Акцент на примирениеВ Таджикистане приюты для пострадавших от семейного насилия рассчитаны, как правило, на пребывание в них в течение нескольких недель. Созданные ОБСЕ 18 женских ресурсных центров и другие центры поддержки предлагают юридическую и психологическую помощь, но не временное убежище [Интервью HRW с Виорелией Русу, советницей по гендерным вопросам и противодействию торговле людьми, сотрудницей Программного офиса ОБСЕ в Душанбе. 7 сентября 2016 г. См. также: “
Organization for Security and Co-operation in Europe Office in Tajikistan Women’s Resource Centres,” См. также: https://www.osce.org/wrcs-video].
Во всех этих организациях пострадавшие от насилия и его причинители (чаще всего это жена и муж) обычно проходят через семейное консультирование, направленное на сохранение семьи, причем во многих случаях персонал центра этому содействует. В нескольких кризисных центрах, ресурсных центрах ОБСЕ и других организациях, которые часто первыми принимают пострадавших от семейного насилия, нам убежденно говорили, что видят свою задачу в примирении супругов и в сохранении семьи любой ценой, поэтому активно отговаривают их от развода, несмотря на насилие в семье [Интервью HRW с Хайринисо Х., Марифшо М., Санго С., Шарифамо Ш. Бохтар, Мургаб, Сарбанд (ныне Левакант), Душанбе, 21-22 июля и 3 августа 2015 г.]. Сохранение семьи высоко ценится, поскольку в таджикском обществе разведенная женщина воспринимается крайне негативно и имеет пониженный социальный статус. Поэтому разводы редки.
Наши интервью свидетельствуют о том, что зачастую весь уклад жизни в кишлаке отталкивает женщину от официального обращения к властям по факту семейного насилия. Как выяснилось в результате исследований HRW, даже персонал организаций, в задачи которых входит реализация закона «О предупреждении насилия в семье», вносит свой вклад в поддержание стереотипа о том, что женщина должна молчать о семейном насилии. Во многих случаях сотрудники этих организаций советуют приходящим к ним за помощью не обращаться в милицию.
Психологическая помощь является одной из важнейших услуг для пострадавших от семейного насилия, однако акцент при этом должен делаться на то, чтобы с пониманием выслушивать потерпевшую, убеждать ее, что это не ее вина и что причина насилия, которому она подверглась, не в ней, поощрять и поддерживать ее самостоятельность в принятии решений [Liz Kelly, Lorna Dubois. “Combating violence against women: minimum standards for support services,”]. Психологическая помощь и консультации с акцентом на примирение или принуждение к примирению чреваты ущемлением прав женщин, которые могут рассматривать возможность ухода от партнера, а также риском для их безопасности. Согласно рекомендациям Совета Европы, целью работы с причинителями насилия в семье должно быть принятие ими ответственности за свое поведение и поступки; «семейные консультации, посредничество или примирение и обучение самоконтролю и сдерживанию агрессии не могут рассматриваться как надлежащее реагирование служб помощи в ситуациях насилия в семье в целом и в работе с причинителем насилия в частности» [Liz Kelly, Lorna Dubois. “Combating violence against women: minimum standards for support services”, pp. 18-19].
В женском ресурсном центре на юге Таджикистана нам сказали, что видят свою главную задачу в «разрешении семейных конфликтов без участия суда», ссылаясь при этом на многодетность таджикских семей. «Мы видим, что многие семьи и отдельные женщины не понимают, что такое на самом деле насилие в семье и почему с ним нельзя мириться. Мы также видим, что многие мужчины, подстрекаемые своими ревнивыми матерями, спешат развестись с женами через троекратный талок. Мы видим молодых жен, которых торопится выгнать из дома злобная родня мужа. Мы стараемся собрать их вместе и работать с ними месяц-два, чтобы сохранить семью ради детей» [Интервью HRW с сотрудницей женского ресурсного центра. 22 июля 2015 г.].
«Специалисты, работающие с женщинами в кризисных центрах, почти всегда ориентированы на примирение супругов», – рассказал нам профильный эксперт, отметив, что отчасти это может быть связано с преобладающим в Таджикистане представлением о «святости семьи», даже в случае жестокого брака [Интервью HRW с международным экспертом (данные не разглашаются). 6 сентября 2016 г.]. Мы встречались с матерями женщин, серьезно пострадавших от рук жестокого мужа или свекрови. Несколько наших собеседниц признали, что, несмотря на риск еще большего насилия, часто уговаривали дочерей вернуться в дом мужа, поскольку исходили из категорического неприятия развода обществом и представления об обыденности насилия в семье [Интервью HRW с Мукаддас М., матерью Зарафо З. Исфара, 31 июля 2015 г].
В случае с Зарафо З., которая жила в семье мужа в Исфаре, побои постоянно усиливались и достигли апогея в 2014-2015 гг. [Интервью HRW с Зарафо З. Исфара, 31 июля 2015 г.] Как и многие другие таджикские трудовые мигранты, муж потерял работу на стройке в России в связи с ухудшением там экономической ситуации и вернулся домой. Как-то раз свекровь, которая всё еще работала в России, позвонила домой и обнаружила, что у них гостят родственники Зарафо. Она пожаловалась сыну, высказав опасение, что эти люди могут попытаться обосноваться у них надолго, и между делом спросила: «Почему ты так боишься жену?»
«После этого он дважды ударил меня по лицу и стал душить, – рассказывала нам Зарафо. – Потом развернул меня спиной к себе и стал пинать сзади ногой. Ударил по ноге, я упала и только после этого поняла, что захлебываюсь кровью. Говорить не могла» [Интервью HRW с Зарафо З. Исфара, 31 июля 2015 г.]. У Зарафо был разрыв селезенки в трех местах, она попала в больницу, но в течение 13 дней скрывала от врачей настоящую причину внутреннего кровотечения. Под давлением со стороны мужа, свекрови, собственной матери и врача, которые уговаривали ее примириться, она вернулась в семью мужа, однако побои и словесные оскорбления только усилились [Там же]. После очередного жестокого избиения, когда Зарафо опять попала в больницу, лечащий врач, по ее словам, сказала ей: «Ты таджичка, мусульманка. Иди домой и смирись» [Там же]. В конце концов Зарафо с матерью нашли адвоката, который через местную прокуратуру добился ареста мужа, но к тому моменту здоровью Зарафо уже был причинен непоправимый вред [Там же].
Отсутствие социально-психологической помощиВ Таджикистане практически отсутствует индивидуальная социально-психологическая помощь пострадавшим от семейного насилия. То, что в женских ресурсных центрах называется «психологической помощью», как правило, не более чем краткосрочные беседы с супругами (семейные консультации) или посредничество с целью примирения. Речь здесь не идет о профессиональной квалифицированной психологической помощи, направленной на поддержку женщины и формирование у нее навыков самостоятельности. «Существует критический дефицит терапии, которая помогала бы человеку вырваться из замкнутого круга насилия», – отмечал один из активистов в интервью HRW [Телефонное интервью HRW с активистом в области защиты пострадавших от семейного насилия. Душанбе, 9 февраля 2019 г.].
Помимо кардинального увеличения числа приютов государство должно принять безотлагательные меры по предоставлению квалифицированными психологами социально-психологической помощи как в приютах, так и вне их, с акцентом исключительно на нуждах женщин, а не на примирении.
Проблемы реагирования со стороны правоохранительных органов«В кишлаках женщины никогда не обращаются в местную милицию. Они знают, что это бесполезно. Милиция будет только стыдить их» [Интервью HRW с Файзагун Ф. Бохтар, 22 июля 2015 г].
Пострадавшим от семейного насилия в силу целого ряда причин нелегко даже привлечь внимание правоохранительных органов к своей ситуации. Адвокаты и активисты, которые помогают потерпевшим оформлять официальные заявления в органы, на основании своего опыта отмечают, что, как только к делу подключается милиция, она почти всегда пытается решить вопрос исключительно в контексте воспитательных бесед и примирения супругов, стараясь получить от причинителя насилия обещание исправиться [Телефонное интервью HRW с профильным адвокатом по защите прав женщин. Душанбе, 17 декабря 2018 г.; Телефонное интервью с сотрудником НПО. Исфара, 18 декабря 2018 г.]. Как нам говорили, часто в милиции даже не сообщают пострадавшим от насилия о возможности получить защитное предписание или подать заявление о возбуждении уголовного дела.
В тех случаях, когда причинителя насилия задерживают, его зачастую сразу отпускают под залог или в лучшем случае назначают ему минимальный штраф, после чего амнистируют. «У милиции были все доказательства, что муж жестоко бил меня и насиловал, но его всё равно много раз отмазывали без особых последствий, – рассказывала нам Адолат А., больше десяти лет жившая в жестоком браке. – В реальности наказание за семейное насилие никого не пугает: обычно это небольшой штраф, который потом сплошь и рядом списывают по амнистии» [Интервью HRW с Адолат А. Душанбе, 25 июля 2015 г.].
История Зебо: власти потворствуют насилию, приюты предоставляют убежище [Интервью HRW с Зебо З. Душанбе, 21 июля 2015 г.]
«После того как муж побил меня, на следующее утро я с трудом сбежала из дома, пришла в городскую прокуратуру в Шаартузе [юго-запад Таджикистана] вся в крови, со свежими ранами, сказала, что хочу заявление написать», – рассказывала нам Зебо З. По ее словам, первый раз она заявила о насилии в правоохранительные органы в 2014 г., после более чем четырех лет издевательств и изнасилований в браке. «А когда в кабинет попала, стала рассказывать, что случилось, меня перебили: “Разве ты не сама виновата?” Сразу позвонили мужу, что я там. Потом говорят: “Всё будет хорошо, иди домой”».
Но Зебо не могла вернуться. Накануне вечером муж три часа подряд избивал ее, пока у нее всё лицо, а у него руки не были залиты кровью. В порыве пьяной ярости он грозился задушить их двухлетнего сына. Когда Зебо попросила соседей о помощи, ей ответили: «Как мы можем пустить тебя? Это семейное дело». Зебо с тремя детьми остались на улице.
Из прокуратуры Зебо направилась прямо в городской суд: «Нашла судью, рассказала, как муж раз за разом бил меня головой об стенку. Он выслушал, позвонил мужу, а потом сказал: “Почему ты в таком виде из дома вышла? Твой муж хороший человек. Иди домой”».
«Эти чиновники видели, что я вся в синяках, в крови, но ничего не сделали, – рассказывала Зебо. – Домой меня отправляли, обещали участкового прислать. А тот, когда пришел, говорит: “Это домашняя проблема”. Просто сказал мужу, чтобы больше так не делал».
У Зебо трое детей. Ее муж Фаридун с самого начала жестоко обращался с ней, даже во время беременности. Как это часто бывает в Таджикистане, брак был заключен по религиозному обряду, без государственной регистрации. Зебо была у мужа второй женой и жила отдельно от семьи первой жены.
После рождения первенца побои усилились: «Он говорил, что удовольствие от этого получает. Всё время бил, приговаривал, что так я в рай попаду». Как-то раз муж, по словам Зебо, вытолкнул ее, беременную, на ходу из машины, обвинив в том, что она ему изменяет. Часто приходил домой пьяным и насиловал жену. В Таджикистане уголовная ответственность за супружеское изнасилование не предусмотрена.
После безуспешных попыток привлечь к делу милицию Зебо потеряла надежду на то, что мужа когда-нибудь арестуют. Пережив множество жестоких, угрожающих жизни избиений, она наконец сбежала с детьми в Душанбе: «Мы буквально проскользнули мимо милиционеров – приятелей мужа, которые дежурили под моим домом».
Через знакомых Зебо в конце концов нашла приют для пострадавших от семейного насилия – один из двух на всю столицу и четырех на всю страну с почти 9-миллионным населением. Приют резко изменил жизнь Зебо: она не только получила экстренную медицинскую и психологическую помощь, юридические советы по поводу развода и своей доли в совместно нажитом имуществе, но и приобрела там базовые знания, чтобы начать свой малый бизнес. При этом муж прибегал ко всевозможным ухищрениям, чтобы заставить Зебо вернуться, и терроризировал ее родственников.
Имея за спиной уверенную поддержку женского приюта, Зебо твердо стояла на своем. «Я училась шить, ходила на занятия по кулинарии, и мало-помалу появлялась уверенность в себе. В конце концов оказалось, что мир не без добрых людей», – рассказывала она. Постепенно у Зебо появился круг клиентов, для которых она шьет, зарабатывая на жизнь, при этом часть времени Зебо работает в приюте. И всё же, как и многим другим женщинам в Таджикистане, ей так и не удалось добиться ни выплаты мужем алиментов, ни привлечения его к уголовной ответственности за изнасилования и побои.Нежелание милиции прибегать к аресту и судебному преследованию даже в самых серьезных случаях семейного насилия идет вразрез с международными стандартами, разработанными Управлением ООН по наркотикам и преступности (УНП ООН) и организацией «ООН-женщины». Согласно этим стандартам, в ситуациях семейного насилия рекомендуется следовать политике «поощрения практики ареста» [“Strengthening Crime Prevention and Criminal Justice Responses to Violence against Women.” United Nations Office on Drugs and Crime, 2014, p. 65;
Пособие для разработки законодательства по вопросам насилия в отношении женщин. «ООН-женщины», Нью-Йорк, 2012, п. 3.8.3]. В рекомендациях УНП ООН от 2014 г. государствам предлагается:
«рассмотреть возможность использования политики, поощряющей правоохранителей производить арест в случаях семейного насилия, при этом оставляя им определенную свободу в принятии решения. Данная политика должна предусматривать предоставление письменного отчета о причинах ее несоблюдения в том или ином случае. Политика поощрения практики ареста должна быть частью скоординированного межведомственного подхода, с тем чтобы исключить ограничение возможностей для пострадавшей» [“Strengthening Crime Prevention and Criminal Justice Responses to Violence against Women.” United Nations Office on Drugs and Crime, 2014, p. 65].
Профильные эксперты и сотрудники служб помощи говорили нам, что появление за последние четыре года гендерных подразделений в некоторых отделениях милиции способствовало определенному улучшению реагирования на семейное насилие со стороны органов внутренних дел, однако такие подразделения остаются малочисленными и разбросаны на большом расстоянии друг от друга [Интервью HRW с Виорелией Русу, советницей по гендерным вопросам и противодействию торговле людьми, сотрудницей Программного офиса ОБСЕ в Душанбе. 27 июля 2015 г.; Телефонное интервью HRW с Сайдали С., сотрудником НПО на юго-востоке Таджикистана. 7 февраля 2019 г.; Телефонное интервью HRW с сотрудником гендерной группы Программного офиса ОБСЕ в Душанбе. 26 марта 2019 г.].
Эксперты приветствуют появление в некоторых отделениях милиции женщин-милиционеров, прошедших подготовку по гендерным вопросам и семейному насилию [Там же]. Однако те, кто занимается регулярным оказанием помощи пострадавшим от насилия, отмечают, что число специально подготовленных сотрудников, необходимых для укомплектования подразделений ОВД по борьбе с семейным насилием, крайне незначительно.
Татьяна Хатюхина, активистка НПО из Согдийской области на севере страны, рассказала нам, как у них в милиции на место женщины, которая специализировалась на случаях семейного насилия, был назначен сотрудник-мужчина, не имеющий соответствующей подготовки: «Когда там была эта женщина, мы всё время были с ней на связи, направляли к ней людей. А теперь мужчину назначили, так мы даже его найти никогда не можем в отделении. Его никогда на месте нет. Нам нужна женщина на этой должности, потому что она будет заниматься только семейным насилием» [Интервью HRW с Татьяной Хатюхиной. Худжанд, 27 июля 2015 г]. Программный офис ОБСЕ в Душанбе рекомендует укомплектовывать гендерные подразделения милиции прошедшими профильную подготовку сотрудниками-женщинами.
В большинстве случаев с пострадавшими от семейного насилия работают обычные сотрудники следственных подразделений милиции, не имеющие достаточных знаний и навыков для реагирования на случаи насилия в семье. В результате, как говорят эксперты и сами потерпевшие, в милиции иногда не регистрируют заявлений по таким фактам, не направляют пострадавших в службы помощи, не проводят расследований и не квалифицируют должным образом действия причинителей насилия. «Мы ходили в областное УВД, – рассказывала нам пострадавшая от семейного насилия Табассум Т. – Милиция взяла у меня целых четыре заявления, и всё равно ничего не сделала» [Интервью HRW с Табассум Т. Хорасан, Хатлонская обл., 22 июля 2015 г.; Интервью HRW с Виорелией Русу, советницей по гендерным вопросам и противодействию торговле людьми, сотрудницей Программного офиса ОБСЕ в Душанбе. 27 июля 2015 г.; Телефонное интервью HRW с сотрудником гендерной группы Программного офиса ОБСЕ в Душанбе. 26 марта 2019 г. По данным ОБСЕ, несмотря на активизацию в последнее время информационно-разъяснительной и профилактической работы властей среди населения по вопросам семейного насилия, одной из ключевых проблем остается нежелание милиции и других профильных структур реагировать на случаи семейного насилия и обеспечивать по ним реальное расследование и судебное преследование].
Как указывал в 2018 г. Комитет ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин, «женщины [в Таджикистане] редко добиваются правосудия в тех случаях, когда они сталкиваются с насилием по признаку пола и дискриминацией, в частности в сельских районах, отчасти в силу того, что они поддаются уговорам своих родственников или должностных лиц правоохранительных органов, и отчасти из-за социальной стигматизации и сохраняющихся дискриминационных гендерных стереотипов» [Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Заключительные замечания по шестому периодическому докладу Таджикистана.
CEDAW/C/TJK/CO/6, 14 ноября 2018 г., п. 13].
Негативные ожидания или реальный опыт общения с милицией могут отталкивать жертв семейного насилия от обращения за помощью. По словам Татьяны Хатюхиной, «милиции просто не интересно ходить по семьям, где, как они знают, есть проблемы с насилием, и мониторить ситуацию. Наша организация [НПО] пишет в органы, мы просим хоть раз в месяц делать обход по домам и посещать женщин, которые, по нашей информации, подвергаются насилию. Но в милиции нам цинично заявляют, что их это не касается, что мы должны этим заниматься»[Интервью HRW с Татьяной Хатюхиной, активисткой НПО. Худжанд, 27 июля 2015 г. См. также: Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Заключительные замечания по шестому периодическому докладу Таджикистана,
CEDAW/C/TJK/CO/6, 14 ноября 2018 г., пп. 25-26].
«Бывают случаи, когда участковый приходит в дом по сигналу о побоях, а муж всё отрицает, – рассказывала нам Татьяна Хатюхина. – Говорит, мол, жена заболела или упала, не стоит ей верить. Тогда участковый пойдет по соседям, а они чаще всего скажут, что ничего такого не видели и не слышали. В таких случаях людям надоедает, они начинают думать, что проще сидеть и помалкивать» [Интервью HRW с Татьяной Хатюхиной, активисткой НПО. Худжанд, 27 июля 2015 г].
Профильные активисты и потерпевшие рассказывали нам о распространенной в Таджикистане практике, когда в случаях семейного насилия милиция или прокуратура ограничиваются формальной отпиской об отказе в возбуждении дела, обычно ссылаясь при этом на отсутствие доказательств [Телефонное интервью HRW с активистом НПО. Душанбе, 19 февраля 2019 г.; Интервью HRW с Татьяной Хатюхиной. Худжанд, 27 июля 2015 г.; Интервью HRW с Махбубой М. Худжанд, 29 июля 2015 г.]. Подобные отписки настолько распространены, что женщины даже придумали им свое название – «письма счастья».
История Махбубы: «письмо счастья» [Интервью HRW с Махбубой М. Худжанд, 29 июля 2015 г.]
Муж Махбубы М. стал издеваться над ней почти сразу после того, как ее, 19-летнюю, принудительно выдали за него замуж в 2009 г. До свадьбы она видела его только однажды. «Пил, бил меня за любую мелочь, – рассказывала нам Махбуба. – Палкой бил, метлой, даже лопатой. Проституткой называл при всех своих родственниках. Я не могла это выносить, молчала, чтобы на скандал не нарваться. Но как-то приняла 60 таблеток, чтобы со всем этим покончить».
Махбуба очнулась в городской больнице Худжанда. «Врачи увидели у меня все эти порезы, синяки – поняли, в чем дело. Но муж уговорил врачей меня побыстрее выписать. Я думаю, это чтобы я не успела заявление в милицию написать». По словам Махбубы, муж также забрал из больницы ее историю болезни, чтобы не было документальных подтверждений травм. «Позаботился, чтобы в больнице ничего не осталось, чтобы я на него заявить не смогла».
Дома издевательства возобновились. Муж часто насиловал ее, причем, по словам Махбубы и ее отца, вся округа, даже участковый, были в курсе происходящего. «Джамоат [сельский совет] ничего не делал, – утверждает Махбуба. – Соседи боялись его [мужа], и участковый наш ничего не делал».
Попытка найти убежище
Махбуба отчаянно хотела уйти, но «боялась потерять свой дом, который своими руками отделывала, троих детей без крыши над головой боялась оставить».
Побои продолжались на протяжении многих лет. В 2014 г. Махбуба случайно увидела по телевизору социальную рекламу о приюте для пострадавших от семейного насилия. «Я знала, что моя жизнь разбита, и на следующий же день нашла этот приют», – говорит Махбуба. Там юрист помог ей написать заявление в милицию и подать на развод.
Развод и раздел имущества
Махбуба ушла от мужа, забрала детей, оформила развод, но позднее ей пришлось вернуться в дом мужа, чтобы войти во владение долей имущества, определенной ей по решению суда. По суду Махбубе и троим ее детям полагалась одна из восьми комнат в доме и право общего пользования кухней. (По положению о вселении Семейного кодекса Республики Таджикистан суд может постановить, что разведенный супруг, обычно жена, и ее дети имеют право на определенную площадь по прежнему месту жительства.) Бывший муж Махбубы и его родственники часто не пускали их на кухню и в ванную, вынуждая идти на унижения, когда им приходилось мыться в других местах. В этот период бывший муж снова стал бить ее.
Бесплодные обращения в милицию
Махбуба была решительно настроена на то, чтобы добиться правосудия, и после каждого случая побоев обращалась в милицию: «К участковому ходила, но он не хотел мне верить. Говорил: “Ты зачем разводилась? Надо было с ним оставаться!”».
«Милиция мне не помогла, никакого расследования ни разу не делали, – рассказывала нам Махбуба. – Мы даже вызывали их, просили приехать к нам, но они так и не приехали».
В феврале, августе, сентябре, октябре и декабре 2014 г. Махбуба обращалась в ОВД и прокуратуру Гафуровского района, прилагая медицинские справки о травмах головы, рук и ног. «Пришла со справками на руках, попала к следователю. Реакции – ноль. С прокурором то же самое. Когда потом следователю позвонила узнать, как мое дело, он только сказал: “Нет никакого дела”, – и трубку бросил».
«Письмо счастья»
«Я хотела, чтобы муж ответил по закону, но они не хотели его трогать, – продолжала рассказывать Махбуба в интервью HRW. – Милиция, прокуратура, даже врачи – никто для меня ничего не сделал. Только отказались защитить меня. Когда в милицию пришла, мне просто выдали вот такую бумажку, что, мол, недостаточно доказательств для возбуждения уголовного дела. Там говорится, что не нашли они состава преступления и не будут дела заводить, но я могу сама в суд подать».Махбуба начала работать в местной правозащитной организации, рассказывая женщинам на групповых встречах о своем опыте и о той помощи, которую она получила в приюте. «С судом я не стала связываться после этого “письма счастья”, потому что знаю, сколько на это может уйти денег и времени, – говорит она. – Я хочу идти до конца. Хочу правосудия. Он должен понести наказание за то, что сделал».
Наши собеседники – активисты и работники служб помощи – неизменно подчеркивали, что некоторые сотрудники милиции действительно эффективно реагируют на случаи семейного насилия. Однако гораздо чаще пострадавшие, которые обращаются в милицию, сталкиваются с отказом или ненадлежащим отношением. Государство должно обеспечить наличие четких нормативных положений относительно того, как органы внутренних дел обязаны реагировать на сообщения о семейном насилии, предусмотреть механизм обжалования в случае несоблюдения этих положений и привлекать к дисциплинарной ответственности вплоть до увольнения со службы тех сотрудников, которые их не соблюдают.
При разработке таких нормативных положений следует руководствоваться рекомендациями УНП ООН в части политики «поощрения практики судебного преследования», которая характеризуется следующим образом:
«В случаях насилия в отношении женщин необходимо рассмотреть возможность введения политики поощрения практики судебного преследования, означающей, что при наличии достаточных оснований полагать, что преступление имело место, судебное преследование должно быть вероятным, но не обязательным. Такая политика должна включать элемент надзора, как, например, требование письменного отчета о причинах ее несоблюдения с последующей проверкой вышестоящим начальником. Политика поощрения практики судебного преследования должна осуществляться наряду с обучением персонала и быть частью скоординированного межведомственного подхода»[“Strengthening Crime Prevention and Criminal Justice Responses to Violence against Women.” United Nations Office on Drugs and Crime, 2014, p. 76.].
Мухбира М. развелась с мужем, который ее бил, и вышла замуж второй раз. Первые два года всё шло хорошо, однако на третий год муж начал жестоко избивать ее. «Мог кулаком ударить семь раз подряд, за волосы оттаскать, а потом заставляет ему еду готовить, а детей оставляет голодными смотреть, как он ест, – говорит Мухбира в интервью HRW. – Когда к нам наконец пришел участковый и я рассказала ему про побои, он стал отговаривать меня писать заявление, а потом прямо отказался взять его у меня. Когда я его прижала с вопросами, почему не возьмут, говорит: “Твой муж, женщина, бывший военнослужащий, мы не хотим его без пенсии оставлять”» [Интервью HRW с Мухбирой М. Худжанд, НПО «Чашмаи хаёт», 30 июля 2015 г.].
«В редких случаях дело о семейном насилии доходит до суда», – сказал нам адвокат, который часто представляет интересы женщин в подобных делах [Интервью HRW с адвокатом по защите прав женщин. Душанбе, 25 июля 2015 г.; Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Заключительные замечания по шестому периодическому докладу Таджикистана,
CEDAW/C/TJK/CO/6, 14 ноября 2018 г., пп. 13, 25].
Несколько активистов в разговоре с нами отметили, что, несмотря на многочисленные недостатки Закона «О предупреждении насилия в семье», после его принятия прокуроры и суды постепенно начинают проявлять большую готовность жестко реагировать на семейное насилие и что дополнительная подготовка кадров и повышение качества работы милиции приводят к увеличению числа дел, передаваемых в суд [Телефонное интервью HRW с Шакарбеком Ниятбековым, экспертом по вопросам семейного насилия из Швейцарского агентства по развитию и сотрудничеству. 18 июля 2019 г.; Интервью HRW с Абдухоликом Назаровым, адвокатом по защите прав женщин, сотрудником НПО «Умед». Исфара, 31 июля 2015 г.; Интервью HRW с сотрудником местной НПО, оказывающей психологическую и другую помощь пострадавшим от семейного насилия. Сарбанд (ныне Левакант), 22 июля 2015 г.; Интервью HRW с адвокатом по защите прав женщин. Исфара, 31 июля 2015 г.]. Мы запросили у правительства статистику по судебному преследованию и приговорам, связанным с делами о семейном насилии, однако на момент подготовки доклада ответа не получили.
Дефицит юридической помощиВ Таджикистане на фоне общей нехватки адвокатов остро стоит проблема бесплатной юридической помощи. После принятия в 2015 г. нового Закона «Об адвокатуре и адвокатской деятельности» независимость адвокатуры была ограничена, некоторые адвокаты были лишены лицензий или иным образом изгнаны из профессии. Если до реформы в Таджикистане было примерно 2 тыс. зарегистрированных адвокатов, то после принятия нового закона их осталось менее 500 на почти 9 млн населения, то есть один адвокат примерно на 18 тыс. жителей [
«Адвокаты-правозащитники приговорены к длительным срокам заключения». HRW, 6 октября 2016 г.].
В отсутствие юридической помощи пострадавшие от семейного насилия могут оставаться в неведении относительно статуса заявления о вынесении защитного предписания, хода расследования и судебного разбирательства, действий в случае затягивания того или иного процессуального вопроса. Юридическая помощь также часто необходима в гражданских делах, связанных с уходом от жестокого партнера, включая вопросы опеки над детьми и алиментов.
В ходе интервью в различных городах Таджикистана мы могли на месте убедиться в том, какую огромную роль в делах о семейном насилии играет своевременно оказанная квалифицированная юридическая помощь. В тех немногих известных нам случаях, когда причинитель насилия понес то или иное наказание по закону, интересы пострадавшей стороны представлял адвокат.
Руководительница душанбинской НПО, которая работает с теми, кто пострадал от торговли людьми и семейного насилия, рассказала нам о нехватке юридических знаний у сотрудников женских кризисных центров: «Одна из главных проблем с законом “О предупреждении насилия в семье” состоит в том, что у НПО нет средств на штатных адвокатов, которые могли бы осуществлять юридическое сопровождение дел о семейном насилии на всех этапах» [Интервью HRW с Ашоной А., руководительницей душанбинской НПО. Душанбе, 20 июля 2015 г.].
Об этом же говорила нам адвокат из Душанбе, которая специализируется на делах о семейном насилии: «Когда ездишь по регионам, то сталкиваешься с таким количеством типичных и элементарных процессуальных ошибок со стороны местных органов внутренних дел! Видишь простые вещи, которые можно было бы предпринять, чтобы пострадавшие получили необходимую юридическую помощь. Но они просто не знают, как и где найти грамотного адвоката» [Интервью HRW с адвокатом Шукроной Ш. Душанбе, 8 сентября 2016 г.].
Шахло С. рассказала нам о побоях, которые она регулярно сносила от мужа, страдавшего кокаиновой и героиновой зависимостью: «Как дозу примет, приходит домой, глаза стеклянные, начинает меня бить. Побуянит, потом сломается, рассказывает мне, как он меня любит, как я ему нужна. Я искала юридическую помощь, чтобы бороться с этим, но не знала, куда обратиться. Большинство адвокатов, которых я находила, работали с бизнесом» [Телефонное интервью HRW с Шахло С. 5 мая 2019 г.].
Парвона П. из села на юге Таджикистана подвергалась жестоким издевательствам со стороны мужа: «Сексуально унижал меня, ремнем бил, когда я отказывалась делать, что он хочет». Муж регулярно насиловал ее. «Как-то раз ножом пырнул в руку, чтобы я делала, как ему нравится, укусил даже, – рассказывала Парвона в интервью HRW. – У меня лицо в синяках, не спрячешь, но мы всегда что-то придумывали, причину какую-нибудь» [Интервью HRW с Парвоной П. Юг Таджикистана, 22 июля 2015 г.].
В 2014 г. Парвона после очередного эпизода насилия вернулась к родителям. Муж пришел забрать ее. «Зашел в дом, грозился убить меня, если не вернусь к нему. У него оружие было, он нам с мамой угрожал, – говорит Парвона. – Мама милицию вызвала, они приехали, поговорили с мужем, ничего не сделали. У меня заявление взяли и больше ничегошеньки не сделали» [Там же].
В другой раз муж избил Парвону и анально изнасиловал ее. Она рассказала нам, как ходила жаловаться в прокуратуру и в милицию, но ее отовсюду выгоняли. Только после того как Парвона наняла местного адвоката, ей удалось пройти освидетельствование, чтобы доказать факт изнасилования [Там же]. В итоге мужа ненадолго задержали, но обвинения не предъявили. В 2015 г. Парвона развелась с мужем и воспользовалась юридической помощью местного женского ресурсного центра, чтобы подать на алименты и на раздел имущества.
История Парвоны высвечивает ключевую проблему, с которой сталкиваются многие пострадавшие от семейного насилия в Таджикистане. Хотя НПО, занимающиеся защитой прав женщин, и центры поддержки нередко оказывают определенную юридическую помощь по гражданским делам, у них нет возможности предоставить потерпевшей адвоката для ведения уголовного дела. Несколько адвокатов и сотрудников служб помощи говорили нам, что в условиях острого дефицита адвокатов по уголовным делам многие пострадавшие от семейного насилия лишены доступа к правосудию.
Международными нормами в области прав человека не предусмотрено обязательное предоставление жертвам преступлений бесплатной юридической помощи за счет государства, однако зреет понимание необходимости такой практики. В вопросах борьбы с насилием в отношении женщин руководство УНП ООН рекомендует оказывать бесплатную юридическую помощь неплатежеспособным потерпевшим [“
Strengthening Crime Prevention and Criminal Justice Responses to Violence against Women.” United Nations Office on Drugs and Crime, New York: April 2014,]. В 2012 г. Генеральная Ассамблея ООН в резолюции о ликвидации насилия в отношении женщин призвала государства предоставлять пострадавшим от насилия женщинам необходимую юридическую помощь для обеспечения им доступа к системе гражданского и уголовного судопроизводства [Резолюция ГА ООН 67/144
«Активизация усилий по ликвидации всех форм насилия в отношении женщин». A/RES/67/144, 20 декабря 2012 г., пп. 18(h), 18(t)].
Экономическая зависимость от причинителя насилия«Женщины думают, что семейное насилие – это только когда муж тебе синяки набивает. Они не понимают, что это еще и экономическое насилие и лишения»[Интервью HRW с Умедом У., сотрудником НПО. Шаартуз, 4 сентября 2016 г].
Экономическая зависимость заставляет многих пострадавших от семейного насилия, особенно женщин, оставаться с обидчиком. В Таджикистане нет системы социальной защиты потерпевших, которые нуждаются в финансовой поддержке.
Профильные активисты и сотрудники женских приютов по всей стране рассказывали нам, что потерпевшие зачастую опасаются искать правовой защиты, поскольку находятся в финансовой зависимости от причинителя насилия. «Если мужа, который бьет жену, оштрафуют за рукоприкладство, то он просто не будет давать деньги на еду, – говорит адвокат, которая много лет защищает пострадавших от семейного насилия. – Сами по себе штрафы неэффективны, потому что это ложится финансовым бременем на всю семью» [Интервью HRW с адвокатом (данные не разглашаются). Душанбе, 25 июля 2015 г.].
Об этом же нам говорили и сами потерпевшие. Мехрангиз М., мать троих детей, обратилась в милицию только после того, как муж изнасиловал ее и избил лопатой с такой силой, что у нее началось внутреннее кровотечение. Однако она не стала настаивать на аресте, согласившись на примирительную беседу в женском ресурсном центре. Муж ездил в Россию на сезонные работы и был единственным кормильцем в семье. В итоге он заплатил штраф, и уголовное дело закрыли. По словам Мехрангиз, она слишком зависела от мужа финансово, чтобы настаивать на других вариантах [Телефонное интервью HRW с Мехрангиз М. Шаартуз, 11 февраля 2019 г.].
Другие наши собеседницы отмечали, что в случае ухода от жестокого мужа им было бы трудно найти работу, поскольку и муж, и родители всегда категорически возражали против того, чтобы они работали вне дома. «После свадьбы я хотела продолжать учебу, но муж и его родня сказали, что если я буду учиться и проводить время в окружении мужчин, то стану проституткой, – говорит Шахноза С. – У нас район очень религиозный, женщинам даже нельзя по улице просто так ходить» [Телефонное интервью HRW с Шахнозой С. Куляб, 9 февраля 2019 г.].
Несколько женщин рассказали нам, как мужья годами издевались над ними, а потом брали себе других жен, а их бросали. По словам женщин, их материальное положение было настолько отчаянным, что они едва ли не мечтали о возвращении жестокого мужа. Мохсафар М. муж однажды избил до потери сознания за то, что она не могла подносить кирпичи во время строительства нового дома, а брат мужа попытался изнасиловать ее, когда муж оставил их одних. «Мне нужны были деньги, чтобы нанять адвоката, который помог бы подать на развод, – сказала Мохсафар, – но у меня не было ни малейшего представления о том, как я буду обеспечивать себя, не говоря уже о троих детях» [Телефонное интервью HRW с Мохсафар М. Варзоб, 7 февраля 2019 г.]. В итоге еще более десяти лет она оставалась в жестоком браке, пока муж не уехал в Россию и не завел себе там другую женщину. На момент интервью у Мохсафар была торговая палатка в родном селе, но ей с трудом удавалось оплачивать аренду. Она сказала нам, что, несмотря на всё пережитое, хотела бы, чтобы муж вернулся и помогал деньгами ей самой и детям.
Пострадавшие от семейного насилия имеют право через суд требовать от отца выплаты алиментов на содержание детей вне зависимости от наличия или отсутствия официальных брачных отношений между родителями [См.: “
Breaking Barriers: Challenges to Implementing Laws on Violence Against Women in Afghanistan and Tajikistan with special consideration of displaced women,” p. 59].
Отсутствие субсидируемого жилья для жертв насилия на длительный срокГосударству следует рассмотреть возможность принятия закона, предусматривающего увеличение помощи и предоставление доступного жилья для уязвимых категорий населения. Действующее законодательство уже обеспечивает поддержку людей с инвалидностью и престарелых, однако призывы активистов распространить действие закона на пострадавших от семейного насилия женщин пока не встречают отклика со стороны государства [Телефонное интервью HRW с экспертом по вопросам семейного насилия (данные не разглашаются). Душанбе, 3 февраля 2019 г.].
«В дополнение к созданию приютов и регламентации их деятельности государство должно создать фонд доступного по цене жилья для уязвимых лиц, выделив отдельную квоту для жертв насилия в семье, – отметил в интервью HRW международный эксперт, который занимается вопросами семейного насилия в Таджикистане. – Дешевое жилье должно быть доступно значительно большей части населения, и нужно широко распространять информацию о том, как его получить. Работа с психологическими последствиями и решение юридических проблем женщин, пострадавших от насилия в семье, – это только начало. Нужно еще решать финансовые проблемы и вопросы трудоустройства пострадавших. Как только женщина может сама себя обеспечивать, у нее повышается самооценка и появляется возможность улучшить свои условия»[Телефонное интервью HRW с экспертом по вопросам семейного насилия (данные не разглашаются). Душанбе, 3 февраля 2019 г.].
Боязнь потерять опеку над детьмиЕще одной причиной, по которой пострадавшие от семейного насилия не обращаются за помощью, может быть страх потерять детей. В крайне патриархальном таджикском обществе, где жена традиционно живет в семье мужа и занимает в ней подчиненное положение, многие жертвы семейного насилия могут опасаться того, что уход от мужа обернется для них потерей детей [Телефонное интервью HRW с Нодирой Н., сотрудницей НПО. Душанбе, 21 июля 2015 г.].
Гульноза Г. с севера страны много лет жила в жестоком браке в качестве второй жены. Брак был заключен по религиозному обряду и официально не зарегистрирован. Однажды муж сломал Гульнозе руку. После этого она ушла из дома и обратилась за помощью в профильную НПО, занимающуюся поддержкой пострадавших от семейного насилия, но забрать своего сына-подростка не смогла.
«Я в гипсе два месяца была, – рассказывала нам Гульноза. – Муж приехал в Душанбе, умолял вернуться домой в Пенджикент. Вернулась. Но через несколько дней он за старое взялся. Когда он меня чуть не убил, я опять в Душанбе уехала. А сына муж отказывается отдать. Даже разговаривать со мной запрещает». На момент нашего интервью Гульноза жила в приюте в Душанбе, муж по-прежнему запрещал сыну любые контакты с матерью. Юристы, работающие в приюте, из-за нехватки ресурсов не могли помочь Гульнозе с долгими судами по иску об опеке, и она потеряла надежду забрать сына [Интервью HRW с Гульнозой Г. Душанбе, 21 июля 2015 г.].
Наргиз Н. вышла замуж в 1995 г., официально зарегистрировав брак, и проживала с мужем и тремя детьми в Шаартузе на юго-западе страны. «Он меня годами бил, – рассказывала Наргиз, которая жила с мужем до 2011 г., когда у него появилась другая женщина. – Из дома выкинул, на порог не пускал. Я пошла в джамоат, а там говорят: “Ничего поделать не можем, иди в суд”»[Интервью HRW с Наргиз Н. Шаартуз, 22 июля 2015 г.]. После суда муж позволил Наргиз повидаться с детьми, но затем снова выгнал ее из дома.
Наргиз обратилась в местный женский ресурсный центр «Мехрубон», чтобы ей помогли отсудить у мужа половину дома и получить опеку над детьми. По ее словам, районный суд больше года не только не рассматривал ее иск, но даже не назначал заседание. «Я подозреваю, что муж, а он человек богатый и влиятельный, мог дать кому-то в суде на лапу, чтобы мое дело подальше задвинули», – сказала Наргиз. Нам не удалось установить причину столь длительного затягивания дела, однако в любом случае вся эта волокита привела к тому, что Наргиз почти четыре года не могла увидеться с детьми.
Еще одним примером того, как страх лишиться детей может стать серьезным препятствием для применения положений Закона «О предупреждении насилия в семье», служит история Анахиты А. «Когда он бил меня, я не знала, что делать. Всё терпела, потому что хотела, чтобы у моих пятерых детей отец был и крыша над головой, – рассказала Анахита в интервью HRW. – Вот поэтому-то я и вернулась к нему, после того, как сбежала от насилия» [Интервью HRW с Анахитой А. Душанбе, 25 июля 2015 г.].
Отсутствие у женщин правовых гарантий и долгосрочной поддержки после разводаОдной из самых серьезных проблем, с которыми сталкиваются пострадавшие от семейного насилия в Таджикистане, является отсутствие долгосрочных правовых гарантий и помощи после развода. Речь, в частности, идет о недоступности для них субсидируемого жилья и невозможности добиться выплаты алиментов [По данным Агентства по статистике при Президенте Республики Таджикистан, в 2016 г. в Таджикистане было зарегистрировано около 9 тыс. разводов. См.: “
Tajikistan Eyes Prenuptial Pacts As Answer To Destitute Divorcees.” Radio Free Europe/Radio Liberty, February 2, 2017]. Как рассказала нам Мавзуна М. из Худжанда, «он [бывший муж] перестал платить алименты два года назад. Никто за этим не следит. Судебные исполнители его не контролируют» [Интервью HRW с Анахитой А. Душанбе, 25 июля 2015 г.].
Другая существенная проблема коренится в Семейном кодексе Таджикистана, в котором с советских времен сохраняется одно из положений о разделе совместно нажитого имущества, известное как «вселение», что часто приводит к ситуации, когда пострадавшие от семейного насилия продолжают жить с бывшим мужем или партнером.
Вселение«В этой ситуации один шаг до конфликтов и насилия. Всё равно что овцу в волчье логово вернуть!» [Интервью HRW с психологом женского приюта для пострадавших от семейного насилия. Худжанд, 29 июля 2015 г.]
Вселение представляет собой средство правовой защиты, когда при разделе совместно нажитого имущества в связи с разводом суд выделяет бывшей супруге и ее детям часть жилого помещения, принадлежащего бывшему супругу или третьим лицам (часто это родители мужа). Это средство нередко задействуется в Таджикистане в условиях отсутствия доступного жилья для женщин, которые решают расстаться с причинителем насилия. На практике вселение означает, что женщине с детьми (если она получила право опеки над ними) выделяется для проживания комната или небольшая площадь в доме ее мужа и его родителей. В беседах с нами адвокаты, активисты и сами пострадавшие от насилия в семье указывали на вселение как на один из самых проблемных аспектов борьбы с семейным насилием в Таджикистане.
По постановлению о вселении разведенная женщина вынуждена жить в одном доме с бывшим мужем – причинителем насилия и его родителями и/или родственниками. Мы задокументировали по меньшей мере 10 случаев, когда разведенная многодетная женщина жила в одном доме с бывшим мужем и его другими женами. По замечанию ряда экспертов и потерпевших, поселение жертвы семейного насилия после развода под одной крышей с ее обидчиком создает ситуацию предельно высокого напряжения и чревато повышенным риском дальнейшего насилия.
По словам адвоката, несколько лет представлявшего интересы женщин в делах о разводе, «после развода женщине выделяется площадь в доме семьи бывшего мужа, и те проблемы, которые были раньше, только усугубляются» [Интервью HRW с психологом женского приюта для пострадавших от семейного насилия. Худжанд, 29 июля 2015 г.].
Курбонгуль К. после замужества в 2007 г. переехала в квартиру к мужу, где жили еще его родители, две сестры и два брата. «С самого начала отношения с мужем были напряженными: пил много, то и дело сцены устраивал, – рассказывала Курбонгуль в интервью HRW. – Он меня по голове бил, по ногам, шрамы остались, даже руку мне сломал. Бывало, детей наших об стенку бил» [Интервью HRW с психологом женского приюта для пострадавших от семейного насилия. Худжанд, 29 июля 2015 г.].
Ситуация еще больше усугубилась, когда в 2015 г. муж Курбонгуль узнал, что у младшего ребенка инвалидность. Муж регулярно напивался по вечерам и впадал в ярость. «Люди всё время говорили мне, что было бы лучше, если бы мы жили отдельно», – сказала нам Курбонгуль [Интервью HRW с психологом женского приюта для пострадавших от семейного насилия. Худжанд, 29 июля 2015 г.].
Преодолев многолетнее сопротивление со стороны своих родителей и родителей мужа, Курбонгуль в 2017 г. подала на развод и на алименты, которые позволили бы ей жить самостоятельно. Чтобы снять отдельную квартиру, зарплаты учительницы и дополнительного дохода от кустарных поделок женщине не хватало. В ходе рассмотрения дела о разводе суд обязал родственников мужа выделить долю в жилплощади для Курбонгуль и детей [Интервью HRW с психологом женского приюта для пострадавших от семейного насилия. Худжанд, 29 июля 2015 г.].
«После развода и вселения муж и его родители только еще больше озлобились, – рассказывала Курбонгуль. – Как-то он пришел домой после ночного запоя, набрал кусков цемента во дворе и стал мне в лицо кидать. Пару раз попал, теперь у меня зубы шатаются». С тех пор Курбонгуль трудно есть и пить. Из-за шрамов на лице она не могла продолжать работать в школе. Впоследствии Курбонгуль с детьми перебралась к брату [Интервью HRW с психологом женского приюта для пострадавших от семейного насилия. Худжанд, 29 июля 2015 г.].
Официальной статистики по случаям насилия в ситуации вселения нет, однако опрошенные нами пять адвокатов и восемь активистов утверждали, что наиболее вопиющие случаи семейного насилия (вплоть до убийства), с которыми они сталкивались, были связаны именно с вселением. Один адвокат рассказал нам историю, произошедшую в 2015 г., когда бывший свекор зарезал 23-летнюю женщину, которая прежде неоднократно подвергалась насилию в семье, а после развода жила в доме родителей бывшего мужа по постановлению суда о вселении [Интервью HRW с адвокатом. Душанбе, 1 августа 2015 г.].
Адвокаты также отмечают, что, по их опыту, для бывших мужей и их родственников насилие по отношению к разведенной жене – это способ выжить ее из дома [Телефонное интервью HRW с тремя душанбинскими адвокатами. Душанбе, 6 февраля 2019 г.].
Пострадавшие от семейного насилия рассказывали нам о ситуациях, когда выделенная им судом жилплощадь в доме бывшего мужа была очень маленькой и тесной, что особенно ощутимо при наличии нескольких детей. Иногда причинитель насилия и его родственники мстят бывшей жене, не позволяя ей пользоваться кухней или санузлом.
«У меня не было другого выбора кроме как поселиться в доме бывшего мужа – того самого, который издевался надо мной, – сказала в интервью HRW Шахноза С., жертва семейного насилия, разведенная. – Моим двум сыновьям нужно было где-то жить. Все наши вещи были там, больше нам идти некуда было» [Интервью HRW с Шахнозой С. Худжанд, 29 июля 2015 г.]. Суд выделил Шахнозе и двум ее детям одну малогабаритную комнату в доме бывшего мужа с правом общего пользования ванной, туалетом и кухней. Последнее стало источником серьезных трений и способствовало нарастанию конфликта. По словам Шахнозы, бывший муж не пускал их ни в ванную, ни в туалет, ни на кухню. «Нам приходилось пользоваться уборной во дворе, а раз в неделю я ходила к родителям мыться, – рассказывала Шахноза. – Суд не проверял, что там потом было с его решением» [Интервью HRW с Шахнозой С. Худжанд, 29 июля 2015 г.].
Едва ли не самым проблемным моментом, по словам экспертов, является то, что общее пользование жилой площадью после развода, связанного с семейным насилием, чревато продолжением и эскалацией насилия. Шахноза говорила, что в период общего пользования санузлом и кухней бывший муж снова стал бить ее и детей [Там же].
Власти Таджикистана должны скорректировать положения Семейного кодекса о вселении и, как отмечалось выше, выделить средства на строительство субсидированного жилья на длительный срок для уязвимых категорий населения, включая пострадавших от семейного насилия. В случае выделения бывшей супруге жилплощади по месту жительства причинителя насилия милиция и комитеты по делам женщин и семьи должны тщательно контролировать ситуацию и регулярно посещать такие дома.
Вредные практики: многоженство, принудительные, ранние и незарегистрированные бракиВ Таджикистане сохраняются вредные дискриминационные практики, которые способствуют семейному насилию и препятствуют обращению пострадавших за помощью. Хотя многоженство в стране запрещено и уголовно наказуемо, эта практика по-прежнему распространена во многих местах. В 2018 г. Комитет ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин выражал обеспокоенность в связи с «широкой распространенностью полигамных союзов, детских и принудительных браков и уменьшением числа официальных актов регистрации браков» в Таджикистане [Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Заключительные замечания по шестому периодическому докладу Таджикистана.
CEDAW/C/TJK/CO/6, 14 ноября 2018 г., п. 45(b)].
МногоженствоПо меньшей мере треть опрошенных нами женщин указывала на двоеженство или многоженство как на один из ключевых факторов семейного насилия. Зачастую это было связано с тем, что намерение мужа взять себе еще одну жену приводило к ссорам, которые перерастали в насилие. По результатам исследования 2007 г., более 90% браков в Таджикистане полигамны [Lauryn Oates. “Tajikistan: A Fundamental Concern,” Herizons, 32 (2007). Поскольку многоженство противозаконно, государство не ведет систематического сбора данных о числе полигамных браков или партнерств. По оценкам экспертов, активистов и исследователей, с 2007 г. это число только возросло в связи с распространением консервативных толкований Ислама и общим ухудшением экономической ситуации в стране]. Получение надежных актуальных данных затруднено из-за уголовной ответственности за многоженство. По оценке психолога из Бохтара, «число полигамных браков у нас в регионе растет, и государство не принимает достаточных мер для борьбы с этим» [Интервью HRW с психологом Нодирой Н. Бохтар, 22 июля 2015 г.].
«Мы очень часто наблюдаем насилие в полигамных семьях», – отмечала Зухра З., соцработник из государственного женского консультационного центра в Хатлонской области [Интервью HRW с Зухрой З., социальной работницей государственного женского консультационного центра. Бохтар, 22 июля 2015 г]. «Я жила в одном доме с мужем, его первой женой и ее ребенком, – рассказывала нам пострадавшая от семейного насилия Зулайхо З. из Шаартуза. – Муж обещал построить мне дом, а в результате держал в сарае как рабыню. Не одевал меня, не кормил» [Интервью HRW с Зулайхо З. Шаартуз, 23 июля 2015 г].
По неофициальным оценкам сотрудников женского кризисного центра в Хатлонской области, примерно у двух третей мужчин в регионе две или больше жен, при этом брак со второй и/или третьей женой официально не зарегистрирован. В беседе с нами руководительница женского кризисного центра «Дилафруз» заметила: «У многих женщин, которые приходят в нашу организацию за консультацией, нет никаких документов о браке, чтобы подтвердить их семейное положение или чтобы они могли защитить себя» [Интервью HRW с Манижей М., руководительницей женского кризисного центра «Дилафруз». Бохтар, 22 июля 2015 г.].
Директор женского кризисного центра на юге Таджикистана так объясняла нам широкое распространение полигамии у них в регионе: «Если у семьи нет денег и нечем кормить детей, тогда девочку могут выдать второй или третьей женой, сняв с себя таким образом лишний груз» [Телефонное интервью HRW с Дильбар Д., директором женского кризисного центра. Куляб, 4 апреля 2019 г.].
Комитет ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин призывает к запрету полигамных браков, поскольку они несоразмерно негативно сказываются на положении женщин и делают невозможным гендерное равенство. Комитет отмечает, что «полигамия крайне негативно влияет на права человека и экономическое благосостояние женщин и их детей»[Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Общая рекомендация № 29 (2013) по статье 16 Конвенции (Экономические последствия вступления в брак, семейных отношений и их расторжения).
CEDAW/C/GC/29, 10 октября 2013 г., п. 27].
Принудительные, ранние и незарегистрированные бракиПринудительный, ранний и незарегистрированный брак повышает уязвимость женщин и девочек и риск семейного насилия. Такие браки усугубляют экономическую зависимость и изоляцию женщины. При том что детский брак, организованный семьей по договоренности, уже сам по себе может быть формой семейного насилия, исследования также показывают устойчивую корреляцию между ранним браком и повышенным риском подвергнуться насилию в браке [В результате проведенных в семи странах исследований было установлено, что девочки, вышедшие замуж до достижения 15-летнего возраста, подвергались насилию со стороны супруга чаще, чем женщины, которые вступали в брак после 25 лет. Эта корреляция была устойчивой во всех семи странах, однако степень ее отличалась от страны к стране. Так, в Индии и Доминиканской Республике (страны с максимальной корреляцией) в случае вступления в брак ранее 15-летнего возраста вероятность подвергнуться насилию со стороны супруга была более чем в три раза выше, чем в случае вступления в брак после 25 лет (17,3% против 4,4% в Доминиканской Республике и 13,6% против 4,2% в Индии). Sunita Kishor, Kiersten Johnson. “
Profiling Domestic Violence: A Multi-Country Study,” Measure DHS+ ORC Macro, p. 29].
Принудительный и ранний брак могут изначально быть незарегистрированными в силу незаконности и в ряде случаев оставаться незарегистрированными, чтобы избежать попадания в поле зрения властей. Некоторые браки, заключаемые по религиозному обряду, также остаются официально незарегистрированными, в силу чего супруги лишаются гарантий, предусмотренных Семейным кодексом.
Семейный кодекс Республики Таджикистан гарантирует обоим супругам право на совместно нажитое имущество, однако из-за пробелов в законодательстве женщинам не всегда удается это право реализовать [Семейный кодекс Республики Таджикистан, глава 7]. Вопреки предпринимаемым в последнее время государством усилиям по борьбе с заключением брака только по религиозному обряду (никах), без государственной регистрации, это явление всё еще распространено, особенно в сельских районах. Такие браки государством не признаются. Законодательство Таджикистана не признает за женщиной, состоящей в официально не зарегистрированном браке, ни право на совместно нажитое имущество, ни другие права супругов, такие как право на алименты.
Как нам говорили в женских ресурсных центрах в Горно-Бадахшанской автономной области, Гарме и Кулябе, часть женщин не осознает, что религиозный брак не признается на государственном уровне и что они не могут рассчитывать на гарантии, предусмотренные для супругов Семейным кодексом [Телефонное интервью HRW с сотрудниками НПО в Горно-Бадахшанской автономной области, Гарме и Кулябе. 8-9 ноября 2018 г.]. Некоторые ранние и принудительные браки в силу своей природы чреваты изоляцией пострадавших от семейного насилия и дополнительными осложнениями в получении помощи.
По итогам оценки в 2018 г. реагирования государства на проблему ранних, принудительных, незарегистрированных и полигамных браков, Комитет ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин рекомендовал правительству искоренить практику обязательных медицинских осмотров (так называемых проверок на девственность) будущих невест. Комитет также призвал принять меры по предотвращению и искоренению детских, принудительных и полигамных браков, в том числе путем «создания механизмов для выявления случаев заключения принудительных браков и браков с несовершеннолетними» и «систематического осуществления сбора данных о количестве поданных жалоб, проведенных расследований и судебных преследований и вынесенных обвинительных приговоров и наказаний в отношении нарушения запретов на детские, принудительные, полигамные браки и двоеженство» [Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Заключительные замечания по шестому периодическому докладу Таджикистана.
CEDAW/C/TJK/CO/6, 14 ноября 2018 г., п. 46(b)].
V. Конституционные и международно-правовые обязательства Таджикистана
BACK TO TOPНеспособность государства обеспечить женщинам и девочкам защиту от семейного насилия, надлежащую помощь и доступ к правосудию нарушает не только международно-правовые обязательства Таджикистана в области прав человека, но и Конституцию Республики Таджикистан.
Таджикистан является участником нескольких международных договоров, имеющих отношение к проблеме семейного насилия. Ключевой документ – Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, которую Таджикистан ратифицировал в 1993 г. Конвенция призывает государства принимать определенные меры по предупреждению и запрещению дискриминации по признаку пола, в том числе со стороны частных лиц, с тем чтобы обеспечить женщинам возможность осуществления прав человека в полном объеме [Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин. Принята резолюцией ГА ООН 34/180 от 18 декабря 1979 г., вступила в силу 3 сентября 1981 г., статья 1.].
Таджикистан ратифицировал и другие договоры, которые содержат положения, применимые к семейному насилию, в том числе Конвенцию о правах ребенка, Международный пакт о гражданских и политических правах, Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах и Конвенцию о правах инвалидов [Конвенция о правах ребенка принята резолюцией ГА ООН 44/25 от 20 ноября 1989 г., вступила в силу 2 сентября 1990 г., ратифицирована Таджикистаном 26 октября 1993 г. (статья 2). Международный пакт о гражданских и политических правах принят резолюцией ГА ООН 2200(А) 16 декабря 1966 г., вступил в силу 23 марта 1976 г., ратифицирован Таджикистаном 4 января 1999 г. Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах принят резолюцией ГА ООН 2200(А) 16 декабря 1966 г., вступил в силу 3 января 1976 г., Таджикистан присоединился 4 января 1999 г. Конвенция о правах инвалидов принята резолюцией ГА ООН 61/106 от 13 декабря 2006 г., вступила в силу 3 мая 2008 г., ратифицирована Таджикистаном 22 марта 2018 г. (статья 16)]. В этих договорах содержатся положения о праве на жизнь, здоровье и физическую неприкосновенность, праве не подвергаться жестокому, бесчеловечному или унижающему достоинство обращению или наказанию, праве не подвергаться дискриминации, праве на неприкосновенность частной и семейной жизни, а также о праве на достаточный уровень жизни (включая жилище) и на доступ к средствам правовой защиты.
Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин отмечает, что «насилие в семье представляет собой одну из наиболее порочных форм насилия в отношении женщин», подвергает опасности здоровье женщин и уменьшает «их возможности для равноправного участия в семейной и общественной жизни» [Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Общая рекомендация № 19 (1992) «Насилие в отношении женщин» (Одиннадцатая сессия, 1992), п. 23. // Подборка замечаний общего порядка и общих рекомендаций, принятых договорными органами по правам человека. HRI/GEN/1/Rev.9 (Vol. II), 27 мая 2008 г., статья 16.]. В своих общих рекомендациях № 19 и № 28 комитет указывает, что гендерное насилие считается одной из форм дискриминации и может квалифицироваться как нарушение конвенции вне зависимости от того, совершается ли оно государством или частными лицами [Там же. Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Общая рекомендация № 28 (2010), касающаяся основных обязательств государств-участников по статье 2 Конвенции о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин.
CEDAW/C/GC/28, 16 декабря 2010 г., п. 19].
Комитет прямо призывает государства принимать меры по борьбе с семейным насилием, в частности, разрабатывать и применять соответствующее законодательство, предоставлять пострадавшим от насилия в семье услуги по защите и поддержке, а также организовывать подготовку «работников судебных и правоохранительных органов и других государственных должностных лиц» для обеспечения надлежащей реализации таких мер [Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Общая рекомендация № 19 (1992) «Насилие в отношении женщин», п. 24(b), https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/cedaw_handbook/cedaw_rec19.pdf]. Комитет также отдельно рекомендует государствам создавать или поддерживать службы по оказанию помощи жертвам семейного насилия, в том числе в сельских или отдаленных районах [Там же, пп. 24(k), 24(o)].
Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин призывает принимать меры, в том числе законодательного характера, направленные на обязательную регистрацию всех браков в актах гражданского состояния вне зависимости от того, совершается он по религиозному или по светскому обряду[Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, статья 16.2; см. также: Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Общая рекомендация № 29 (2013) «Экономические последствия вступления в брак, семейных отношений и их расторжения», пп. 25-26; Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Общая рекомендация № 21 (1994) «Равноправие в браке и в семейных отношениях», п. 39.]. Совет ООН по правам человека настоятельно призывает государства обеспечивать доступ к регистрации брака, в том числе обычного или религиозного брака [Совет ООН по правам человека. 29-я сессия. Резолюция 29.8 «Активизация усилий по предотвращению и ликвидации детских, ранних и принудительных браков». A/HRC/29/L.15, 1 июля 2015 г., п. 7.]. Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин и другие договоры гарантируют право на вступление в брак исключительно по свободному выбору и на основе свободного и полного согласия, устанавливая, что брак ребенка не имеет юридической силы[Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, статья 16.1(b), 16.2; Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах, статья 10.1.]. Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин подчеркивает важность запрещения принудительного брака, указывая, что «право женщины на выбор супруга и право на свободное вступление в брак является основным для ее жизни и для ее достоинства и равенства как человеческого существа» [Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Общая рекомендация № 21 (1994) «Равноправие в браке и в семейных отношениях», п. 16, https://www.un.org/ru/documents/decl_conv/conventions/cedaw_handbook/cedaw_rec21.pdf].
В отношении совместно нажитого имущества Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин указывает на важность охраны имущественных прав женщин в незарегистрированном браке или в партнерстве без вступления в брак и призывает корректировать законодательство, не гарантирующее равных прав на имущество, приобретенное в период фактического брачного союза [Там же, п. 33].
Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин также обязует государства-участники принять меры «для ликвидации дискриминации в отношении женщин в сельских районах» и обеспечить им равные права при доступе к услугам здравоохранения и социальным услугам [Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, статья 14.].
В международных документах по правам человека признается, что социальные и культурные нормы могут быть связаны со стереотипами и формами поведения, наносящими вред женщинам и девочкам. Конвенция о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин призывает государства изменять или упразднять дискриминационные по отношению к женщинам обычаи и практики, а также принимать меры, направленные на изменение «социальных и культурных моделей поведения мужчин и женщин с целью достижения искоренения предрассудков» и практик, основанных «на идее неполноценности или превосходства одного из полов» или на стереотипных представлениях о гендерных ролях [Там же, статьи 2(f), 5(a)].
Речь идет в том числе и о многоженстве, которое, как отмечает Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин, «противоречит праву женщин на равенство с мужчинами и может настолько иметь серьезные эмоциональные и финансовые последствия для женщины и ее иждивенцев, что такие браки не должны поощряться и должны запрещаться» [Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Общая рекомендация № 29 (2013) «Экономические последствия вступления в брак, семейных отношений и их расторжения», п. 27.].
В 2018 г. Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин отдельно призвал Таджикистан «поощрять и обеспечивать на всей территории… доступ к бесплатной, учитывающей гендерные аспекты правовой помощи для женщин, не имеющих достаточных средств, в том числе для женщин, принадлежащих к группам, находящимся в неблагоприятном положении», а также «укреплять независимость и повышать эффективность судебных органов в плане расследования, судебного преследования и наказания виновных в совершении насилия в отношении женщин и обеспечить, чтобы дела, касающиеся перекрестных форм дискриминации, рассматривались в судах надлежащим образом» [Комитет по ликвидации дискриминации в отношении женщин. Заключительные замечания по шестому периодическому докладу Таджикистана. CEDAW/C/TJK/CO/6, 14 ноября 2018 г., п. 14(b), п. 14(c), https://tbinternet.ohchr.org/_layouts/15/treatybodyexternal/Download.aspx?symbolno=CEDAW%2fC%2fTJK%2fCO%2f6&Lang=ru].
Стамбульская конвенцияКонвенция Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и насилием в семье (Стамбульская конвенция) вступила в силу в 2014 г. [Таблица подписей и ратификации договора 210: Конвенция Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и насилием в семье, https://www.coe.int/ru/web/conventions/full-list/-/conventions/treaty/210/signatures] Конвенция прямо предусматривает возможность ее ратификации государствами, не входящими в Совет Европы, как в случае с Таджикистаном. На момент подготовки этого доклада конвенцию ратифицировали 34 государства – члена СЕ, еще 12 подписали и заявили о намерении ратифицировать. Шаги в направлении ратификации предприняты также Евросоюзом. Ни одна из стран за пределами СЕ на момент подготовки этого доклада конвенцию не ратифицировала[Там же.].
Стамбульская конвенция охватывает все формы насилия в отношении женщин, включая семейное насилие, изнасилование, сексуальные домогательства притеснения, навязчивое преследование, принуждение к браку. Конвенция отличается тем, что устанавливает строгие стандарты по предупреждению насилия в отношении женщин и реагированию на него, а также предусматривает конкретные меры по борьбе с семейным насилием. Последние включают руководящие указания в области защитных предписаний и предоставления убежища и другой помощи. Конвенция также требует, чтобы насилие в отношении женщин преследовалось в уголовном порядке и соответствующим образом наказывалось, даже в тех случаях, когда пострадавшие отказываются от претензий. Наконец, она требует от государств принятия последовательных мер по изменению стереотипов и практик, способствующих насилию в отношении женщин.
Об авторахЭтот доклад подготовлен и написан Стивом Свердловым, старшим исследователем Отделения Human Rights Watch по Европе и Центральной Азии.
Интервью для доклада проводились Стивом Свердловым. Ряд интервью проведены Викторией Ким, младшим исследователем Отделения по Европе и Центральной Азии. В исследовании принимала участие Дебора Тесляр, интерн Отделения по Европе и Центральной Азии.
Редакция: Хью Уильямсон, директор Отделения по Европе и Центральной Азии; Том Портеус, заместитель директора HRW по программам; Хиллари Марголис, старший исследователь по правам женщин; Филипп Дэм, эдвокаси-директор HRW по Европе и Центральной Азии; Эшлин Рейди, старший юрисконсульт HRW.
Подготовка к публикации: Кэтрин Пилишвили, старший сотрудник Отделения по Европе и Центральной Азии; Фицрой Хепкинс, администратор; Хосе Мартинес, старший координатор по административным вопросам.
Human Rights Watch выражает глубокую благодарность всем активистам, сотрудникам служб помощи, аналитикам и экспертам, которые щедро делились с нами своим опытом. Мы сожалеем, что не можем назвать их всех по имени, но понимаем, что они работают в тесном контакте с властями, и не хотели бы навредить этому сотрудничеству.
Большое впечатление на нас произвел уровень неравнодушия и способности к самоорганизации сообщества людей, работающих над искоренением семейного насилия в Таджикистане. Глубоко впечатлили и многие бывшие жертвы семейного насилия, которые теперь сами стали активистами и борются за права других.
Мы бесконечно признательны пострадавшим от семейного насилия женщинам, которые рассказывали нам о пережитом, делясь такими тяжелыми для них воспоминаниями и часто в буквальном смысле показывая свои шрамы.
https://www.hrw.org/ru/report/2019/09/19/333783
