Шли в подданство не из принуждения
16.02.2004
(О процессе единения Ингушетии с Россией)
«Ингуши в своей массе не принимали участие в кавказских войнах XIX в. Они не выступали с оружием в руках против России и не подвергалась колонизации. Ингушетия географически, исторически и юридически всегда была в составе России, ее важным стратегическим форпостом на южных рубежах российского государства, реальным центром пересечения геополитических интересов Европы и Азии».
(Рой Медведев «Владимир Путин: четыре года в Кремле»)
История вопроса единения народов Северного Кавказа, в их числе и нас – ингушей, в послеоктябрьский (1917 года) период почти не рассматривалась, так как первоначально заданным огульно считалось, что все эти народы были просто-напросто завоеваны колониальным путем (кстати, отголоски подобных взглядов имеются у нас и сегодня). Затем, как известно, с конца 20-х годов ХХ века история ингушей пошла наперекосяк и до вышеназванного вопроса практически никому не было дела. В 1992 году, - акцентировать внимание на названной проблеме (а таковые потуги мною были предприняты в 1999 г.) считалось как-то неуместным в связи с военными событиями в крае, хотя Ингушетия и стала вновь самостоятельной на своей ограниченной территории. Теперь, думается, пора наконец-то нам обратиться к важнейшему событию нашей истории – к вопросу истории единения Ингушетии с Россией, о чем и пойдет речь.
Прежде всего необходимо вкратце рассмотреть сам длительный процесс сближения. Во многих, уходящих вглубь веков архивных источниках и в научных публикациях за последние более чем четыре сотни лет имеется немало материала, так или иначе затрагивающего названную проблему.
При Иване III и Василии III на Кавказ уже отправлялись посольства. Россия искала выхода к южным морям и Кавказу. Иван Грозный, покорив Казанское и Астраханское ханства, открыл дорогу на Кавказ.
С тогдашней русской администрацией (с Иваном Грозным) на Северном Кавказе вступил “владелец” аккинцев Ушаром-мурза. Это первая дата (435 лет назад) начала контактов части наших далеких предков с Россией.
Сын Ушарома-мурзы по имени Ших-мурза в 1587 году направил свое прошение непосредственно к царю Федору Ивановичу (фактическим правителем был его шурин Борис Годунов) о принятии аккинцев под свое подданство. Хотя аккинцы к тому времени действовали “заедино” с русскими воеводами, но в силу своей малочисленности и оторванности от горных братьев они были, как сказано, тесными феодальными силами разных местных народов. Челобитная Ших-мурзы дошла до царя и он посчитал необходимым самолично ответить Ших-мурзе специальной грамотой, в которой царь обещался: “Держати тебя и твое владение под своею царскою рукою и в обороне тебя держати хотим от всяких недругов. И воеводам нашим Астраханским и Терским и о том приказ наш царский крепок” (Приязни добрые плоды. Грозный, 1887, с. 6.). Вместе с царской грамотой Ших-мурзе были переданы дорогие и почетные царские подарки. Следуя ученым некоторых других народов и мы могли бы признать исходной дату 1587, как год единения наших предков с Россией. Но вряд ли это будет правильно, поскольку никаких особых последствий этот документ, по всей видимости, не имел.
В самой глубокой теснине Дарьяла находится некогда старинное ингушское селение Ларс. Важная его особенность заключалась в том, что, минуя его, никто не мог пройти по этому старинному и очень важному пути, перерезающему Кавказский хребет. После того, как Ших-мурзе были переданы царская охранная грамота и подарки, с “просьбой о принятии в подданство и под защиту обратился и Салтан-мурза – владелец небольшого селения Ларс в Дарьяльском ущелье” (Вехи единства. Грозный, 1982, с. 25). Положение этого “владельца” было весьма тяжелым. Находясь в самом важном в военном и торговом отношениях пункте, он был тесним численно намного превосходящими (чаще всего грабительскими) дружинами некоторых равнинных феодалов. Также в те времена ингуши (в их числе и родственные нам исторические двалы) были теснимы из ряда ущелий, находящихся на западе, за левым берегом Терека.
Иван Грозный в отношении Кавказа проводил активную политику. Так он породнился с одним из адыгских князей Темрюком Идаровым и приблизил к своему двору многочисленную родню князя. Но руки русских царей тянулись и к Закавказью. В 1587 – 1590 гг. были снаряжены и отправлены в Грузию ряд русских посольств. Они не могли проникнуть туда по Каспийскому и Черному морям (и берегам тех морей), так как там хозяйничали враждебные России, с одной стороны шахский Иран, а с другой - османская Турция. Оставался тяжелый, но наиболее удобный и менее безопасный проход через кавказский хребет. Тут самое место поставить резонный вопрос: почему же по указанному маршруту посольства царей сопровождали и охраняли не адыгские князья? Эта ответственная и почетная обязанность ложилась именно на плечи наших предков, имевших ярко выраженную прорусскую ориентацию. Посольства тех времен были громоздкими, обремененными прислугой, охраной, запасными конями, обозом и пр. Шли они не спеша, разведуя пути и общую обстановку, делая многодневные привалы. Кажется, никто из исследователей не обращал внимание на один весьма примечательный обычай нашего гостеприимства – провожать и охранять гостя до сопредельной территории, пока его не передадут в надежные руки. Посольства же искали наиболее надежные пути и надежных союзников. Именно таковыми оказались наши предки. И это, вряд в этом ли приходится сомневаться, знали и сами посольства. В силу всего этого они шли на Северном Кавказе не к кому другому, а к нашим представителям, будь то Ушарма, Ших, Батай, который, кстати, сам с делегацией ездил в Москву и был “обласкан”, но ему не повезло, так как он попал туда в год гибели царя Бориса Годунова. Например, при Ших-мурзе и его последователях посольства с севера к югу нашими предками сопровождались в самую горловину Кавказских гор, к Ларсу, к его “владельцу” Салтан-мурзе, который Ших-мурзу назвал своим братом. В ряде исторических источников употребленное Салтан-мурзой слово “брат” трактуется как обозначение “социального”, а не кровнородственного братства. Такое утверждение сомнительно. Совершенно не исключено, а наоборот, весьма вероятно, что эти двое наших замечательных представителей находились в каком-то братстве, иначе зачем было Салтан-мурзе акцентировать слово “брат”, которое с его слов записали послы.
Послов, как сказано, согласно нашему обычаю, передавали по цепочке от наших братьев – уже ставших равнинниками – аккинцев в подвластное ингушам Дарьяльское ущелье, в конкретном случае к Ларсу и его “владельцу” - Салтан-мурзе. Который, как свидетельствуют письменные источники, со стороны провианта и медицинской обслуги приводил в нормальное состояние дальними путями измотанное посольство, а затем под охраной провожал его до другого ингушского общества, которое называлось Оахкаре. Несколько слов о нем. Название “Оахкаре” идет от ингушского слова “ахк” - обрыв, пропасть, суффикс “ре” обозначает местность. Это “Место обрывов” как раз и является исконной ингушской Дзурдзукетией, которая так и помечена на карте XVIII в. Вахушти Багратиони. Ныне эта местность входит в Казбековский район Грузии и была отторгнута от нас князем Казбеги. Продолжая свое повествование отметим, что ингуши общества Оахкаре, приняв под свое покровительство послов, в “целости и сохранности” передавали их уже своим соседям, пшав-хевсурам, которые являли собою передовой северный рубеж Кахетии.
В посольских записях ингушей называли “калканами” (галгаями), “ероханскими” (джераховскими) людьми. Отмечали послы и такую, исключительную на Кавказе, особенность одежды ингушских женщин, как ношение особого колпака “курхарс”. Описание местных народов, видимо, тоже входило в задачу русских посольств. По крайней мере они видели в наших предках своих союзников, поскольку всецело доверяли им, находили у них приют, были ими оберегаемы и опекаемы на всем протяжении пути по Северному Кавказу. Не зря И. Гюльденштедт во второй половине XVIII в. отмечал, что ингушами, сравнительно с другими народами, больше снисхождение оказывается русскому народу.
Одно из посольств сообщило ларсинскому Салтан-мурзе о том, что Ших-мурза обрел покровительство русского царя, на что, по записи русского посла, Салтан-мурза ответил: “Слышал от узденей и брата своего Ших-мурзы окуцского (аккинского - И. Д.), что кабардинские все князи били челом в службу государю вашему, а яз ныне хочу государю же служить по свою смерть, как государю вашему брат мой Ших-мурза Окуцкий… А вы мою службу государю своему известите, чтоб государь пожаловал, велел дать мне свою государеву грамоту, какую прислал он к брату моему, к Ших-мурзе Окуцкому. А до того как меня государь пожалует, свою грамоту ко мне пришлет, дайте мне от себя грамоту, чтоб мне было в государстве на жалованье надежным быть и иных бы кабаков (поселений – И. Д.) князья меня не обидели” (Вехи единства... с. 25.).
Итак, Ших-мурза (вернее, его приближенные) охранял и провожал русское посольство до горловины Дарьяльского ущелья и там по закону нашего гостеприимства передавал их “из рук в руки” брату своему – ингушскому “владельцу” Ларса Салтан-мурзе. Второе русское посольство во главе с Звенигородским и Антоновым в своих донесениях приводили слова этого “владельца”: “…и я государю служил, посланников его Родиона да Петра (речь идет о предыдущем посольстве – И. Д.) через свою землю провожал, и дорогу им куда лучше идти указывал, и людей своих до Грузинских земель провожать их посылал, а которые были у государевых посланников люди, лошади больны – тех людей и лошадей у себя кормил и лечил и с Родином и Петром отпустил здоровых” (Приязни добрые плоды. Грозный, 1987, с.8.). Салтан-мурза по всей видимости находился в отчаянном положении: выразив желание, чтобы послы от его имени обратились к царю, он, для начала, упросил послов, чтобы они от своего имени выдали ему временную грамоту, что и было сделано. Однако, на обратном пути это посольство узнало, что Салтан-мурзы нет в живых. Возможно он, как и его брат Ших-мурза, поплатился за свою прорусскую ориентацию.
Нашей исторической науке еще предстоит проанализировать документы этих русских посольств, и надо надеяться, что тем самым мы перелистнем какие-то интересные и новые страницы истории нашего народа тех лет.
Ларс еще не являлся границей Кахетии, куда стремились разновременные русские посольства. И тут на исторической арене, по записям несколько более поздних посольств, выступает следующий наш замечательный предок Хавса (Хьовц1а – по-инг.). По всем данным он являлся старшиной (“владельцем” - по терминологии тех лет) ингушского горного общества уже названного Оахкаре. Именно Хавсе ингушский “владелец” Ларса также “из рук в руки” передавал русских послов. В том 1637 году Хавса выразил послам свое желание перейти в подданство России. Его просьба послами была доведена по назначению. Через год (в 1638 году) грузинский царь Теймураз отмечал верное служение Хавсы Грузии и России.
От Ушаром-мурзы до старшины Хавсы в течение шестидесяти лет мы наблюдаем стремление наших предводителей к единению с Россией, а с ее стороны мы видим благосклонное отношение. Однако окончательного, документального закрепления это обоюдное стремление не находило. Все дело было в том, что молодая российская империя встречала на Кавказе противодействие Ирана и, особенно, Турции с Крымом, о чем уже было сказано. С ними в разной степени сотрудничали некоторые верхи северокавказских народов. Именно они и именно за стремление к единению с Россией убили Ших-мурзу. Сведения о Салтан-мурзе и “владельце” Хавсе также резко сходят со страниц истории, что также позволяет предполагать неблагополучный исход.
Благотворная задача взаимного единения не реализовалась еще и потому, что после кончины Ивана Грозного на Руси началось смутное время, последствия которого сказывались продолжительное время.
Социально-экономически, демографически и в военном отношении самым крупным на Северном Кавказе в тот период был кабардинский (шире – адыгский) этнос, в силу чего его феодальные представители всячески теснили другие менее численные местные народы. В фольклоре ингушей звучат мотивы притеснения и со стороны соседних феодалов, и мотивы героического противостояния им, но и мотивы дружбы соседних народов – типичная средневековая картина.
После относительной исторической паузы уже в правлении Петра I начинается, и активизируется второй (так, на наш взгляд, его можно назвать) этап процесса единения нашего народа с Россией. Именно Петр I дал сенату специальное предписание “горских народов к нашей стороне приклонить” (Попко И. терские казаки с стародавних времен. СПб, 1880, с. 144). Благодаря могучей деятельности Петра I была значительно ослаблена турецко-крымская агрессия, что способствовало скорейшему единению России и Кавказа. Неожиданная смерть императора вновь затормозила этот процесс, но уже при Екатерине II этому процессу был придан активный ход. Именно она в 1744 году повелела всячески способствовать единению с Россией двух северокавказских народов, ингушей и осетин, как наиболее лояльных к России и ищущих ее покровительства (Бутков II. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 гг. Ч. I, СПб, 1869, с. 515). Тогда же Екатериной II были определены границы между Россией и Кабардой по реке Курп до ее впадения в Терек, что способствовало дальнейшему продвижению ингушей на равнину к Назрани и Ачалукам. Русским форпостом на Кавказе в то время являлся Кизляр, основанный в 1735 году (когда вынужденно переселили туда крепость Святой Крест, ранее основанную Петром I). Кизляр стал в то время военно-административным и торговым центром Северного Кавказа. В начале 60-х годов XVIII в. началась создаваться “кавказская линия”, целью которой было возведение ряда крепостей (опорных пунктов) по важнейшим путям Северного Кавказа. Так, по велению Екатерины II в 1763 г. была заложена крепость Моздок. Позднее строятся и другие крепости (в их числе и Владикавказ). При начале строительства крепости Моздок в 1764 г. императрица послала “к осетинскому и ингушскому народам с предложением переселиться им на Моздокскую линию”. Это предложение было встречено с большим энтузиазмом “а ингушцы просили, сверх того, бывшего с (полковником – И. Д.) Гаком проповедника архимандрита Пахомия, чтобы он взял на свои руки детей для обучения грамоте и закону”. По этой просьбе в Моздоке была открыта духовная школа, в которой обучались и ингушские дети. Развернувшаяся активная политика России на Кавказе вступила в противоречие с политическими устремлениями “вольно” распоряжавшихся в крае феодальными дружинами. Но отношение к Ингушетии было иным. Уже в 60-е годы XVIII в. Россия относилась к ингушам как к российскому народу. Например, 15 июня 1756 г. порядка 800 представителей ингушского народа собрались на Тереке лагерем и к ним по заданию свыше обратился иеромонах (святоши выполняли тогда и светские функции) Григорий, который призвал ингушей быть “под кровом всемилостивейшей государыни (Екатерины II – И. Д.), на что ингуши выразили свое величайшее согласие. Видимо такое массовое (800 общенародных избранников) представительство нашего народа явилось с намерением в очередной раз на договорных началах соединиться с Россией, однако политического оформления этого желания мы не знаем, да и было ли оно? Тем не менее уже какие-то взаимные обязательства были приняты и ингушей уже считали “своим” народом. Только этим можно объяснить то, что уже через несколько лет “к плоскостным ингушам была определена воинская команда для защиты их от набегов соседних феодалов” (Вехи единства.., с. 103). Под ними прежде всего имели ввиду кабардинских феодалов. Взаимоотношения наших предков с ними характеризовались тем, что ингуши, осваивая вновь равнинные земли своих предков, сталкивались с притязаниями названных феодалов и в символической мере откупались от них.
Однако, ни о какой политической зависимости наших предков от этих посягательств не было и речи. Этот факт хорошо охарактеризовал Л. Штедер в 1781 г., который отмечал, что ингуши всегда отторгали этими феодалами предъявляемые претензии. Масса других исторических источников также свидетельствует, что ингуши никогда не были подданными каких-либо князей, хотя эти князья при случае, чтобы придать себе социальную значимость, заявляли русской администрации обратное. Источники свидетельствуют, что так называемая зависимость ингушей на самом деле заключалась в вынужденной, и то минимальной (со двора или железа на одну косу, или одного барана), арендной платы “за выход к хлебопашеству” на равнинные земли, которые эти феодалы считали своими.
О том, что еще до заключения договора Россия уже считала Ингушетию своей составной частью, свидетельствует следующий факт: “В 1761 г. к плоскостным ингушам для защиты от набегов соседних феодалов был определен на сезон весенних и уборочных работ ротмистр Киреев с воинской командой” (Взаимоотношения народов Чечено-Ингушетии с Россией и народами Кавказа в XVI – начале ХХ вв. Грозный, 1981, с. 65.). На вопросе о какой-то зависимости от соседних феодалов не стоило бы акцентировать внимание, если бы не одно обстоятельство, которому Россия вынуждена была придавать значение: поскольку на тот период территория, занимаемая адыгскими феодалами, считалась частью крымского ханства, в свою очередь, зависевшего от Османской империи, то единение Ингушетии с Россией считалось бы вмешательством во внутренние дела Турции, и тем самым могло спровоцировать очередную войну. Признание факта отсутствия зависимости ингушей от этих феодалов имело принципиальное значение, так как позволяло, России де-юре закрепить факт единения Ингушетии с Россией. А де-факто Ингушетия уже была в ее составе. Вновь об этом свидетельствует и такой очередной факт, что в 1768 году (еще до официального единения Ингушетии с Россией), когда началась война с Турцией, ингушские отряды воевали на стороне России и в Закавказье и на Кубани (Вехи единства.., с. 41.).
Еще много ранее в ответ на настойчивые ходатайства ингушей в 1747 году царское правительство “распорядилось принимать ингушей в подданство”. (Там же, с. 38.). Однако, сложная обстановка на Кавказе, менявшаяся из года в год, тормозила этот процесс, и все же ингуши были настойчивы. Небольшая Ингушетия, окруженная численно превосходящими народами, когда царствовало право сильного, вынужденная постоянно отражать набеги разноплеменных феодалов, несмотря на мужество ее сыновей, отмеченное многими исследователями (Штедер, Вертепов, Яковлев…), остро нуждалась в союзе на взаимовыгодных условиях. К тому времени союзнические отношения ингушей с Грузией почти распались. Союз с Крымом (Турцией) через Кабарду означал бы порабощение и грозил этническим геноцидом. Поэтому самым выгодным и желанным был союз с Россией. В свою очередь, она также нуждалась и в укреплении своих окраин и в возможности продвижения в Закавказье, куда путь пролегал прямиком через земли ингушей по Дарьяльскому ущелью. По заключенному с Турцией в 1739 году мирному Белградскому договору Северный Кавказ был объявлен нейтральной территорией между двумя державами, потому-то на тот период Россия не могла прямо откликнуться на союзнические предложения ингушей.
В ответ на призыв от 15 июня 1756 года к ингушам искать покровительство “всемилостивейшей государыни”, о чем уже написано, начались более многочисленные хождения ингушских делегаций в Кизляр, стали проводиться массовые общенародные сходы. В 1756 г. ингушские старшины Цоук-мирза Колмамоков, Харитон Мисос, Пахомиев (нас не должны смущать христианские имена) писали кизлярскому коменданту, что “киштинские (ингушские – И. Д.) старшины, со всем народом присягали 900 человек, чтобы были вечно в подданстве” (Вехи единства… с.38). В следующем 1757 году ингуши вновь обращались с ходатайством к русской администрации в Кизляре. Это ходатайство, доведенное до Синода в том же 1757 году было этой высочайшей инстанцией одобрено, и сам этот факт был доведен до соответствующих административных инстанций, - до Коллегии иностранных дел и до Астраханской губернской канцелярии. Но на местах, возможно в силу действия Белградского договора (или противодействия местных феодалов), надлежащая официальная присяга, с которой обращались ингуши, не была реализована. Получались какие-то административные “ножницы”: обычно низшая инстанция предлагает, а высшая утверждает или отрицает. В данном же случае все произошло навыворот: высшая инстанция (Синод) одобрил ингушское ходатайство от вышеназванных представителей народа в составе 800-900 человек, а низшая инстанция проявила малопонятное инертное отношение к данному вопросу.
Опираясь на решение Высочайшего Синода от 1757 г. можно было бы признать, что именно эта дата, 1757 г., и является датой единения Ингушетии с Россией. И все же в то время, или в силу бюрократических факторов или политических, как явствует данный вопрос хотя и был очерчен и в общем-то решен, но не был до конца четко и ясно определен юридически. Вряд ли мы когда-либо узнаем подлинные имена названых трех ингушских старшин, в 1756 г. обратившихся в Кизляр от имени всего ингушского народа. Но нам совершенно ясно, что эти “новокрещенцы” были людьми прорусской ориентации, приверженцами григорианской церкви и патриотами своего народа. Особо примечателен из них Авраам Пахомиев. Он и его племянник Бекмурза фигурируют в ряде документов тех лет. Из-за своей деятельности он был пленен, а затем русскими выкуплен, есть подозрения, что он впоследствии был убит. Несомненно, имя Авраама Пахомиева стоит в ряду ранее живших Ушурмы, Шиха, Батая, Салтана, Хавсы. Все они славные герои нашего народа (незаслуженно нами забытые) они на протяжении ряда веков приложили немало сил, иногда и самою жизнь, на благо лучшей доли для нашего народа. Мы в долгу перед ними.
И после 1757г. как отмечают исследователи, в 1758-1762 гг. несколько ингушских посольств побывало в Кизляре. Так, в 1758 г. туда явилось девять ингушских старшин и принесло очередную присягу о подданстве России (Взаимоотношения народов Чечено-Ингушетии с Россией и народами Кавказа в XVl – начале XX в…, с. 65). Но и эта присяга осталась без последствий.
Совершено очевидно, что стремление ингушей быть в составе России было неуклонным в течение ряда веков, что какие-то локальные юридические документы при этом оформлялись, но они были часто формальны и необязательны, но свидетельствовали, что руки России и Ингушетии постоянно тянулись друг к другу, что при возникновении каких-то временных благоприятных условий вновь пробуждался вопрос о единении нашего народа с Россией. Исходными датами принятия ингушами российского подданства можно было бы принять дату 1757 год, когда архимандрит Григорий доносил самой Екатерине ll, что при его свидетельстве ингуши принесли клятву верности России. Да и сама императрица благоволила к ингушам (считала их приверженными к России и приглашала на жительство в Моздок). Но принять исходной эту дату невозможно уже хотя бы потому, что в 1760 г. другой священнослужитель Пахомий (не от него ли принял христианское имя ингушский старшина Пахомиев?) сообщал кизлярскому коменданту, что ингуши “присягою утвердились быть под протекциею ея императорского величества”. Но как принять и эту дату, если на следующий год вновь старшины Сурхови, Марзабек, Жанмирза (Варфоломей), Бешкен, Богатыр уже в который раз обратились к правительству от имени всего ингушского народа “податься под покровительство России”. Да, при этом ингушам какое-то внимание было оказано (названная их символическая охрана на период сельхозработ в 1761 г. и пр), но договор, как таковой, заключен еще не был.
К концу 70 х годов XVlll в. международная и внутренняя обстановка благоприятствовала осуществлению многими годами пестовавшейся задаче с двух сторон. Здесь будет уместным привести весьма содержательную выдержку из книги ученого Шукри Дахкильгова “Слово о родном крае” (Грозный, 1989 г).
“… 16 февраля 1770 года ингушские старшины Гарий Чопанов, Сурхови Мирзаев (Мирзаханов), Мисос Зруков, Жанай Завров, Таштаруко Гогиев, Богатыр Темурков, Мисос Ханшов, Бехо Минполадов, Или Гернов, Бимарза Мирзаханов, Таштаруко Махмутов, Астемир Измайлов, Чаги Усбиев, Таштаруко Гарсов, Берг Бузуртев, Карт Зауров, Муцал Ханшов, Хасполат Шедиков, Татур Филмов, Арутан Келов, Надир Кадцев, Марзабек Мирзаханов, Темур Итесов, Жанмирза Казибеков прибыли в Кизляр для окончательного решения вопроса о вхождении ингушского народа в состав Российского государства”. (с. 36-37).
Заметим, что в 50-60 годы XVlll в. в Кизляр приезжали то “ряд” старшин, то – “девять”. Конечно же, с ними какие-то мирные договора заключали, но, надо полагать, что тогда перед нашим народом царской администрацией был поставлен вопрос в том плане, что по столь важному делу нужен договор (соглашение, присяга и др). не с отдельными обществами или селами, а именно с представителями всех Больших и Малых ингушей (как тогда называли), которые, по сути, тогда и представляли цвет ингушского народа. Только такой постановкой вопроса можно объяснить то, что именно все представители ингушей той поры, как один пришли к согласию о необходимости коллективно (от имени всего народа) совершить столь важный акт. Потому-то и посчитали необходимым всем старшинам, представителям от 24 населенных пунктов, объединиться, прийти к взаимному согласию, и всем вместе дружно, единой ингушской “семьею”, двинуться в Кизляр. Вместе с сопутствующими им людьми (родственники-охрана, обслуга и др). Это была довольно внушительная делегация. Наши старшины – общенародные представители тех лет – показали, что в особо важные исторические дни наш народ всегда мобилизуется и заедино принимает участие в решении общенародных задач. Большие и Малые ингуши той поры действительно насчитывали 24 (по числу старшин) важнейших населенных пункта (к началу XlX в., по записи Клапрота, их насчитывалось уже 25, т. е. добавился всего один населенный пункт), когда в 1769 году явилась столь представительная делегация, несомненно, царской администрации стало ясно, что они имеют дело с согласованным и общенародно выражаемым желанием единения с Россией. Теперь оставалось только юридически окончательно закрепить акт добровольного единения. Далее Ш. Дахкильгов пишет:
“Во время переговоров в Кизляре, куда старшины прибыли с “доношением”, в котором отмечалось, что они направлены от “всего народа и имеют усердное желание поступить в вечное подданство”, представители ингушских обществ просили прислать “чиновного, мочного человека”, то есть представителя, получившего от высшей власти полномочия, и установить место и время проведения акта присяги.
Присягу представителей всех ингушских обществ в “вечном добровольном подданстве России” принимал уполномоченный гусарского полка капитан Дегостий, имевший на руках ордер – “открытый лист” на принятие присяги в присутствии главы Северокавказской духовной миссии архимандрита Порфирия.
Процедура принятия присяги ингушскими старшинами на верность России происходила 4,5,6 марта 1770 года вблизи крупного предгорного аула Ангушт на обширной поляне с символическим названием “Барта босе”, что значит “склон согласия” (выделено нами – И. Д.).
В те весенние дни, а это, между прочим, были воскресенье, понедельник, вторник, вместе с лицами, представлявшими Российское правительство, на всенародном “кхетаче” - своеобразном народном сходе ингушей, где собралось свыше 800 человек от разных обществ, присутствовал и академик И. А. Гюльденштедт.
В дневниковых записях ученый несколько раз фиксировал факт принятия ингушами присяги и дачи аманатов в знак нерушимости ее.
Приняв подданство России, ингушские старшины сообщили об этом событии кизлярскому коменданту Ивану Давыдовичу Неймичу…
Первое официальное донесение о принятии представителями Ингушетии присяги полковник И. Неймич послал в святейший синод “особым доношением” 3 апреля 1770 года” (с. 37-38). Царская коллегия иностранных дел 12 июля 1770 г. одобрила этот договор и он обрел официальную силу. Перед нашим народом стоит вопрос не о дате, она несомненна – 1770 г., а о том, когда же нам проводить соответствующие торжества по поводу столь знаменательного события: в марте (15,16 и 17 числа по новому стилю) или же в июле.
Представляется, что мартовская дата наиболее приемлема (скажем, третье воскресенье марта) – тем самым мы продолжим традицию предков, к тому же в июле у нас есть не менее примечательная историческая дата – создание ингушской государственности.
Таким образом в XVll веке, ингуши первыми из Северокавказских народов официально соединились с Русью, причем добровольно. Так, при возникновении каких-либо случайных неурядиц, ингуши, как это было уже в 1772 году напоминали: “Шли-де мы в подданстве ея императорского величества не из принуждения, но самопроизвольно, в коем и ныне состоим непоколебимо…” (Вехи единства, Грозный, 1982, с. 46).
Этот и многие другие источники свидетельствуют, что никогда и никем ингуши не были присоединены, что они сами, в течение ряда веков, искали союза с Россией и на законодательной основе обрели его в 1770 году. На опубликованных картах России в начале 70-х годов XVlll в. из всех народов Кавказа в составе России находящихся, названы только ингуши.
Обращает на себя внимание, что этот важнейший для нас акт совершался дважды, один за другим, сначала в Кизляре и тут же, через небольшое время, в центре тогдашней Ингушетии, в Ангуште. Полномочная царская администрация видимо хотела знать и видеть не только волю самих 24-х старшин, а и волеизъявление самого народа. В чем она в лице своих представителей убедилась воочию в течение нескольких дней проводившихся массовых всенародных торжеств.
Как сказано, сам акт единения Ингушетии с Россией произошел в тогдашнем центре Ингушетии в Ангуште, но торжества, необходимые у ингушей в подобных случаях, происходили в течение названных трех дней за селом, на покатом склоне. У ингушей все крупные торжества всегда проводились за селом, так как обязательным условием торжеств всегда являлись скачки (даже на поминках – по Ч. Ахриеву). Склон был безымянный. Но после этого общенародного торжества его назвали Бартабосом (Склоном согласия). Много позднее на этом месте возник одноименный хутор, позднее прекративший свое существование. Еще раз надо уяснить, что на Склоне согласия (Бартабосе) проходили лишь торжества, сам же акт (договор) был окончательно подписан, закреплен присягою в тогдашней столице Ангуште. И, конечно же, он заслуживает того, чтобы там был воздвигнут величественный монумент, символизирующий нерушимую дружбу русского и ингушского народов. В этом наш долг перед мужественными предками. Как представляется, самой подходящей датой для этого является 2005 год, когда исполнится 235-летняя годовщина этого важнейшего в истории ингушского народа события.
Сам же договор от 1770 года, подписанный всеми представительными старшинами от имени всего ингушского народа в настоящее время находится в Архиве внешней политики России Министерства иностранных дел.
О том, что Россия уже в том же 1770 году считала Ингушетию уже окончательно вошедшей в состав России мы находим одно из свидетельств в исследовании И. Омельченко (Терское казачество…, с.254), который сообщает: “Так, в октябре 1770 года казаки Моздокского полка, стоявшие лагерем в Галгае отказались производить смену караулов по войсковому уставу регулярной армии – “по гусарски”, и произвели развод “по древнему в том обыкновению”. Попытка командира полка Савельева, через посланных старшин и офицеров привести это приказание в исполнение не имело успеха”.
Далее исследователь дополняет, что за это непослушание сотня казаков была наказана битьем батогами (палками), а затем оставлена служить далее, тем самым давая молодым казакам возможность искупить свою вину. Видимо, сотня молодых казаков (возможно под влиянием местного населения) почувствовала себя автономной в Ингушетии и нарушила высочайшее предписание: предалась казачьей вольности, за что и была наказана. Для нас же в данном случае важен сам факт нахождения уже в 1770 году в Ингушетии казачьего воинского формирования, так как ингуши, заключая договора с Россией, всегда включали пункт об охране их со стороны внешней опасности и гарантии возможности дальнейшего продвижения на равнинные земли своих предков. Как видим, уже в том 1770 году Россия приступила к исполнению своих договорных обязательств.
В части введения в Ингушетию воинского контингента. Первым из исследователей, причем не раз в своем научном исследовании и дневнике, об этом важном историческом событии 1770 года писал академик (и как уже сказано, свидетель тех событий) И. Гюльденштедт ( Географическое и статистическое описание Грузии и Кавказа. СПб.,1809, с.78 и др). Причем, после Гюльденштедта эта дата стала хрестоматийной и неоспоримой в трудах исследователей позднейшей поры. Однако почему-то Г. Мартиросиан в своей “Истории Ингуши” пишет, что ингуши обратились к кизлярскому коменданту, и по собственному их желанию приняты в 1769 году в российское подданство и дали аманатов (История Ингушии. Орджоникидзе, 1933). Возможно Г. Мартиросиан был введен в заблуждение П. Бутковым, который сообщал:
“Народ ингуши… по собственному их желанию приняты в 1769 году в российское подданство и дали аманатов” (Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803. СПб., 1869, с.300). Действительно, в этот 1769 год Авраам Пахомиев и его племянник Бекмурза обращались непосредственно к кизлярскому коменданту, но это было лишь самое преддверие к предстоящему на следующий (1770-й) год общенародному акту.
Случается, что в современных некоторых публикациях годом единения Ингушетии с Россией называется 1810 год. Но надо разграничивать исторические понятия.
По свидетельству исторических источников в дефиле рек Сунжи и Назранки ингуши зафиксированы были уже в 1781 г., чему, несомненно способствовал договор от 1770 г. От Камбелеевки до Назранки поселений не было. Получилось так, что назрановские ингуши, в начале XlX века значительно умножившиеся и продолжавшие давать аманатов во Владикавказ, были оторваны от других по Камбелеевке проживавших ингушей, да и от самой Владикавказской крепости находились в отдалении 32 верст.
В 1806-1812 гг. шла очередная русско-турецкая война. Она способствовала пробуждению на Северном Кавказе антирусских сил. Это было уже преддверие Кавказской войны. Турецкие агенты усилено подстрекали “вольные” дружины набеговиков соседних с Назранью народов. Переписка русских генералов тех лет Дельпоцо, Ивелича, Тормасова, Булгакова свидетельствует, что назрановцы” … в настоящее время со всех сторон окружены неприятелями и не могут иметь во всякое время против оных безопасности без защиты русского войска”. (Акты Кавказской археографической комиссии об Ингушетии и ингушах. Назрань, 1995, с. 71). В тот осложнившийся период назрановцы мужественно и упорно отражали массовые враждебные воинские полчища, однако силы были явно не равны. Ситуация сложилась таким образом, что назрановцам или надо было вернуться к своим сородичам на Камбелеевку и Владикавказ, или с помощью русского оружия оставаться на обжитых местах.
Россия была крайне заинтересована, чтобы назрановцы оставались на своих местах (позднее об этом писал и Ермолов). Таким образом, по прошествии 40 лет (заметим, что никакие новые договоры за это время не заключались) был заключен договор назрановцев с Россией в 1810 г. Россия стала усиленно способствовать дальнейшему переселению ингушей к Назрани, стала оказывать военную помощь.
Вообще нередко случалось, и не только с ингушами, что при каких-то изменениях исторической обстановки прежние договора подкреплялись новыми документами. Свидетельство тому, например, 1991 год, когда ингуши общенародным референдумом подтвердили свое единство с Россией, поскольку историческая обстановка претерпела кардинальные изменения.
К чести России надо отметить, что она выступала на стороне ингушей, когда случались враждебные акции к ней со стороны внешних сил. Россия способствовала возвращению ингушей на прадедовские равнинные земли и т. д. А к чести Ингушетии надо отнести то, что она с 1770 г. никогда не нарушала союзнической клятвы и она всегда была ей верна:
мы, с риском преодолевая препятствия, охраняли и проводили русских послов в Закавказье;
мы охраняли, защищали на нашей земле воздвигнутую, первоначально еще маломощную Владикавказскую крепость, которая имела специальные Назрановские ворота;
мы уничтожали враждебные России феодально-разгульные скопища наших общих врагов, разгуливавших по всему предкавказью;
мы были повторно награждены Георгиевским штандартом за беспримерно героическое участие в русско-турецкой войне 1877-1878 гг.;
мы героически гибли в манджурских болотах в бесславную русско-японскую войну 1904-1905 гг.;
мы были на самых передовых фронтах первой мировой войны, в том числе в славном Брусиловском прорыве, за что были отмечены особой монаршей признательностью;
мы отказались “воевать” с мирным населением Петербурга, когда нашими руками хотели задушить этот город;
мы в гражданскую войну были “звериными” (по А. Серафимовичу) борцами против самодержавия, за что получили официальный титул “Красная Ингушетия”;
мы проявили чудеса храбрости при защите Брестской крепости и на других фронтах Великой Отечественной войны…
Кто-то может сказать, что со стороны России были карательные экспедиции (а к кому они не были?), было земельное стеснение ингушей, была общенародная депортация… а разве в самой России не были потопленные в крови народные выступления под руководством Разина, Булавина, Пугачева? Действия царских административных самодуров и сталинско-бериевских манкуртов, всех этих исторических геростратов, переносить на весь народ неумно и несправедливо. Ведь сказано, что в истории надо искать не пепел, а огонь.
Договор 1770 г. прошел проверку временем. В современный исторический период ярчайшими проявлениями этого стало то, что восстановилась историческая справедливость – восстановилась наша родная республика в составе Великой России.
Среди славных дат нашей истории ярчайшей является дата 1770 года, которую мы должны помнить и обязаны чтить.
В заключение приведем хронологию основных исторических событий, предшествовавших заключению договора 1770 года:
1567 – предводитель аккинцев Ушаром-мурза вступил в дружеские взаимоотношения с Россией (при Иване Грозном);
1587-1638 – через Ингушетию по Дарьяльскому ущелью и далее прошли русские посольства Биркина и Пивова, Звенигородского и Антонова, Татищева, Волконского;
1587-Ших-мурза Аккинский получил от царя (Федора Ивановича) грамоту о принятии в российское подданство;
1588 - основан городок Терки, в котором одними из первых поселились аккинцы;
1588 - Салтан-мурза заявил русским послам: “Яз ныне хочу государю служить по свою смерть, как государю вашему служит брат мой Ших-мурза Окуцкий”;
1589 - Салтан-мурза ведет переговоры с послами Руси о даче ей присяги на верность, с выдачей аманатов;
1595 - убит Ших-мурза Аккинский за принятие им российского подданства;
1605- делегация аккинцев во главе с Батай-мурзою (сыном Ших-мурзы) ездила к царю Борису Годунову (в год его смерти);
1637- “владелец” общества Оахкаре Хавса помогал и охранял русское посольство до границ с Грузией;
1638-Хавса верно служил русскому царю Михаилу Федоровичу и грузинскому царю Теймуразу;
1714- Петром l было дано указание сенату горские народы “приклонять” к России;
1735 – основан Кизляр;
1744 – создана духовная комиссия во главе с Пахомием по обращению ингушей в христианство;
1747 – русское правительство в очередной раз распорядилось принимать народы Кавказа в российское подданство;
1756 - 800 ингушей в присутствии игумена Григория принесли присягу верности Екатерине ll ;
1757 – в Кизляр прибыли ингушские старшины, которые принесли присягу верности России;
1760 – донесение Пахомия кизлярскому коменданту о том, что ингуши “присягою утвердились быть под протекциею ея императорского величества”
1761 – ингушские старшины Сурхови, Марзабек, Жанмирза (Варфоломей), Бешкен и Богатыр явились с челобитной к кизлярскому коменданту с желанием “податься под покровительство России”; ингушам была выделена команда для защиты их от набегов со стороны;
1768 – начало деятельности И. Гюльденштедта, участника знаменитых событий 1770 г., проходивших в Ангуште;
1768-1774 – русско-турецкая война, в которой ингуши приняли участие в Закавказье и на Кубани;
1769- Авраам Пахомиев и его племянник Бекмурза были в Кизляре от имени ингушского народа по вопросу единения Ингушетии и России;
1770 – подписан договор о вечном единении Ингушетии с Россией, который летом того же года был утвержден коллегией иностранных дел.
И. ДАХКИЛЬГОВ, профессор ИнГУ, газета «Ингушетия», 14.02.2004 г., №16 (1135)
https://ingushetia.ru/news/001629/
