Автор Тема: Зелимхан Харачоевский  (Прочитано 3362 раз)

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10907
Зелимхан Харачоевский
« : 07 Декабря 2021, 07:52:11 »
Чечня.Из глубины веков. Рассказ об абреке З.Харачоевском.
27 сент. 2013 г.
ЧГТРК "Грозный"

https://youtu.be/Riq7Z_qodS4

В фильме - ни слова о том, что из-за укрывательства Зялмаха были выселены ингушские аулы

Рамзан Гудаев: Как его деда Зелимхана принимали ингуши и как его родня поддерживала отношения с ними

ЧГТРК "Грозный", 27 сент. 2013. "Чечня.Из глубины веков. Рассказ об абреке З.Харачоевском.

https://youtu.be/3hN9yHjQoI8


Попытка Зелимхана отбить свою семью, в которой был убит Адронников

ЧГТРК "Грозный", 27 сент. 2013. "Чечня.Из глубины веков. Рассказ об абреке З.Харачоевском.

https://youtu.be/-Zig6J-kCm8


==========================================


Дочь Зелимхана Энисат на фотографии затирает лица убийц своего отца

ЧГТРК "Грозный", 27 сент. 2013. "Чечня.Из глубины веков. Рассказ об абреке З.Харачоевском.

https://youtu.be/szb3_7CZIeY


===========================================


Письмо Главнокомандующего войсками кавказского военного округа графа Воронцова-Дашкова от 4/12 ноября 1910 года за № 230572 начальнику Терской области атаману терского казачьего войска Михееву


«Преступность ингушей — жителей Назрановского округа, повальное воровство, кражи, грабежи и разбои, особенно сильно развившиеся в среде этого народа, буквально не дают возможности жить и трудиться мирному поселянину, особенно же соседям ингушей — казакам и осетинам. Наглость и дерзость этого племени за последнее время достигли невероятных размеров, и бороться с этим злом мерами культурного характера, при наличии чрезмерно низкой ступени развития ингушей, очевидно, невозможно.

Благодаря такому положению вещей, я нахожу, что престиж русской административной власти среди полудикого ингушского народа падает с каждым днем, понятие о законности утрачивается, человеческая жизнь совершенно обесценивается и чужая собственность не признается вовсе. Мало того, ингуши, очевидно, не останавливаются и перед тем, чтобы открыто выступить против правительственной власти, желающей охранить как их личную, так и общественную безопасность.

Это подтверждается тем, что 20 прошлого сентября они, вместо содействия, которое должны были оказать воинскому отряду, посланному для поимки главаря разбойничьей шайки абрека Зелим-хана, сами примкнули к этой шайке и напали на отряд в Ассинском ущелье, где, обстреляв войска, первым же выстрелом убили своего начальника округа ротмистра князя Андроникова.8076

Возмутительно беззаконные действия ингушей должны наконец получить вполне заслуженное возмездие, и потому я решил по всей полноте предоставленной мне ГОСУДАРЕМ ИМПЕРАТОРОМ власти принять против них чрезвычайные меры наказания.

Предложенные Вашим Превосходительством в докладе от 2 октября сего года за № 19074 меры воздействия на преступный ингушский народ я вполне одобряю и предписываю вам:

1) всех жителей поселков Нельх и Кек, среди которых в продолжение 1 1/2 лет укрывались семьи абреков Зелим-хана и Солтомурада, выселить вместе с означенными семьями в Сибирь;

2) хутора, расположенные по Ассинскому ущелью, в которых оказывался приют Зелим-хану и жители которых принимали участие в нападении на войска 20 минувшего сентября, уничтожить, расселив жителей к местам их приписки;

3) немедленно взыскать с ингушей Назрановского округа штраф в размере 20 700 рублей, кои и выдать в вознаграждение семейств убитых чинов отряда и частных лиц: семействам — ротмистра князя Андроникова — десять тысяч рублей, поручика Афанасьева — три тысячи рублей, убитых пяти нижних чинов и одного туземца — по одной тысяче рублей за каждого, и в пособие раненым: ротмистру Доногуеву — одну тысячу рублей, шести нижним чинам и одному туземцу — по сто рублей каждому, и

4) лишить общества Назрановского округа права выбора себе старшин и назначить туда правительственных.

Об этих мерах наказания ингушей я донес ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ и вместе с тем вошел в сношение с Председателем Совета Министров, военным министром, главноуправляющим землеустройством и земледелием и сенатором Никольским, коих прошу оказать содействие к скорейшему осуществлению предпринятой мною чрезвычайной меры наказания, а именно — выселения в Сибирь целых семей поселков Нельх и Кек. В письме к Председателю Совета Министров я высказал, что наиболее подходящей для поселения указанных выселенцев я признаю Амурскую область, где полагаю необходимым устроить их оседлость, прикрепив их к земле путем отвода свободных земельных участков.

Впредь же до воспоследования соответствующих по сему поводу распоряжений предлагаю Вашему Превосходительству теперь же выселить из поселков Нельх и Кек всех жителей мужского пола, в возрасте от 16 лет и старше, коих перевести в гор. Владикавказ и содержать под охраной военного караула. Выселенцы должны быть помещены в особо отведенных для сего помещениях, а если таковых во Владикавказе не представится возможным найти, то разместить их в лазаретных наметах, взяв таковые из войсковых частей, расположенных во Владикавказе. Довольствие этих лиц производить за счет аробных сумм или каких-либо других источников, находящихся в Вашем распоряжении заимообразно, имея, однако, в виду, что переселяемые должны быть устроены во Владикавказе возможно заботливее. О пополнении расходов на эту надобность из казны Вы имеете войти ко мне с особым представлением».


Источник: ghalghay.com




========================================



Воронцов-Дашков жалуется на ингушей императору Никалаю II из-за их разбоев и помощи Зелимхану (нарезки из док. фильма Лейлы Гагиевой "Папаха ингуша: Абрек Сулумбек"; 2019 г)

https://t.me/youloy_r/6382

https://youtu.be/Yfif-jIoB5s


Как были наказаны ингуши за поддержку Зелимхана Харачоевского (из док. фильма Лейлы Гагиевой "Папаха ингуша: Абрек Сулумбек"; 2019 г)

https://t.me/youloy_r/6387

https://youtu.be/Dg1Zks5pnKY

=======================================

Имам Шамиль в сумке абрека Зелимхана в момент его убийства

« Последнее редактирование: 29 Ноября 2023, 03:10:10 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10907
Re: Зелимхан Харачоевский
« Ответ #1 : 12 Июня 2022, 16:59:21 »
Дело выселении Восточную Сибирь ингушей Назрановского окр. Терской области за оказание поддержки отряда Зелим-Хана, совершавшему вооруженные нападения на Российские войска 1910-1913 гг.

ф. 1276, оп. 6, д. 39
24 июля ...(?) г.

Милостивейший Государь Владимир Николаевич Препровождаю при сем Вашему Высокоблагородию для сведения, копию всенародного рапорта моего от 18 сего января за №1599 высылке Курскую губернию, сроком на 5 лет, под гласный надзор полиции, двенадцати ингушей - жителей Назрановского округа Терс. обл., как лиц, преступная деятельность коих направлена против общественного порядка спокойствия личной имущественной безопасности населения.

Уважающий ваш слуга граф Воронцов Дашков.

Из числа жителей Назрановского округа наиболее основательное подозрение принадлежности разбойничьим шайкам, обыкновенно набираемых незадолго до преступления распускаемых после окончания такового, внушают жители селения: Сурхохи-Гада Эльбуздко Муцольгош, Сулейман Эсмурзиев, Меда Аушев, Таумирза Беков, Мустаби Евлоев, Джаран Китиев, Эдильгирей Богатырев, сел Экажебского — Муси Албогачиев, И. Арис Муталиев, Бексултан Кортоев сел Верхне-Ачалуки— Бексультан Льянов, участвовавшие целом ряде выдающихся преступлений.

Они подозреваются нападении 1811 г. на Новороссийский банк, кассы Грозненского Владикавзкаского вокзалов, 1819 г. Кизлярского казначейства, также ограблении Владикавказского купца Симонова. Эта шайка имела некоторую связь деятельностью абрека Зелимхана его приверженцев отношении коих уже состоялось мое распоряжение высылке их Курскую губернию, сроком на 5 лет каждого, установлением там над ними гласного надзора полиции.
« Последнее редактирование: 13 Июня 2022, 00:08:07 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10907
Re: Зелимхан Харачоевский
« Ответ #2 : 31 Июля 2022, 03:47:45 »
ЭПИСТОЛЯРИЙ

Воззвание Г. В. Вербицкого к чеченскому и ингушскому народам и всему тyзeмнoмy населению Терской области

(на арабском и русском языках)

«Приказом по области я, войсковой старшина Вербицкий, назначен искоренить разбойничество в родном крае. Обращаюсь поэтому к чеченскому и ингушскому народам и всему туземному населению.

Вы — храбрые племена. Слава о вашем мужестве известна по всей земле: ваши деды и отцы храбро боролись за свою независимость, бились вы и под русскими знаменами во славу России.

Но за последние годы между вами завелись люди, которые своей нечистой жизнью пачкают, грязными делами позорят вас. Эти отбросы ваших племен все свои силы направили на разбой и воровство, заливая краской стыда ваши честные лица. Имам Шамиль за разбой рубил им головы, а за воровство отсекал им лапы.

Правительство наше решило положить конец всем творящимся ими безобразиям. Оно требует, чтобы каждый пахарь, купец, пастух и ремесленник, к какому бы племени он ни принадлежал, мог спокойно трудиться на свою и общую пользу.

Призываю честных людей сплотиться и перестать якшаться с ворами и разбойниками, изгнав их из своей среды и лишив их свободы святого гостеприимства.

Я обращаюсь к вам, воры и разбойники.

Объявляю вам, что ваше царство приходит к концу. Я поймаю вас, и те, на ком лежит пролитая при разбоях кровь, будут повешены по законам военного времени (т.е. в 24 часа военно-полевым судом. Поэтому советую вам помнить мои слова и отнюдь не отдаваться моим отрядам живыми, а биться до последней капли крови. Кто не будет трус, умрет как мужчина, с оружием в руках.

Все же, кто еще не отдался целиком самим Кораном [494] осужденному пороку воровства и разбоя, опомнитесь и займитесь мирным трудом. Возрастите ваших детей в почитании закона и выучите их в школах во славу пророка Магомета и на пользу своего народа.

Теперь ты, Зелимхан!

Имя твое известно всей России, но слава твоя скверная. Ты бросил отца и брата умирать, а сам убежал с поля битвы, как самый подлый трус и предатель. Ты убил много людей, но из- за куста, прячась в камни, как ядовитая змея, которая боится, чтобы человек не раздавил ей голову каблуком своего сапога. Ты мог пойти на войну, там заслужить помилование царя, но ты прятался тогда, как хищный волк, а теперь просишь у начальства пощады, как паршивая побитая собака. Ответ начальства тебе уже известен. Но я понимаю, что весь чеченский народ смотрит на тебя как на мужчину, и я, войсковой старшина Вербицкий, предоставляю тебе случай смыть с себя пятно бесчестия, и если ты действительно носишь штаны, а не женские шаровары, ты должен принять мой вызов.

Назначь время, место и укажи по совести, если она у тебя есть, число твоих товарищей, и я явлюсь туда с таким же числом своих людей, чтобы сразиться с тобой и со всей твоей шайкой, и чем больше в ней разбойников, тем лучше. Кровникам твоим не позволю вмешаться в наше дело. Довольно между вами крови!

Но если ты не выйдешь на открытый бой, я все равно тебя найду (даже и в Турции, куда ты, кажется, собирался удрать), и тогда уже пощады не жди и бейся до конца, чтобы не быть повешенным. (Ого!)

Докажи же, Зелимхан, что ты мужчина из доблестного чеченского племени, а не трусливая баба. Напиши мне, войсковому старшине Вербицкому, в гор. Владикавказ и помни, что на перевод письма твоего на русский язык с арабско-чеченского мне нужно время». [495]

Письма Зелимхана, различным представителям власти

Письмо полковнику Галаеву

Бисмилла, аррахман, аррахим!

Начинаю от всемогущего Аллаха после должной части полковнику!

Я думаю, что из головы твоей утекло масло, раз ты думаешь, что царский закон может делать все, что угодно.

Не стыдно тебе обвинять совершенно невинных? На каком основании наказываешь ты этих детей? Ведь народу известно, что сделанное в Ведено сделал я.

Знаешь это и ты.

Эй, вы, начальствующие и судьи! Эй, правосудие! Вы неправильно решаете дела. Почему вы неправильно судите, почему вы осуждаете невинных детей?

Вы же не можете подняться на крыльях к небу и не можете также влезть в землю. Или же вы постоянно будете находиться в крепости, решая дела так неправильно, зная это хорошо, зная так же, как я.

Куда вы денетесь? Вы никуда не денетесь, пока я жив. Разве вы не знаете меня? Вы знаете меня.

Я, Зелимхан, решающий народные дела. Виновных я убиваю, невинных — оставляю. Я вам говорю, чтобы не нарушали вы законы. Я вас прошу не нарушать их. А вы нарушаете их на основании ложных показаний. Ничуть вы не лучше женщин — мужчины. И о таких неправильных решениях вы после будете жалеть.

Я от Турченко требовал деньги еще четыре года назад Он все время обещал дать, а сам объявил об этом начальству. Я предупреждал его, что если он не уплатит требуемых денег, будет убит.

В ночь убийства я ходил к нему опять просить денег. Делал это в присутствии его семьи. И когда он отказался от уплаты, я его убил. Не из бедных же он, были же у него деньги и другое имущество.

Возьмите всю казну государственную и войска, преследуйте меня — и все равно не найдете меня. Волла-ги! Билла-ги! [496]

Я подчиняться вам не буду. Когда вам понадобится схватить меня — я буду от вас далеко; когда же вы мне понадобитесь — будете вы очень близко ко мне.

Эй, начальствующие! Я вас считаю очень низкими. Смотрите на меня: я нашел казаков и женщин, когда они ходили в горы, и я их не тронул. Я взял у них только гармонию, чтобы немного повеселиться, а потом вернул ее им.

Шерипа Субиева я в тот же день немного задержал, заподозрив его в неверности мне, а вы за это арестовали его. Но больше ни в чем он не виноват.

Вы нехорошие люди! Вы недостойные люди! Не радуйтесь, не гордитесь за взятую Вами неправду и за утверждение таковой. Хотя вы теперь радуетесь, но после будете плакать несомненно.

Эй, полковник! Я тебя прошу ради создавшего нас бога и ради возвысившего тебя — не открывай вражды между мной и народом. Ты должен стараться, чтобы женщины и дети не плакали и не рыдали. Они же плачут и проклинают меня. Говорят: «Хоть бы убили его и чтобы он был уничтожен богом!» Так они проклинают меня. Они не виноваты. Ты же не должен сомневаться, если будешь обижать арестованных, то ко мне будет вражда. А мы до сих пор жили хорошо: кто мне сделает добро, тому отплачу тем же; кто мне сделает дурное и злое, тому отвечу тоже тем же.

Эй, полковник! Если ты хочешь узнать, кто был со мной, когда убили Турченко, то были: я — Зелимхан, мой отец Гушмазуко, Давлет-Мурза хоевский, Исса хоркороевский и Кума и Гуду из Белготоя. Это дело сделали мы. Наших лошадей держал, когда мы входили в дом к Турченко, чеченец ауловец Гунна. Знай это, эй, пристав!

Я знаю и слышу, что ты делаешь. Идешь за Гела и Дуду. Посмотри же, что я с ними сделаю. Если я их оставлю, то вини меня; если же я это не оставлю, то не вини меня. Знай это!

Милость Аллаха и Аллах пусть сохранят того, кто будет читать это. Читающего прошу прочесть, ради Аллаха, не преувеличивая и не преуменьшая.

(Приложены именная печать Зелимхана и печать Андреевского сельского управления). [497]

Второе письмо Зелимхана полковнику Галаеву

Полковник Галаев!

Пишу тебе последнее мое письмо, которое я с помощью Аллаха безусловно исполню. Это будет скоро.

Мнение мое такое: ты, кажется, знаешь, что я сделал с Добровольским, с таким же полковником, как ты; что мое привлекает сердце в необходимость сделать с тобой за незаконные действия твои и из-за меня заключенных людей, которые совсем невинны.

Я тебе говорю, чтобы ты освободил всех заключенных, о вине которых ты не слыхал и в которых не видел ничего правдивого. За неисполнение этого с тобой, гяуром, что будет, смотри на другой странице.

Я Добровольскому говорил так же, как и тебе, гяур. Но ты меня тоже не понимаешь.

Я тебе дам запомнить себя. Губить людей незаконными действиями из-за себя я не позволю тебе, гяур. Раз я говорю «не позволю», значит правда.

Если я, Зелимхан Гушмазукаев, буду жив, я ж заставлю тебя, как собаку, гадить в доме и сидеть в доме с женой. Трус ты! В конце концов — проститутка, — убью тебя, как собаку.

Пусть ты будешь между тысячами, я смогу узнать тебя.

Ты, кажется, думаешь, что я уеду в Турцию. Нет, этого не будет с моей стороны, чтобы люди не обложили меня позором бегства. Не кончив с тобой, я на шаг дальше не уеду. Слушаю я о твоих делах, и ты мне кажешься не полковником, а шлюхой.

Освободи же людей невинных, и я с тобой ничего иметь не буду. Если же не послушаешь, то будь уверен, что жизнь твою покончу или увезу в живых казнить тебя.

Зелимхан Гушмазукаев.
(Приложены три печати).

Отрывок из письма Доногуеву

Теперь сообщаю вам, что я убивал начальство, что они незаконно сослали моих бедных людей в Сибир, сейчас находится моих бедных людей Сибире 9 человек. Потом бытности [498] начальником Грозненского округа полковника Попова, в Грозном был бунт, и за гордость свою начальство и войска убивал там бедных людей, но я тогда, узнав, чем дело, собрал свой шайка и ограбил поезд Кади-юрта, и убивал поезде русских людей за местью. Потом был командирован какой-то полковник Вербицкий для поимки меня, как вы теперь... Вербицкий начал по Терской области свой неправильный действий, первым долгом Вербицкий напал с своим открытый базар селений Гудермес и убивал там на базаре бедных людей, но высший начальство действии не правильно, Вербицкого начальство смотрели на хорошего и оставили как хороший, такой страшный действий, сделанный Вербицким один час, я 10 лет абреком, и то не сделал, Вербицкий убивал бедных, он только один действий, это был селений Цорх Назрановского округа. Тогда я собой взял свой шайка и приготовился напасть Кизляр на отмщений Вербицкого за то, что он был атаманом Кизлярского отдела и дал Вербицкому перед тем знать я еду Кизляр.

Зелимхан.

Записка к Мусса Куни

Любимому моему гостю, Мусса Куни, мой салам!

Я от верных людей слышал, что ваш Дада, сын Аббаса Хубарова, дал слово начальству убить меня за большие деньги, и начальство дало ему берданку.

Прошу вас дать мне знать, за что он меня хочет убить.

Если ему нужно имущество и много серебра, я ему дам больше, чем они. Но если ему не нужно имущества, то пусть от меня держит себя подальше.

Это лучше всякого богатства для него в этом мире.

Зелимхан.

Прошение Зелимхана на имя

Председателя Государственной думы

Так как в настоящее время в Государственной думе идет запрос о грабежах и разбоях на Кавказе, то депутатам [499] небезинтересно будет познакомиться с причинами, заставившими меня, одного из самых известных абреков терской и Дагестанской областей, сделаться абреком.

Все рассказывать не стоит — это займет слишком много Вашего драгоценного времени. Я ограничусь, как сказал, указанием обстоятельств, при которых я ушел в абреки, и, кроме того, расскажу о двух своих наиболее крупных преступлениях: первое — убийство подполковника Добровольского, старшего помощника начальника Грозненского округа, в 1906 году и второе — убийство полковника Галаева, начальника Веденского округа, летом минувшего 1908 года.

Чтобы гг. депутаты имели хоть какое-нибудь представление о драме моей жизни, я должен упомянуть в коротких словах о месте моего рождения и о своей семье. Родом я из чеченского селения Хорочой, Веденского округа, Терской области. В то время, о котором идет рассказ (1901 г.), семья наша состояла из старика-отца, меня и двух братьев, из которых один был уже взрослый юноша, а другой совсем еще ребенок: кроме того, был у нас и столетний дед. Жили мы богато.

Все, что бывает у зажиточного горца, мы имели: крупный и мелкий рогатый скот, несколько лошадей, мельницу, правда, татарскую, но все же она нам давала приличный доход, и имели мы еще богатейшую пасеку, в которой насчитывалось несколько сот ульев. Добра своего было достаточно, чужого мы не искали. Но случилось несчастье. Произошла у нас ссора с односельчанином из-за невесты моего брата. В драке был убит мой родственник.

Теперь надо отомстить кровникам за смерть родственника, выполнить святую для каждого чеченца обязанность. Зная хорошо, что по русским законам кровомщение не допускается и меня за убийство человека, хотя бы кровника, будут судить со всей строгостью законов, я совершил акт кровомщения втайне, ночью,накануне рамазана месяца, и без соучастников. Все в ауле вздохнули свободно, — канлы должны были окончиться, и между сторонами состояться полное примирение. Но стали производить дознание. Начальник участка капитан X., ныне [500] благополучно управляющий одним из округов Терской области, показал, что он застал нашего врага живым и и последний будто бы указал как на виновников своей смерти на меня, на моего отца и двух братьев.

Таким образом, было найдено юридическое основание для того, чтобы нас обвинить. Суд нас четверых присудил в арестантское отделение. На запрос палаты, каким образом покойный ночью мог узнать кто в него стрелял, тот же начальник участка X. ответил, что была светлая ночь и лица были хорошо замечены умершим. Это была со стороны X. явная ложь и пристрастное отношение к делу. Во-первых, как всему народу, ему было известно, что мой отец и два двоюродных брата ни в чем не виноваты, а во-вторых, накануне месяца рамазана луна не светит. Люди говорят, что ему дали взятку наши враги, и я вполне этому верю.

Один из моих братьев умер в тюрьме, а другой умер впоследствии в ссылке. Я убежал из Грозненской тюрьмы с единственной целью отомстить виновнику всех несчастий нашей семьи, капитану X., но он нашелся. Узнав о том, что я на свободе, он прислал ко мне человека, который сказал, что капитан X. сознает свою ошибку, очень раскаивается и просит у меня прощения и, кроме того, обещает меня не преследовать никогда. Я поверил его раскаянию и простил ему. Из последующей деятельности этого человека выяснилось, что он очень далек от раскаяния и просто перехитрил меня, перейдя на службу в другое место. Таким образом, из мирного жителя селения Харачой я превратился в абрека Зелимхана из Харачоя, но не такого еще знаменитого, как сейчас.

Теперь я Вам, Ваше превосходительство, расскажу, за что я убил подполковника Добровольского. В то время Добровольский был старшим помощником начальника Веденского округа и жил постоянно в Ведено.

Естественно, на нем лежала обязанность меня преследовать, но как он это делал!

Прежде всего ставил в Харачое экзекуции, затем всячески давил моих родственников и лиц имевших, по его мнению, или вернее, по мнению доносивших, какое-нибудь отношение ко [501] мне. Мой старый отец, уже вернувшийся домой, отбыв свой срок наказания, и, в особенности, брат — самый тихий и добродушный из харачоевцев, — подвергались со стороны Добровольского всевозможным гонениям, аресту на продолжительное время под тем или иным предлогом, штрафам и пр. мелочам, пересказать которые я сейчас не сумею, но которые тем не менее жизнь делают тягостною, а иногда и невыносимою. Я ходил на свободе, и никто меня не беспокоил — ни казачьи резервы, ни милиционеры.

Наконец, случилось крупное столкновение, и вот по какому случаю. Добровольский ехал из Ведено в Грозный, а мой брат Солтамурад ему навстречу. Подполковник остановил тройку и приказал переводчику брата обыскать и отобрать у него оружие. На большой дороге не было до тех пор принято останавливать и обыскивать проезжающих. Очевидно, для Солтамурада сделали исключение. Брат сказал, что оружие его азиатского образца и выдавать его он не может, так как повсюду его преследуют кровники. Добровольский привстал на тройке с винтовкой в руке, Солтамурад ударил по лошади и ускакал, начальник пустил ему вдогонку несколько пуль, не знаю, с какой целью — напугать или попасть в него. Приехав в Грозный, Добровольский пожаловался начальнику округа, что брат Зелимхана оказал ему вооруженное сопротивление и т. д. Солтамурад, боявшись жить дома, скрылся и по моему совету вступил с Добровольским в переговоры через некоторых лиц, обещаясь выдать оружие и кроме того уплатить штраф в том размере, который укажет Добровольский, однако с тем условием, что Солтамурад останется жить дома. Но Добровольский и слышать не хотел ни о чем, грозил сгноить брата в тюрьме, повесить, а по моему адресу разразился скверными словами. Тогда мой брат ушел из дома и стал бродить один по горам, боясь присоединением ко мне навсегда опорочить себя и тем лишиться возможности вернуться к мирной жизни. А скитаясь один, он надеялся на то, что либо начальник смилостивится, либо на его место назначат другого, более доброго.

Но надеждам брата не суждено было осуществиться, — его [502] поймали в Дагестанской области (при этом он не оказал ни малейшего сопротивления) и посадили в Петровскую тюрьму. Там он пробыл около года и бежал прямо ко мне. С этого момента он сделался уже настоящим абреком. Отец мой еще раньше брата присоединился ко мне, предпочитая жизнь абрека тюремному заключению, которое должно было длиться до тех пор, пока меня не убьют или не поймают. За то, что он заставил сделаться абреком моего отца и брата, обругал меня скверными словами, Добровольский поплатился своей жизнью.

Далее я вам расскажу, Ваше превосходительство, за что я убил полковника Галаева. Вскоре после смерти Добровольского Веденский округ был объявлен самостоятельным в административном отношении, и нам прислали начальника округа, именно Галаева. Этот оказался человек деятельный и энергичный, он сразу выслал из Веденского округа 500 человек, якобы за воровство, которые вернулись все уже в качестве абреков и наводнили весь Веденский округ. Но потом полковнику пришлось объявить им всеобщую амнистию, и они вернулись в свои дома, стали заниматься тем, что делали раньше до появления Галаева. Впрочем, это к делу не относится, ая это сказал, как факт, характеризующий этого администратора. Меры его, направленные против меня, а также против отца и брата, выражались в том, что он приблизил к себе нашего противника Элсанова из Харачоя и стал по его указанию сажать в тюрьму и высылать наших родственников и друзей, а иногда лиц, совершенно не имеющих к нам никакого отношения. Я ему предлагал письменно оставить всех этих ни в чем не повинных лиц в покое, а преследовать меня всеми способами, какие рн может изобрести: полицией, подкупом, отравлением, чем только он хочет. Но Галаев находил самым правильным избранный им путь поимки меня с товарищами. Очевидно, борьба с мирными людьми гораздо легче, чем с абреками. Некоторые сосланные им лица находятся в северных губерниях России. Быть может, они и умерли. Между ними, например, два моих двоюродных брата по женской линии и два зятя тоже из другой фамилии, чем я. Затем посаженные Галаевым в тюрьму до сих пор еще сидят там. [503]

Хозяйства как сосланных, так и заключенных, совершенно разорились, жены и дети их живут подаянием добрых людей да тем, что я иногда уделяю им из своего добра после удачного набега.

Окончательно убедившись, что Галаев твердо держится своей системы, что он будет ссылать и арестовывать все новые и новые лица и что разоренные семейства станут молить бога о моей гибели, я решил с ним покончить. Решение свое я выполнил летом истекшего 1908 года.

Все, что изложено в этом прошении, безусловно — правда, ибо я стою вне зависимости от кого бы и чего бы то ни было, и лгать мне нет никакой нужды. Голова моя, как говорят, оценена в 8 тысяч рублей, конечно, деньги эти собраны с населения. Отец и брат мой убиты чеченцами во время пленения Месяцева 31 августа 1908 года, и теперь я одиноко скитаюсь по горам и лесам, ожидая с часа на час возмездия за свои и чужие грехи. Я знаю, дело мое кончено, вернуться к мирной жизни мне невозможно, пощады и милости тоже я не жду ни от кого. Но для меня было бы большим нравственным удовлетворением, если бы народные представители знали, что я не родился абреком, не родились ими также мой отец и бра и другие товарищи.

Большинство из них избирают такую долю вследствие несправедливого отношения властей или под влиянием какой-нибудь иной обиды или несчастного стечения обстоятельств. Раз кто стал на этот путь, то он подвигается по нему все глубже в дебри, откуда нет возврата, ибо, спасаясь от преследователей, приходится убивать, а чтобы кормиться и одеваться, приходится грабить. А в особенности тому, кто должен поддерживать семейства, отцы которых в ссылке или в заключении.

Все изложенное покорнейше прошу, Ваше превосходительство, довести до сведения Думы. Если же вы не найдете возможным, чтобы мое прошение было предметом внимания народных представителей, то покорнейше прошу вас отдать его в какой-нибудь орган печати, быть может, найдутся такие, которые пожелают его напечатать. К сему прилагаю свою именную печать и казенную печать Андреевского сельского правления [504] Хасав-юртовского округа. Администрация Терской и Дагестанской областей знает, что всякое письмо, снабженное этими знаками, идет от меня.

Зелимхан Гушмазукаев.
15 января 1909 г., Терская обл.

Из содержания и формы изложения приведенного докумета видно, что оно написано не лично Зелимханом, а лишь подписано им, ибо, как свидетельствуют источники, он не владел русской грамотой. Автор книги о Зелимхане, Дзахо Гатуев отмечает: «Письмо председателю Государственной думы в свое время было опубликовано в октябрьском «Голосе правды». Составителем думского письма был чеченский интеллигент и нефтепромышленник. Как интеллигенту и промышленнику, националистически конкурировавшему с великодержавным капитализмом, ему необходимо было индивидуализировать Зелимхана: дать его в качестве единичной жертвы сатрапствующей администрации». (Дзахо Гатуев. «Зелимхан», Орджоникидзе, 1965, с.144).

Судя по дате, которая стоит под прошением Зелимхана, оно было написано вскоре после начала обсуждения в Думе кавказского запроса о положении дел на Кавказе в связи с захлестнувшими его разбоями и грабежами. Однако прошение не было доведено до сведения депутатов. И это понятно: оно являет собой настоящий обвинительный акт против бесчеловечного отношения к местному, «туземному», как тогда называли его, населению со стороны русской кавказской администрации.

Зелимхан прежде чем учинить расправу над противником, как правило, писал ему письмо, в котором требовал прекратить всякое насилие над его близкими и населением, предупреждая в противном случае о печальных для него последствиях, вплоть до убийства. И таких писем, было много. Каждое из них Зелимхан скреплял собственными печатями, на которых было отгравировано его имя. Они были адресованы Добровольскому, Вербицкому, Каралову, Галаеву, Дудникову, Маргании, Доногуеву и даже самому Михееву, начальнику Терской области. Некоторая часть этих писем, хранившихся у Бетыр-Султана, была отобрана [505] во время обыска начальником особого отдела какой-то дивизии. Убежден, они пролили бы свет на многие стороны деятельности, внутреннее состояние и черты характера этого выдающегося абрека. Однако обнаружить их в архивохранилищах за редким исключением не удалось. К их числу относятся только те, которые приводятся в тексте выше. Другая часть заимствована у Дзахо Гатуева из книги «Стакан шейха». — (Изд-во «Ир», 1981, с. 244-255).

Несомненно, Зелимхан — незаурядная фигура. Для одних он был защитником и борцом за справедливость, для других — обычным разбойником и бандитом. Тюрьма и последующая вооруженная охота за ним не сломали его. Напротив, они еще больше озлобили его и, обрекая себя на пожизненные скитания приговоренного беглеца, повел решительную борьбу с властями, пусть даже неравную, а в какой то мере даже бессмысленную, до конца своих дней. Он был готов и к пощаде, но только тех, кто будет выполнять его условия. И не просто противостоял властям и режиму, но еще как правый и победитель диктовал им свои условия.

Зелимхан — человек из народа, такой же безграмотный и социально незащищенный. И как выходец из него на примере своей жизненной катастрофы видел трагедию если не всего чеченского народа, то, по крайней мере, многих сотен и тысяч простых соплеменников. Это была личность со своими достоинствами и слабостями. К достоинствам можно отнести его отвагу, черты вожака и военачальника, национал-патриотизм, верность мужскому слову, готовность защитить обиженных и восстановить справедливость. Слабости составляли — излишняя горячность, неумение гасить конфликты с кровниками, что усугубляло его положение подпольщика, социальная неразборчивость мстителя, недостаточное самообладание и временами охватывающая трусость, несмотря на сильный характер в целом. [506]

Из фольклора о кавказских абреках

Песни о Зелимхане

Чеченская песня о Зелимхане
(Записана А. Костериным)

Уа-лай-ла я-ла-лай
Уа-лай-ла я-ла лай
Уа-лай-ла я-ла-лай

Его мягкою постелью была черная земля...
Подушка его — чинаревые корни...
Одеяло его — голубое небо...
От голода кушал чинаровый лист..
От жажды пил росу...

Когда туман спускался на плоскость — уходил в горы...
Когда туман в горах — уходил на плоскость...
По ущелью шел волчьим скоком...
На вершинах слушал голоса ущелий и долин...
Родной его брат — винтовка...
Бросил вызов своей судьбе...
Придавил ее ногой...
И вышел на борьбу чеченский Зелимхан...
Взял Зелимхан свою семью
И засел на черных вершинах.

Один кляузник пошел в крепость
И бросил свой длинный язык к порогу полковника: —
Марша-аль, начальник округа,
Не спите в эту страшную ночь:
Храбрый Зелимхан, который бьет начальство и купцов,
Горный орел — Зелимхан,
Остановился на горных вершинах.

Чтоб отсох длинный язык кляузника!
Когда проклятый кляузник высунул свой длинный язык,
Зазвенели медная труба и медный барабан...
Как ток на базу окружают голодные вороны, [507]
Так был окружен гордый Зелимхан:
Три железных ряда окружили вершину.

И послал полковник Зелимхану такие слова:
— Сдавайся живым — будет здорова голова,
Я возьму тебя с вершины, как ястреб курицу...
Ты в моем кармане, ты под моей подошвой...

Отвечал ему гордый Зелимхан:
— Живым не сдаюсь — больше одной смерти не бывает...
А ты, полковник, береги свои подметки...
А когда ложишься спать, смотри под подушку:
Нет ли там Зелимхана.

Стал бить полковник по горе из пушек и пулеметов...
Когда же от пороха пошел туман по ущелью,
От запаха серы стали ржать и задыхаться кони,
Закричал с вершины гордый Зелимхан:

— Делль мостугай!.. послушай меня:
Много есть в лесу кабанов, что роют носом землю,
А их разгоняет один волчонок...
Меня для вас тоже хватит...
И опять гремели пушки, ржали кони в пороховом тумане,
А гордый Зелимхан сидел один на вершине и пел песни...
А с первым криком муллы, с вечерним намазом
Взял Зелимхан свою семью под бурку и винтовку — брата своего.
Подавляя свою судьбу, ушел гордый Зелимхан.

Другая чеченская песня о Зелимхане.

(Записана для автора повести о Зелимхане Дзахо Гатуева в Чечен-ауле Д.Курумовым от певца Сайда Мунаева)

Во время бури на плоскости пробираясь в ущелье,
Во время снега в горах пробираясь на плоскость,
Родным братом считая винтовку,
Как лев, который собирает зверей для спасения львят,
Любимую свою семью в большом лесу в горах собрал
И остановился для ночлега
Харачой Зелимхан. [508]

С доносом поехал один человек,
Подробно доложил в большом суде большому начальнику:
— Если это неправда, я положу на твои плечи офицерские погоны:
Если это неправда, сниму твою круглую голову. —
Не для службы начали звонить городские церкви — для тревоги,
Собрали врагов Аллаха бесчисленное множество на церковной площади.

Уа-да-дай, я-да-дай, да-дай-я,да-дай...
Уа-да-дай, я-да-дай-и-и-и...

Сыграв в медную зурну, по три человека их выстроив,
По узкой дороге вели их в черный лес,
Прежде чем показалось желтое солнце,
Прежде чем скрылись последние звезды,
В то время, как утренняя серая заря появляется,
Тремя рядами был окружен Харачой Зелимхан.

Чтобы скрыться в черной земле — как тебе тверда эта земля...
Чтобы подняться на небо — как тебе высоко небо...
— Теперь ты за учкуром моих штанов и не уйдешь от меня, —
Сказал царский генерал!

Уа-да-дай, да-дай-я, да-дай...
Уа-да-дай, я-да-дай-и-и-и...

— Удивляюсь я тому, что, имея русское образование,
Сделал тебя, такого глупого, генералом московский царь...
Много я видел таких кабанов, как вы, —
Неужели вы не видели такого храброго волка, как я...
Много кабанов, гуляющих в лесу, —
Один только волк разбивает их целое стадо, -
Сказав так, начал стрелять из винтовки Зелимхан.

Положил он на месте пулей,
Как охотник оленя, одного офицера полка.
Начали бежать враги Зелимхана,
Получив несколько ран, ушел в это время Зелимхан,
Сказав своим, чтобы не беспокоились,
Что снова появится к ним до рассвета.

Уа-да-дай, я-да-дай, да-дай-я, да-дай....
Уа-да-дай, я-да-дай-и-и-и... [509]

Чтобы провести день, он остановился в камышах,
Вечером сел на коня и поехал
Искать своими глазами отряды солдат,
Как старую арбу, разбивать своими руками разъезжающую царскую почту
Так начал ездить Харачой Зелимхан.

Уа-да-дай, я-да-дай, да-дай-я, да-дай...
Уа-да-дай, я-да-дай-и-и-и...

Ингушская песня о Саламбеке Гороводжеве.

    Бесстрашный волк — Саламбек Сагопшинский...
    Саламбек в сердце города въехал на черном коне.
    Саламбек, как ветер, тряс листву солдатских сердец.
    Саламбек пристава Богуславского убил.
    Саламбек на грозненскую станцию нападал.
    Саламбек сам на смерть пришел.
    Бесстрашный волк — Саламбек Сагопшинский.
Рыжим телом славит солдатские пули.
...Генерал обещал расстрелять Саламбека!
Не значит это, что своими руками расстреляет он.
Когда даже генерал смерть обещает— через суд обещает ее.
Какой бы большой генерал ни был, больше самого большого генерала
Царский закон, книги которого как семьдесят семь Коранов...

Текст воспроизведен по изданию: Абреки на Кавказе. Владикавказ. СОГУ. 2010
« Последнее редактирование: 29 Ноября 2023, 02:53:58 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10907
Re: Зелимхан Харачоевский
« Ответ #3 : 23 Августа 2024, 16:26:15 »
Абрек Зелимхан: участь быть героем

30/07/2023

Посланник Аллаха (мир и благословение ему) сказал: «Я одно время запрещал вам посещать могилы, теперь же можете посещать их - это напомнит вам о вечности».

Картина известного московского художника З.Аласханова «Дань предкам» затрагивает эту же тему - здесь представлено взору зрителей древнее мусульманское кладбище. Что, как не кладбище сможет напомнить людям о бренности земного бытия и скоротечности жизни? Картина входит в знаменитый цикл, созданный художником в 2013году в ознаменовании столетия со дня гибели его прославленного земляка – легендарного Зелимхана Харачоевского, убитого царскими войсками 27сентября 1913 года. Вся жизнь этого человека прошла в непримиримой борьбе с произволом властей. Наивно полагая, что убийствами можно искоренить существующее в мире социальное зло, Зелимхан был непреклонен в своих убеждениях. Однако временами в нем закрадывалась мысль о тщетности и бессмысленности подобного противоборства. Ведь против него одного была пущена целая армия, весь чиновничье-полицейский аппарат империи. Российская машина насилия безжалостно уничтожала любое инакомыслие, подавляла любое стремление к свободе. На место одного убитого военного приходили другие, еще более жестокие, беспощадные и коварные. И Зелимхан, вопреки всему вынужден был продолжать борьбу. Не мог он спокойно смотреть, как царская администрация творит беззакония в отношении его соплеменников, являвшиеся в глазах первой дикими туземцами и отъявленными головорезами. Его уделом по-прежнему оставалось    противостояние злу, которое как он считал, шло именно от царской администрации. Зелимхан уже не принадлежит себе. Он – орудие возмездия и одному Всевышнему известно, как долго это орудие будет в действии. И еще он прекрасно отдавал себе отчет в том, что обречен.

Во время работы над данной статьей, мы разговорились с человеком, который кивнув на разложенные мною книги о Зелимхане, с искренней горечью произнес: «Герой и большой бедолага одновременно. Каким же он был несчастным. Как же они его мучили. За что же выпала ему такая доля?» Эти слова потрясли нас. Если мы прежде рассматривали Зелимхана только как дерзкого и отчаянного храбреца, эта сторона дела как-то не была взята во внимание, во всяком случае, недостаточно. А ведь и впрямь, каким же несчастным он был этот неустрашимый абрек. Ведь жизнь у человека только одна и дана она Всевышним для радости, для созидания, для счастья и любви. А много ли этого было отпущено Зелимхану? Почти ничего. Только смерть близких, страдания родных, муки и слезы жены и детей. Под силу ли выдержать такое простому человеку, да и непростому тоже? Откуда он черпал эти силу, что питало его, позволяло вновь и вновь несмотря ни на что, даже на собственные ранения и болезни продолжать начатое, идти по тропе мщения пока смерть не остановит его?

В картине воссоздана памятная сцена из жизни абрека Зелимхана. Композицию произведения образуют три главных объекта: фигура абрека, стоящего спиной к зрителю, две каменные могильные стелы - чурты и горы. Сразу приходят на ум пронзительные строки из стихотворения В.А.Жуковского «Сельское кладбище»:

Под кровом черных сосен и вязов наклоненных,
Которые окрест, развесившись, стоят,
Здесь праотцы села, в могилах, уединенных
Навеки затворясь, сном непробудным спят

Серый тон черкески, облаков, кладбищенской изгороди объединяется в единую колоритную симфонию с охрой скалистых отрогов горы и щедрой изумрудной растительностью вершин и ущелья. Зелимхан прибыл на родовое кладбище. Его непокрытая голова слегка наклонена вперед, он словно ведет мысленный диалог с предками. О чем он думает? О чем желает им поведать? Быть может, просит прощения за выбор опасного пути, за оставленных жену и детей? Примечательно, что к месту упокоения предков, отважный герой пришел без оружия - оно здесь неуместно. Полуметровые могильные камни грубо обтесаны, они сужаются кверху и приобретают сходство с застывшими людьми. Они выразительны и печальны одновременно. Возможно, Зелимхан в глубине души отождествляет себя с ними, и очевидно понимает, что он, подобно этим изваяниям обречен застыть навсегда. А ведь как счастливо начиналась его жизнь- любимая жена, дети, дом - полная чаша, свой земельный надел, возможность спокойно жить, трудиться, растить детей. И все оборвалось в одночасье. Какой злой рок витал над домом Гушмазукаевых, чьи проклятья уничтожили эту уважаемую трудолюбивую, добропорядочную семью?

В книге Ибрагима Джабирова, не являющемуся почитателем харачоевского абрека, что отчетливо видно с первых страниц книги, приводится очерк царского полковника В.Козачковского «Зелимхан», написанный на основе воспоминаний. Кстати сказать, В. Козачковский не самый авторитетный из тех, кто писал когда-либо о Зелимхане, так как не свободен от предвзятости и субъективности оценок. Но у И.Джабирова, видимо, имелась определенная цель, и для осуществления таковой самым подходящим оказался именно полковник В.Козачковский. В этом очерке Козачковский дает свою трактовку начала «разбойничьей карьеры», как он выражается, абрека Зелимхана. Помимо всего прочего, вышеупомянутый автор «приводит сведения об историческом роде Зелимхана», на котором, якобы, лежала печать заклятья. Вот что он пишет: «Сохранилось не только предание, но воспоминание стариков, что Шамиль проклял его и приказал стереть его с лица земли, не щадя даже беременных женщин. Однако единственному со всего рода деду Зелимхана удалось бежать из башни при помощи подкупа и скрыться от гнева Шамиля» [3, с.182-183]. В.Козачковского, как царского полковника, можно понять - ведь для него Зелимхан – вор и разбойник и любые отрицательные отзывы в адрес Гушмазукаевых только на руку. Уже одна цитата из его сочинения говорит о многом: «Зелимхан не только не образован, но даже слишком ограничен умственно для того, чтобы занять в Чечне место политического деятеля подобно Шамилю, Кази-Моле, Хаджи-Мурату. В действительности это не больше как ловкий вор по воспитанию и разбойник по случаю» [3, с.183].

На подобное заявление мы можем сказать только одно - история и память народа сами определили место Зелимхану. Но вот вопрос - зачем извлекать из мрака забвения подобные сентенции И.Джабирову и на этом строить свои предположения, суть которых можно свести к известной поговорке «дыма без огня не бывает»? Ну что ж, он имеет право, на то и демократия, добытая столь тяжким путем. Выражаясь языком Вольтера, «я ненавижу то, что он говорит, но я готов отдать жизнь за то, чтобы он мог это сказать».

Далее уместным будет напомнить, что гневу и немилости Шамиля подвергались не только простые чеченцы, такие как Бахо, но гораздо прославленные наибы. Но думаю, вряд ли такое проклятие вообще имело место. Например, историк Ю.В.Хоруев утверждает, и небезосновательно, что «своеобразным кумиром Зелимхана был Шамиль и он во всем хотел походить на него. Об этом говорят вещи, которые были обнаружены в кожаной сумке Зелимхана, среди них были фотографии имама Шамиля…» [5, с.447].

Мы беседовали по поводу этого самого проклятья и с прямым потомком Зелимхана - его внуком Лемой Гудаевым, который на протяжении всей своей жизни является собирателем документальных и фактических сведений о своем прославленном деде. И кому, как не ему, знать,- является ли вышесказанное правдой, или же это досужие вымыслы. Л. Гудаев, как мы и предполагали, категорически отверг подобный факт, назвав небылицей. Скорее такое проклятье мог послать Шамилю старший из рода Гушмазукаевых. - Бахо. Ведь именно он пострадал от жестокости Шамиля. М.Мамакаев в своем романе об этом живописно рассказыавет: «Семье старого Бахо не впервые бедовать. Гушмазуко еще мальчиком видел пытки, которым мюриды Шамиля подвергли его отца за неповиновение шариату. Бахо тогда уложили лицом вниз, сверху бросили на него плетень, а по нему маршем прошли воины имама. А когда подняли плетень, Бахо с трудом дополз до дома, отплевываясь кровью и проклиная режим Шамиля» [4. с.9].  Конечно, не стоит забывать, что это художественное произведение, и потому автор может позволить некоторую долю вымысла, кроме того, надо помнить и время, когда создавался роман, – конец 60-х- начало 70-х годов прошлого века. Господствовавшая марксистско-ленинская идеология была непримирима в своей борьбе с религией, и любые проявления лояльности к «опиуму для народа» рассматривались как антисоветчина и жестоко наказывались. А потому, чтобы роман о Зелимхане вышел в свет и обрел своего читателя, М. Мамакаеву, как бы ни критиковал задним числом его за это коллега по писательскому цеху Джабиров, приходилось идти на такие сделки с совестью. Так что, полагаться на факт проклятия как единственную причину бед Зелимхана и его родичей не стоит.

И все же справедливости ради стоит признать, что чрезмерная резкость и неукротимость характера была этому роду присуща. И Бахо, и сын его Гушмазуко обид не прощали, и нрав имели необузданный. Если Гушмазуко при своем горячем и взрывном нраве был человеком неглубокого ума, то сын его, Зелимхан, имел обыкновение тщательно анализировать каждый свой поступок, каждое действие, и мысли свои всегда обращал к Богу. Его трезвый рассудок ясно представлял себе дальнейшие последствия очередного задуманного им предприятия. Но вся его беда, вся глубочайшая трагедия заключалось в том, что он находился в плену предрассудков, был заложником воли своего взрывного и недальновидного отца. В романе М.Мамакаев так характеризует Гушмазуко: «… Каждая новая обида вызывала у него неудержимый гнев, он взывал к чести Зелимхана, и тот, полный рыцарских представлений своих гордых предков, шел на очередной жестокий подвиг [4. с.114]».

Вот так обостренные чувства и рыцарские представления привели к гибели отца и братьев Зелимхана. Умер от горя дед - столетний Бахо. Кто следующий в этом жутком списке, легко догадаться. Да и сам Зелимхан знает об этом. В течении стольких лет он мстит и мстит жестоко за родственников, за односельчан, за друзей, за семью, за себя. И с каждым годом горестный список этот увеличивается. Как увеличивается и список обидчиков, поплатившихся за свои деяния. И неизвестно, когда закончится эта страшная череда смертей. Совсем как в другом полотне художника З.Аласханова «Кладбища кровников». В этом полотне художник отобразил трагедию двух родов, представители которых все до единого погибли в бессмысленном кровопролитии. И только земля помирила и породнила бывших врагов, забрав себе. Теперь им нечего делить. И некого оставлять после себя. Лишь зловещая тишина как грозный судья царит вокруг. Такова идея этой картины, которая в общих чертах сливается с идеей «Дани предкам».

А пока слава разбойника Зелимхана гремит по всей России. В стране раскупаются открытки с его изображением, почтовые марки. Он не сходит с первых полос газет. Но на всех снимках поражают глаза Зелимхана. Они полны такой тоски и усталости, что до боли в сердце становится жаль его, жаль его черной доли. В одной из многочисленных народных песен о нем так и поется:

Черная ночь,
Черная бурка,
Черная доля твоя, Зелимхан.

С именем Зелимхана связаны десятки громких разбойничьих дел. Но самыми дерзкими их них являются налет на грозненский железнодорожный вокзал, попытка пленения миллионера Максимова, налет на Кизлярское казначейство, разбои на Керкетском перевале и в Ассиновском ущелье[5.с.345].  Он был просто неуловим и выбирался из самых трудных ситуаций. В октябре 1911года ему удалось бежать из окруженного села Сунженское, а в декабре этого же года он умудрился бежать из окруженной пещеры [2.с.128]. Всех удивляла его поразительная везучесть. «Какой-то бог удачи – писал осетинский общественный деятель А.Цаликов - сопровождает все набеги Зелимхана, и он выходит из всех стычек и форменных сражений, правда, теряя одного за другим ближних ему лиц. Гибнут его отец, два брата, лучшие его сподвижники Аюб и Саламбек, вместе с ним переносившие невзгоды его скитальческой жизни» [5.с.409].

Потеря таких друзей, как Аюб, Саланбек, Темирко не могла не отразиться на Зелимхане. Он понимал, что верных, до конца преданных ему людей осталось очень мало. Практически в каждом ауле стояли войска, в горах постоянно проводились облавы. У Зелимхана спрашивали, почему он не уедет в Турцию? Он отвечал: «Я не могу бросить семью. Да и денег у меня нет. Погибну здесь» [3.с..208].

Зелимхану оказывали посильную помощь люди. Без них вряд ли ему удалось бы столько лет успешно вести борьбу и держать в страхе царскую администрацию В глазах народа он был защитником и героем. И они помогали ему, чем могли. Питанием, гостеприимством, кровом, вовремя предупреждали о возможной опасности и облаве. Народ в своей ненависти к царизму готов был всегда и в любое время с риском для жизни укрывать абрека, так они выражали свое неприятие существующему режиму, который не считал их за людей.

Да, Зелимхан имел свою агентуру. С этим выводом осетинского историка Ю.В.Хоруева нельзя не согласиться. Это были родственники, соаульники, сочувствующие и не принявшие царский режим люди. Их также, как и первых, было немало. В их обязанности входило вводить преследующую Зелимхана администрацию в заблуждение и дезориентировать, направлять ее по ложному пути и в любом случае выиграть время. Это помогало Зелимхану не только уходить от преследования, но внезапно оказаться и напасть там, где его не ждут [6. с.109]. Доклад начальника Терской области Михеева от 26 августа 1911года: «Выполнить задачу по ликвидации абрека без военного отряда крайне трудно». И он объясняет - трудно не потому, что Зелимхан - олицетворение неуязвимой храбрости и боевой увертливости, а потому что он завоевал умы и настроения народа… пользуется репутацией народного героя и широким укрывательством окружающих[5.с.381-382].

Однако годы уже брали свое. Все труднее и труднее становилось мужественному харачоевцу удерживать завоеванные позиции. Ранения, неустроенный быт, жизнь в пещерах, постоянная сырость и холод подточили его здоровье. Он не раз подумывал о том, чтобы уехать. О возвращении к мирной жизни в своем крае не было и речи, хотя отдельные родственники, жалея его, предлагали подать прошение о помиловании. И вот однажды, поддавшись уговорам, Зелимхан обращается к главе Терской области генералу Михееву с просьбой о помиловании, хотя в душе как человек неглупый понимает всю тщетность своего обращения. Он оказался прав. Царские власти не собирались церемониться с абреком, и помилование не входило в их планы. Генерал Михеев отреагировал весьма жестко: «Где же его уважение к закону, если он склоняет меня на беззаконие, то есть призывает к помилованию, тогда как я во имя закона обязан судить его. Закон, конечно, примет во внимание чистосердечное признание, но, во всяком случае Зелимхану следует помнить, что раз он имел мужество судить и наказывать других, пусть имеет мужество и отдаться в руки правосудия» [5. с.311]. Оставалось только одно – покинуть страну. А куда ехать? Конечно же в Турцию.

Неуловимый для властей, он за столько лет борьбы превратился в живую легенду. За это время он подустал, и лет прибавилось, стали сказываться ранения, не оставляла в покое малярия, валившая его с ног, но нисколько не убавилось злости и ненависти к тем, кто, как он считал, сломал его судьбу, отнял жизни у отца и братьев, арестовал и сослал семью с малыми детьми в Сибирь. Однако, несмотря ни на что, рой этих чувств периодически вызывал у него прилив новых сил. И тогда мысль об уходе в Турцию, куда еще недавно, несколько десятилетий назад, переселилось много единоверцев со всего Северного Кавказа, на время отступала, а то и вообще закрадывалось сомнение в правильности такого решения. Что лучше: жить на чужбине с тоской по родным местам, и невымещенной злобой, или быть всегда - и живым и мертвым- рядом с прахом предков и многочисленными родственниками по линии отца и матери? [5.с.421]

Писатель М.Мамакаев весьма образно передал это настроение абрека, смятение бросавшее его из крайности в крайность, но ясно становилось одно - надо было на что-то решиться, на чем - то остановиться, и не думать о несбыточном, не строить иллюзий, и не терзать себя бесплодными надеждами на возвращение к мирной жизни: «Но вернуться к мирной жизни было уже немыслимо, а потому на этот раз Зелимхан решил исподволь поговорить с Бици о временном переселении в Турцию. Он и сам не надеялся обрести счастливую долю в султанской Турции. Об этой стране и ее жестоких нравах много рассказывал ему в свое время покойный дед Бахо. По рассказам старика турецкий султан был не лучше белого царя Севера. И все же увидев сегодня полусожженные дома харачоевцев, развороченные плетни и пустые дворы, Зелимхан решил покинуть Чечню. Не из-за себя, даже не для безопасности своих близких, а просто чтобы избавить от этого кошмара жителей родного аула. И еще жила в нем надежда, что он перестанет быть абреком и займется пусть даже самым тяжелым, но мирным трудом. А там, когда пройдет некоторое время, и в Чечне о нем все забудут, если даст Аллах, можно будет вернуться и в отчий дом [4. с.128].

Свою версию в отношении планов Зелимхана о прекращении абреческой деятельности приводит и профессор, доктор исторических наук М.Х. Багаев. «Доживи Зелимхан до 1917года, хотя в 1913году он и собирался перебраться в Турцию, Асланбек Шерипов наверняка привлек бы его и его товарищей к себе, а позже и в свою Красную армию, где он мог бы показать отвагу, лихость и прочие достоинства настоящего воина» [1.с.171].

Профессор Ю.В. Хоруев говоря об абречестве в целом, и о судьбе помилованных царским правительством, приводит интересные данные о том, что многие из них приняли участие в боевых действиях русско-японской, а позже первой мировой войны в составе Дикой дивизии [5.с.458-459]. Эта мысль звучит и у И.Джабирова, который, словно спохватившись в конце своего сомнительного изложения, вдруг «великодушно» предположил, что «если бы Зелимхану удалось продержаться живым еще десять месяцев, он тоже был бы в числе первых добровольцев, отправившихся на фронт» [3. с.86]. Однако вряд ли власти сочли бы такое возможным для Зелимхана, тем более невероятно, что последний, после всего что произошло, стал бы воевать в войсках «белого царя».

Литература:
1. Багаев М.Х. Доблесть, мужество и честь абрека Зелимхана (книга В. Бибулатова «Рыцарь чести» //Вестник института развития образования. Выпуск 15, Грозный, 2016.
2. Гудаев Л.Р. Абрек Зелимхан. Факты и документы. Грозный, 2017. 893 с.
3. Джабиров И.Х. Чечня и чеченцы в судьбах России и россиян. Грозный, 2016. 448 с.
4. Мамакаев М.А. Зелимхан. Грозный,1971. 274 с.
5. Хоруев Ю.В. Абреки на Кавказе. Владикавказ, 2011.
6. Хоруев Ю.В. Наместник гор. Владикавказ, 2011. 281 с.

М.И. Бадаев, студент 2-го курса юридического факультета ЧГПУ
Л.А. Бадаева, к.и.н. доцент кафедры «История древнего мира средних веков» ФГБОУ ВО «Чеченский государственный университет»

http://abrek.org/1680-abrek-zelimhan-uchast-byt-geroem.html
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Модератор
  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10907
Re: Зелимхан Харачоевский
« Ответ #4 : 23 Августа 2024, 16:27:08 »
Абрек Зелимхан и время

18/12/2016

Абрек Зелимхан и время «…Одни это делают, чтобы выделиться, другие – из-за бедности, третьи – вследствие какого-либо несчастья.

Например, если у кого-либо погибла от оспы возлюбленная, он дает клятву на пять лет, и, что самое невероятное, по прошествии срока клятвы, он становится тихим, как ягненок, возвращается к мирной жизни, и, кажется, даже не вспоминает о прежней жизни…»

Так, Иоганн Бларамберг, служивший на Кавказе, описывает чеченских абреков еще в 1834 году. Бларамберг, сравнивал абреков с берсерками древних германских племен, которые в ярости могли убить даже своих товарищей. Однако дело в том, что и абреки были разные. Никто из них не родился абреком, абреками их сделала власть.

Абречество! Его появлению на Кавказе служило множество причин: безграмотные действия властей по отношению к коренным жителям, предвзятость к населению, в котором власти видели дикарей, экономические проблемы, бесправность и злоупотребления, кровная месть и так далее. В зависимости от обстоятельств отношение к абрекам и среди мирного населения было разное.

Однако в истории чеченцев есть один абрек, при упоминании которого даже спустя сто лет многие испытывают самое настоящее восхищение. Для царской власти он был бандитом и разбойником, для советской власти – борцом против колониального гнета, для простого народа – воплощением самой справедливости. Это абрек Зелимхан из селения Харачой, что ныне находится в горном Веденском районе Чеченской Республики.

Здесь в селении Харачой у самого берега реки Хулхулау когда-то стоял небольшой дом с черепичной крышей, в котором в январе месяце 1873 года в семье Гушмазуко сына Бахо родился мальчик, которому дали имя Зелимхан.

Надо сказать, что Гушмазуко был человеком зажиточным, кроме многочисленного поголовья скота, у него было несколько сотен пчелиных ульев и даже своя мельница. И подраставший сын был приучен к труду с самого детства, особо любим мальчик был своим дедом Бахо, который принимал самое деятельное участие в воспитании ребенка.

Зелимхан женился, когда ему было 18 лет на односельчанке Бици. Когда Зелимхан стал абреком, у него было трое детей: мальчик Магомед и две девочки Энисат и Муслимат, последнюю – чаще называли Меди. Все складывалось более чем хорошо: большая дружная семья, богатое домашнее хозяйство, уважение и почет среди односельчан. Зелимхан и не помышлял о судьбе абрека, если бы не один трагичный случай.

В 1901 году старший брат Зелимхана Солтмурад собирался жениться на односельчанке Зезаг. Однако будущую невесту украл сын старшины селения Махкеты, иными словами сын царского чиновника. Такой обиды, когда украли невесту, наверное, не простил бы никто. Это считалось позором.

События развивались почти как в Илиаде «Гомера», когда греки пошли войной на Трою, чтобы отобрать украденную Елену Прекрасную. Гушмазукаевы решили отбить Зезаг. В конечном итоге, это предприятие вылилось в убийство двоюродного брата Зелимхана Ушурмы. В ответ был убит и старшина Махкетов. На том дело и окончилось бы, поскольку между сторонами состоялось примирение – «маслаат». Однако в этот конфликт вмешалась власть, началось дознание. В результате Зелимхан, его брат Солтмурад, отец Гушмазуко, а также еще несколько родственников были арестованы.

В мае 1901 года в Грозном прошел суд над арестованными. Они были приговорены к 3,5 годам лишения свободы. Что касается Зелимхана, то его сослали в так называемую Илецкую защиту. Ныне это город Соль-Илецк в Оренбургской области. Однако летом того же года его вернули после пересмотра судебного решения и заключили уже в Грозненскую тюрьму.

Дед Зелимхана Бахо сильно переживал о случившемся, сердце старика не выдержало, и он скончался. Более того, веденский пристав Чернов ударил старика Бахо, когда он, явившись в Веденскую крепость, попросил освободить заключенных, ссылаясь на то, что кровники сами уладили эту ссору.

Заключенный Зелимхан пообещал отомстить за оскорбление деда. Как-то рано утром тюремные надзиратели не досчитались в камере 4-х человек, в том числе и Зелимхана, они совершили побег. Отец, Гушмазуко, бежать отказался, слишком тяжелым был бы путь абрека для человека преклонного возраста.

Из грозненской тюрьмы никому еще не удавалось бежать, однако летом 1901 года прецедент все же появился. Так Зелимхан из Харачоя, отец троих детей, человек из благополучной семьи стал абреком. Ему тогда было 29 лет.

Зелимхан вернулся в Харачой. Смерть дедушки Бахо стала для него большой потерей. Однако времени на раздумья не было. Первым делом он решил вернуть невесту своего брата. Официально брак между ней и ее похитителем, сыном махкетинского старшины, не был заключен. Ее держали взаперти.

Зелимхан подкараулил старшину аула и его писаря, забрал у них коня и пообещал вернуть отобранное имущество, когда будет возвращена Зезаг. Лишиться оружия и коня для чеченца было не меньшим позором, чем лишиться невесты.

В этом изначально семейном конфликте власти были, конечно, на стороне старшины. Пристав Чернов и помощник начальника Грозненского округа полковник Добровольский арестовали семью Зелимхана: жену Бици, сына Магомеда и дочерей Энисат и Меди. Их заключили в Веденскую крепость, чьи стены частью сохранились до наших дней. Однако однажды ночью Зелимхан каким-то образом проник в спальню Добровольского и, приставив кинжал, потребовал освободить семью. Перепуганный полковник пообещал сделать это на следующий же день. Зелимхан также тихо удалился. Однако Добровольский не сдержал своего обещания.

В ответ, Зелимхан похитил сына Добровольского. На сей раз семью абрека освободили довольно быстро в обмен на похищенного. Вскоре из тюрьмы был освобожден отец Зелимхана Гушмазуко. Он обрадовался, увидев невестку Зезаг дома. Позор с семьи был смыт. Пожалуй, это было единственной радостью, поскольку ничего хорошее его семью не ожидало. И Гушмазуко это понимал как никто другой.

Тем временем, Зелимхан с товарищами ночью подкараулил пристава Чернова, в перестрелке он был ранен, а через некоторое время скончался. Абрек отомстил за обиду, нанесенную Черновым его деду Бахо. Тогда Добровольский обрушил репрессии на всех харачоевцев, включая членов семьи Зелимхана. В Харачой на постой был направлен отряд, теперь жители должны были содержать солдат за свой счет, многие были арестованы. Однако никто не выдавал Зелимхана. В одном из рапортов местной администрации начальнику Терской области говорилось:

«…Туземное население не склонно оказывать помощь администрации в борьбе с разбоями, оказывают ее только одиночные жители и непременно за плату…»

Как-то 4 апреля 1906 года Зелимхан устроил засаду подполковнику Добровольскому на дороге недалеко от Ведено и убил его. Зелимхан переживет его еще на 7 лет. За убийством чиновника такого ранга последовали очередные репрессии по отношению ко всем, кто имел какое-либо отношение к абреку.

Абречество Зелимхана совпало с крестьянскими волнениями в Веденском округе. Впрочем, по всей России в начале 20-го века ситуация была напряженной. Росли революционные настроения, одна за другой появлялись политические партии, были волнения среди рабочего класса. Наконец, в Петербурге произошла трагедия – кровавое воскресенье, когда 9 января 1905 года было расстреляно мирное шествие рабочих. В меньших масштабах, но, все же, неспокойно было и в Чечне. В первую очередь, население было недовольно местными царскими начальниками.

В январе 1904 года население Веденского округа отказалось признавать назначаемых администрацией старшин и платить налоги. Начались волнения, которые были сражу же подавлены силой.

В феврале 1906 года в Аргуне состоялось собрание жителей Веденского округа. Люди просили отстранить ненавистного им подполковника Ханжалова. Собрание повторилось и в марте того же года. Ханжалова с должности сняли. Но новые начальники были не лучше старых. На сей раз Веденский округ возглавил полковник Галаев. Он сразу же своими жестокими действиями испортил себе репутацию среди населения. Десятки людей были сосланы в Сибирь.

Волнения среди крестьян повторялись снова и снова, дело дошло до того, что на протяжении зимы и весны 1906 года совершались одна за другой карательные экспедиции в восставшие аулы Веденского округа. Многие села даже подвергались артиллерийским обстрелам. В этой ситуации авторитет абрека Зелимхана, как карателя несправедливых чиновников, только укреплялся.

Об абреке знали уже далеко за пределами Чечни. Его авторитет борца за справедливость среди простых людей особенно укрепился после того как он совершил возмездие. Дело в том, что 10 октября 1905 года на базаре в Грозном солдаты произвели погром, в результате погибли 17 чеченцев. В ответ неделю спустя 17 октября около станции селения Кади-Юрт, ныне это Гудермесский район, Зелимхан остановил поезд и расстрелял 17 офицеров и представителей власти. Ровно столько же сколько погибло чеченцев во время погрома.

Зелимхан писал по поводу случившегося в Кади-Юрте Доногуеву – офицеру дагестанского конного полка. «…В бытность начальником Грозненского округа полковника Попова, в Грозном был бунт, и за гордость свою начальство и войска убивали там бедных людей. Но я тогда, узнав в чем дело, собрал свою группу и ограбил поезд из Кади-Юрта. Я убивал из поезда из-за мести…»

Письма Зелимхана – тема отдельная. По-русски он был безграмотным, но умел читать и писать по-арабски. Что касается писем, то он диктовал их. Неофициальных писарей у него было несколько: в Ведено, в Бачи-Юрте и некоторых других селах.

Начальник Веденского округа Галаев обрушил репрессии на многие аулы, за волнения в целом, и, в частности, из-за абрека Зелимхана, немало пострадал и Харачой. Многие жители села были в который раз арестованы. Помимо прочего, населенные пункты облагались штрафами. В целях облегчения поимки Зелимхана даже поднимался вопрос о расселении 37 хуторов Веденского округа. Зелимхан писал и Галаеву, предупреждал его, просил прекратить репрессии по отношению к невинным людям:

«…Пишу тебе последнее письмо, которое я с помощью Аллаха, безусловно, исполню. Это будет скоро. Мнение мое такое: ты, кажется, знаешь, что я сделал с Добровольским, с таким же полковником, как и ты… Освободи же людей невинных, и я с тобой ничего иметь не буду. Если же не послушаешь, то будь уверен, что жизнь твою покончу или увезу в живых казнить тебя…»
Зелимхан давно вел охоту на Галаева, а последний – на Зелимхана.

Как-то Галаев сидел в липовом парке Веденской крепости и распивал горячий чай после сытного обеда. Липовый парк, как и сегодня, был зоной отдыха, правда только для царских военных и чиновников и находится прямо у крепостных стен. Отсюда отрывается обзор на другой берег реки Хулхулау, горы, леса, а с другого берега виден и парк. Это было 8-е июня 1908 года. Зелимхан занял позицию на том берегу и наблюдал, как Галаев приятно проводит время. Зелимхан целился, но начальник округа сидел боком, так что абрек мог попасть только в висок, а ведь он хотел пустить ему пулю прямо в лоб. Абрек нашел выход из положения. Зелимхан выстрелил в дерево, которое находилось рядом с Галаевым и когда тот обернулся на выстрел, осуществил свой замысел.

Помимо репрессий по отношению к целым аулам, не раз производился арест и семьи Зелимхана. Некоторое время его жену и детей держали в крепости Ведено, но Зелимхан освободил своих домочадцев. Дело дошло до того, что Зелимхан вместе с семьей долгое время укрывался в горной Ингушетии, в частности, в ингушском селении Нилха. Были у него товарищи и среди ингушский абреков, например, Саламбек Гараводжев. Местные жители во всех отношениях помогали семье абрека.

Зелимхан встречался с разными людьми: от революционеров и предпринимателей до офицеров и шейхов. Через агентуру местной Терской администрации доносили, что несколько российских студентов, настроенных революционно, также встречались с абреком. Потом ходили слухи, что его приглашал к себе Персидский шах. Но абрек преследовал совершенно иные цели – это личная месть. Однако одна встреча была, наверное, самой неожиданной. Как-то на военно-грузинской дороге, когда абрек был в Ингушетии, показалась карета, в которой сидел какой-то барин. Абреки во главе Зелимхана окружили карету, полагая, что это очередной чиновник. Сопровождавшие барина люди объяснили, что это известный певец Шаляпин, о нем Зелимхан был наслышан, когда сидел в тюрьме. Говорят, Шаляпин спел песню, по щеке Зелимхана прокатилась слеза. Прежде чем попрощаться с певцом, абрек попросил его никому не говорить о том, что он прослезился. О своей встрече в горах Шаляпин никому не рассказывал до смерти Зелимхана. В то, что подобная встреча была, исследователи не сомневаются.

Со временем властям стало известно, где абрек укрывает свою семью. В сентябре 1910 года шесть сотен дагестанского конного полка под командованием начальника Назрановского округа князя Андронникова начали наступление на абрека в ингушских горах. Семья была захвачена. Самого абрека на тот момент дома не оказалось.

Говорят князь Андронников по пути во Владикавказ кичился тем, что отнял семью у Зелимхана, мол, какой это для чеченца позор. Однако абрек уже был в курсе случившегося и устроил засаду с четырьмя товарищами на мосту в Ассиновском ущелье. Это было 20-е сентября 1910 года. Перестрелка согласно рапорту длилась без малого 9 часов с обеда до позднего вечера. В результате в царском отряде было убито 9 человек, в том числе и Андронников. Ранено – 7 человек, например, 4 пулевых ранения получил командир дагестанской сотни Доногуев. Тот самый Доногуев, которому Зелимхан также писал свои обращения. В те годы были выпущены почтовые открытки с изображением места смерти Андронникова.

Отбить семью у шести сотен солдат Зелимхану и его товарищам, конечно, не удалось. Заложников отвезли во Владикавказскую крепость, где родился четвертый ребенок абрека – мальчик Умар-Али. Через год в 1911 году семью Зелимхана сослали за тысячи верст от родины – в деревню Ермаковка Енисейской губернии. Впрочем, надо отдать должное тогдашней власти, излюбленная мера наказания в монархической России в виде ссылки в отдаленные уголки империи была довольно гуманной по меркам того времени. Эта не ГУЛАГ, не каторга и не условия жизни в ссылке 1944 года. Впоследствии дочери Зелимхана будут рассказывать, что большинство населения Ермаковки помогало им, чем могло.

Особенно запомнилась семье Зелимхана ссыльная революционерка некая Валентина Карташова, которая проживала на втором этаже дома. Она научила детей читать по-русски, так что газетные новости о собственном отце дети Зелимхана уже читали самостоятельно.

Всю последующую жизнь чтением было одним из любимых занятий дочерей Зелимхана. Уже в советское время, люди будут с восхищением рассказывать друг другу, как чеченские бабушки Энисат и Меди читают газеты и книги.

В скором времени Карташову куда-то перевели. Якобы, за то, что оно поддерживала тесные связи с семейством Зелимхана. Но однажды ночью в их дом в Ермаковке постучались.

Говоря, о Зелимхане, нельзя не упомянуть о его нападениях. Например, во главе небольшой группы в августе 1908 года он совершил набег за Терек – на имение некоего богача Месяцева. Последний был похищен, за него Зелимхан потребовал выкуп 15000 рублей, который впоследствии и получил. В числе абреков были уже и отец и брат Зелимхана Гушмазуко и Солтмурад. После возвращения с набега за Терек группа Зелимхана наткнулась на засаду недалеко от селения Бачи-Юрт. В перестрелке 31 августа 1908 года отец и брат абрека погибли. Через некоторое время после смерти Солтмурада его жена Зезаг родила сына.

Между тем власти решили подключить к поимке абреков и местных жителей, на каждом участке Веденского округа с лета 1908 года формировались партизанские отряды из 30-и человек: конных и пеших. Однако и они не принесли пользы. С 1909 года приказом по Терской области были даже сформированы специальные «охотничьи отряды» во главе с войсковым старшиной атаманом Вербицким.

В погоне за абреком местные власти продолжали репрессивную политику по отношению к простому населению, порой дело имело кровавой исход. Атаман Вербицкий со своими охотничьими отрядами в марте 1909 года устроил второй чеченский погром: на сей раз на базаре в Гудермесе. Местных жителей было убито более 30 человек. Во всяком случае, такую цифру приводят официальные документы того времени. Зелимхан пообещал - отомстить Вербицкому.

9 января 1910 года в два часа ночи абрек во главе небольшой группы произвел налет на грозненский железнодорожный вокзал и увез из кассы 18 тысяч рублей. Эти вокзальные стены, умей они говорить, несомненно, поделились своими воспоминаниями о той дерзкой вылазке абрека. В том 1910-м году зданию Грозненского железнодорожного вокзала было 17 лет. Но этим случаем налеты не завершились. 23 марта того же года средь бела дня Зелимхан со своей группой ограбил казначейство в Кизляре. Были жертвы среди государственных служащих.

Главной особенностью мести Зелимхана по отношению к виновникам своих несчастий было то, что он предупреждал о готовящемся действии против них. Например, он поставил в известность и Вербицкого о намерении ограбить Кизлярское казначейство. Это был своего рода вызов. В одном из писем уже упомянутому командиру дагестанского конного полка Доногуеву Зелимхан заметил:

«… Первым долгом Вербицкий напал со своими людьми на открытый базар в селении Гудермес и убивал там на базаре бедных людей… Таких страшных действий, какие сделал Вербицкий за один час, я 10 лет, будучи абреком, и то не сделал. Вербицкий убивал бедных. Тогда я с собой взял свою группу и приготовился напасть на Кизляр ради отмщения Вербицкому, потому что он был атаманом Кизлярского отдела. Я дал Вербицкому перед тем знать, что еду в Кизляр»

Вербицкий не обратил внимания на предупреждение. Видимо, он не мог даже допустить такую дерзость и впоследствии за свое легкомыслие поплатился должностью и даже, как говорят некоторые исследователи, на него завели судебное дело за бездействие. Так, абрек отомстил и Вербицкому.

Действительно, атаман уже не вызывал у начальства восхищения, что видно из письма начальника Терской области генерала Михеева, адресованное в Кавказское наместничество в Тифлисе.

«… администрация Кизлярского отдела во главе с атаманом отдела войсковым старшиной Вербицким своей преступной бездеятельностью, полной растерянностью и неумением организовать ни защиты вверенного района, ни преследования разбойников, помогла шайке грабителей разгромить казначейство, что сопровождалось целым рядом человеческих жертв, и дала ей возможность скрыться совершенно безнаказанно».

Может возникнуть вопрос, куда Зелимхан девал награбленные деньги. Средства делились между членами, надо сказать, непостоянной группы, поскольку абрек действовал, в основном, в одиночку. Но большую сумму денег Зелимхан раздавал жителям аулов того же Веденского округа, обедневшим в результате штрафов, ссылки кормильцев и прочих репрессий. Он понимал, что эти семьи страдали из-за него, чувствовал свою вину перед простыми людьми. Поэтому он и пользовался авторитетом этакого Робина Гуда.

Но для властей он оставался разбойником. Не успели власти оправиться от ограблений в Грозном и Кизляре, как группа Зелимхана напала на инженерную комиссию министерства путей сообщения, были убиты 13 человек. Таких налетов было немало.

В октябре 1911 года Зелимхан вырвался из окружения в селении Старая Сунжа, ныне это часть города Грозного. В ответ несколько домов, в которых абрек предположительно останавливался на ночлег, были взорваны.
Наконец, в декабре 1911 года, начальству округа стало известно, что Зелимхан укрывается в пещере в нескольких километрах от Харачоя. Туда ночью 8 декабря из Ведено был направлен отряд. Убежище абрека было окружено кольцом в диаметре не более ста метров.

Перестрелка длилась с 8-и часов утра. К вечеру среди солдат было убито двое и ранено четверо. Начались переговоры. Зелимхан поставил условие: сейчас же просить прощения по телеграфу у всех, кто сослан или арестован из-за него, Зелимхана. Если к полуночи не передадут ответа, что сосланные и арестованные помилованы, абрек грозился уйти из пещеры.

Конечно, положительного ответа о помиловании сосланных абрек в пещере не получил и несмотря на холод, физическое истощение, подорванное здоровье, Зелимхан в ночь с 9 на 10 декабря снова скрылся, как и обещал, применив маленькую хитрость.

Депортированных из-за поддержания связей с Зелимханом было действительно немало, среди односельчан, жителей других сел и даже среди видных религиозных деятелей. Например, дружеские отношения шейха Бамат-Гирея-Хаджи Митаева с абреком не в последнюю очередь стали причиной того, что Митаев был сослан в Калужскую губернию. Да и вообще администрация боялась любых авторитетов, тем более, религиозных. К примеру, известная фотография: Бамат-Гирей-Хаджи слева, его сын Али посередине и Зелимхан справа.

После неудачной операции по поимке абрека новый начальник Веденского округа подполковник Каралов писал в кавказское наместничество в Тифлис.

«…Я нахожу необходимым применить единственное радикальное средство, именно: предъявить к населению Харачоя и ко всем близлежащим и дальним родственникам Зелимхана категорическое требование выдать его в недельный срок, в противном случае разгромить все харачоевское селение как не верноподданное его императорскому величеству государю-императору».

Разорять Харачой не стали, но были сформированы дополнительные особые отряды из старшин Веденского округа, которые должны были собирать сведения о местонахождении абрека, преследовать его и при возможности уничтожить Зелимхана и, как тогда говорили, его шайку.

Надо сказать, начальство Терской области прилагало множество усилий к нейтрализации абреков, один за другим были убиты товарищи Зелимхана: чеченские и ингушские абреки. Теперь Зелимхан мог надеяться только на себя, его отец и двое братьев были также убиты.

Между тем вознаграждение за голову абрека росло из года в год, и, в конечном итоге, вместо нескольких тысяч рублей в начале 1900-х годов к 1912 году за живого или мертвого Зелимхана власти были готовы заплатить 18000 рублей. Для сравнения, тогда корову можно было купить за несколько рублей. Причем средства на вознаграждение поступали из карманов простых жителей аулов, в первую очередь Веденского округа, в которых когда-либо укрывался абрек.

В конце концов, была задумана хитрость – вернуть семью абрека из ссылки и поселить в Чечне, в качестве приманки. Как рассказывают со слов младшей дочери Энисат, всей деревней ссыльных провожали из Ермаковки обратно в Чечню.

По прибытии семейства Зелимхана, его снохи Зезаг и племянника была выпущены почтовые открытки, которые обошли всю Россию. Семью поселили в Грозном в Грозном. Ей, как и раньше, помогали люди, в первую очередь друзья Зелимхана, даже известные предприниматели. Говорят, что Зелимхан встретился со своей семьей после многолетней разлуки в одном из хуторов Веденского округа.

Семья в последний раз видела его живым. Дело постепенно шло к концу. За ним был организован усиленный надзор через тайных агентов. Наконец, в осенний сентябрьский день, властям донесли, где абрек будет ночевать. Это был хутор в нескольких километрах от Шали. Что примечательно, это пристанище было заранее подготовлено через агентуру, людей, вошедших в доверие Зелимхана. Это была ловушка. В ночь с 25 на 26 сентября 1913 года дом, где абрек скрывался, был окружен отрядом из 25 человек во главе командира дагестанского конного полка поручика Кибирова. В половине 10-го ночи отряд обложил хутор. Шел сильный дождь, сверкала молния. Зелимхан был снаружи, произошла первая перестрелка, Зелимхан ранил нескольких человек, в том числе, Кибирова, но упал на землю и сам, он был ранен. Перестрелка временами продолжалась до половины пятого утра. Как вдруг Зелимхан умолк. Все подумали, что он умер, решено было послать нескольких человек проверить, чтобы удостовериться в его смерти. Но он был жив, снова раздались выстрелы, он ранил приближавшихся к нему офицеров, но и те открыли по нему огонь. Зелимхан погиб. На рассвете.

Семью Зелимхана привезли в Шали на опознание. Это был действительно он, сомнений не оставалась. На последней своей фотографии, в окружении офицеров и семьи, привезенной для опознания: на земле мертвый Зелимхан. Надпись: «абрек Зелимхан, убит 26-го сентября 1913 года». В его теле насчитали 32 пулевых ранения, в том числе в черепе – 6 сквозных ран.

Тело Зелимхана местные власти не собирались возвращать родственникам. Тогда его жена Бици со старшей дочерью Муслимат поехали во Владикавказ – просить лично начальника Терской области генерала Михеева.

Тело было возвращено. Его похоронили 27 сентября. Абрек покоится на одном из кладбищ селения Шали. На могильной плите надпись на чеченском: «Нет Бога, кроме Аллаха. Это могила Зелимхана, сына Гушмазуко. Перед его мужеством склоняется мир. Да помилует их обоих Аллах».

12 лет абрек наводил ужас на чиновников по всей Терской области. После его гибели репрессии по отношению к населению и его семье прекратились. Советская власть отнеслась к личности Зелимхана со всем почтением. В конце 20-х годов о нем сняли фильм, стали называть улицы и даже появился колхоз имени Зелимхана. Его семья проживала уже в Ведено, когда его младший сын Магомед погиб в 1922 году во время улаживания конфликта в Махкетах.

Младшая дочь Энисат проживала, будучи уже замужем, в доме на окраине Ведено, этот дом был построен еще до революции. В 1944 году во время депортации чеченцев и ингушей, Советская власть разрешила детям и внукам Зелимхана остаться в Ведено. Младший сын Умар-Али работал на тот момент начальником Веденского районного отдела министерства государственной безопасности СССР. После депортации вайнахов в 44-м году, здесь на месте он помогал избежавшим по разным причинам ссылки чеченцам, присоединиться к остальным. Если бы не Умар-Али, то многих, наверное, просто расстреливали бы на месте. Умар Али погиб при трагических обстоятельствах в апреле 1947 года.

После гибели своего брата в том же 1947 году сестры Энисат и Муслимат со своими детьми уехали в Среднюю Азию. Смысла жить в Чечне они более не видели и присоединились к остальным сосланным. Дочери Зелимхана и их дети были последними чеченцами, которые проживали в Ведено.

Ни старший сын Зелимхана Магомед, ни младший – Умар-Али не оставили потомков. Последний категорически отказывался жениться в такой сложный для чеченского народа период - как депортация. Он все откладывал, дело в том, что он вместе с сестрами собирался отбыть в Среднюю Азию к остальным родным, но так и не смог.

Сегодня родственники и потомки Зелимхана проживают, главным образом, в Ведено и в Харачое. Например, прадед Супьяна Исраилова был кузеном Зелимхана, мать Рамзана Гудаева Энисат – была младшей дочерью Зелимхана, она же приходилась бабушкой Тимуру Гудаеву. Эти люди, что называется, из первых рук, то есть, со слов дочерей абрека могут рассказать о его судьбе. Меди и Энисат были подросткового возраста, когда их отец вышел на тропу абречества. Они прожили почти целое столетие и покинули этот свет в 1990-м году.

В советское время Зелимхану был воздвигнут памятник, который установили в селении Шали. В ходе военных действий последних десятилетий он был разрушен. Недавно был построен новый памятник, аналогичный тому, советскому, который установили в родовом селении абрека – в Харачое.

Муслим Басханов

http://abrek.org/68-abrek-zelimhan-i-vremya.html
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.