Александр Солженицын. Как нам обустроить Россию
Источник: Специальный выпуск. Брошюра к газете "Комсомольская правда" от 18 сентября 1990 г.
*БЛИЖАЙШЕЕ*Часы коммунизма - свое отбили.
Но бетонная постройка его еще не рухнула.
И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами.
МЫ - НА ПОСЛЕДНЕМ ДОКАТЕКто из нас теперь не знает наших бед, хотя и покрытых лживой статистикой? Семьдесят лет влачась за слепородной и злокачественной марксо-ленинской утопией, мы положили на плахи или спустили под откос бездарно проведенной, даже самоистребительной, "Отечественной" войны - треть своего населения. Мы лишились своего былого изобилия, уничтожили класс крестьянства и его селения, мы отшибли самый смысл выращивать хлеб, а землю отучили давать урожаи, да еще заливали ее морями болотами. Отходами первобытной промышленности мы испакостили окружности городов, отравили реки, озера, рыбу, сегодня уже доконечно губим последнюю воду, воздух и землю, еще и с добавкой атомной смерти, еще и прикупая на хранение радиоактивные отходы с Запада. Разоряя себя для будущих великих захватов под обезумелым руководством, мы вырубили свои богатые леса, выграбили свои несравненные недра, невосполнимое достояние наших правнуков, безжалостно распродали их за границу.
Специальный выпуск. Брошюра к газете "Комсомольская правда" от 18 сентября 1990 г.
Специальный выпуск. Брошюра к газете "Комсомольская правда" от 18 сентября 1990 г.
Изнурили наших женщин на ломовых неподымных работах, оторвали их от детей, самих детей пустили в болезни, в дикость и в подделку образования. В полной запущи у нас здоровье, и нет лекарств, да даже еду здоровую мы уже забыли, и миллионы без жилья, и беспомощное личное бесправие разлито по всем глубинам страны, - а мы за одно только держимся: чтоб не лишили нас безуемного пьянства.
Но так устроен человек, что всю эту бессмыслицу и губление нам посильно сносить хоть и всю нашу жизнь насквозь - а только бы кто не посягнул обидеть, затронуть нашу нацию! Тут - уже нас ничто не удержит в извечном смирении, тут мы с гневной смелостью хватаем камни, палки, пики, ружья и кидаемся на соседей поджигать их дома и убивать.
Таков человек: ничто нас не убедит, что наш голод, нищета, ранние смерти, вырождение детей - что какая-то из этих бед первей нашей национальной гордости!
И вот почему, берясь предположить какие-то шаги по нашему выздоровлению и устройству, мы вынуждены начинать не со сверлящих язв, не с изводящих страданий - но с ответа: а как будет с нациями? в каких географических границах мы будем лечиться или умирать? А уже потом – о лечении.
А ЧТО ЕСТЬ РОССИЯ?Эту "Россию" уже затрепали-затрепали, всякий ее прикликает ни к ляду, ни к месту. И когда чудовище СССР лез захватывать куски Азии или Африки - тоже во всем мире твердили: "Россия, русские"...
А что же именно есть Россия? Сегодня. И - завтра (еще важней). Кто сегодня относит себя к будущей России? И где видят границы России сами русские?
За три четверти века - при вдолбляемой нам и прогрохоченной "социалистической дружбе народов" - коммунистическая власть столько запустила, запутала и намерзила в отношениях между этими народами, что уже и путей не видно, как нам бы вернуться к тому, с прискорбным исключением, спокойному сожитию наций, тому даже дремотному неразличению наций, какое было почти достигнуто в последние десятилетия предреволюционной России. Еще б, может, и не упущено разобраться и уладить - да не в той лихой беде, как буре, завертевшей нас теперь. Сегодня видится так, что мирней и открытей для будущего: кому надо бы разойтись на отдельную жизнь, так и разойтись. И именно при этом всеместном национальном изводе, заслоняющем нам остальную жизнь, хоть пропади она, при этой страсти, от которой сегодня мало кто в нашей стране свободен.
Увы, многие мы знаем, что в коммунальной квартире порой и жить не хочется. Вот - так сейчас у нас накалено и с нациями.
Да уже во многих окраинных республиках центробежные силы так разогнаны, что не остановить их без насилия и крови - да и не надо удерживать такой ценой! Как у нас все теперь поколесилось - так все равно "Советский Социалистический" развалится, все равно! - и выбора настоящего у нас нет, и размышлять-то не над чем, а только - поворачиваться проворней, чтоб упредить беды, чтобы раскол прошел без лишних страданий людских, и только тот, который уже действительно неизбежен.
И так я вижу: надо безотложно, громко, четко объявить: три прибалтийских республики, три закавказских республики, четыре среднеазиатских, да и Молдавия, если ее к Румынии больше тянет, эти одиннадцать - да! - НЕПРЕМЕННО И БЕСПОВОРОТНО будут отделены. (А о процессе отделения - страницами ниже.)
О Казахстане. Сегодняшняя огромная его территория нарезана была коммунистами без разума, как попадя: если где кочевые стада раз в год проходят - то и Казахстан. Да ведь в те годы считалось: это совсем неважно, где границы проводить,- еще немножко, вот-вот, и все нации сольются в одну. Проницательный Ильич-первый называл вопрос границ "даже десятистепенным". (Так - и Карабах отрезали к Азербайджану, какая разница - куда, в тот момент надо было угодить сердечному другу Советов - Турции.) Да до 1936 года Казахстан еще считался автономной республикой в РСФСР, потом возвели его в союзную. А составлен-то он - из южной Сибири, южного Приуралья, да пустынных центральных просторов, с тех пор преображенных и восстроенных - русскими, зэками да ссыльными народами. И сегодня во всем раздутом Казахстане казахов – заметно меньше половины. Их сплотка, их устойчивая отечественная часть – это большая южная дуга областей, охватывающая с крайнего востока на запад почти до Каспия, действительно населенная преимущественно казахами. И коли в этом охвате они захотят отделиться - то и с Богом.
И вот за вычетом этих двенадцати - только и останется то, что можно назвать Русь, как называли издавна (слово "русский" веками обнимало малороссов, великороссов и белорусов), или - Россия (название с XVIII века) или, по верному смыслу теперь: Российский Союз.
И все равно - еще останется в нем сто народов и народностей, от вовсе немалых до вовсе малых. И вот тут-то, с этого порога - можно и надо проявить нам всем великую мудрость и доброту, только от этого момента можно и надо приложить все силы разумности и сердечности, чтоб утвердить плодотворную содружность наций, и цельность каждой в ней культуры, и сохранность каждого в ней языка.
СЛОВО К ВЕЛИКОРОССАМЕще в начале века наш крупный государственный ум С. Е. Крыжановский предвидел: "Коренная Россия не располагает запасом культурных и нравственных сил для ассимиляции всех окраин. Это истощает русское национальное ядро".
А ведь то сказано было - в богатой, цветущей стране, и прежде всех миллионных истреблений вашего народа, да не слепо подряд, а уцеленно выбивавших самый русский ОТБОР.
А уж сегодня это звучит с тысячекратным смыслом: нет у нас сил на окраины, ни хозяйственных сил, ни духовных. Нет у нас сил на Империю! - и не надо, и свались она с наших плеч: она размозжает нас, и высасывает, и ускоряет нашу гибель.
Я с тревогой вижу, что пробуждающееся русское национальное самосознание во многой доле своей никак не может освободиться от пространно-державного мышления, от имперского дурмана, переняло от коммунистов никогда не существовавший дутый "советский патриотизм" и гордится той "великой советской державой", которая в эпоху чушки Ильича-второго только изглодала последнюю производительность наших десятилетий на бескрайние и никому не нужные (и теперь вхолостую уничтожаемые) вооружения, опозорила нас, представила всей планете как лютого жадного безмерного захватчика - когда наши колени уже дрожат, вот-вот мы свалимся от бессилия. Это вреднейшее искривление нашего сознания: "зато большая страна, с нами везде считаются", - это и есть, уже при нашем умирании, беззаветная поддержка коммунизма. Могла же Япония примириться, отказаться и от международной миссии и от заманчивых политических авантюр - и сразу расцвела.
Надо теперь жестко выбрать: между Империей, губящей прежде всего нас самих, - и духовным и телесным спасением нашего же народа.
Все знают: растет наша смертность, и превышает рождения, - мы так исчезнем с Земли! Держать великую Империю - значит вымертвлять свой собственный народ. Зачем этот разнопестрый сплав? - чтобы русским потерять свое неповторимое лицо? Не к широте Державы мы должны стремиться, а к ясности нашего духа в остатке ее. Отделением двенадцати республик, этой кажущейся жертвой - Россия, напротив, освободит сама себя для драгоценного ВНУТРЕННЕГО развития, наконец обратит внимание и прилежание на саму себя. Да в нынешнем смешении - какая надежда и на сохранение, развитие русской культуры? все меньшая, все идет - в перемес и в перемол.
К сожалению, этот мираж "единонеделимства" 70 лет несла через свою нищету и беды и наша стойкая, достойная русская эмиграция. Да ведь для "единонеделимца" 1914 года - и Польша "наша" (взбалмошная фантазия Александра I "осчастливить" ее своим попечительством), и никак "отдать" ее нельзя. Но кто возьмется настаивать на этом сегодня?
Неужели Россия обеднилась от отделения Польши и Финляндии? Да только распрямилась. И так - еще больше распрямимся от давящего груза "среднеазиатского подбрюшья", столь же необдуманного завоевания Александра II, - лучше б эти силы он потратил на недостроенное здание своих реформ, на рождение подлинно народного земства.
Наш философ этого века Ив. А. Ильин писал, что духовная жизнь народа важней охвата его территории или даже хозяйственного богатства; выздоровление и благоденствие народа несравненно дороже всяких внешних престижных целей.
Да окраины уже реально отпадают. Не ждать же нам, когда наши беженцы беспорядочно хлынут оттуда уже миллионами.
Надо перестать попугайски повторять: "мы гордимся, что мы русские", "мы гордимся своей необъятной родиной", "мы гордимся...".
Надо понять, что после всего того, чем мы заслуженно гордились, наш народ отдался духовной катастрофе Семнадцатого года (шире: 1915-1932), и с тех пор мы - до жалкости не прежние, и уже нельзя в наших планах на будущее заноситься: как бы восстановить государственную мощь и внешнее величие прежней России. Наши деды и отцы, "втыкая штык в землю" во время смертной войны, дезертируя, чтобы пограбить соседей у себя дома, - уже тогда СДЕЛАЛИ ВЫБОР за нас – пока на одно столетие, а то, смотри, и на два. Не гордиться нам и советско-германской войной, на которой мы уложили за 30 миллионов, вдесятеро гуще, чем враг, и только утвердили над собой деспотию. Не "гордиться" нам, не протягивать лапы к чужим жизням, - а осознать свой народ в провале измождающей болезни, и молиться, чтобы послал нам Бог выздороветь, и разум действий для того.
А если верно, что Россия эти десятилетия отдавала свои жизненные соки республикам, - так и хозяйственных потерь мы от этого не понесем, только экономия физических сил.
СЛОВО К УКРАИНЦАМ И БЕЛОРУСАМСам я - едва не на половину украинец, и в ранние годы рос при звуках украинской речи. А в скорбной Белоруссии я провел большую часть своих фронтовых лет, и до пронзительности полюбил ее печальную скудость и ее кроткий народ.
К тем и другим я обращаюсь не извне, а как СВОЙ.
Да народ наш и разделялся на три ветви лишь по грозной беде монгольского нашествия да польской колонизации. Это все – придуманная невдавне фальшь, что чуть не с IX века существовал особый украинский народ с особым не-русским языком. Мы все вместе истекли из драгоценного Киева, "откуду русская земля стала есть", по летописи Нестора, откуда и засветило нам христианство. Одни и те же князья правили нами: Ярослав Мудрый разделял между сыновьями Киев, Новгород и все протяжение от Чернигова до Рязани, Мурома и Белоозера; Владимир Мономах был одновременно и киевский князь и ростово-суздальский; и такое же единство в служении митрополитов. Народ Киевской Руси и создал Московское государство. В Литве и Польше белорусы и малороссы сознавали себя русскими и боролись против ополяченья и окатоличенья.
Возврат этих земель в Россию был всеми тогда осознаваем как ВОССОЕДИНЕНИЕ.
Да, больно и позорно вспомнить указы времен Александра II (1863, 1876) о запрете украинского языка в публицистике, а затем и в литературе, - но это не продержалось долго, и это было из тех умопомрачных окостенений и в управительной, и в церковной политике, которые подготовляли падение российского государственного строя.
Однако и суетно-социалистическая Рада 1917 года составилась соглашением политиков, а не была народно избрана. И когда, переступив от федерации, объявила выход Украины из России - она не опрашивала всенародного мнения.
Мне уже пришлось отвечать эмигрантским украинским националистам, которые втверживают Америке, что "коммунизм - это миф, весь мир хотят захватить не коммунисты, а русские" (и вот - "русские" уже захватили Китай и Тибет, так и стоит уже 30 лет в законе американского Сената).
Коммунизм - это такой МИФ, который и русские, и украинцы испытали на своей шее в застенках ЧК с 1918 года. Такой МИФ, что выгреб в Поволжьи даже семенное зерно, и отдал 29 русских губерний засухе и вымирательному голоду 1921-22 года. И тот же самый МИФ предательски затолкал Украину в такой же беспощадный голод 1932-33. И вместе перенеся от коммунистов общую кнуто-расстрельную коллективизацию, - неужели мы этими кровными страданиями не соединены?
В Австрии и в 1848 галичане еще называли свой национальный совет - "Головна Русска Рада". Но затем в отторгнутой Галиции, при австрийской подтравке, были выращены искаженный украинский ненародный язык, нашпигованный немецкими и польскими словами, и соблазн отучить карпатороссов от русской речи, и соблазн полного всеукраинского сепаратизма, который у вождей нынешней эмиграции прорывается то лубочным невежеством, что Владимир Святой "был украинец", то уже невменяемым накалом: нехай живе коммунизм, абы сгубились москали! [Прим. скан. - По-украински пишется: "нехай живе комунiзм, аби згубились москалi!"]
Еще бы нам не разделить боль за смертные муки Украины в советское время. Но откуда этот замах: по живому отрубить Украину (и ту, где сроду старой Украины не было, как "Дикое Поле" кочевников - Новороссия, или Крым, Донбасс и чуть не до Каспийского моря). И если "самоопределение нации" - так нация и должна свою судьбу определять сама. Без всенародного голосования - этого не решить.
Сегодня отделять Украину - значит резать через миллионы семей и людей: какая перемесь населения; целые области с русским перевесом; сколько людей, затрудняющихся выбрать себе национальность из двух; сколькие - смешанного происхождения; сколько смешанных браков - да их никто "смешанными" до сих пор не считал. В толще основного населения нет в тени нетерпимости между украинцами и русскими.
Братья! Не надо этого жестокого раздела! - это помрачение коммунистических лет. Мы вместе перестрадали советское время, вместе попали в этот котлован - вместе и выберемся.
И за два века - какое множество выдающихся имен на пересечении наших двух культур. Как формулировал М. П. Драгоманов: "Неразделимо, но и не смесимо." С дружелюбием и радостью должен быть распахнут путь украинской и белорусской культуре не только на территории Украины в Белоруссии, но и Великороссии. Никакой насильственной русификации (но и никакой насильственной украинизация, как с конца 20-х годов), ничем не стесненное развитие параллельных культур, в школьные классы на обоих языках, по выбору родителей.
Конечно, если б украинский народ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пожелал отделиться - никто не посмеет удерживать его силой. Но - разнообразна эта обширность, и только МЕСТНОЕ население может решать судьбу своей местности, своей области,- а каждое новообразуемое при том национальное меньшинство в этой местности - должно встретить такое же ненасилие к себе.
Все сказанное полностью относится и к Белоруссии, кроме того, что там не распаляли безоглядного сепаратизма.
И еще: поклониться Белоруссии и Украине мы должны за чернобыльское бедовище, учиненное карьеристами и дураками советской системы, - и исправлять его, чем сможем.
СЛОВО К МАЛЫМ НАРОДАМ И НАРОДНОСТЯМИ после всех отделений ваше государство все равно, неизбежно, останется многонародным, хотя мы не гонимся за тем.
Для некоторых, даже и крупных, наций, как татары, башкиры, удмурты, коми, чуваши, мордва, марийцы, якуты, - почти что и выбора нет: непрактично существовать государству, вкруговую охваченному другим. У иных национальных областей - будет внешняя граница, и если они захотят отделяться - запрета не может быть и здесь. (Да еще и не во всех автономных республиках коренная народность составляет большинство.)
Но при сохранении всей их национальной самобытности в культуре, религии, экономике - есть им смысл и остаться в Союзе.
Как показало в XX веке создание многих малых государственных образований - это непосильно обременяет их избытком учреждений, представительства, армией, отсекает от пространных территорий разворота торговли и общественной деятельности. Так и горские кавказские народы, пред революцией столь отличавшиеся в верности российскому трону, вероятно еще поразмыслят, есть ли расчет им отделяться. Не крупный Российский Союз нуждается в примыкании малых окраинных народов, но они нуждаются в том больше. И - исполать им, если хотят с нами.
В советской показной и лживой государственной системе присутствуют, однако, и верные, если честно их исполнять, элементы.
Таков - Совет Национальностей, палата, где должен быть услышан, не потерян голос и самой наималейшей народности. И вместе с тем справедлива нынешняя иерархия: "союзных республик" – автономных республик - автономных областей - и национальных округов. Численный вес народа не должен быть в пренебрежении, отказываться от этой пропорциональности - путь к хаосу; так может прозябать ООН, но не жизнеспособное государство.
Крымским татарам, разумеется, надо открыть полный возврат в Крым.
Но при плотности населения XXI века Крым вместителен для 8-10 миллионов населения - и стотысячный татарский народ не может себе требовать ВЛАДЕНИЯ им.
И наконец - наималейшие народности: ненцы, пермяки, эвенки, манси, хакасцы, чукчи, коряки... и не перечислить всю дробность. Все они благополучно жили в царской "тюрьме народов", а к вымиранию поволокли их мы, коммунистический Советский Союз. Сколько зла причинила им окаянщина нашей администрации и наша хищная и безмозглая индустрия, неся гибель и отраву их краям, выбивая из-под этих народностей последнюю жизненную основу, особенно тех, чей объем так угрожающе мал, что не дает им бороться за выживание. Надо успеть - подкрепить, оживить и спасти их! Еще не вовсе поздно.
Каждый, и самый малый, народ - есть неповторимая грань Божьего замысла. Перелагая христианский завет, Владимир Соловьев написал: "Люби все другие народы, как свой собственный."
XX век содрогается, развращается от политики, освободившей себя от всякой нравственности. Что требуется от любого порядочного человека, от того освобождены государства и государственные мужи. Пришел крайний час искать более высокие формы государственности, основанные не только на эгоизме, но и на сочувствии.
ПРОЦЕСС РАЗДЕЛЕНИЯИтак, объявить о несомненном праве на полное отделение тех двенадцати республик - надо безотлагательно и твердо. А если какие-то из них заколеблются, отделяться ли им? С той же несомненностью вынуждены объявить о НАШЕМ отделении от них - мы, оставшиеся. Это - уже слишком назрело, это необратимо, будет взрываться то там, то сям; все уже видят, что вместе нам не жить. Так не тянуть взаимное обременение.
Еще этот мучительный и затратный процесс разделения отяжелит первый переходный период для всех нас, первую пору нового развития: сколько еще нужно средств, средств, когда их и так нет. Однако лишь это разделение прояснит нам прозор будущего.
Но самогО реального отделения нельзя произвести никакой одноминутной декларацией. Всякое одностороннее резкое действие – это повреждение множества человеческих судеб и взаимный развал хозяйства.
И это не должно быть похоже, как бежали португальцы из Анголы, отдав ее беспорядку и многолетней гражданской войне. С этого момента должны засесть за работу комиссии экспертов всех сторон. Не забудем и: как безответственно-небрежна была советская прометка границ. В каких-то местах может понадобиться уточненная, по истинному расселению, в каких-то - и местные плебисциты под беспристрастным контролем.
Конечно, вся эта разборка может занять несколько лет.
Перед миллионами людей встанет тяжелый вопрос: оставаться, где они живут, или уезжать? - а это связано с разорением всей их жизни, быта и нуждою в значительной помощи. (И не только для русских с окраин, но и окраинных уроженцев, живущих ныне в России.) Куда ехать? где новый кров? как дожить до новой работы? Это должно стать не личной бедой, а заботой вот этих комиссий экспертов и государственных компенсаций. И каждое новосозданное государство должно дать четкие гарантии прав меньшинств.
И еще сложней: как наладится безболезненная разъемка народных хозяйств или установление торгового обмена и промышленного сотрудничества на независимой основе.
И вот только в ходе этой работы и даже лишь по окончании ее перед каждым государственным образованием подымутся его подлинные Проблемы, а не тот заядлый "национальный вопрос", который так натер шею нам теперь, что перекосил все чувства и всю действительность.
Из того будущего разительные неожиданности проступают нам и сейчас. Так нетерпеливо жаждет национальной независимости Грузия! (Впрочем, Россия не завоевывала ее насильственно, а только Ленин в 1921.)
А вот уже сегодня: притеснение абхазцев, притеснение осетин и недопуск на исконную родину высланных Сталиным месхов, - неужели это и есть желанная национальная свобода?
За что б мы ни взялись, над чем бы ни задумались в современной политической жизни - никому из нас не ждать добра, пока наша жестокая воля гонится лишь за нашими ИНТЕРЕСАМИ, упуская не то что Божью справедливость, но самую умеренную нравственность.
НЕОТЛОЖНЫЕ МЕРЫ РОССИЙСКОГО СОЮЗАЗа три четверти века так выбедняли мы, засквернели, так устали, так отчаялись, что у многих опускаются руки, и уже кажется: только вмешательство Неба может нас спасти.
Но не посылается Чудо тем, кто не силится ему навстречу.
И судьба наших детей, и наша воля к жизни, и наше тысячелетнее прошлое, и дух ваших предков, перелившийся же как-то в нас, - помогут найти силы преодолеть и это, и это все.
И хоть не отпущено нам времени размышлять о лучших путях развития и составлять размеренную программу, и обречены мы колотиться, метаться, затыкать пробоины, обтесняют нас первосущные нужды, вопиющие каждая о своем, о своем, - не должны мы терять хладнокровия и предусмотрительной мудрости в выборе первых мер.
Я не берусь в одиночку перечислять их: должны сойтись на совет здравые практические умы, на сотрудничество - лучшие энергии. Рыдает все в нашем сегодняшнем хозяйстве, и надо искать ему путь, без этого жить нельзя. И надо же скорей открыть людям трудовой смысл, ведь уже полвека никому нет никакого расчета работать! и некому хлеб выращивать, и некому за скотом ходить. И миллионы обитают так, что и жилищами назвать нельзя, или по двадцать лет в гнойных общежитиях. И нищенствуют все старики и инвалиды. И загажены наши дивные когда-то просторы промышленными свалками, изрыты чудовищным бездорожьем. И мстит природа, неблагодарно презренная нами, и расползаются радиоактивные пятна Чернобыля, да не только его.
И ко всему теперь вот - готовить переселение соотечественникам, теряющим жительство? Да, неизбежно.
И - откуда же набрать средств?
А до каких же пор мы будем снабжать и крепить – неспособные держаться тиранические режимы, насаженные нами в разных концах Земли, - этих бездонных расхитчиков нашего достояния? - Кубу, Вьетнам, Эфиопию, Анголу, Северную Корею, нам же - до всего дело! и это еще не все названы, еще тысячами околачиваются наши "советники", где ни попало. И столько крови пролито в Афганистане - жалко и его упустить? Гони деньги и туда?.. Это все - десятки миллиардов в год.
Вот кто на это даст отрубный единомгновенный отказ - вот это будет государственный муж и патриот.
А до каких пор и зачем нам выдувать все новые, новые виды наступательного оружия? да всеокеанский военный флот? Планету захватывать? А это все - уже сотни миллиардов в год. И это тоже надо отрубить - в одночас. Может подождать - и Космос.
А еще - льготное снабжение Восточной Европы нашим на все страдательным сырьем. Пожили "социалистическим лагерем" - и хватит. За страны Восточной Европы - радуемся, и пусть живут и цветут свободно, - а платят за все по мировым ценам.
И этого мало? Так пресечь безоглядные капитальные вложения в промышленность, не успевающие ожить.
Наконец - необозримое имущество КПСС, об этом уже все говорят.
Награбили народного добра за 70 лет, попользовались. Конечно, уже не вернут ничего растраченного, разбросанного, расхищенного,- но отдайте хоть что осталось: здания, и санатории, и специальные фермы, в издательства,- и живите на свои членские взносы. (И за чисто партийный стаж - платите и пенсии сами, не от государства.)
И всю номенклатурную бюрократию, многомиллионный тунеядный управительный аппарат, костенящий всю народную жизнь, - с их высокими зарплатами, поблажками да специальными магазинами, - кончаем кормить!
Пусть идут на полезный труд, и сколько выручат. При новом порядке жизни четыре пятых министерств и комитетов тоже не станут нужны.
Вот отовсюду от этого - и деньги.
А на что ушло пять, скоро шесть лет многошумной "перестройки"? На жалкие внутрицекашные перестановки. На склепку уродливой искусственной избирательной системы, чтобы только компартии не упустить власть. На оплошные, путаные и нерешительные законы.
Нет, не откроется народного пути даже к самому неотложному, и ничего дельного мы не достигнем, пока коммунистическая ленинская партия не просто уступит пункт конституции - но полностью устранится от всякого влияния на экономическую и государственную жизнь, полностью уйдет от управления нами, даже какой-то отраслью нашей жизни или местностью. Хотелось бы, чтоб это произошло не силовым выжиманием и вышибанием ее - но ее собственным публичным раскаянием: что цепью преступлений, жестокостей и бессмыслия она завела страну в пропасть и не знает путей выхода. Вот чему пора, а не состраивать теперь для позорной преемственности новую РКП, принимать всю кровь и грязь на русское имя и волочиться против хода истории. Такое публичное признание партией своей вины, преступности и беспомощности стало бы хоть первым разрежением нашей густо-гнетущей моральной атмосферы.
А еще высится над нами - гранитная громада КГБ, и тоже не пускает нас в будущее. Прозрачны их уловки, что именно сейчас они особенно нужны - для международной разведки. Все видят, что как раз наоборот.
Вся цель их - существовать для себя, и подавлять всякое движение в пароде. Этому ЧКГБ с его кровавой 70-летней злодейской историей – нет уже ни оправдания, ни права на существование.
ЗЕМЛЯДля чего-то же дано земле - чудесное, благословенное свойство плодоносить. И - потеряны те скопления людей, кто не способен взять от нее это свойство.
Земля для человека содержит в себе не только хозяйственное значение, но и нравственное. Об этом убедительно писали у нас Глеб Успенский, Достоевский, да не только они.
Ослабление тяги к земле - большая опасность для народного характера. А ныне крестьянское чувство так забито в вытравлено в нашем народе, что, может быть, его уже и не воскресить, опоздано перепоздано.
Как вводится сегодняшняя аренда - больше обман и издевательство, ни толку ни ряду, только хуже погубят охоту у людей, потянувшихся к земле. Арендаторы остаются в гнущей зависимости от колхозно-совхозных властей, и те могут вволю беззаконствовать. Под аренду выделяются часто худшие, заброшенные земли, и подороже берут за них, и инвентарь по завышенной цене, а продукцию вынуждают сдавать подешевле; то не дают обещанных кормов, то отбирают взятых на откорм животных, пропали и труд, и деньги; а "сельхозтехника" может внезапно нарушить договор.
Да участок земли - это еще не свобода крестьянина, нужен же и свободный рынок, и доступный транспорт, и кредит, и ремонт техники, и строительный материал.
За все реформы мы беремся как похуже - так и тут. Только губят дело и отбивают у людей последнюю веру в обещания власти.
Вообще по сравнению с колхозами - личная аренда (и не от колхозов, а от местного самоуправления) несомненный шаг к улучшению нашего сельского хозяйства. В норме, установленной для данной местности (в соответствии с кадастром), - аренда пожизненная и с неограниченной передачей по наследству; с отобранием участка лишь в случае небрежного землеуходства, но не от болезни семьи арендатора; с правом добровольного отказа от участка - и в этом случае оплатой арендатору того, что он вложил в землю и возвел на ней. (И для всего этого совсем не нужен специальный административный аппарат над арендаторами: подобные случаи не будут многочисленны, и с ними управится местное земство.)
Однако при нынешней нашей отвычке от земли (и оправданном недоверии к властям, уже столько раз обманывавшим) - арендой, может быть, уже людей и не привлечь. К тому ж, земельная аренда и не выдерживает экономической конкуренции с частной собственностью на землю, при которой и гарантировано длительное улучшение земли, а не истощение, и только при ней мы можем рассчитывать, что наше сельское хозяйство не будет уступать западному. И предвидя и требуя самодеятельности во ВСЕХ областях жизни - как же не допустить ее с землей? Отказать деревне в частной собственности - значит закрыть ее уже навсегда.
Но введение ее должно идти с осторожностью. Уже при Столыпине были строгие ограничения, чтобы земля попадала именно в руки крестьян земледельцев, а не крупных спекулянтов или на подставные имена, через "акционерные общества". А сегодня искоренено наше крестьянское сословие, вымерло; и больше развязанной ловкости у анонимных спекулянтов из теневой экономики, уже накопивших первичные капиталы; и нынешняя подкупная администрация не способна на четкий контроль, - сегодня, под маркой же "акционерных обществ", "организаций", "кооперативов", могли бы скупать едва ли не латифундии и затем сажать арендаторов уже от себя. (Не говоря уже о покупке земли иностранцами.)
Такие покупки во всяком случае не должны быть допущены. Если земля окажется расхватана крупными владельцами - это сильно стеснит жизнь остальных. (Да и не можем мы такое допустить в предвидении близкого перенаселения всей планеты, тогда и нашей страны.)
Покупка земли должка производиться со льготами многолетней рассрочки, и в налогах тоже. Ограничение земельного участка предельными (для данной местности) размерами - само по себе никак не стесняет трудового смысла и трудовой свободы. Напротив: усилия каждого хозяина будут направлены не на широту владения, а на улучшение обработки, интенсивность методов. Что наши люди могут при этом - и в самых изнудительно-враждебных стеснениях от власти - творить чудеса, уже показано на крохотных приусадебных клочках, кормивших страну при дутой колхозной системе.
Ограничение размеров оставляет земельные резервы для раздачи малых участков земли - и рабочим, желающим иметь свой огородный урожай, и горожанам, ищущим отдушину от закупоренной жизни. И эта раздача - должна быть бесплатной (только бы обрабатывали!); этот же размер входил бы бесплатной частью и земледельцам, покупающим землю.
И для всех них - земля должна найтись.
ХОЗЯЙСТВОСтолыпин говорил: нельзя создать правового государства, не имея прежде независимого гражданина: социальный порядок первичней и раньше всяких политических программ.
А - независимого гражданина не может быть без частной собственности.
За 70 лет в наши мозги втравили бояться собственности и чураться наемного труда как нечистой силы - это большая победа Идеологии над нашей человеческой сущностью. (Как и весь облик западной экономики внедряли в наши мозги карикатурно.)
Но обладание умеренной собственностью, не подавляющей других, - входит в понятие личности, дает ей устояние. А добросовестно выполненный и справедливо оплаченный наемный труд - есть форма взаимопомощи людей и ведет к доброжелательности между ними.
И зачем нам еще цепляться за централизованную холостую, идеологически "регулируемую" экономику, приведшую всю страну к нищете? - только чтобы содержать паразитический аппарат, иначе ему не останется и последнего оправдания?
Конечно, тот удар, который испытают миллионы неготовых непривычных людей от перехода к рыночной экономике, должен быть предельно смягчен.
К счастью (к несчастью!) у нас есть для этого тот много многомиллиардный валютный отток бюджета, только что перечислено, на что мы его распропащаем.
Скоро шесть лет - а шумливая "перестройка" еще ведь и не коснулась целебным движением ни сельского хозяйства, ни промышленности. А ведь эта растяжка - это годы страданья людей, вычеркиваемые из жизни.
Но и перенимать бездумным перехватом чужой тип экономики, складывавшийся там веками и по стадиям, - тоже разрушительно. Я не имею экономических знаний и менее всего отваживаюсь тут на точные предложения. Какой именно процедурой возможен переход от сплошь государственных предприятий к частным и кооперативным; какие тут финансовые условия должны быть предусмотрены; что именно из нынешнего государственного имущества останется в руках государства, в том числе из транспорта, флота, лесов, вод, земель, недр, а в какой доле они должны быть уступлены вЕдению областному и местному; на чьем бюджете будет социальное обеспечение, образование, жилищное строительство; какие потребуются новые трудовые законы, - о том есть уже много конкретных разработок у экономистов, хотя друг с другом и сильно несогласных.
Но в общем виде мне кажется ясным, что надо дать простор здоровой частной инициативе и поддерживать и защищать все виды мелких предприятий, на них-то скорей всего и расцветут местности, - однако твердо ограничить законами возможность безудержной концентрации капитала, ни в какой отрасли не дать создаваться монополиям, контролю одних предприятий над другими. Монополизация грозит ухудшением товаров: фирма может позволить себе, чтобы спрос не угасал, выпускать изделия недолговечные. Веками гордость фирм и владельцев вещей была неизносность товаров, ныне (на Западе) - оглушающая вереница все новых, новых кричащих моделей, а здоровое понятие РЕМОНТА - исчезает: едва подпорченная вещь вынужденно выбрасывается и покупается новая, - прямо напротив человеческому чувству самоограничения, прямой разврат.
К этому надо добавить еще и психологическую чуму роста цен - это в развитых-то странах: при росте производительности труда - цены не падают, а растут! пожирающее экономическое пламя, а не прогресс.
(Старая Россия по веку жила с неизменными ценами.)
Нельзя допустить напор собственности и корысти - до социального зла, разрушающего здоровье общества. Противомонопольным законодательством необходимо в пределах любого вида производства регулировать непомерный рост сильно укрупненными налогами. Банки - нужны как оперативные центры финансовой жизни, но - не дать им превратиться в ростовщические наросты и стать негласными хозяевами всей жизни.
Так же в общем виде кажется ясным, что ценою нашего выхода из коммунизма не должна быть кабальная раздача иностранным капиталистам ни наших недр, ни поверхности вашей земли, ни, особенно, - лесов. Это опаснейшая идея: чтО загублено нашим внутренним беспорядьем – теперь пытаться спасать через иностранный капитал. Он будет литься к нам тогда, когда обнаружит у нас для себя высокую прибыльность.
Но не заманивать к нам западный капитал на условиях, льготных для него и унизительных для нас, только придите и володейте нами, - этой расторговли потом не исправить, обратимся в колонию. (Хотя: за советские три четверти века мы и скатились на уровень колонии, а какой же иной?..) Допускать его - в твердом русле: чтобы вносимое им экономическое оживление не превышалось ни уносимой прибылью, ни разорением нашей природной среды. Тогда и мы ускорим наше качественное выравнивание с развитыми странами.
Но - не окончательно же забиты и забыты трудовые свойства нашего народа. Видим мы, как японцы вышли из падения и даже взнеслись не иностранными вливаниями, а своей высокой трудовой моралью. Как только снимется государственный гнет над каждым нашим действием и оплата станет справедливой - сразу поднимется качество труда и повсюду засверкают наши умельцы. Если и нескоро мы достигнем такого уровня, чтоб наши товары имели международный спрос, - то для страны нашего размера и богатства возможно немалое время обходиться и внутренним рынком.
Однако никакая нормальная хозяйственная жизнь, разумеется, несовместима с нынешней рабской милицейской "пропиской".
Надо нам научиться уважать (и отличать от хищничества, на взятках, в обокрад управленческой рухляди) - здоровую, честную, умную частную торговлю: она - живит и скрепляет общество, она нужна нам из первых.
Я вовсе не берусь высказывать предположений по вопросам финансовым, бюджетным и налоговым. Но ясно, что наряду со строгим природоохранным надзором и ощутимыми штрафами за порчу окружающей среды - должны финансово поощряться все природоустроительные усилия и восстановление традиционных производственных ремесел.
ПРОВИНЦИЯСтанет или не станет когда-нибудь наша страна цветущей - решительно зависит не от Москвы, Петрограда, Киева, Минска, - а от провинции. Ключ к жизнеспособности страны и к живости ее культуры – в том, чтоб освободить провинцию от давления столиц, и сами столицы, эти болезненные гиганты, освободились бы от искусственного переотягощения своим объемом и необозримостью своих функций, что лишает и их нормальной жизни. Да они не сохранили и нравственных оснований подменять собой возрожденье страны, после того как провинция на 60 лет была отдана голоду, унижениям и ничтожности.
Вся провинция, все просторы Российского Союза вдобавок к сильному (и все растущему по весу) самоуправлению должны получить полную свободу хозяйственного и культурного дыхания. Наша родина не может жить самоценно иначе, как если укрепятся, скажем, сорок таких рассеянных по ее раскинутости жизненных и световых центров для своих краев, каждый из них - средоточие экономической деятельности и культуры, образования, самодостаточных библиотек, издательств, - так чтобы все окружное население могло бы получать полноценное культурное питание, и окружная молодежь для своего обучения и роста - все не ниже качеством, чем в столицах. Только так может соразмерно развиваться большая страна.
Вокруг каждого из таких сорока городов - выникнет из обморока и самобытность окружного края. Только при таком рассредоточении жизни начнут повсюду восстанавливаться загубленные и строиться новые местные дороги, и городки, и села вокруг.
И это особенно важно - для необъятной Великой Сибири, которую мы с первых же пятилеток ослепленно безумно калечили вместо благоденственного развития.
И здесь, как и во многом, наш путь выздоровления – с низов.
СЕМЬЯ И ШКОЛАХотя неотложно все, откуда гибель сегодня, - а еще неотложней закладка долгорастущего: за эти годы нашего кругового наверстывания - что будет тем временем созревать в наших детях? от детской медицины, раннего выращивания детей - и до образования? Ведь если этого не поправить сейчас же, то и никакого будущего у нас не будет.
О многобедственном положении женщины у нас - знают все, и все уже говорят, тут нет разнотолковщины, и нечего доказывать. И о падении рождаемости, о детской смертности, и о болезненности рожденных, об ужасающем состоянии родильных домов, ясель и детских садов.
Нормальная семья - у нас почти перестает существовать. А болезнь семьи - это становая болезнь и для государства. Сегодня семья - основное звено спасения нашего будущего. Женщина - должна иметь возможность вернуться в семью для воспитания детей, таков должен быть мужской заработок. (Хотя при ожидаемой безработице первого времени это не удастся так прямо: иная семья и рада будет, что хоть женщина сохранила пока работу.)
И такая ж неотсрочная наша забота - школа. Сколько мы выдуривались над ней за 70 лет! - но редко в какие годы она выпускала у нас знающих, и то лишь по доле предметов, да и таких-то - только в отобранных школах крупных городов, а Ломоносову провинциальному, а тем более деревенскому - сегодня никак бы не появиться, не пробиться, такому - нет путей (да прежде всего - "прописка"). Подъятие школ должно произойти не только в лучших столичных, но - упорным движением от нижайшего уровня и на всех просторах родины. Эта задача - никак не отложнее всех наших экономических. Школа наша давно плохо учит и дурно воспитывает. И недопустимо, чтобы должность классного воспитателя была почти не оплаченным добавочным бременем: она должна быть возмещена уменьшением требуемой с него учебной нагрузки. Нынешние программы и учебники по гуманитарным наукам все обречены если не на выброс, то на полнейшую переработку. И атеистическое вдалбливание должно быть прекращено немедленно.
А начинать-то надо еще и не с детей - а с учителей, ведь мы их-то всех забросили за край прозябания, в нищету; из мужчин, кто мог, ушли с учительства на лучшие заработки. А ведь школьные учителя должны быть отборной частью нации, призванные к тому: им вручается все наше будущее. (А - в каких институтах мы учили нынешних, и какой идеологической дребедени? Начинать менять, спасать истинные знания - надо с программ институтских.)
В скором будущем надо ждать, очевидно, и частных платных школ, обгоняющих общий подъем всей школы, - для усиления отдельных предметов и сторон образования. Но в тех школах не должно быть безответственного самовольства программ, они должны находиться под наблюдением и контролем земских органов образования.
Упущенная и семьей и школой, наша молодежь растет если не в сторону преступности, то в сторону неосмысленного варварского подражания чему-то, заманчивому исчужа. Исторический Железный Занавес отлично защищал нашу страну ото всего хорошего, что есть на Западе: от гражданской нестесненности, уважения к личности, разнообразия личной деятельности, от всеобщего благосостояния, от благотворительных движений, - но тот Занавес не доходил до самого-самого низу, и туда подтекала навозная жижа распущенной опустившейся "поп-масс-культуры", вульгарнейших мод и издержек публичности, - и вот эти отбросы жадно впитывала наша обделенная молодежь: западная - дурит от сытости, а наша в нищете бездумно перехватывает их забавы. И наше нынешнее телевидение услужливо разносит те нечистые потоки по всей стране.
(Возражения против всего этого считаются у нас дремучим консерватизмом. Но, поучительно заметить, как о сходном явлении звучат тревожные голоса в Израиле: "Ивритская культурная революция была совершена не для того, чтобы наша страна капитулировала перед американским культурным империализмом и его побочными продуктами", "западным интеллектуальным мусором".)
Уже все известно, писалось не раз: что гибнут книжные богатства наших библиотек, полупустуют читальни, в забросе музеи. Они-то все нуждаются в государственной помощи, они не могут жить за счет кассовых сборов, как театры, кино и художественные выставки. (А вот спорт, да в расчете на всемирную славу, никак не должен финансироваться государством, но - сколько сами соберут; а рядовое гимнастико атлетическое развитие дается в школе.)
ВСЁ ЛИ ДЕЛО В ГОСУДАРСТВЕННОМ СТРОЕПриходится признать: весь XX век жестоко проигран нашей страной; достижения, о которых трубили, все - мнимые. Из цветущего состояния мы отброшены в полудикарство. Мы сидим на разорище. Сегодня у нас горячо обсуждается: какое государственное устройство нам отныне подходит, а какое нет, - а этим, мол, все и решится. И еще: какая б новая хлесткая партия или "фронт" нас бы теперь повели к успехам.
Но сегодня воспрять - это не просто найти удобнейшую форму государственного строя и скороспешно сочинить к нему замечательную конституцию, параграф 1-й, параграф 45-й. Надо оказаться предусмотрительней наших незадачливых дедов-отцов Семнадцатого года, не повторить хаос исторического Февраля, не оказаться снова игрушкой заманных лозунгов и захлебчивых ораторов, не отдаться еще раз добровольно на посрамление.
Решительная смена властей требует ответственности и обдуманья. Не всякая новозатейщина обязательно ведет прямо к добру. Наши несравненные в 1916 году критики государственной системы – через несколько месяцев, в 1917, получив власть, оказались совсем не готовы к ней и все загубили. Ни из чего не следует, что новоприходящие теперь руководители окажутся сразу трезвы и прозорливы. Вот, победительный критик гнусной СИСТЕМЫ (как он назвал ее из обходливой осторожности), едва избравшись к практическому делу, тут же и проявил нечувствие по отношению к родине, питающей столицу. Москва уже 60 лет кормится за счет голодной страны, с начала 30-х годов она молчаливо пошла на подкуп от властей, разделить преимущества, и оттого стала как бы льготным островом, с другими материальными и культурными условиями, нежели остальная коренная Россия. Оттого переменилась и психология московской имеющей голос публики, она десятилетиями не выражала истинных болей страны.
Вот, в кипении митингов и нарождающихся партиек мы не замечаем, как натянули на себя балаганные одежды Февраля - тех злоключных восьми месяцев Семнадцатого года. А иные как раз заметили и с незрячим упоением восклицают: "Новая Февральская революция!" (Для точности совпадения высунулись уже и черные знамена анархистов.)
После людожорской полосы в три четверти века, если мы уже так дорого заплатили, если уж так сложилось, что мы оказались на том краю государственного спектра, где столь сильна центральная власть, - не следует нам спешить опрометчиво сдвигаться в хаос: анархия – это ПЕРВАЯ гибель, как нас научил 1917 год.
Государству, если мы не жаждем революции, неизбежно быть плавно преемственным и устойчивым. И вот уже созданный статут потенциально сильной президентской власти нам еще на немалые годы окажется полезным. При нынешнем скоплении наших бед, еще так осложненном и неизбежным разделением с окраинными республиками, - невозможно нам сразу браться решать вместе с землей, питанием, жильем, собственностью, финансами, армией - еще и государственное устройство тут же. Что-то в нынешнем государственном строе приходится пока принять просто потому, что оно уже существует.
Конечно, постепенно мы будем пересоставлять государственный организм. Это надо начинать не все сразу, а с какого-то краю. И ясно, что: снизу, с мест. При сильной центральной власти терпеливо и настойчиво расширять права МЕСТНОЙ жизни.
Конечно, какая-то определенная политическая форма постепенно будет нами принята, - по нашей полной политической неопытности скорей всего не сразу удачная, не сразу наиболее приспособленная к потребностям именно нашей страны. Надо искать СВОЙ путь. Сейчас у вас самовнушение, что нам никакого собственного пути искать не надо, ни над чем задумываться, - а только поскорей перенять, "как делается на Западе".
Но на Западе делается - еще ой как по-разному! у каждой страны своя традиция. Только нам одним - не нужно ни оглядываться, ни прислушиваться, что говорили у нас умные люди еще до нашего рождения.
А скажем и так: государственное устройство - второстепеннее самого воздуха человеческих отношений. При людском благородстве – допустим любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве - невыносима и самая разливистая демократия. Если в самих людях нет справедливости и честности - то это проявится при любом строе.
Политическая жизнь - совсем не главный вид жизни человека, политика - совсем не желанное занятие для большинства. Чем размашистей идет в стране политическая жизнь - тем более утрачивается душевная.
Политика не должна поглощать духовные силы и творческий досуг народа.
Кроме ПРАВ человек нуждается отстоять и душу, освободить ее для жизни ума и чувств.
А САМИ-ТО МЫ - КАКОВЫ?Источник силы или бессилия общества - духовный уровень жизни, а уже потом - уровень промышленности. Одна рыночная экономика и даже всеобщее изобилие - не могут быть венцом человечества. Чистота общественных отношений - основней, чем уровень изобилия. Если в нации иссякли духовные силы - никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит. Среди всех возможных свобод - на первое место все равно выйдет свобода бессовестности: ее-то не запретишь, не предусмотришь никакими законами. ЧИСТАЯ атмосфера общества, увы, не может быть создана юридическими законами.
Разрушение наших душ за три четверти столетия - вот что самое страшное.
Страшно то, что развращенный правящий класс – многомиллионная партийно-государственная номенклатура - ведь не способна добровольно отказаться ни от какой из захваченных привилегий. Десятилетиями она бессовестно жила за счет народа - и хотела б и дальше так.
А из бывших палачей и гонителей - кто хоть потеснен с должностей? с незаслуженного пенсионного достатка? До смерти кохали мы Молотова, еще и теперь Кагановича, и сколько неназванных. В Германии – всех таких, и куда мельче, судили, - у нас, напротив, ОНИ же сегодня грозят судами, а иным - сегодня! - ставят памятники, как злодею-чекисту Берзину. Да где уж нам наказывать государственных преступников? да не дождаться от них и самого малого раскаяния. Да хоть бы они прошли через публичный моральный суд. Нет, видно поползем и так...
А - славные движущие силы гласности и перестройки? В ряду этих модных слов - нет слова очищение. И вот в новую гласность кинулись и все грязные уста, которые десятилетиями обслуживали тоталитаризм. Из каждых четырех трубадуров сегодняшней гласности - трое недавних угодников брежневщины, - и кто из них произнес слово СОБСТВЕННОГО раскаяния вместо проклятий безликому "застою"? И с вузовских гуманитарных кафедр поныне самоуверенно вещают все те же, кто десятилетиями оморачивал студентам сознание. Десятки тысяч образованцев у нас огрязнены лицемерием, переметчивостью, - и мы ни от кого не ждем раскаяния, и весь этот душевный гной пусть так и тянется с нами в будущее?
А - душетлительная казарменная "дедовщина" для наших сыновей? Разве это изгладится когда-нибудь с них?
А всеобщая озлобленность наших людей друг ко другу? - просто так, ни за что. На тех, кто ни в чем не виноват.
Да удивляться ли и взрыву уголовной преступности - среди тех, кому всю их молодую жизнь были закрыты честные пути?
У прежних русских купцов было КУПЕЧЕСКОЕ слово (сделки заключались без письменных контрактов), христианские представления, исторически известная размашная благотворительность, - дождемся ли мы такого от акул, взращенных в мутном советском подводьи?
Западную Германию наполнило облако раскаяния - прежде, чем там наступил экономический расцвет. У нас - и не начали раскаиваться. У нас надо всею гласностью нависают гирляндами - прежние тяжелые жирные гроздья лжи. А мы их - как будто не замечаем.
Криво ж будет наше развитие.
Хотелось бы подбодриться благодетельными возможностями Церкви.
Увы, даже сегодня, когда уже все в стране пришло в движение - оживление смелости мало коснулось православной иерархии. (И во дни всеобщей нищеты надо же отказаться от признаков богатства, которыми соблазняет власть.) Только тогда Церковь поможет нам в общественном оздоровлении, когда найдет в себе силы полностью освободиться от ига государства и восстановить ту живую связь с общенародным чувством, какая так ярко светилась даже и в разгаре Семнадцатого года при выборах митрополитов Тихона и Вениамина, при созыве Церковного Собора.
Явить бы и теперь, по завету Христа, пример бесстрашия - и не только к государству, но и к обществу, и к жгучим бедам дня, и к себе самой.
Воскресительные движения и тут, как во всей остальной жизни, ожидаются - и уже начались - СНИЗУ, от рядового священства, от сплоченных приходов, от самоотверженных прихожан.
САМООГРАНИЧЕНИЕСамый модный лозунг теперь, и мы все охотно повторяем: "права человека". (Хотя очень разное все имеем в виду. Столичная интеллигенция понимает: свобода слова, печати, собраний и эмиграции, но многие возмущены были бы и требовали бы запретить "права", как их понимает чернонародье: право иметь жилище и работать в том месте, где кормят, - отчего хлынули бы миллионы в столичные города.)
"Права человека" - это очень хорошо, но как бы нам САМИМ следить, чтобы наши права не поширялись за счет прав других? Общество необузданных прав не может устоять в испытаниях. Если мы не хотим над собой насильственной власти - каждый должен обуздывать и сам себя.
Никакие конституции, законы и голосования сами по себе не сбалансируют общества, ибо людям свойственно настойчиво преследовать свои интересы.
Большинство, если имеет власть расширяться и хватать - то именно так и делает. (Это и губило все правящие классы и группы истории.)
Устойчивое общество может быть достигнуто не на равенстве сопротивлений - но на сознательном самоограничении: на том, что мы всегда обязаны уступать нравственной справедливости. Только при самоограничении сможет дальше существовать все умножающееся и уплотняющееся человечество. И ни к чему было все долгое развитие его, если не проникнуться духом самоограничения: свобода хватать и насыщаться есть и у животных. Человеческая же свобода включает добровольное самоограничение в пользу других. Наши обязательства всегда должны превышать предоставленную нам свободу.
Только бы удалось - освоить нам дух самоограничения и, главное, уметь передать его своим детям. Больше-то всего самоограничение и нужно для самого человека, для равновесия и невзмутности его души.
И тут - много внутренних возможностей. Например, после нашего долгого глухого неведения - естественен голод: узнавать и узнавать правду, что же именно было с нами. Но иные уже сейчас замечают, другие заметят вскоре, что сверх того непосильный современный поток уже избыточной и мелочной информации расхищает нашу душу в ничтожность, и на каком-то рубеже надо самоограничиться от него. В сегодняшнем мире - все больше разных газет, и каждая из них все пухлей, и все наперебой лезут перегрузить нас. Все больше каналов телепередач, да еще и днем (а вот в Исландии - отказались от всякого телевидения хоть раз в неделю); все больше пропагандистского, коммерческого и РАЗВЛЕКАТЕЛЬСКОГО звука (нашу страну еще и поселе измождают долбящие радиодинамики над просторами), - да как же защитить ПРАВО наших ушей на тишину, право наших глаз - на внутреннее вИдение?
Размеренный выход из полосы наших несчастий, который Россия сумеет или не сумеет теперь осуществить, - трудней, чем было встряхнуться от татарского ига: тогда не был сокрушен самый хребет народа, и не была подорвана в нем христианская вера.
В 1754 году, при Елизавете, Петр Иванович Шувалов предложил такой удивительный - ПРОЕКТ СБЕРЕЖЕНИЯ НАРОДА.
Вот чудак?
А ведь - вот где государственная мудрость.
*ПОДАЛЬШЕ ВПЕРЁД*Нельзя надеяться, что после нынешнего смутного времени наступит некое "спокойное", когда мы "сядем и подумаем", как устраивать будущее. Исторический процесс - непрерывен, и таких льготных передышек нам никто "потом" не даст, как не дали "сесть и подумать" Учредительному Собранию. И как ни жжет сегодняшнее - о нашем будущем устройстве все же надо думать загодя. (Мне же - и возраст мой не дает уверенности, что я еще буду участвовать в обсуждении этих вопросов.)
До революции народ наш в массе не имел политических представлений - а то, что за тем пропагандно вбивали в нас 70 лет, вело лишь к одурению. Сейчас, когда мы двинулись к развитию у нас политической жизни, уже обсуждаются и формы будущей власти, - полезно, чтоб избежать возможных ошибок, уточнить содержание некоторых терминов.
О ГОСУДАРСТВЕННОЙ ФОРМЕОсвальд Шпенглер верно указывал, что в разных культурах даже сам СМЫСЛ государства разный и нет определившихся "лучших" государственных форм, которые следовало бы заимствовать из одной великой культуры в другую. А Монтескье: что каждому пространственному размеру государства соответствует определенная форма правления и нельзя безнаказанно переносить форму, не сообразуясь с размерами страны.
Для ДАННОГО народа, с его географией, с его прожитой историей, традициями, психологическим обликом, - установить такой строй, который вел бы его не к вырождению, а к расцвету. Государственная структура должна непременно учитывать традиции народа. "Так говорит Господь: остановитесь на путях ваших и рассмотрите и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите по нему." (Иерем. 6, 16).
Народ имеет несомненное право на власть, но хочет народ – не власти (жажда ее свойственна лишь процентам двум), а хочет прежде всего устойчивого порядка. Даже христианский социалист Г. П. Федотов после опыта 1917 года настаивал, что власть должна быть сильной и даже, писал он: не зависеть от совета законодателей и отчитываться перед ним лишь после достаточного срока. (Это, пожалуй, уже и слишком.)
Если избрать предлагаемый далее порядок построения институтов свободы СНИЗУ, при временном сохранении центральной власти в тех формальных чертах, как она уже существует, - то это займет у нас ряд лет, и еще будет время основательно обсудить здоровые правила государственного построения.
О будущем сегодня можно высказываться лишь предположительно, оставляя простор для нашего предстоящего опыта и новых размышлений.
Окончательная государственная форма (если она вообще может быть ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ) - дело последовательных приближений и проб.
Платон, за ним Аристотель выделили и назвали три возможных вида государственного устройства. Это, в нормальном ряду: монархия, власть одного; аристократия, власть лучших или для лучших целей; и политейя, власть народа в малом государстве-полисе, осуществляемая в общем интересе (мы теперь говорим - демократия). Они же предупредили о формах деградации каждого из этих видов, соответственно: в тиранию; в олигархию; в демократию, власть толпы (мы теперь говорим – в охлократию). Все три формы могут быть хороши, если они правят для общественного блага, - и все три искажаются, когда преследуют частные интересы.
С тех пор, кажется, никто и не создал практически ничего, что не вошло бы в эту схему, лишь дополняли ее формами конституций. И если обминуть еще полное безвластие (анархию, власть каждого сильного над каждым слабым); и не попасться снова в капкан тоталитаризма, изобретенного в XX веке; то нельзя сказать, чтоб у нас был широкий выбор: по всему потоку современности мы изберем, несомненно, демократию.
Но, выбирая демократию, - надо отчетливо понимать, чтО именно мы выбираем и за какую цену. И выбираем как средство, а не как цель.
Современный философ Карл Поппер сказал: демократию мы выбираем не потому, что она изобилует добродетелями, а только чтоб избежать тирании. Выбираем - с сознанием ее недостатков и поиском, как их преодолевать.
Хотя в наше время многие молодые страны, едва вводя демократию, тут же испытывали и крах - именно в наше время демократия из формы государственного устройства возвысилась как бы в универсальный принцип человеческого существования, почти в культ.
Постараемся все же уследить точный смысл термина.
ЧТО ЕСТЬ ДЕМОКРАТИЯ И ЧТО НЕ ЕСТЬАлексис Токвиль считал понятия демократии и свободы - противоположными. Он был пламенный сторонник свободы, но отнюдь не демократии. Дж. С. Милль видел в неограниченной демократии опасность "тирании большинства", а для личности нет разницы, подчинилась ли она одиночному тирану или множественному, Г.Федотов писал, что демократию исказил атеистический материализм XIX века, обезглавивший человечество. И австрийский государственный деятель нашего века Иозеф Шумпетер называл демократию - суррогатом веры для интеллектуала, лишенного религии. И предупреждал, что нельзя рассматривать демократию вне страны и времени применения.
Русский философ С. А. Левицкий предлагал различать:
ДУХ ДЕМОКРАТИИ:
1) свобода личности;
2) правовое государство; и вторичные, необязательные признаки ее:
1) парламентский строй;
2) всеобщее избирательное право.
Эти два последние принципа совсем не очевидны.
Уважение к человеческой личности - более широкий принцип, чем демократия, и вот оно должно быть выдержано непременно. Но уважать человеческую личность не обязательно в форме только парламентаризма.
Однако и права личности не должны быть взнесены так высоко, чтобы заслонить права общества. Папа Иоанн-Павел II высказал (1981, речь на Филиппинах), что в случае конфликта национальной безопасности и прав человека приоритет должен быть отдан национальной безопасности, то есть целости более общей структуры, без которой развалится и жизнь личностей.
А президент Рональд Рейган (1988, речь в Московском университете) выразил так: демократия - не столько способ правления, сколько способ ограничить правительство, чтоб оно НЕ МЕШАЛО развитию в человеке ГЛАВНЫХ ЦЕННОСТЕЙ, которые дают семья и вера.
У нас сегодня слово "демократия" - самое модное. Как его не склоняют, как им не звенят, гремят (и спекулируют).
Но не ощутимо, чтобы мы хорошо задумались над точным смыслом его.
После горького опыта Семнадцатого года, когда мы с размаху хлюпнулись в то, что считали демократией, - наш видный кадетский лидер В. А. Маклаков признал, и всем нам напомнил: "Для демократии нужна известная политическая дисциплина народа".
А у нас ее и в Семнадцатом не было - и нынче как бы того не меньше.
ВСЕОБЩЕЕ-РАВНОЕ-ПРЯМОЕ-ТАЙНОЕКогда в 1937 Сталин вводил наши мартышечьи "выборы" - вынужден был и он придать им вид всеобщего-равного-прямого-тайного голосования ("четыреххвостки"),- порядок, который в сегодняшнем мире кажется несомненным как всеобщий закон природы. Между тем, и после первой Французской революции (конституция 1791 г.) голосование еще не было таковым: оставались ограничения в неравенства в разных цензах. Идея всеобщего избирательного права победила во Франции только в революцию 1848. В Англии весь XIX век находились видные борцы за "конституционный порядок" - такой, который бы обеспечивал, чтобы никакое большинство не было тираном над меньшинством, чтобы в парламенте было представлено все разнообразие слоев общества, кто пользуется уважением и сознает ответственность перед страной, - это была задача сохранить устои страны, на которых она выросла. С 1918 сползла ко всеобщему избирательному и Англия.
Достоевский считал всеобщее-равное голосование "самым нелепым изобретением XIX века". Во всяком случае, оно - не закон Ньютона, и в свойствах его разрешительно и усумниться. "Всеобщее и равное" – при крайнем неравенстве личностей, их способностей, их вклада в общественную жизнь, разном возрасте, разном жизненном опыте, разной степени укорененности в этой местности и в этой стране? То есть - торжество бессодержательного количества над содержательным качеством.
И еще, такие выборы ("общегражданские") предполагают НЕСТРУКТУРНОСТЬ нации: что она есть не живой организм, а механическая совокупность рассыпанных единиц.
"Тайное" - тоже не украшение, оно облегчает душевную непрямоту или отвечает, увы, нуждам боязни. Но на Земле и сегодня есть места, где голосуют открыто.
"Прямое" (то есть депутаты любой высоты избираются прямо от нижних избирательных урн) особенно спорно в такой огромной стране, как наша.
Оно обрекает избирателей НЕ ЗНАТЬ своих депутатов - и преимущество получают более ловкие на язык или имеющие сильную закулисную поддержку.
Все особенности избирательной системы и способов подсчета голосов подробнейше обсуждались в России комиссиями, партийными комитетами весной и летом 1917, из-за чего Учредительное Собрание и упустило время. И все демократические партии высказались против выборов 4-х - 3-х или даже 2-х-степенных: потому что при таких выборах тянется цепочка личного знания кандидатов, избираемые представители теснее связаны со своей исходной местностью, "с местной колокольней", - а это лишало все партии возможности вставлять своих кандидатов из центра.
Лидер кадетов П. Н. Милюков настаивал, что только ПРЯМЫЕ выборы от БОЛЬШИХ округов "обеспечат выбор интеллигентного и политически подготовленного представителя". Кому что нужно.
СПОСОБЫ ГОЛОСОВАНИЯЦель всеобщего голосования - выявить Волю Народа: ту истинную Волю, которая будет все направлять лучшим образом для народа.
Существует ли такая единая Воля и какова она? - никто не знает. Но замечательно, что при разной системе подсчета голосов мы узнаем эту волю по-разному и даже противоположно. Большинству у нас сейчас не кажется важным, как именно устроена система голосования, а между тем она влияет существенно.
Состязуются в мире по крайней мере три системы подсчета: пропорциональная, мажоритарная и абсолютного большинства.
Пропорциональная система почти не проводится иначе, как ПО СПИСКАМ (разумеется, партийным): в каждом округе (на несколько депутатских мест сразу, так партиям удобнее агитировать и контролировать) от каждой партии предлагается список кандидатов, И отдельный кандидат уже тем лишен личной ответственности перед избирателями, а только – перед партией; избиратели же лишены выбрать сами определенного представителя, кому доверяют, а выбирают только партию. (Различают две под-системы: "связанных списков", когда избиратель не может переставлять порядок желательности в списке, партия сама отберет, такой способ особенно применяется при малой грамотности населения; и под-система "свободных списков", где избиратель может отдать предпочтение кандидатам внутри списка или даже предложить свой список, что, и правда, очень затрудняет технику подсчета. Есть третий вариант, когда округа делятся на под-округа, лишь с одним именем в каждом, но все равно затем окружная комиссия производит подсчет по партиям и, по пропорции, предоставляет места именно партиям, а не лицам. Во всех случаях выбор ЛИЦ достается в основном партиям.)
В 1917 все партии от кадетов до большевиков предпочитали именно этот способ, и при многокандидатных округах. Это усиленно одобрял влиятельный кадет И. В. Гессен: партиям так наиболее удобно организоваться и действовать, а "при системе единоличных выборов руководящая роль нередко ускользает из рук партий"; одобрял и всем нам известный В. И. Ульянов-Ленин: он назвал "одним из самых передовых способов выбирать", когда выбираются "не отдельные лица, а партийные представители". Видно, не зря этот способ ему нравился.
Пропорциональные выборы по спискам чрезмерно усиливают власть партийных инстанций, составляющих списки кандидатов, и дают перевес большим и организованным партиям. И это особенно потому выгодно партиям, что они могут рассовать своих центральных активистов по дальним округам, где те не живут, и так обеспечить их избрание. На этом - чтобы не требовалось от кандидата жить в своем округе - особенно настаивал кадетский съезд летом 1917: это "дает возможность для ЦК централизовать производство выборов". Да и все другие партии - на том же. Так сказать, ЦЕНТРАЛИЗОВАННАЯ ДЕМОКРАТИЯ.
При пропорциональной системе малые меньшинства обычно могут получить какой-то голос в представительном собрании, но создается множество парламентских фракций, и силы распыляются в раздор. Или это толкает партии поправлять свое положение через беспринципные коалиции с изъянами для своей программы - но лишь бы набрать голосов и захватить правительство. В сегодняшнем мире есть разительные примеры такой государственной слабости и долгих правительственных кризисов.
При мажоритарной системе тоже бывают такие противоестественные компромиссы между партиями, но в виде еще предвыборных блоков. При этой системе партия (или блок), едва опередившая других, получает подавляющее число мест, а едва позади - полный проигрыш: даже получив 49% голосов - бывает можно совсем не получить парламентских мест. А при неточном распределении избирательных округов может случиться и так, что мажоритарная система дает победу меньшинству. Так было, например, во Франции в 1893, 1898, 1902: некоторые победившие депутаты получили меньше голосов, чем побежденные; в двух последних случаях совсем не были представлены в палате депутатов - 53% избирателей.
Зато при этой системе создается устойчивое правительство.
Вводимая теперь у нас система выборов по абсолютному большинству (для чего возможен 2-й тур) также выталкивает мелкие партии, но дает возможность торговать голосами между 1-м и 2-м турами.
При системе двух партий, как в Соединенных Штатах, независимые кандидаты ничего не решают, избиратель несет свой голос одной из двух партий (обе - с сильным партийным аппаратом и богатейшей поддержкой).
Не сразу, не всегда в одну избирательную кампанию, но при этой системе общественное недовольство находит выход, однако негативный: только бы сменить вот эту, правящую, партию - без гарантии, чтО сделают сменщики.
Итак, всего лишь от способа подсчета голосов может ошеломительно измениться и состав правительства и его программа, выражающая, разумеется, Волю Народа.
Но вообще и всякое голосование, при любом способе подсчета, - не есть поиск истины. Здесь все сводится к численности, к упрощенной арифметической идее, к поглощению меньшинства большинством, а это опасный инструмент: меньшинство никак не менее важно для общества, чем большинство, а большинство - может впасть и в обман. "Не следуй за большинством на зло, и не решай тяжбы, отступая по большинству от правды" (Исход, 23, 2).
К тому ж избирательные кампании при большой численности голосующих, среди незнакомых избирателей, бывают столь суетливы, визгливы, да при частом пристрастии массовых средств информации, что даже отвращают от себя значительную часть населения. Телевидение хотя и выявляет внешность кандидата, манеру держаться, но не государственные способности. Во всякой такой избирательной кампании происходит вульгаризация государственной мысли. Для благоуспешной власти нужны талант и творчество - легко ли избрать их всеобщим голосованием на широких пространствах? Сама по себе - такая система не понуждает политических деятелей действовать выше своих политических интересов, и даже наоборот: кто будет исходить из нравственных принципов - легко может проиграть.
А. Токвиль, изучая США в XIX веке, пришел к выводу, что демократия - это господство посредственности. (Хотя чрезвычайные обстоятельства страны выдвигают и в ней сильные личности.)
