ХЕВСУРЫ
Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867) - Арнольд Зиссерман; стр. 217-220:
При Грузино-Имеретинской синодальной конторѣ въ Тифлисѣ была учреждена особая „Осетинская духовная контора“ вѣдавшая всю духовную часть въ горскихъ христіанскихъ округахъ. По ея распоряженію строились церкви въ Осетіи, Хевсуріи, Пшавіи, Сванетіи, Абхазіи и другихъ мѣстахъ Кавказа, населенія коихъ считались христіанскими и сохранившими много слѣдовъ дѣйствительной, относительно недавней принадлежности къ православію. Но, Боже мои, какія это были церкви! Благочиннымъ отпускалось на каждый такой храмъ по триста рублей, и за эти деньги онъ брался хозяйственннымъ способомъ выстроить зданіе по одному нормальному плану. Легко себѣ представить, какая церковь воздвигалась на эти средства, изъ коихъ нельзя же не выгадать было благочинному экотміи, въ какомъ-нибудь горномъ ущельи, къ которому, кромѣ вьючной тропинки, никакого другого доступа нѣтъ. Изъ мѣстнаго плитняка складывался небольшой сарайчикъ или амбарчикъ, отличавшійся отъ обыкновенная сарайчика только тѣмъ, что надъ крышей строилось маленькое извѣстной формы возвышеніе, украшенное неболыпимъ желѣзнымъ крестомъ и въ немъ привѣшивался средней величины валдайскій колокольчикъ, да все это зданіе выбѣливалось известкой...
Вотъ и все отличіе отъ сакли горца. Окончивъ постройку, отецъ благочинный составлялъ актъ, подпнсывавшійся священникомъ и свидѣтельствовавшійся мѣстнымъ начальникомъ, являлся въ Тифлисъ въ осетинскую контору. Тамъ благодѣтели устраивали повѣрку и утвержденіе отчетности, нововоздвигнутый храмъ вносился въ списки и къ нему назначался священникъ, съ годовымъ жалованьемъ въ 150 руб. Понятно, что идти на 150 рублей содержанія въ непроходимую трущобу, къ людямъ полудикимъ, грубымъ, бѣднымъ, молящимся своимъ капищамъ, соблюдающимъ разные языческіе обряды и преклоняющимся предъ своими хитрыми, эксплуатирующими ихъ деканозами, враждебно относящимися къ священнику и всякой попыткѣ вводить церковную службу, охотниковъ не находилось. Идти на встрѣчу всевозможнымъ лишеніямъ, нуждѣ, невзгодамъ и даже опасностями обрекать себя на одинокую безсемейную жизнь (семейство брать съ собою было немыслимо, по неимѣнію никакого помѣщенія, никакихъ средствъ къ жизни и опасенію за самое существованіе), оставаться къ тому же безъ всякаго дѣла, потому что народъ ни въ церковь ходить, ни къ исполненію христіанскихъ требъ прибѣгать не выказывалъ никакой наклонности, подвергаться, наконецъ, презрительному, враждебному обращенію могъ рѣшиться развѣ миссіонеръ, человѣкъ, готовый посвятить себя всецѣло служенію идеѣ возстановленія православія среди заблудшихъ. Но таковыхъ не находилось. Что же оставалось дѣлать? Брали причетниковъ, особенно изъ имеретинъ, полуграмотныхъ, никакихъ надеждъ на посвященіе въ санъ іерея не имѣвшихъ, бѣдныхъ, и говорили имъ: хочешь быть священникомъ и получать 150 р. жалованья, иди въ Хевсурію. Онъ соглашался. И вотъ являлся новый служитель алтаря среди невѣжественныхъ язычниковъ проповѣдывать имъ слово Христово. Пѣшкомъ, съ гудой (кожаный мѣшокъ) за спиной, наполненною нищенскимъ запасомъ бѣлья и другой рухлядиг да хлѣбомъ, пробирался онъ чрезъ горы къ своему мѣсту. Христа-ради ютился въ углу сакли какого-нибудь хевсура, котораго долженъ былъ угощать хоть изрѣдка табакомъ, развлекать разсказами; переносилъ насмѣшки, какъ человѣкъ безъ оружгя (нерѣдко хевсуръ, бывало, кликнеть ему: „э мгвдело, т, е. батька, подай-ка мнѣ огня на трубку“). Промается мѣсяцъ-другой безъ всякаго дѣла, безъ всякой надобности, приплетется чрезъ горы въ Тіонеты къ отцу благочинному на поклонъ, выпросить часть жалованья и у во льнете домой въ Имеретію къ семьѣ, протащится туда — все пѣшкомъ — дней десять, пробудетъ мѣсяцъ-другой дома, и опять тѣмъ же порядкомъ возвратится, чтобъ чрезъ нѣкоторое время повторить снова то же странствіе, пока какой-нибудь счастливый случай, нежданный благодѣтель или раздобытыя средства не устроятъ за долговременную службу въ горахъ перевода въ имеретинскую епархію, хоть и въ бѣдный приходикъ, но, по крайней мѣрѣ, среди своихъ, среди кровныхъ и близкихъ людей. Затѣмъ осиротѣвшій хевсурскій приходъ остается годъ-другой вакантнымъ, пока новый, посвященный изъ безграмотныхъ причетниковъ духовный отецъ не появится среди своей паствы.
Нѣтъ правила безъ исключенія, и я встрѣтилъ въ горахъ двухъ священниковъ, заслуживавпіихъ лучшей участи. Одинъ въ Шатилѣ, хотя изъ имеретинскихъ причетниковъ, но достаточно развитый, хорошо писавшій по-грузински, вполнѣ сознававшій свое грустное положеніе и свое безсиліе въ служеніп дѣлу. Не имѣя надежды попасть въ священники иначе, какъ согласившись отправиться въ Шатиль, онъ вынужденъ былъ принять это назначеніе и жилъ мечтой когда-нибудь дождаться перевода въ свою родную Имеретію. какъ освобожденія изъ тяжкой кабалы. Другой былъ благочинный въ Осетіи, отецъ Домети, умный, энергическій человѣкъ, принявшій монашество; съ этимъ монахомъ я познакомился гораздо позже, при разъѣздахъ по осетинскимъ церквамъ, о чемъ буду разсказывать еще въ своемъ мѣстѣ впослѣдствіи.
Не помню, по какому именно поводу, но по дѣламъ церковнымъ представился я однажды въ Тифлисѣ экзарху Грузіи, высокопреосвященному Исидору, нынѣ митрополиту с.-петербургскому, и былъ принять съ полнымъ вниманіемъ и лаской. Владыка весьма подробно разспрашивалъ меня о языческихъ обрядахъ хевсуръ и пшавовъ, положеніи нашихъ церквей и священниковъ и т. п. Я ничего не скрылъ предъ нимъ. Онъ чрезвычайно соболѣзновалъ обо всемъ этомъ, жаловался на крайнюю скудость средствъ, поручилъ мнѣ по возможностя поддерживать священниковъ; а при прощаніи просилъ всякій разъ, въ пріѣзды въ Тифлисъ, посѣщать его. Послѣ этого я, въ течете пребыванія высокопреосвященнаго Исидора за Кавказомъ, имѣлъ честь еще много разъ у него бывать, удостоиваясь всегда того же благосклоннаго вниманія, особенно когда дѣло касалось благоустройства на пожертвованія изъ Москвы и Петербурга осетинскихъ церквей. Въ одно такое посѣщеніе я имѣлъ удовольствіе исходатайствовать моему пріятелю, шатильскому священнику, нереводъ въ Изіеретію и сообщить ему это радостное извѣстіе.
Съ тѣхъ поръ прошли десятки лѣтъ. Въ началѣ шестидесятыхъ годовъ учреждено „Общество возстановленія православія на Кавказѣ“, снабженное значительными средствами, и, судя по появлявшимся изрѣдка отчетамъ его, судьба церквей и духовенства въ горахъ должна была измѣниться къ лучшему; но дѣйствительные результаты мнѣ неизвѣстны и странно, въ печати что то не встрѣчается свѣдѣній о положеніи дѣлъ этого общества. Если же все осталось по-старому, то возстановленіе православія и побѣда надъ язычествомъ едва ли и сотни лѣтъ еще сдѣлаютъ какіе-нибудь замѣтные шаги...
=======================================
ТУШИНЫ
Двадцать пять лет на Кавказе (1842–1867) - Арнольд Зиссерман; стр. 237-241:
Тушины исповѣдуютъ христіанскую вѣру греко-восточной церкви. Эпоху водворенія между ними религіи нужно отнести къ незапамятнымъ временамъ царствованія первыхъ христіанскихъ царей Грузіи. Впрочемъ, судя по множеству развалинъ церквей въ горахъ, можно полагать, что евангельское ученіе нѣкогда господствовало между большинствомъ кавказскихъ племенъ. Изустныя преданія и даже разсказы очевидцевъ, помнящихъ давно былое, подтверждают это предположеніе.
Одинъ столѣтній кистинъ разсказывалъ, что и они „когда-то молились въ церкви, развалины коей до сихъ поръ видны. Тогда умножились мусульмане и завладѣли ихъ горами, тогда по ауламъ на ослицахъ разъѣзжали муллы и держа ихъ, ребятъ, за руки, учили Исламизму“. Уваженіе къ именамъ нѣкоторыхъ христіанскихъ святыхъ, употребленіе крестовъ понынѣ сохранилось между многими горскими мусульманами.
Непрерывная борьба кавказскихъ племенъ съ персіянами и турками имѣла сильное вліяніе на судьбу вѣры въ Тушетіи. Для поддержанія ея, тушины, при помощи грузинскихъ царей, постоянно должны были вести войну съ мусульманскими горцами. Множество преданій и древнихъ пѣсенъ объ этихъ столквовеніяхъ до сихъ поръ сохранились у тушинъ. Но при всемъ этомъ, безпрестанный звукъ оружія заглушалъ голосъ проповѣдниковъ; духовенство, гонимое врагами грузинской церкви, не въ состояніи было поддержать падающаго христіанства въ Тушетіи. Наконецъ, тамъ вовсе не стало священниковъ; богослуженіе прекратилось; церкви ветшали, разрушаясь отъ времени и рукъ непріятельскихъ.
Чтобы по возможности удержать въ памяти правила религіи, тушины сооружали каменные жертвенники въ замѣнъ церквей и на прежнихъ мѣстахъ ихъ, во имя тѣхъ же святыхъ. Къ новому жертвеннику требовалось принести крестъ, образъ или камень отъ церкви, находящейся въ Грузіи, отъ капища въ Пшавіи или Хевсуріи, воздвигнутыхъ во имя того же святого. Кромѣ этого для каждаго жертвенника дѣлались хоругви, такіяже, о какихъ я уже упоминалъ у хевсуръ и пшавцевъ, носящихъ названіе дроши. Надзоръ надъ этими хоругвями ввѣряли нарочно избраннымъ деканозамъ, званіе коихъ въ послѣдствіи сдѣлалось наслѣдственнымъ. Совершая религіозные обряды, они держали отъ себя народъ въ почтительномъ отдаленіи, въ продолженіе извѣстнаго времени, въ особенности предъ наступленіемъ жертвоприношенія, должны были соблюдать чистоту и цѣлэмудріе, не прикасаться къ тру памъ мертвыхъ, къ новорожденным не ѣсть мяса, свинины, куръ и соблюдать множество, суевѣрныхъ правилъ, исполненіе которихъ отчасти возлагается и на прихожанъ.
Во время праздника деканозы должны приходить къ салоцави (молельня), сзывать народъ къ молитвѣ и жертвоприноніенію, состоящему изъ хлѣба, разпыхъ напитковъ и животныхъ. Жертвы эти приносятся въ капище, гдѣ главный дзканозъ, взявъ въ одну руку пучокъ пйлающихъ свѣчей, а въ другую священную хоругвь, приказывалъ другимъ деканозамъ взять остальные хоругви и утвари, обращался съ особенною важностью лица къ востоку и величественно- протяжнымъ голосомъ, потрясая знаменемъ, произносилъ слѣдующую молитву: „Боже великій! Прежде всего да восхвалитса и прославится достойно имя Твое, ибо небо и земля «суть царствіѳ Твое. И Пресвятая Дѣва Марія, Матерь Божія, слава и благодареніе Тебѣ! Прослави Боже Твоихъ святыхъ, покровителей нашихъ, чрезъ которыхъ изливается на насъ Твоя милость. Святой Георгій Цоватисъ-Тавскій, Св. Феодоръ, имена которыхъ славны предъ Богомъ, вамъ приносятся сіи малые и скудные дары. Примите ихъ достойно и свято. Требуйте ихъ отъ насъ и не лишайте своего покровительства и ходатайства у Бога. Услышите воззванія и призрите на предстоящихъ со смиреніемъ, готовыхъ исполнить свои обѣты. Умножите потомство, пошлите обиліе и богатство на скотъ и земные плоды наши, возрастите родителямъ дѣтей, не имѣющимъ даруйте ихъ. Удостоивайте насъ благополучно встрѣчать лѣто съ побѣдой надъ врагами. Богомъ прославленный и побѣдоносный Св. Георгій Лашарскій, царица Тамара, образъ Хахматскій, образъ Копала Коратіонскаго, Пицело Догуставскій, Цораулъ Додикурскій, Св. Лазарь, Іоаннъ Креститель Алавердскій, Св. Архангелъ и всѣ святые горные и дальные, молимъ васъ со смиреннымъ и чистымъ сердцемъ: простите согрѣшенія наша. Избавьте насъ отъ вѣчной погибели и наказанія. Не предавайте въ руки мусульманскія. Сопутствуйте намъ вашею помощью при переходѣ изъ долинъ въ горы и обратно. Враговъ и злонамѣренныхъ людей, идущихъ на стада наши, совращайте съ пагубнаго пути ихъ. Призовемъ ли васъ противу враговъ, не отказывайте въ прославленіи именъ нашихъ. Пошлите успѣхъ въ набѣгахъ и на охотѣ. Преслѣдуемъ ли враговъ, то помогайте въ погонѣ; бѣжимъ ли отъ нихъ, посылайте защиту. Даруйте избавленіе отъ всякихъ бѣдъ, заразъ, проклятія, злого привидѣнія, ;наводненія, усилившагося врага, разрушенія горъ, заваловъ, огня, съ колѣнопреклоненіемъ молящимъ васъ, мужскому и женскому полу. Аминь.“
По окончаніи молитвы, народъ прикладывается къ хоругвямъ и священнымъ вещамъ. Деканозъ сжигаетъ свѣчой клочокъ шерсти на лбу животныхъ обреченныхъ жертвѣ, закалываетъ и сбрасываетъ ихъ съ горы; поэтому вокругъ капищъ все мѣсто залито кровью. Деканозы орошаютъ ею иногда жертвенники ж проводятъ на лбу себѣ * и другимъ крести.
Жертвоприношенія сопровождаются скачкой, ружейною стрѣльбой въ цѣль, разными народными увеселеніями и оканчиваются церемоніальнымъ ходомъ деканозовъ вокругъ жертвенника и воззваніемъ къ народу, привыкшему вѣровать имъ, какъ вдохновеннымъ свыше.
Часто одно слово деканозовъ рѣшало важнѣйшія дѣла въ Тушетіи. Предсказывая хорошій конецъ, они нерѣдко возбуждали народъ къ набѣгамъ на непріятеля и сами въ нихъ участвовали съ своими хоругвями.
Само собою, для пріобрѣтенія такого вліянія, деканозы, люди смышленые, должны были прибѣгать къ разнымъ хитростямъ: ведя строгую жизнь, увѣряли народъ, что въ нихъ обитаетъ святой духъ, не допускающій ихъ прикасаться ни къ чему нечистому. Въ доказательство наитія, предсказывали многія, напередъ соображенныя происшествія. Во время жертвоприношеній, при стеченіи народа, выпускали скрытыхъ у себя голубей, для убѣжденія, что божество присутствуете съ ними въ образѣ голубиномъ. Деканозы не только были прорицателями, но и другихъ, мужчинъ и женщинъ, употребляли къ тому орудіемъ. И вообще они поступали въ дѣлѣ предсказаній и обманыванія народа точно такъ же, какъ я говорилъ при описаніи обычаевъ хевсуръ.
Важнѣйшіе и богатѣйшіе по сокровищамъ жертвенники въ Тушетіи, куда во время праздниковъ стекается весьма много поклонниковъ: Хитано (въ Гомецарскомъ обществѣ, Цадкихла (въ Цовскомъ обществѣ) и Чигое (въ Пирикительскомъ).
Деканозы запрещаютъ подходить къ жертвенникамь всѣмъ вообще женщинамъ, исключая только очень старыхъ, и мужчинамъ, прикасавшимся въ продолженіе шести недѣль родильницъ.
...
стр.. 244
Между тушинами доселѣ сохраняется суевѣрное обыкновеніе избѣгать прикосновенія къ покойникамъ. Поэтому никого не допускаютъ умереть дома. Едва замѣтятъ приближеніе смерти, тотчасъ выносятъ его въ сѣни и, наплакавшись надъ нимъ вдоволь, стараются похоронить какъ можно скорѣе. Прикасавшіеся къ мертвому не должны ни съ кѣмъ имѣть сообщенія и въ теченіе мѣсяца жить отдѣльно. Все это делается, по мнѣнію ихъ, для большей чистоты и въ угодность цейдрой (святымъ).
Тушины вѣрятъ въ безсмертіе души и даже имѣютъ понятіе, весьма темное, о будущей жизни. Одни думаютъ, что люди на томъ свѣтѣ живутъ такою же матеріальною жизнью— бѣдно или богато, и чѣмъ больше пожертвованій покойнику отъ живыхъ, тѣмъ душѣ его будетъ лучше, чѣмъ больше закалываютъ на его, поминкахъ животныхъ, тѣмъ ц у нега ихъ будетъ больше. Другіе полагають, что тѣни душъ всѣхъ умершихъ обитаютъ въ какомъ-то царствѣ полумрака, въ ожиданіи будущаго рѣшенія своей участи.
Бывали примѣры что тушинскіе наѣздники хладнокровно бросались въ самыя жаркія сѣчи и умирали съ восторгомъ при мысли что они будутъ оплакиваемы какъ герои, что пѣсни объ ихъ дѣяніяхъ зазвучать на устахъ красавицъ (и женщины у нихъ действительно большею частью красавицы) и воспламенять соревнование храбрыхъ, что память объ нихъ дойдетъ до поздняго потомства и имена ихъ будутъ причислена къ сонму тѣхъ, о которыхъ разсказы съ такимъ благоговѣніемъ ходятъ по разнымъ селамъ.
