Жена Амра ибн аль-Джамуха Хинд увидела, что Ислам повсеместно распространился среди жителей Йасриба, и среди его вождей язычником остался только её муж с небольшой группой людей.
Хинд очень любила и почитала своего мужа. Она очень жалела, что он может умереть неверным, и попадёт из-за этого в адское пламя.
Сам же Амр, в свою очередь, опасался, что его сыновья откажутся от религии своих отцов и дедов, последуют этому новоявленному проповеднику Мусабу ибн Умайру, который за короткое время смог отвратить многих людей от их религии и обратить их в религию Мухаммада, ﷺ.
Он сказал своей жене:
— О Хинд, остерегайся встреч твоих детей с этим человеком (имелся в виду Мусаб ибн Умайр), пока мы не разберёмся с ним.
Хинд ответила:
— Слушаюсь и повинуюсь! А слышал ли ты от своего сына Муаза, что он рассказывает об этом человеке?
— Горе тебе! — воскликнул Амр. — Разве мог Муаз отказаться от своей религии, чтобы я ничего не знал об этом?
Праведная женщина сжалилась над шейхом и сказала:
— Разумеется, нет, он просто побывал на некоторых собраниях этого проповедника и запомнил кое-что из его слов.
— А ну-ка позови его ко мне, — воскликнул Амр.
Когда сын предстал перед ним, он попросил его:
— Расскажи мне что-нибудь из того, что говорил этот человек.
Муаз произнёс:
“Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!
Вся хвала принадлежит Аллаху, Владыке всех миров,
Милостивому, Милосердному, Властителю Судного Дня.
Тебе Одному мы поклоняется, и к Тебе Одному мы взываем о помощи.
Наставь нас на путь правый,
путь тех, которых Ты одарил Своими благами, тех, кто не навлёк на себя Твоей немилости, и тех, кто не впал в заблуждение” (аль-Фатиха).
Амр воскликнул:
— Как прекрасны и как замечательны эти слова! Неужели все, что он говорит подобно этому?!
Муаз сказал:
— И даже лучше этого, о отец. Не желаешь ли присягнуть на верность этому? Весь твой народ уже присягнул.
Немного подумав про себя, шейх произнёс:
— Я этого не сделаю, пока не посоветуюсь с Манат. Посмотрю, что он скажет.
Юноша воскликнул:
— Отец, ну что может сказать Манат? Это же мёртвое дерево, не имеющее разума и лишённое дара речи.
Но шейх стоял на своём:
— Я же сказал тебе, что без этого ничего предпринимать не буду!