей семье культ знаний был возведен на очень высокую высоту. В период нашей ссылки отец, Уматгирей Хасботович, отбывал свой восьмилетний срок по политической 58-й статье. Мать, Хава Исаевна, оставшаяся одна без мужа, приложила все усилия к тому, чтобы все пятеро ее детей занимались в школе и продолжали вузовское образование. Из далекой Тайшетской тюрьмы отец писал нам: «Учеба! Еще раз учеба! Знание — это ваше светлое будущее. Держитесь, преодолевая невзгоды и трудности до моего возвращения!» В 1947 году на имя матери приходит письмо из другой области Казахстана от не очень близкого нам троюродного дяди Салмана Озиева, ныне здравствующего столетнего патриарха ингушской поэзии и словесности, человека, посвятившего всего себя делу прозрения ингушского народа и сегодня активно работающего над проблемами генеалогии таргимхоевских фамилий. Я часто привожу своим студентам в высокой степени мудрые слова из того полувековой давности письма, обращенные к нам, детям: «Ученье в молодости — резьба на камне. Ученье в старости — затея на песке». Сегодня, когда образование утрачивает престижность, а нравственность стало делом второстепенным, эти слова имеют особый смысл.
Да простит меня читатель за столь просторное отступление от упомянутых в начале записей Албаста Тутаева. Но выхваченные памятью эпизоды той далекой поры в связи с упоминанием Идриса Хантыгова всколыхнули воспоминания о былых временах, которые запали в душу как пора наших дерзновений. На эти дерзновения нас настраивали старшие товарищи. По возвращению из ссылки я перевелся из Казахского госуниверситета в Грозненский нефтяной институт. Здесь, в Грозном, мне часто приходилось по разным поводам общаться с дядей Дошлоко. Почетной для себя я считал миссией привозить его к нам домой или же отвозить к себе обратно. Дошлоко Дохович Мальсагов в то время руководил Чечено-Ингушским НИИ истории, языка и литературы. Будучи сам высокообразованным человеком, Дошлоко Дохович усиленно добивался открытия при Чечено-Ингушском пединституте национального факультета. В этом вопросе ему активно помогали Халид Ошаев и мой старший брат Алихан, работавший в то время на кафедре иностранных языков. Активность, которую он проявлял в решении данной проблемы, свидетельствовала о его искреннем желании дать возможность чеченцам, ингушам наверстать упущенное за годы ссылки в сфере образования. Все встречи с Дошлоко Доховичем лично мне давали возможность прочувствовать важность получения знаний. Они, эти встречи, безусловно, сыграли существенную роль в моем становлении. Кстати, о способности Дошлоко Мальсагова заражать людей желанием учиться сегодня можно часто услышать от бывших его студентов. Тогда, после нашего возвращения из ссылки, такой настрой был нам, молодым, очень нужен. Нам нужен был ориентир, к которому мы бы стремились. Таким ориентиром и были для нас старшие товарищи.
Сегодня, работая над новой книгой о далеком и не очень далеком прошлом нашего народа, я убеждаюсь в том, что силу ингушам давали авторитетные люди. Они своим поведением, действиями завоевывали авторитет среди ингушей и сами в любых ситуациях оставались ингушами. Как бы пафосно это не звучало, еще более двух столетий назад авторитетные ингуши закладывали для нас наш сегодняшний день. И вполне логично, чтобы мы знали о них как можно больше. Их жизнь, их дела — наше прошлое, которое в большей мере не по нашей вине остается мало изученным. Буду рад, если новая книга, работа над которой только начинается, хотя бы в мизерной доле выполнит эту задачу.
Ахмет Мальсагов,
профессор
