Автор Тема: Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны  (Прочитано 8821 раз)

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10911
http://ресурсныйцентр-анр.рф/files/obshchestvo_v_vooruzh_konflikte.pdf

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны

Стр. 13:
... я был министром по делам национальностей Российской Федерации в 1992 г., участие в составе федеральной делегации в переговорах с делегацией мятежного руководства Чеченской республики в декабре 1994 г. во Владикавказе, работа в правительственной комиссии по мирному урегулированию конфликта в 1995-1996 гг....

---------------------------------------------------

Стр. 41:
...под моей редакцией вышли фундаментальные энциклопедии “Народы России” (1994) и “Народы и религии мира” (1998)

-----------------------------------------------------


Стр. 26:
...это касается и автора,  который  смог побывать в зоне конфликта только однажды, в ноябре 1995 г.


-----------------------------------------------------


...в 1993 г. ко мне пришел ныне покойный Юсуп Сосламбеков — один из авторов чеченской “национальной революции”, лидер полумифической, но громко заявленной Конфедерации народов Кавказа.
Стр. 27


Стр. 27:
Мой анализ сторится на свидетельства 55 человек, из которых 50 -чеченцы, один - ингуш, один  - еврей и двое русские, долго жившие и работавшие в Чечне, в том числе и во время конфликта.



================

Стр. 24:
Если основной источник информации и предмет описания - военный штаб или дом Шамиля Басаева, то это одна версия конфликта. Если источник — госслужащий грозненской администрации в период правительств Саламбека Хаджиева и Доку Завгаева, то это совсем другая версия. Московский чеченец из числа интеллектуалов или предпринимателей — третья версия.



=============

Стр. 11:
Глубоко благодарен моим партнерам по исследованию (интервьюерам, информантам, кросс-рецензентам) из числа чеченских ученых - докторам исторических наук Джабраилу Гакаеву и Андарбеку Яндарову, кандидатам наук Галине Заурбековой, Вахиту Акаеву, Хеде Абдулаевой, Мусе Юсупову и Исмаилу Мунаеву, кросс-рецензенту Рустаму Калиеву. И, конечно, огромная признательность всем участникам и свидетелям конфликта, которые поделились сво‘ими рассказами, размышлениями и оценками.


================================

Стр. 7,8:

Попытка федеральных властей покончить с серапатистским режимом в Чечне вооруженным путем вылилась в затяжную и разрушительную военную кампанию 1994—1996 гг., закончившуюся выводом войск из Чечни и подписанием соглашений о мире в августе 1996 г. и в мае 1997 г. По официальным данным, в первую чеченскую кампанию только федеральные вооруженные силы и милиция потеряли убитыми около 4 тыс. человек.

Вооруженный конфликт 1994-1996 гг. в Чечне привел к огромным человеческим и материальным потерям: около 35 тыс. человек погибло, более трети населения этой территории (почти 450 тыс. человек, включая выехавших перед войной) оказались вынужденными переселенцами и беженцами, были сильно разрушены г. Грозный и многие другие поселения. Война стала трагедией для народа Чечни и самым большим кризисом в истории новой России.



===============================

Стр. 9:

Страна пережила новый вооруженный конфликт с тысячами убитых и раненых из числа федеральных военнослужащих, чеченских боевиков и мирных жителей. К июню 2001 г. вторая война уже унесла жизни около 3 тысяч военнослужащих и около 8 тыс. было ранено. Еще больше погибло российских граждан в Чечне из числа мирных жителей и чеченских боевиков. Еще 150-200 тыс. человек покинули территорию Чечни, и только часть вернулась после пре-кращения интенсивных боев.



====================================


Стр. 12:
Как сказал в 1996 г. тяжело раненный и неоднократно награжденный 30-летний “чеченский генерал” Таус А., “от Дудаева мне тошно, хоть реви. А от злодейств российской армии душа разрывается”.


================================

Стр. 19:

Учитывая жесткий характер длительно существовавшего политического режима в Чечне, готовность и способность вооруженной части общества практиковать насилие против “врагов чеченской государственности” и “предателей нации”, а также сильную эмоциональную вовлеченность чеченской элиты в объяснительную сторону конфликта, я был вынужден принять некоторые меры безопасности в отношении интервьюируемых. Почти все они представлены в книге без указания фамилий (только имена). Это не касается основных партнеров по сбору интервью: профессора Андарбека Яндарова вместе с женой Галиной Заурбековой, защитившей кандидатскую диссертацию в Институте этнографии РАН, и филолога Хеды Абдуллаевой, также защитившей кандидатскую диссертацию в Институте мировой литературы РАН. Под полными именами идут и мои чеченские кросс-рецензенты Вахит Акаев и Рустам Калиев, перекрестные комментарии которых приводятся в ряде глав.

Следует сказать, что анонимность в данном случае носит довольно условный характер и не всегда необходима или возможна. Мой партнер по исследованию, информант и кросс-рецензент Джабраил Гакаев не нуждается в конспирации, ибо открыто выступает с позиции осуждения курса на вооруженную сецессию, политики Дудаева и Масхадова. Среди чеченских боевиков он давно находится в списке “предателей нации”. Уже в период восстановления в Чечне федерального контроля летом 2000 г. некоторые известные чеченские лидеры называли его имя вместе с именами Саламбека Хаджиева и Лечи Магомадова как возможных руководителей республики в период постконфликтной реконструкции после нового цикла войны.




==================


Стр. 20:

Изучаемый нами объект под названием “чеченское общество”, — безусловно, в большей степени феномен, созданный самим конфликтом, ибо в таком социально-культурном и особенно в пространственном (более половины чеченцев находятся за пределами территории Чечни) облике чеченское общество никогда до этого не существовало.



===========================

Цитирует Джабраила Гакаева, стр. 30: "Я теперь спокоен. Правда не на стороне этих бандитов. Им скоро с их автоматами как бы из Чечни драпать ни пришлось. Многим они опостылели. Я несколько дней назад об этом написал в газете “Труд”, которую и в Чечне получают. Но все равно поехал, чтобы выполнить свой долг перед мертвыми и живыми родственниками и доказать этим подлецам, что я выше их.

Все было сделано, как положено. Когда в Москву вернулся, столько людей пришло за эти дни. Народ наш такой: разойдутся — друг друга только ругают, а когда горе — все стараются быть вместе и поддержать. У нас водку на похоронах не пьют, но давайте по-русскому обычаю выпьем и помянем. Только я себе коньяку немного налью, чтобы не пахло. Иначе будет неудобно».



===========================


Стр. 30:

Мои личные беседы и беседы партнеров по исследованию строились без строгой выборки и политических предпочтений. Безусловно, на мою долю больше пришлось тех, кто не воевал на стороне Дудаева и далеко не симпатизировал курсу на чеченскую независимость. В самой Чечне выбор был широким, и, к моему удовлетворению, “дудаевцев” в списке интервьюируемых оказалось достаточно. В книге есть разные чеченцы, хотя, может быть, и не все являются таковыми, если иметь в виду некую социологическую совокупность.


================================

Стр. 31:

Почти вся мужская молодежная группа — это активно воевавшие на чеченской стороне так называемые боевики (как и когда утвердился этот термин, мне не удалось выяснить). Из двадцати молодых человек только двое не участвовали в боевых действиях. Из группы среднего возраста семь мужчин — активные участники и пять — оказывавшие вспомогательные действия (“разведка”, обслуживание транспортом, другая помощь). В старшей группе воевавших нет, хотя нам известны случаи, когда воевали чеченцы и старше 60 лет.

...
Политические предпочтения информантов самые различные: от
последовательных дудаевцев и сторонников независимости до пророссийски настроенных противников радикального сепаратизма или просто не имеющие определенных политических ориентаций. А чаще всего — это противоречивая смесь представлений и убеждений с преобладанием общего осуждения войны и се инициаторов.



===========================

Стр. 32:

Уже после того как был написан основной текст, он был передан нескольким чеченцам, в том числе и партнерам по исследованию — Д. Гакаеву, В. Акасву, А. Яндарову, Х. Абдуллаеву, а также Р. Калисву, чтобы они могли не только сверить свои свидетельства и дать согласиена их публикацию, но и высказать замечания. Эти замечания обрели самостоятельный характер своим уточняющим или дискутирующим смыслом. Они были включены в книгу, составив тем самым еще один уровень изложения в форме постраничных примечаний. Тем самым текст стал сложнее по конструкции, но, на мой взгляд, интереснее с точки зрения презентации сложности проблемы и совершенствования этнографического метода.



===========================

Стр. 42:

Н.В. Петров вместе с соавторами, анализируя ход войны в Чечне, так же в сугубо теополитических категориях, выносят безоговорочное суждение, что “выход Чечни из России теперь уже неизбежен при любом развитии событий”, ибо “чеченский народ кровью заплатил за свою свободу” [Петров Н.В. и др. Чеченский конфликт в этно- и политико-этнографическом измерении. Издание второе, переработанное и дополненное/ Политические ландшафт России. Бюллетень. Январь, стр. 21].



===========================

Стр. 44:

Как объясняет ситуацию один из ведущих специалистов-востоковедов, Алексей Малашенко, “у чеченцев свой образ жизни и мыслей, свои представления о нормах поведения, своя вера. Там сложилась специфическая система общественного устройства, названная этнологом Я. Чесновым “вайнахской демократией”... В плане историко-философском противостояние двух социокультурных систем, их взаимное и постоянное отторжение неизбежно. Не было мира в Чечне ни при одной из политических систем... Чечня, похоже, всегда будет разительно отличаться от Смоленской области или Приморского края. И поэтому когда-нибудь она обретет свою независимость, и, дай Бог, чтобы на границах у России было одним дружественным государством больше”? ["Независимая газета". 31.12.1994. 31 декабря. Статья Малашенко].



===========================

Стр. 42-43

Эмоциональную и политическую заангажированность при оценке событий в Чечне продемонстрировали западные эксперты, в среде которых прочеченская позиция соединилась с неожиданно сильным рецидивом антирусских и антироссийских (кстати, в англоязычной литературе различение этих двух понятий вообще отсутствует) позиций. Комплиментарность в оценке сепаратизма в России была и остается свойственной бывшим воинам холодной войны, которые продолжают по инерции бороться с “империей зла”. Об этом свидетельствует, например, доклад, подготовленный по итогам миссии, направленной в Чечню неправительственной организацией “Международная тревога” осенью 1992 г., его основным автором был давний сотрудник Корпорации РЭНД (США) Пол Хенце.

Главное содержание доклада — история чеченского и в целом северокавказского “освободительного движения против российской колонизации” и демонстрация радикальной культурной отличительности чеченцев и их исключительной внутренней солидарности в вопросе достижения государственной независимости. Многое в этой интерпретации идет от западной историографической традиции Исламоведения в России, которая была заложена историком российского происхождения Александром Бенигсеном?!. Основной вывод доклада — предостережение против попыток решить конфликт силовыми методами, но его общий тон был безоговорочно в пользу чеченской независимости как состоявшегося факта. Для таких западных экспертов, как Пол Хенце, не говоря о многочисленных версиях журналистов, не было никаких сомнений, что в 1991 г. в Чечне под руководством Дудаева произошла народная демократическая революция против имперского центра и местной номенклатуры. Война 1994—1995 гг. — ответ неоимперской России.

Для авторов доклада Чечня и даже весь Северный Кавказ — это не Россия и даже не территория Российской Федерации. Приведем итоговое заключение документа, который для чеченских радикалов стал своего рода моральным благословением сецессии:

 «Чеченская республика совершила впечатляющие начальные шаги по созданию государственных и правительственных структур. Чеченское общество характеризуется примечательной степенью политической открытости и свободы выражения. Все партии несут ответственность за сохранение этой благоприятной ситуации. В некоторых отношениях по причине временной краткости своей эволюции политическая система не всегда работает гладко. Ответственные граждане постоянно поднимают оправданные вопросы о правомочности выборов, открытости правительства, отношениях Чечни с соседями. Руководству необходимо найти пути как реагировать на эти озабоченности.

Чечня не может решить проблему своего статуса и отношений с Россией и другими частями бывшего Советского Союза путем силы. Россия не может “решить” свою чеченскую проблему или связанные с ней более широкие проблемы стабилизации и конструктивной политической эволюции на Кавказе путем политической интриги или подрывных действий, или экономическими санкциями. Российское правительство несет ответственность за информированность своего народа о подлинной природе кавказских проблем и тех реалистических выборах, которые перед ней стоят в этой связи. Чтобы приостановить дальнейшее ухудшение ситуации и избежать больших человеческих страданий, необходимы для всех сторон терпение и желание вести переговоры» [Chechnia Report. International Altrt L. 1992. C. 56].




===========================


Стр. 45:

Чеченский кризис породил или актуализировал богатую псевдонаучную мифологию об истории и современном облике народа, который из академических и литературно-публицистических текстов перешел в массовое сознание, в том числе и самих чеченцев. Один из таких доминирующих мифов — миф об исключительном
природном свободолюбии и благородстве народа, которые он демонстрирует на протяжении всей своей истории, особенно двухвековым сопротивлением русскому колониализму.

Природа этого мифа носит во многом литературный характер, и среди его главных авторов — всемирно известный писатель Лев Толстой, для которого повесть “Хаджи Мурат” была своего рода личным искупительным актом и реализацией творческой темы обличения самодержавного деспотизма. Создавая “образ другого” в лице полного благородства и доблестей чеченца Хаджи-Мурата, писатель фактически писал о проблемах российского общества и о постоянном поиске человеческого идеала среди “мерзостей обыденной жизни”. Но своим мощным пером Толстой подарил “образ народа” современному читающему поколению чеченцев, который в какой-то степени со временем стал частью его массового сознания.

В сочинениях академических романтиков постоянно присутствуют рассуждения о “невозможности горца быть без оружия”, о “национальной чеченской культуре военных действий”, об отсутствии традиции подчинения властям и писаному закону, о решающей роли старейшин и т.п.

Другой усиленно насаждаемый миф — это миф об исключительной древности чеченского народа, который черпает свои аргументы из историко-лингвистических изысканий московских и петербургских (а за ними и местных) ученых о родстве с современными вайнахскими языками хурритоурартских языков, распространенных во 2-1 тысячелетиях до н.э. в Закавказье, восточной Малой Азии и северной Месопотамии?”. Именно ссылаясь на этот чисто академический постулат, президент Джохар Дудаев сформулировал политический лозунг, который гласит: чеченцы как “старейший народ Кавказа” должны по праву играть роль общекавказского лидера.



===========================


Стр. 46:

Казалось бы, в случае с Чечней цивилизационный разлом налицо: православные русские против чеченцев-мусульман.

Мой анализ не позволяет принять данную схему даже в ее самом слабом варианте. Схожесть чеченцев с остальным населением страны, прежде всего с русскими, гораздо больше, чем их отличительность. Эта в ценностных ориентациях, в личных стратегиях людей и даже в культурном поведении существовала как до конфликта, так и после него.



======================

Стр. 50:

...листовок с воздуха глава российского ФСБ сделал характерное признание: «Да, информационная война российской властью проиграна. Как блистательно работает министр информации Чечни Мовлади Удугов, как искусно и ловко он запускает в прессу всякую ложь, искажения, передержки!.. А мы оттолкнули журналистов: “Никуда не пускать, ничего не давать!” Да и сам я долгое время не хотел высказываться»“5.

"Известия", 1995 год, 2 марта


==============================

Стр. 51:

Как писал тот же Яндарбиев, “исход борьбы за независимость предрешен. Народ знает, что делает... Народ, желающий быть свободным и строить независимое государство, должен уметь действовать решительно и быть готовым к жертвам. Каждый отец, каждая мать должна быть готова, как говорится в наших эпических песнях, отдать своего сына для дела народа...”47

При анализе конкретных жизненных историй мы не встретили ни одного случая следования этому рецепту со стороны отца или матери чеченского боевика, но безусловно сам по себе столь мощный постулат радикально сузил информационное поле и набор вариантов действий чеченцев в пользу варианта “жертвы во имя нации”.


=================================


Стр. 52:

Из Чечни сначала была вынуждена уехать подавляющая часть представителей нечеченского населения, а также некоторые наиболее просвещенные и социально удачливые чеченцы. Затем вооруженный конфликт вытолкнул многих пострадавших от разрушений жителей городов и ряда сел. Но вто же время Чечню покидали и те, кто не хотел оставаться, а тем более оставлять своих детей в обществе, которое оказалось ввергнутым в разрушительный конфликт. Наконец, после войны из Чечни уехали и те, кто не мог или не хотел связывать свою жизненную стратегию с призывом строить новое чеченское государство. В итоге свыше половины населения Чечни, причем его социально продвинутая часть (прежде всего в образовательно-профессиональном смысле) покинули полуразрушенную войной республику.


================================

Стр. 85:

Пребывание в Казахстане и в Киргизии было временем не только разрушения семейно-родственных связей, но сильной аккультурации чеченцев, особенно в пользу русского языка. Некоторые представители старшего поколения, как, например, Джокала Гакаев научился говорить по-русски только в Казахстане.


===============================

Стр. 88:

Некоторое представление о социально-демографическом облике чеченцев и ингушей периода депортации дают архивные документы времени восстановления Чечено-Ингушской АССР в 1957 г. 8 апреля 1957 г. председатель Госплана Чечено-Ингушской АССР А. Платонов сообщал в Москву следующие данные: всего в Казахской и Киргизской ССР проживает чеченцев и ингушей 415 тыс. человек, которые составляют 90 тыс. семей. Людей в возрасте до 16 лет и старше среди чеченцев и ингушей 244 тыс. человек. Из чеченцев и ингушей, проживающих в Казахской и Узбекской ССР, занято в промышленности 38 500 человек, в сельском хозяйстве — 91 500, в различных учреждениях и организациях - 25 тыс., а всего 155 тыс. человек38.

Эти скупые цифры позволяют сделать два важных вывода. Вопервых, среди чеченцев и ингушей было очень много молодежи, а это означает, что в депортации среди них сохранялась высокая рождаемость. В 1957 г. дети до 16 лет составляли 171 тыс. Следовательно за 13 лет депортации из общего числа чеченцев примерно 150 тыс. родились в Казахстане и Киргизии. Во-вторых, чеченцы и ингуши имели фактически полную занятость, причем соотношение между занятостью на селе и в промышленности было примерно таким же, как и по всему СССР. Вполне возможно, что период депортации способствовал урбанизации вайнахов, ибо, несмотря на запреты, они стремились устроиться на работу и жить в городах, а не в селах, где жизнь была значительно беднее и менее культурно комфортной. Собственных компактных сельских поселений образовывать им не давали.


===============================


Стр. 88:

Именно во Фрунзе сформировался талант знаменитого чеченского танцора Махмуда Эсамбаева. “Каждый месяц пятого числа я должен был являться в комендатуру и расписываться в том, что я на месте, не сбежал, — вспоминал он. — Такая процедура мне казалась унизительной. И однажды я заявил об этом коменданту”39. За этот протест Эсамбаев получил штамп в паспорте, что может проживать только во Фрунзе. А когда артист демонстративно вырвал эту страницу из паспорта, то получил наказание — его отправили в горы, где он сплавлял лес. “Лишь года через полтора друзьям из Фрунзе удалось вернуть меня обратно в оперный театр. Кстати, как только закончилась ссылка, в 1957 г. я сразу был удостоен звания народного артиста Киргизской ССР”.



========================

Стр. 99-100:

Б. А. Калоев, посвятивший многие годы изучению этнографии чеченцев и ингушей и автор статьи “Вайнахи” в томе “Народы Кавказа” (Т. 1. М., 1960) известной серии “Народы мира” под редакцией С.П. Толстого, приводит чрезвычайно интересные сведения о своей этнографической работе среди чеченцев и ингушей начиная с 1957 г., когда он получил от Института этнографии АН СССР первую командировку в Грозный. Поразительно, но отечественный этнограф оказался непосредственным наблюдателем драматической страницы в этнической истории изучаемых им народов.

«На второй день пребывания в Грозном я встречал на вокзале, можно, сказать, первые эшелоны с чеченцами и ингушами, видел радостные лица прибывших от счастья встречи с родной землей после долгой разлуки, шум детей, выходящих толпами из вагонов на платформу с родителями и семьями, ожидавшими здесь грузовые автомашины для отправки по местам их прежних поселений. Меня удивило и множество легковых автомашин на открытых платформах, обладателями которых являлись исключительно молодые чеченцы, жившие и работавшие в своей массе шахтерами и металлургами Караганды и других промышленных центров Казахской республики. Известно, что в те послевоенные годы легковые машины удавалось иметь лишь некоторым счастливчикам. Чеченцы в этом отношении составляли исключение. Во всяком случае, привезенные ими “волги” и “победы” в немалом количестве — показатель того, что в Казахстане они жили в достатке. Появление этих машин в Грозном и в селах стало весьма заметным явлением, играло важную роль в системе транспорта. Нередко можно было наблюдать за стремительно несущейся легковой машиной по узким горным дорогам, проходившим над головокружительными пропастями. Можно было подумать, что скачет всадник на резвом коне.

Однако, как бы то ни было, чеченцы и ингуши, вернувшись на родину, встретились со многими проблемами, связанными с устройством их на прежних местах расселения... Жителям высокогорья, какими являлись верхние районы Аргуна и Ассы, было запрещено возвращаться в их родные места, а приказано поселитьмся преимущественно в казачьих станицах, не учитывая того, что эти так называемые немирные чеченцы, т.е. горцы, веками воевавшие с казаками, не забыли старых обид, так же как и последние. Одним словом, чеченцы-горцы обычно селились на окраинах станиц, составляя компактные поселения, работая вместе с казаками в одних колхозах и совхозах. Через два года, когда я вновь, проводя полевые этнографические исследования, ездил по этим станицам, я почувствовал между ними недобрые отношеия. Чеченцы утверждали, что казаки обижают их, отключают свет, воду, не дают им должностных мест в общественном производстве и т. Казаки же и особенно казачки жаловались, что нет им прохода от чеченцев. Старая казачка мне с обидой говорила, что ее внучка после семи часов не может выйти на улицу или посетить станичный Дом культуры без сопровождающего. И тем не менее со временем отношения между ними наладились. Тогда же я посетил чеберлоевцев, обосновавшихся хуторами на полях большого виноградарского совхоза. Эти гори: енцы, бывшие овцеводы и скотоводы из высокогорья, теперь осваивают новую профессию - виноградарей и виноделов.

В разговоре с ними я почувствовал недовольство по поводу пребывания в этих безводных степях в низовьях Терека, жалость, что навсегда расстались со своей горной страной, оставив ее безлюдной...»5.

Б.А.Калоев посетил тогда и горные районы Чечни, в частности Советский (ныне Шатойский) район. Автобус, на котором пять часов от Грозного добирался этнограф, часто останавливался “по просьбе пассажиров-чеченцев, выходивших для совершения намаза”.


--------------------------------------------------------

Стр. 100-101:

Центральные власти попытались решить территориальные проблемы восстановленной республики передачей под ее контроль двух обширных районов Ставропольского края — Наурского и Шелковского (5200 кв. км.), где главным образом проживали русские, кумыки, ногайцы. Встречающееся в литературе мнение, что это было сделано, чтобы не допустить демографического преобладания чеченцев в новой республике, никакими документами не подтверждается. Напротив, со стороны органов власти были осуществлены масштабные меры помощи депортированным: чеченцы и ингуши получили существенные кредиты и финансовую помощь, в том числе субсидии на строительство домов и приобретение скота, налоговые льготы, специальные поставки сельскохозяйственной техники и семенного материала, и т.п. Были осуществлены программы социальной поддержки пенсионеров, инвалидов, срочного строительства школ и больниц, учреждений культурно-просветительного характера (Репрессированные народы России: Чеченцы и ингуши. С. 213—233)

В декабре 1961 г. в партийных органах республики была составлена довольно впечатляющая справка о проделанной работе за 1957-1961 гг. и о положении в Чечено-Ингушетии. Из проживавших в Казахстане и Киргизии 524 тыс. человек (418 тыс. чеченцев и 106 тыс. ингушей) в Чечено-Ингушетию прибыло 432 тыс. (356 тыс.
чеченцев и 76 тыс. ингушей), в Дагестан — 28 тыс. (в основном чеченцы) и в Северную Осетию — 8 тыс. ингушей. Таким образом, общее население республики составило 892,4 тыс. человек, из них 432 тыс. чеченцы и ингуши. В Казахстане остались проживать 34 тыс. чеченцеви 22 тыс. ингушей (в этой же справке приводится и другая цифра: на 15 октября 1960 г. на территории Казахстана — около 100 тыс. и на территории Киргизии 6 тыс. чеченцев и ингушей).


==================================


Стр. 101-102:

Всем вернувшимся в республику была выдана ссуда на общую сумму более 34 млн. руб. На 1961 г. 10 тыс. человек проживали в комунальных квартирах, 73 тыс. построили или купили дома, 10 400 семей заканчивали строительство, 1600 семей снимали на частные квартиры.

За эти годы было построено 49 промышленных предприятий, химический завод, сахарный и молочный заводы, Новогрозненская ТЭЦ, завод железобетонных конструкций. Сильно выросли посевные площади в колхозах и совхозах. 57 121 хозяйство имело крупный рогатый скот.

Чеченцы и ингуши получили представительство в органах власти: из делегированных от республики 7222 депутатов Верховного Совета ССР, РСФСР и местных советов 3997 человек (55,3%) составили чеченцы и ингуши; из 5982 коммунистов, избранных в составы обкомов, горкомов и райкомов КПСС, парткомов и бюро первичных организаций — 1182 (19,7%), среди 955 секретарей первичных парторганизаций — 122 человека. В 1961 г. было более 41 тыс. комсомольцев из числа чеченцев и ингушей.

За 1957-1961 гг. в республике подготовлено 1056 учителей, число школ возросло с 365 до 414 и учащихся с 80 до 150 тыс. Грамоте было обучено более 20 тыс. человек. в том числе 15 тысяч женщин-горянок. Женщины составили 42% всех депутатов советов. Издавалось 4 республиканских и 17 районных газет. Возобновил работу Научно-исследовательский институт истории (Репрессированные народы России: Чеченцы и ингуши. С. 234—235



===========================

Стр. 118-119

поколения, в том числе части творческой интеллигенции”. Наконец, отмечалось, что “националистические и другие враждебные проявления возникают и на основе религиозных и родовых пережитков” «Отдельные авторитеты, используя догматику Ислама, проповедуют ненависть к “неверным”, пророчат гибель советской власти, оказывают вредное влияние на верующих, разжигают фанатизм, стремятся сохранить и поддерживать отжившие традиции и нравы».

======================================

Стр  103

Чечено-Ингушетия обрела свою территориальную автономию в рамках Российской Советской Федеративной Социалистической Республики (РСФСР) в 1934 г. как автономная область и в 1936 г. как автономная республика. Республика имела собственную конституцию, которая менялась по мере изменения общесоюзной конституции, но её основы сохранялись до 1991 г. По этой конституции высшим орга- ном государственной власти был однопалатный Верховный Совет, который избирался населением на 5 лет по норме 1 депутат от 6 тыс. жителей. Верховный Совет имел Президиум во главе с Председате- лем. Последние 17 лет до 1990 г. уг пост занимал Хажбикар Боков, ингуш по национальности, который переехал в Москву, когда, как он мне объяснил, в республике “начались митинги и нападки на власть, в том числе и на меня лично. Чеченцы захотели все забрать, и мне там места уже не оставалось”. Потом в Москве Боков стал заместителем министра по делам национальностей, в том числе ив 1992 г., когда я занимал должность министра. Хажбикар — интересный человек и фигура. далеко неоднозначная в республике. 



=================================================


Стр.107. Примечание.


* Как мне представляется, черемша, или медвежий лук является тем, что в антропологии пищи относится в продукту выживания, или кризисной пище. Прежде всего потому, что появление богатой витаминами черемши в конце зимы, когда многие продукты заканчиваются, имеется острый недостаток витаминов и люди начинают болеть, черемша многих спасала от истощения и смерти. Джабраил рассказал. мне, что после возвращения в Чечню время было трудное и чеченцы спасались черемшей. Как только наступала середина февраля, люди выходили в горы, раскапывали снег и собирали молодые побеги черемши. Это было спасение от малярии ицыиги. Приезжие не ели черемшу, а как только чеченцы вернулись, так сразу запахло, в вагонах, в трамваях. Некоторые русские ворчали “Вот, приехали вонючие”. А потом сами стали покупать и есть с удовольствием.



=================================================

Стр. 109

15 июля 1987 г. Хажбикар Боков написал письмо в политбюро ЦК КПСС. Трудно представить себе более важный шаг, который мог в те времена сделать партийный работник, государст- венный служащий или вообще простой гражданин. Это была выс- шая инстанция в стране, ее самый высший суд. Письма в политбюро направляли многие, но чтобы такое сделал глава Верховного Сове- та в обход первого секретаря республики — крайне редкий случай. Тем более, что в нем не содержалась личная жалобы или донос, а оно ксалось деятельности прежде всего “первого лица”.



=================================================

Стр. 111

[Приведем сокращенный текст письма Бокова в политбюро:] У нас в республике кадровая политика не всегда основывается на принципах личных достоинств человека, а как правило кадры подбираются и расставляются по принципу национально-этнической раскладки: 5-4—1. И эта раскладка выдерживается как при выборах руководящих партийных, советски|[ органов, так и при назна- чении на руководящие должности. Расшифровка ее такова: пять чеченцев, четыре русских и один ингуш”... Думается, что при следовании такой раскладки в определенной степени ущемляется основополагающий принцип равенства наций, допускается отступление от партийного принципа подбора кадров не по национальным признакам, а по личным деловым и политическим качествам...».

* Джабраил Гакаев не подтвердил, что такой принцип действительно соблюдался, и объяснил эту версию Бокова скорее недовольством со стороны ингушей, которые ощущали себя на последнем месте в трехобщинном сообществе. Более того, он сказал следующее: “В разных сферах, несмотря на явное меньшинство ингушей по сравнению с чеченцами, реальное соотношение было скорее 1:2. У нас в университете был создан филологический факультет и планировалось набрать примерно 100 чеченцев и 25 ингушей, но реально получилось набрать одну студенческую группу ингушей и две группы чеченцев. Ингуши доминировали в некоторых областях и на некоторых позициях, и об их дискриминации в республике говорить будет неправильно”. Что касается самого Бокова, то Джабраил сделал следующее признание: «Я ненавидел Хажбикара. Он был партийной звездой и карьеристом. Ради идей и указаний он был готов идти на все. В январе 1973 г. на областном партийном пленуме он сказал: “Вас не простили и партия может снова Вас выслать”. Он был единственный, кто такое посмел заявить. Боков сейчас сильно изменился. У него даже собственный сын стал ваххабитом, Но тогда он был самым рьяным партийным работником, Он был такой же взяточник, что и первый секретарь Фатеев, на которого он написал в политбюро. До сих пор есть много свидетелей его вредной деятельности, которая только усложнила ситуацию в Чечено-Ингушетии,Он не давал послаблений, когда они уже были нужны. Я, например, сам приходил к Завгаеву и советовал ему, что и как нужно сделать, чтобы выпустить пар. Например, говорил, что нужно издать работы Авторханова, иначе их издадут национал-радикалы и будут это использовать в свою пользу».

=================================================

Стр. 112-113

Главный мотив рассказов о Завгаеве состоял в том, что он был крепким и волевым руководителем, но при нем многое стало меняться, чего простые чеченцы не одобряли. Это прежде всего кумовство, протекционизм и коррупция. Завгаев стал устраивать на престижные должности людей из круга своих близких и дальних родственников*.

* Хеда Абдуллаева сделала здесь следующее замечание: “У нас, наоборот, многие считают, что если бы Завгаев поставил своих родственников и односельчан на отвественные посты, тогда все могло бы сложиться по-другому. Он же позволил, чтобы его окружение составили выходцы из горных сел, которые впоследствии его же и предали, как, например, министр внутренних дел Чечни Алсултанов”.

Он требовал беспрекословного подчинения и был мстительным. Некоторые его личностные конфликты потом сыграли роковую роль в жизни республики и в приходе к власти Дудаева. Одной из первых называют историю с Русланом Хасбулатовым, когда тот захотел стать ректором Чечено-Ингушского университета в Грозном, где уже работали его сестра и брат.

«У Хасбулатова был высокий авторитет в Чечне: окончил МГУ, стал профессором, заведовал кафедрой в Москве. И он рассчитывал, что это место должно достаться ему. Но Завгаев не послал его кандидатуру на утверждение в Москву, и это было большим оскорблением для Русла- на Хасбулатова. Потом его избрали от Чечни в народные депутаты Рос- сии, и он стал ближайшим соратником Ельцина во время августовского путча. А когда он встал во главе Верховного Совета России, то первым делом не простил Завгаеву старую обиду. Использовал сначала его про- горбачевскую позицию, а потом неясное поведение во время путча и ре- шил с ним покончить.

Говорят, слышали, как он сказал: “Завгаева в Москву надо доставить в железной клетке”. А на одном из наших собраний, когда мы собрались в его квартире (бывшая брежневская квартира), он там так и сказал: "Я - отец нации". Нам, всем чеченцам, людям уже известным и со статусом,  было очень странно это слышать" (Джабраил Гакаев)

=================================================

Стр. 113

Один из чеченских стариков однажды сказал мне: “Не надо было менять Завгаева на Дудаева. Завгаева и его родственников мы уже накормили досыта. Они все имели. Теперь придет новый - его снова надо накармливать”.

=================================================

Стр. 116

Однако процесс индустриализации в Чечено-Ингушетии имел один важный этнический аспект. В республике произошло разделение экономики на два сектора: “русский” (нефть, машиностроение, системы жизнеобеспечения населения, инфраструктура) и “национальный” (мелкотоварное сельское хозяйство, торговля, отхожие промыслы, криминальная сфера, пополняемая новыми контингентами населения, вступающими в трудоспособный возраст). Парадокс был в том, что промышленность и транспорт испытывали не- достаток в квалифицированных кадрах и рабочей силе в целом. Но мало что делалось для вовлечения в эти сферы чеченцев и ингушей, в отношении которых сохранялась скрытая дискриминация. В конце 1980-х годов на крупнейших производственных объединениях Гроз- нефть, Оргсинтез, где было занято 50 тыс. рабочих и инженеров все- го несколько сот рабочих являлись чеченцами и ингушами. Джабраил рассказал мне, что уже будучи заведующим кафедрой Грозненского университета и известным в республике человеком, он с огромным трудом смог устроить одного из своих племянников на грозненский завод “Красный молот”, куда почти не брали чеченцев, особенно на руководящие должности.

=================================================

Стр. 118-119


В частности, цитируется высказывание члена КПСС, начальника управления магистрального нефте- провода А.Ведзижева в беседе с профессором Д.Мальсаговым: “Весь мир пробуждается, все говорят о независимости... остается только колониальный Восток большевизма, где никаких прав нет... Все те же методы: казахские земли отдали узбекам, туркменскую землю в районе Мангышлака отдали казахам, нашу землю (Ведзижев был ингуш. — В.А.). отдали осетинам, чеченскую землю отдали Дагестану. Армения и Азербайджан натравлены на Нахичевань, от- дают туда-сюда. Разделяй и властвуй... Клянусь вам, что наступит время, когда вынуждены будут вырезать коммунистов. Люди недовольны данным состоянием.

Руководитель КГБ сообщал о том, что “отдельные представите- ли творческой интеллигенции в своих произведениях и частных беседах протаскивают политически вредные суждения”. В качестве примера приводится высказывание известного ингушского писателя Идриса Базоркина (тоже члена КПСС) в беседе со своей знакомой А.: “Россия делает вид, что национальные республики самостоятельны... За границей правильно говорят, что у нас система — государственный капитализм. Они считают, что это скрытая форма колониализма... Меня подмывает взять и написать весь перечень бед и несчастий, которые Россия принесла этому народу... Чтобы там не говорили о национальной самостоятельности и национальном суверенитете, но все национальные народы чувствуют духовный гнет со стороны русских”. По данным КГБ, в республике среди интеллигенции и молодежи распространяются суждения, что “Чечено-Ингушетия является колонией России, чеченцы и ингуши эксплуатируются, а их богатства, в ущерб народу, вывозятся из республики”.

Глава КГБ писал, что среди чеченцев и ингушей имело место “враждебное отношение к проживающим в республике лицам дру- гих национальностей, особенно русским, стремление к вытеснению с руководящих должностей работников не местных национальностей”. Опять же источниками информации становятся высказывания местных писателей М. Мамакасва, Н. Мурзаева и некоторых других о том, что русские “засели” в руководящих органах республики, ущемляют интересы чеченцев и ингушей, надо добиваться занятия их мест и, таким образом, сделать республику “своей”. «Писате- ли С. Чакхиев и А. Ведзижев в повестях “Золотые столбы” и “Орден” завуалированно протаскивают чуждые советской идеологии взгляды и тем самым тоже возбуждают ненависть к русским». В этом же “черном списке” называются некоторые ученые из республиканского научно-исследовательского института языка и литера туры.

КГБ отмечал тенденцию “националистически настроенных лиц” ориентироваться на молодежь, которая ими рассматривалась как сила, способная занять руководящее положение в республике и сде лать ее “своей”. Одним из проявлений местного национализма уже тогда становится и вопрос о возвращении республике Пригородного района Северной Осетии. Представители интеллигенции и мусульманского духовенства, “используя пережитки прошлого, стремятся разжигать ненависть к осетинскому народу, подстрекают малосоз- нательных граждан к вредным поступкам, заявляют о необходимости при удобном ой вытеснить оттуда осетин" (15)



=================================================

Стр. 119

КГБ отмечал тенденцию “националистически настроенных лиц” ориентироваться на молодежь, которая ими рассматривалась как сила, способная занять руководящее положение в республике и сделать ее “своей”. Одним из проявлений местного национализма уже тогда становится и вопрос о возвращении республике Пригородного района Северной Осетии. Представители интеллигенции и мусульманского духовенства, “используя пережитки прошлого, стремятся разжигать ненависть к осстинскому народу, подстрекают малосознательных граждан к вредным поступкам, заявляют о необходимости при удобном случае “пролить кровь за свою землю” и силой вытеснить оттуда осетин”” (личный архив автора)


==================

Стр. 126-128


НОВОЕ ПОКОЛЕНИЕ И ЕГО КУЛЬТУРА

29 том Болыной Советской Энциклопедии (1978 г.) содержит в очерке о Чечено-Ингушской республике обширные сведения о со‘стоянии образования и культуры. Этот энциклопедический текст не так архаичен, как текст из энциклопедии Брокгауза, но только у него сегодня фактически нет читателя. А зря! Республика в 1960—1970-е годы явно переживала не только демографический, но и образовательный бум: 569 общеобразовательных школ с 288 тыс. учащихся, 29 профессионально-технических учебных заведений с 15 тыс. учащихся, 12 средних специальных учебных заведений с 15 тыс. учащихся, два высших учебных заведения (Чечено-Ингушский университет и Нефтяной институт) с 12 тыс. студентов. С 1957 по 1975 г. численность чеченцев с высшим образованием выросла в 70 раз, ив 1983 г. доля студентов на 10 тыс. жителей республики была выше, чем даже в таких развитых странах, как Великобритания и Франция.

В 1980-е годы в республике сложилась развитая инфраструктура культурного производства. Помимо трех профессиональных телтров, филармонии, краеведческого музся и музея изобразительных искусств действовало более 400 дворцов культуры и клубов, из них 371 в сельской местности. Работали 19 народных театров и более трех тысяч коллективов художественной самодоятельности. Имелось 484 публичные библиотеки с книжным и журнальным фондом около 10 млн экземпляров. Большой популярностью пользовался кинематограф: более 300 кинотеатров имели общую вместимость на 84 тыс. мест, и в 1981 г. число посещений киносеансов составило 12,2 млн человек. Активно работали дома пионеров, детские спортивные школы, станции юных техников!*.

В Чечено-Ингушетии имелись развитые средства массовой информации: издавалось четыре республиканских, 14 районных и несколько сельских многотиражных газет, два литературно-художественных альманаха. Всего с центральными изданиями население республики ежедневно получало около 1 млн экземпляров периодических изданий”. В республике было несколько профессиональных союзов (писателей, художников, композиторов журналистов и другие).

Однако за благополучными цифрами скрывались и серьезные проблемы. Джабраил Гакаев так оценивает ситуацию в области образования:

“В ЧИАССР школьное обучение в сельских районах, где проживало. 70% коренного населения, десятилетиями велось на самом низком уровне. Не хватало средств, учителей, помещений, учебников. Многие дети вследствие нищеты и отходничества не имели возможности учиться. При поступлении в вузы выпускники сельских школ, в основном чеченцы и ингуши, не выдерживали конкуренции с русскоязычными выпускниками городских школ. В результате местные вузы (нефтяной и педагогический институты) не смогли должным образом решить задачу подготовки национальных кадров. Процент студентов-вайнахов (особенно в ГНИ) до последнего времени был невысок. К тому же многие из абитуриентов-вайнахов, имея слабую подготовку, вынуждены были платить деньги при поступлении. Такая же картина была и при внеконкурсном наборе в другие российские вузы. Эта система была создана первоначально для подготовки национальных кадров. Однако вскоре Чечено-Ингушский обком КПСС приравнял к коренным народам и русскоязычных жителей, и места, выделяемые республике по внеконкурсному набору, стали занимать более подготовленные выпускники городских школ - русские, армяне, евреи и т.д. В результате такой политики культурное отставание вайнахов, наметившееся в период их депортации, не было преодолено. Более того, разрыв в образовательном уровне по сравнению с сопредельными народами еще более увеличился.

Таким образом, в период с 1957 по 1985 г. чеченцев и ингушей не покидало чувство уязвленного национального достоинства. Они видели и не могли смириться с ограниченностью своих прав и возможностей по сравнению с русскоязычной частью населения, коренными народами соседних республик. Чеченцы и ингуши, при прочих равных условиях, должны были платить за поступление на службу, учебу, лечение, отсрочку от армии, то есть буквально за все. Причем их грабили, обирали по малейшему поводу, судили не только русские чиновники, но главным образом свои, еще более нечестные, продажные партийные, советские и судебные функционеры.

Москва спокойно взирала на существующее экономическое, политическое, правовое и культурное неравенство чеченцев и ингушей, время от времени меняя проворовавшихся секретарей обкома”.

============

Стр. 127-128

В республике было несколько профессиональных союзов (писателей, художников, композиторов журналистов и другие).

Однако за благополучными цифрами скрывались и серьезные проблемы. Джабраил Гакаев так оценивает ситуацию в области образования:

“В ЧИАССР школьное обучение в сельских районах, где проживало. 70% коренного населения, десятилетиями велось на самом низком уровне. Не хватало средств, учителей, помещений, учебников. Многие дети вследствие нищеты и отходничества не имели возможности учиться. При поступлении в вузы выпускники сельских школ, в основном чеченцы и ингуши, не выдерживали конкуренции с русскоязычными выпускниками городских школ. В результате местные вузы (нефтяной и педагогический институты) не смогли должным образом решить задачу подготовки национальных кадров. Процент студентов-вайнахов (особенно в ГНИ) до последнего времени был невысок. К тому же многие из абитуриентов-вайнахов, имея слабую подготовку, вынуждены были платить деньги при поступлении. Такая же картина была и при внеконкурсном наборе в другие российские вузы. Эта
система была создана первоначально для подготовки национальных кадров. Однако вскоре Чечено-Ингушский обком КПСС приравнял к коренным народам и русскоязычных жителей, и места, выделяемые республике по внеконкурсному набору, стали занимать более подготовленные выпускники городских школ - русские, армяне, евреи и т.д. В результате такой политики культурное отставание вайнахов, наметившееся в период их депортации, не было преодолено. Более того, разрыв в образовательном уровне по сравнению с сопредельными народами еще более увеличился.

Таким образом, в период с 1957 по 1985 г. чеченцев и ингушей не покидало чувство уязвленного национального достоинства. Они видели и не могли смириться с ограниченностью своих прав и возможностей по сравнению с русскоязычной частью населения, коренными народами соседних республик. Чеченцы и ингуши, при прочих равных условиях, должны были платить за поступление на службу, учебу, лечение, отсрочку от армии, то есть буквально за все. Причем их грабили, обирали по малейшему поводу, судили не только русские чиновники, но главным образом свои, еще более нечестные, продажные партийные, советские и судебные функционеры.

Москва спокойно взирала на существующее экономическое, политическое, правовое и культурное неравенство чеченцев и ингушей, время от времени меняя проворовавшихся секретарей обкома”.


-----------------------------


Стр. 128-129

Для нас было важно сравнить эти оценки видного представителя чеченской элиты с оценками и ощущениями более низкого уровня. Прежде всего нас интересовала чеченская школа. Точнее школа в чеченском селе. Именно такой была средняя школа в крупном селе Бено-юрт. в которой училась Хеда Абдуллаева.

«Школа у нас была одна и большая. Учились вместе мальчики и девочки. Сидели на партах вместе с мальчиками. У нае была классная руководительница. русская, начиная с третьего и до десятого класса. Она была такая сильная и хороший организатор. Всегда нам что-то устраивала. Она обязательно сажала вместе. Даже одна девочка очень не хотела, но она ее заставила. Ее родители очень уважали за требовательность. Она нам всегда говорила, что мы одна семья. Но очень была против всяких романов. Когда какую-то девочку с мальчиком где-то увидели, что они целовались, так это был такой потом скандал, их так ругали.

У нас в классе было много мартовских, и мы как-то уже в девятом классе пошли все в лес встречать дни рождения. Я тогда не смогла пойти и еще одна девочка Настя - тоже. Она, кстати, похожа была на русскую - блондинка, и на нее все мальчики обращали внимание. Потом кто-то сказал, что там в лесу ребята курили и даже было шампанское, так руководительница провела собрание с родителями. Пришел мой папа (мама вообще была единственный раз в школе на выпускном вечере). Мы сидели, а она так всех ругала. Мальчиков била палкой по рукам. И они все это тогда сносили. Даже удивительно. как это так было. Она и на выпускной вечер не разрешила шампанское. Мальчики принесли тайком и в тархун его добавляли. Вообще настоящих любовных романов в школе не было, хотя сразу после школы многие девочки вышли замуж. У нас так получилось, что мало кто поступил в институты после окончания” (Хеда Абдуллаева).

Этот вопрос о поступлении в институты меня заинтересовал, и я спросил, как Хеда получила высшее образование и как она, девочка из чеченского села, в конечном итоге оказалась в аспирантуре престижного академического института в Москве? Эта история крайне поучительная и далеко не единичная, ибо московскую аспирантуру или стажировку прошли многие научные сотрудники и вузовские преподаватели Чечено-Ингушетии. Кстати, сам Джабраил Гакаев защитил окторскую диссертацию под руководством крупного московского историка, затем академика Ю.А.Полякова. Он был первым доктором исторических наук среди чеченцев, специалистом по политической истории ХХ в. А вот история Хеды:

«Я поехала поступать в университет и не поступила. Я не хотела, чтобы за меня заплатили. Я все сдала, а потом не увидела себя в списке. Была бы одна, без отца, то мне кажется, я бы тогда бросилась в Сунжу. Я на них так обиделась, что вернулась в село и ничего не делала. Тогда пришла телеграмма, что кто не прошел на русское отделение, могут приехать, написать хотя бы диктант на чеченском языке и будут тогда зачислены на вайнахское отделение. Я сказала, что никакого мне вайнахского отделения не нужно и просто сидела три года дома. Работала в библиотеке и читала книги. Отец не знал, что со мною делать, но я решила,
что в этот университет. больше никогда своей ногою не ступлю.

Через три года поехала поступать в педагогический институт (в университет даже не хотела заходить) и поступила на заочный. Я потом встретила того человека, который принимал у меня экзамен в университет и сказала ему, что вот если бы он тогда мне поставил пять, у меня бы все сложилась по-другому.

.А он ответил: “Ты как-то слишком вела себя независимо в свои 16 лет, выпендривалась. Я даже не мог понять, откуда у тебя все это было. Даже хотел поставить тройку, но это было бы неприлично”.

Я не выпендривалась. Это был устный экзамен по литературе, и я не могла сдать его на тройку. А рядом сидел преподаватель, который был на письменном экзамене. Это было сочинение. Я тогда опоздала минут на 15, забежала, а все места были занять, и я села на первый ряд. Мне попал роман, который я очень любила - это “Как закалялась сталь” Островского, и я сразу стала писать. А он подходит и все спрашивает: “Гевушка, вы ниоткуда не списываете?” А потом узнала, что поступила девочка, с которой я ходила на месячные курсы до этого. Так она делала по три ошибки в одном слове, но поступила. Там, конечно, были свои списки.

А то, что после пединститута поступила в московскую аспирантуру, то помогла прежде всего моя хорошая школьная подготовка. Это была заслуга нашего учителя по русскому языку и литературе Саидова Султана Саидовича Я в школе знала больше, чем надо по программе. С пятого класса знала всего Есенина наизусть. До аспирантуры я поступила работать в Научно-исследовательский институт в Грозном. Это было престижно, и мне было интересно. Потом на полгода уехала на стажировку в Москву и поняла, что смогу учиться в аспирантуре.

В Москве в коллективе почувствовала себя хорошо. Это был отдел “Литература народов РФ”, который возглавляла Надъярных Нина Степановна. Она стала моим научным руководителем. Я ей многим обязана. Они меня подняли на высоту какую-то, что я даже чувствовала себя неловко.

Юрий Барабаш отнесся ко мне замечательно. Как-то обо всем по-свойски спрашивал. А во время войны, если бы не они, я не знаю, как бы все вынесла. Барабаш карту Чечни где-то добыл. Каждый что-то предлагал, если у меня были проблемы. У кого-то есть дача или другая помощь. Каждый из них каждый день подходил ко мне и что-то ободряюще говорил. Я потом со многими сравнивала: ни у кого такого не было».


======================

Стр. 130-131

Во время одного из наших бесед я попросил Хеду [Абдуллаеву] рассказать о своем “романе” с чеченским языком.

«Чеченский язык был со мною как бы рядом, поскольку я его знала и у меня была в школе пятерка по чеченскому. Но все это постольку-поскольку. Когда я уже закончив школу и даже институт, не услышала песню на стихи Бисултанова. Это очень философские стихи, я даже пыталась сделать перевод, но это очень тяжело. А музыку написал Бетилгириев. Это ближе всего к Окуджаве. У него схожие вариации. А когда я познакомилась с самим Бисултановым, я еще больше его и, наверное, себя поняла. При всей своей ярко выраженной национальной принадлежности, он, как мне кажется, один из гениев последнего столетия. Когда его пытаются переводить, то получается что-то жалкое. Он, конечно, самый крупный чеченский поэт, хотя я многих знаю. На всех девочек, с кем я училась и работаю, он оказал огромное влияние. Стоит с ним один раз поговорить и это остается надолго. Он не бьет себя в грудь: “Вот мы — чеченцы такие-то и такие".

Мне попала однажды его книжка, я села и до утра не спала: прочитала ее всю. Это перевернуло всю мою жизнь.

В институте я училась на русском отделении, но там было и вайнахское. Считалось, что на русское отделение шли кто посильнее, а на вайнахское, кто недостаточно знал русский. Тогда было не модно изучать чеченский язык. Некоторые даже говорили, вот скоро в паспорте вообще не будет графы о национальности. Это казалось не актуальным. У нас вообще Надтеречный район считался как бы под очень большим влиянием русских, хотя русских в селе почти не было: только некоторые женщины, которые были замужем за чеченцами. Некоторые, кто к нам приезжал, часто говорили: “Какие вы чеченцы?" У меня есть дядя, у него жена из Шалинского района. Там есть какое-то глухое село. Вот она всегда ругала мою маму, что она неправильно меня воспитывает. Насколько я помню, мне, например, никто никогда не говорил слово “нет”, и я не знала. что такое слово вообще существует в природе. Сказки русские на ночь читали. Отец все время возил меня в краеведческий музей в Грозном. Мы живем за сто километров от Грозного, и отец меня туда возил на автобусе каждое воскресенье. Я все-таки была первым ребенком. Я знала каждый экспонат в этом музее. Отец меня водил и что-то всегда показывал. Историю города я знала очень хорошо.

А в семье моего двоюродного дяди, были девочки, самая младшая была на три года меня старше. Она хорошо знала чеченский язык, у нее была прекрасная дикция, и она знала целые поэмы наизусть. И вот я помню зимой (я училась, наверное, в классе втором-третьем, а она уже была где-то в пятом) старушки с нашей улицы у них всегда собирались, и она им читала поэму Мамакаева “В горах”. (Я ее потом прочитала.) Эта девочка была маленького роста, ей ставили стул, она на него вставала и начинала читать. А они сидели и плакали. Я на них смотрела и думала, что ничего не понимаю в этой жизни. Честное слово, она каждый день читала им одну и ту же поэму, и они все плакали.

Я ее ругала: “Зачем тебе это надо?”

А мой отец преподавал в школе чеченский язык и литературу и в ее классе тоже. Он мне сказал: “Ты зря так говоришь” .

У нас было два преподавателя. Вторая была такая молодая девушка и особой любви не испытывала к чеченскому языку и нам ее не прививала никаким образом.

В доме говорили на чеченском, но отец его никогда не навязывал. Он как бы подходил к этому как преподаватель и не больше. А вот эти родственники вели себя всегда как-то немножечко по-другому. У меня первый язык русский, но по-чеченски я все понимаю, но когда говорю, то использую часть русской лексики. Дома я вообще практически не разговаривала ни на каком языке. У меня было чувство своей исключительности. Я и на уроках молчала. Всех спросят в классе, а я сижу и молчу. Потом уже учитель меня спрашивает. Закончила я без медали, потому что у нас никто с медалью не заканчивал. Директор школы был против. Единственный, кто получил медаль за всю историю нашей школы, это был его собственный сын»

Эта трогательная история о плачущих старушках при декламации поэмы на чеченском языке говорит о многом. Чеченский язык уходил из городской жизни, и культурная граница проходила не столько между чеченцами и русскими, сколько между селом и городом. Значительная часть чеченцев не только перестала пользоваться родным языком, но и вообще утратила способность разговаривать на нем. Практически все остальные чеченцы стали двуязычными. Многие стали пользоваться в общении смешанным языком, который состоит из чеченских и русских слов.

Вайнахская интеллигенция обращалась с многократными петициями о введении в городских школах преподавания родного языка. Зулай Хамидова рассказывала, как она в течение 9 лет боролась за введение в расписание городских школ чеченского и ингушского языков. Только после долгих согласований эти языки стали преподаваться как предмет 1 час в неделю, тогда как на русский язык отводилось 5 часов в неделю. С 1989 г. Хамидова организовала курс по обучению чеченскому языку людей разных национальностей, проживавших в Грозном. В две смены обучались 200 человек, приходили даже семьями. Были подготовлены передачи по телевидению


================================

Стр. 132

Кроме языка особую актуальность обрел исторический дискурс, обсуждение версии чеченской истории. Пожалуй, нигде на территории бывшего СССР официальные трактовки добровольного вхождения (присоединения) народов (территорий) в состав России не нашли такого сильного отторжения, как в Грозном среди чечено-ингушской интеллигенции. Я не изучал этот вопрос специально, но склонен полагать, что столь сильная реакция и столь явная вовлеченность в исторические реинтерпретации (не только по вопросу вхождения) были спровоцированы конкретными лицами и вполне устанавливаемыми “событиями”. Особую роль сыграла напористость и безапелляционность шовинистически настроенного местного ученого В.Б.Виноградова - археолога, взявшегося при поддержке обкома за построение официальной версии Чечено-Ингушетии, когда среди самих чеченцев уже появились авторитетные исследователи и вышли серьезные научные труды. Особое отторжение вызывал тезис о “добровольном вхождении Чечни в состав России”.


==========================

Стр. 134

Вроде бы я одной ногой среди чеченцев, а другой ногой не то в Дагестане, а, может быть, в России. Мне трудно было определить, кто я. Вся наша семья много натерпелась от того, что нас попрекали, что мы не чистые чеченцы

Шамиль А.


========================

Стр. 138


Я спросил Хеду [Абдулаеву]: “Что же отличает чеченцев, ведь ими не рождаются!"

Х.А.: “Это еще нужно доказать, что не рождаются. Я всегда безошибочно узнаю чеченца, какого бы цвета у него ни были глаза и волосы. Вот тысяча человек идет, и я из них узнаю одного единственного чеченца. Он или она еще за пять метров, а я уже чувствую. Почему это? Среди кавказских людей я даргинку еще не сразу отличу, но аварку, кабардинку, осетинку уже смогу. Они какие-то немножечко другие. Ингушки тоже отличаются. Они прежде всего более худощавы. У меня первые в жизни представления о том, что есть другие люди, кроме чеченцев, были представления о кабардинцах. Я о них прочитала в какой-то книге что-то очень красивое, а потом даже расстроилась, что в жизни они были не такие, как я воображала”.


==========================


Стр. 139


.... у Вас были какие-то предпочтения, скажем, Вы смотрели не только на чеченцев, но и на русских ребят?

Х.А. [Хеда Абдулаева]: Нет, у меня никогда не было в голове мысли о русском муже. Не знаю почему, но это так.

Аналогичный ответ дала и Малика Сальгириева:

“Те, кто из сильных родов, за русских выходят очень редко. Это только из бедных или одиноких родов или метисы (чеченцы с ингушами или с дагестанцами), те могут выходить и даже уезжали. Я же никогда в ‚молодости даже и в голове не имела, чтобы смотреть на русских мужчин как на предмет возможного брака и совместной жизни”.

О том, что чеченки не выходят за “других”, заверяли меня многие эксперты. Рустам Калиев назвал недавний пример, когда семья отказалась от девушки, вышедшей замуж за иорданца.



==========================

Стр. 141

Знаток кавказской этнографии С.А. Арутюнов считает, что число этнически смешанных семей среди чеченцев довольно велико и, как он заметил в одном из своих выступлений, «почти в каждой родословной чеченца можно найти дедушку, прадедушку или прабабушку, которые были русскими, украинцами, другими словами, “из казаков”».

===========================


Стр. 139-140

В последние годы многие мужчины, претендующие на особый статус (старейшины, начальника или “национального” лидера), начали носить гораздо чаще высокие каракулевые шапки-папахи. Причем они не снимают их в помещении, ибо считается неприличным оголять голову. Покойный Юсуп Сосламбеков просидел в моем кабинете за разговором более двух часов, но свою папаху не только не снял, но даже ни разу ее не поправил: так ладно и привычно она сидела на его голове. Неработающие мужчины в возрасте иногда и раньше носили папахи, а сейчас это делают почти всегда.


================================


Стр. 142
«С приходом к власти Дудаева в Чечне впервые заговорили о мелхистинцах, орстхоевцах или аккинцах как о самостоятельных народностях. При этом отдельные мелхистинцы даже умудрились записать себе в паспорта национальность “мелхистинец”. Если в прошлом эти группы и выделялись в качестве тейпа (или тукхума), то на современную национальность они никак не тянули. Дело в том, что период 1988-1994 гг. — время особого усиления позиций представителей именно этих групп среди чеченцев. Началось с накопления капиталов за счет контроля за Грозненским нефтеперерабатывающим заводом (ГНПЗ). Позже появился и “их представитель” Джохар Дудаев, что поставило под полный контроль этой группировки всю нефтяную промышленность республики. Отсюда и желание суверенизации прежде всего для собственного тейпа!»* (Рустам Калиев).

применение: Джабраил Гакаев поставил под сомнение это утверждение Рустама Калиева: «Мелхистинцы еще до Дудаева претендовали на свою особость, а сам Джохар мелхистинцем не был, это его сестра замужем за мелхистинцем. Их позиции не усилились и они ничего особенного не получили. Это усилились ялхороевцы, такие, как Адам Албаков. В свою очередь, Ян Чеснов относит мялхистинцев к локальной группе орстхойцев, которые, по его мнению, составляли компонент в этногенезе чеченцев. Именно мялхистинцы считались в Чечне наиболее преданными сторонниками Джохара Дудаева, и “в правительственных органах Чеченской Республики при Дудаеве оказалось много мялхистинцев, что вызвало разговоры об их засилии в республике”. “Работа среди мялхистинцев убедила меня в том, что они, действительно, потомки наиболее сильного в военном отношении подразделения вайнахского этноса орстхойцев (карабулаков)... Культ воинственности, наряду с другими горскими ценностями вроде почитания женщины, гостеприимства, по мнению самих мялхистинцев отличает их от других чеченцев. Некоторые из них считают себя людьми княжеского достоинства. Другие чеченцы побаиваются решительного нрава мялхистинцев» (Чеснов Я.В. Быть чеченцем: личность и этнические идентификации народа // Чечня и Россия: общество и государство / Ред.-сост. Д.Е. Фурман. М.. 1999. С. 99). Относя мялхистинцев к орстхойцам, как и представителей тейпа Ялхорой (из него происходит фамилия Дудаева), тем не менее Я.В. Чеснов не считает эту группу тейпом и не дает ее тейповую принадлежность.

Кстати, не приводится и никаких доказательств воинственности. Я проверил это утверждение через Р.М.Мунчаева, который долгое время работал и подолгу жил среди мялхистинцев, ведя археологические раскопки в окрестностях села Бамут, где мялхистинцы составляют основное население. Никакой “воинственности” или “княжескости” среди жителей Бамута он не мог отметить. Другое дело, что в районе этого села в 1970-е годы была построена одна из ракетных площадок системы ПВО СССР. Именно эти бетонные укрепления стали мощной боевой позицией для дудаевских боевиков при сопротивлении федеральной армии в первую чеченскую войну. Может быть миф (или реальность) об особой воинственности мялхистинцев не предшествовали боям вокруг Бамута, а, наоборот, возник или окреп из обычных групповых версий геройства уже во время и после событий у села Бамут? А может быть, эта версия укреплялась по мере возведения мощных бетонных сооружений военного назначения, которые волновали кровь местных молодых мужчин? Все это есть смысл проверить, ибо традиционная историко-генетическая версия Я.В. Чеснова и других авторов достоверными данными не обеспечена.

« Последнее редактирование: 30 Сентября 2024, 06:57:46 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10911
Стр. 143

Мы здесь не обсуждаем вопрос о мотивах суверенизации, но то, что неотейпизм стал не столько “возрождением” или повышением значимости традиционного социального института, сколько прежде всего современной мобилизацией и современным конструированием новых различий, нам представляется более вероятным. Как подтвердила Хеда, “вдруг все начали спрашивать друг друга, а какого ты тейпа? А я всегда отвечала — чеченского”.

Главными конструкторами выступила чеченская элита при участии активистов среднего уровня, что совсем не означает наличие какого-либо четкого проекта “возрождения тейпов”. Как и не было проекта “национального возрождения”, о чем с конца 1980-х годов очень активно заявляла чеченская гуманитарная элита и политические активисты. В этом плане интересны представления о чеченцах Джохара Дудаева, который, не живя в Чечне и плохо зная свой народ, оказался вдруг вершителем его судеб. В 1991 г., когда Чечено-Ингушетия была еще единой, но уже провозгласили чеченский суверенитет, его позиция была
следующей:

“Вайнахский народ единый и неделимый, в составе которого свое достойное место занимает каждый (так в тексте. — В.Т.) из пяти народностей — чеченцы, ингуши, орстхоевцы, мелхинцы, аккинцы. Сегодня история преподнесла нам единственный шанс закрепить этот факт, создав единую Вайнахскую государственность”15.

15. Дудаев Дж.  "Тернистый путь", Грозный, 1992 стр. 32

Мои замечания: Книга издана не в Грозном, а в Вильнюсе. Страница не 32, а 43-44. И, главное,  страницах. И это - не позиция Дудаева, а позиция схода старейшин Ингушетии в селе Сурхахи 26 декабря 1991 года)

В обращении к ингушскому народу на сходе старейшин Ингушетии в декабре 1991 г., откуда и взята цитата, Дудаев высказывал не столько свое понимание, что есть народ, сколько воинственную утопию “большой Чечни” (аккинцы живут в основном в Дагестане, мелхинцы” частично в Грузии). Однако в 1992 г. он написал (скорее подписал своим именем очерк “Раб, смирившийся со своим рабством, заслуживает двойного рабства”):

“Политика “разделяй и властвуй” сыграла, конечно, свою роль. Из чеченских племен образовались два этноса: чеченцы и ингуши. Все чеченские племена объединяются под названием “вайнах”, буквально наш народ, и мы, чеченцы и ингуши (в Чечено-Ингушетии), аккинцы или ауховцы (в Дагестане), кисты или кистинцы (в Грузии), никогда себя не разделяли. Не разделяли при геноциде нас и наши враги: вместе нас выселяли, вместе мы воевали за свою независимость” 16.

16. Там же, стр. 31

Мой комментарий - на самом деле - стр 41

Дудаев не скупился на героико-романтические характеристики чеченцев, которые многократно повторялись другими чеченскими лидерами и активистами. Например:

* Джохар, видимо, перепутал с проживающими в Грузии, в основном в Ахметовском районе на границе с Чечней, кистинцами. Но среди последних есть не только чеченцы из числа относящих себя к мелхистинцам, но и к выходцам из разных мест и ущелий.


Стр. 144

“Трудно сыскать, наверное, на этой земле более терпеливого народа. При всей нашей иногда агрессивности и вспыльчивости...” 17.

17. Там же, стр. 14 (?)

“Потому что ни один чеченец не возьмет на себя это убийство (речь идет об убийстве в 1991 г. проректора Грозненского университета Кан-Калика. - В.Т.) и никогда не пойдет на него без очень-очень серьезных причин. Потому что пойти на такое — значит обречь весь свой род на бесперспективность и смерть” 18.

18. Там же, стр. 52 (?)

“Мы - чеченцы, и это нас ко многому обязывает. По законам гор и обычаям предков мы обязаны помочь людям, нуждающимся в крове и защите. Здесь даже закон кровной мести отступал на задний план” (это о готовности предоставить политическое убежище Эриху Хоннекеру и Звиаду Гамса-хурдиа. — В.Т.) 19.

19. Там же, стр. 57(?)

Чеченские лидеры и пропагандисты всячески развивали идеи особой древности чеченского народа и сами, по крайней мере президент Дудаев, глубоко в это верили. Таймаз Абубакаров рассказывает как во время визита в Ливан летом 1993 г. Дудаев посетил в г. Баальбек одну из достопримечательностей — древнее каменное сооружение, у которого гигантские каменные колонны напоминали кладку средневековых башен-бойниц в горах Чечни и Ингушетии.

“На этом основании он стал утверждать, что строителями тех и других могло быть одно и то же племя, а именно: вайнахское! Мне кажется, что верность этим убеждениям он сохранил до конца”
20

20. Абубакаров Т. "Режим Джохара Дудаева: правда и вымысел. Записки дудаевского министра экономики и финансов". М. 1998, стр. 17


Кто-то подсказал и Дудаев озвучил новую версию о происхождения Ислама и о его носителях.

“Согласно Дудаеву такая великая религия, как Ислам, могла возникнуть не в безжизненной аравийской пустыне в обществе кочевников, а в райском уголке земли, среди людей с высочайшей культурой общения и взаимного уважения. Таким уголком земли, своего рода Эдемским садом, Дудаев видел Чечню, а его обитателей (вайнахов) предположительно назвал основоположниками Исламской веры. Услышав такое, муфтий Чечни М.-Х.Алсабеков пришел в явное замешательство, особенно когда получил рекомендацию взяться за разработку нового взгляда на этногеографический источник Ислама. Спорить муфтий не стал, но и согласия не дал”21.

21. Там же

В другой раз, находясь с визитом во Франции, Дудаев удивил французов неожиданной версией о Ноевом ковчеге, утверждая, что ковчег находился на вершине чеченских гор, а восемь его обитателей, включая самого Ноя, были предками современных вайнахов. Тем самым своим спасением после всемирного потопа человечество обязано именно чеченцам.

“Не знаю, верил ли он в собственные версии о месте и роли вайнахов в истории, но говорил он об этом с уверенностью человека, знающего нечто большее, чем другие. И так во всем, что касается Чечни и чеченцев!” 22.

22. Там же

'Абубакаров как экономист и финансист при Дудаеве не всегда мог проследить как попадали к его боссу все эти версии, но их источники можно установить достаточно достоверно. Это

Стр. 145

были многочисленные писания преимущественно местных авторов из числа историков, языковедов, этнографов, археологов, философов, которые буквально ринулись переписывать историю в мистико-фантастическую версию. Позднее Вахит Акаев рассказал мне, как его приглашал Дудаев и требовал прекратить заниматься старыми разработками истории, от которых “все равно нет никакой пользы”. В ход пошли типичные националистические мифы о древности и величии, которые обслуживают боевые позиции по всему миру, от Шри Ланки и Кашмира до Ольстера и Страны Басков.

Отголоски этой мифологии мы видим в солидных книгах, которые выходят ныне большими тиражами и в богатом оформлении. Их сопровождают предисловия российских спонсоров из числа чеченских нуворишей. Приведу выдержку из предисловия к подобного рода труду:

“Один из самых драматических периодов своей истории переживает ныне чеченский народ. Нам сейчас очень трудно. Сотни тысяч убитых, разрушенные города и села, подорванная основательно экономика. Искалечены души всех, кто пережил этот ад. В умах чеченцев созрели десятки вопросов, на которые чаще всего находят противоположные, взаимоисключающие ответы. Наше вайнахское единство и согласие поколеблено, оно переживает тяжелые испытания.

Что нас спасет? Откуда следует ждать истину?...

В контексте всего сказанного, а также в целях правильного (!) формирования нашего национального самосознания представляется весьма полезным и своевременным издание книги Сайд-Хамзата Нунуева “Нахи и священная история”. В своей новой работе Нунуев раскрывает многолетние исследования далекого прошлого вайнахов, поистине сенсационные находки, даказывающие, что наши прапредки хурриты не только стояли в стороне от зарождения великой религии монотеизма (единобожия), а являются тем самым потерянным (или умышленно скрываемым) звеном, стоящим между шумерами и вавилонянами в процессе рождения подлинного Небесного писания — Ветхого Завета”
23.

23.  Халиев Нур-Эр. Предисловие. // Нунуев Сайд Хамзат "Нахи и священная история". Ярославль. 1998. стр. 2-3.

Какого рода текст содержит эта книга можно себе представить, но главное даже не в этом. Главное - состоит в крайне слабой, абсолютно мифологичной профессиональной подготовке многих представителей современной чеченской гуманитарной интеллигенции. Многие из них, если не подавляющее большинство, верили и продолжают верить уже “после сотен тысяч убитых, разрушенных городов и сел”, что их соплеменников волнуют именно те самые вопросы о хурритах и шумерах как предках чеченцев и что, найдя на них ответы, они найдут и свое спасение. Уверен, что ни в одном чеченском доме, в том числе и в доме Нунуева, не говоря уже о палатках беженцев и обитаемых подвалах, эти вопросы “потерянного (или умышленно скрываемого) звена” не обсуждаются.


=================================

Стр. 147

Однажды в моем рабочем кабинете я беседовал с Юсупом Сосламбековым. Это был 1993 год, когда радикальный чеченский национализм уже полностью контролировал ситуацию, а в Москве было смятение по поводу происходящего в Чечне. Юсуп так объяснил ситуацию:

“У нас подросло новое поколение, которому нужна власть, а через нее престиж и деньги. Чеченцы не любят ходить в бедных и были готовы на все, чтобы забрать власть у номенклатуры. Отсюда и революция. А сочинять разные документы мы быстро научились. Кое-кто помогал из-за границы. Прибалты всегда были готовы помочь”.


==================================

Стр. 149

Таким образом, новая (перестроечная, но довоенная) чеченская идентичность почти не связывалась с религией. Ссылки на Ислам носили ритуальный характер и нигде чеченцы не объявлялись Исламским народом. Еще меньше было ссылок на культуру и язык. В целом это была политическая идентификация, связанная с трагическим прошлым, “неправильным” настоящим и со “своим” государством, которое все это исправит. Здесь мы полностью согласны с Георгием Дерлугьяном, что привлекать Исламскую религию к объяснению “необыкновенно высокого и порою болезненного уровня национального самосознания среди чеченцев в последние годы совершенно излишне”. Тем более религиозный фактор не имеет отношения к так называемой национальной революции.


==================================


Стр. 149-160

Начало вооруженного сопротивления принесло новые моменты в формирование чеченского интраобраза. Участие в войне молодых бойцов и романтика сопротивления создали условия для появления военной поп-культуры (попсы), отразившейся в песнях чеченских бардов, которые были обязательным атрибутом вооруженных трупп. Японские портативные магнитофоны и набор магнитофонных записей были почти в каждом доме и в каждой вооруженной труппе. По Чечне гастролировали и сами певцы-артисты. Особую известность обрели Хусейн Бетелгириев и Имам Алимсултанов, потибший на Украине уже после войны. Алимсултанов обычно писал песни на слова других чеченских поэтов, еще во времена своего членства в Союзе писателей России сочинявших патриотические тексты, но которые обрели политический смысл только в форме военной бардовой песни. Эти песни зазвучали по всей Чечне и в каждом отряде. Как выразился Рустам Калисв, “эта какафония звучала везде и во всем”.

'Именно в поэтической форме появляется однозначно позитивный образ чеченца, построенный на самовосхвалении и на жесткой оппозиции врагу в лице русской империи. В основе творчества Имама Алимсултанова и других бардов лежала мифопоэтика, в которой чеченцы стали главными и единственными борцами за свободу Кавказа со времен имама Шамиля. Другим доминирующим мотивом стал образ Чечни как единственной матери-родины, отчизны, родной земли, чего до 1994 г. не наблюдалось. Тот же Муса Гешаев писал свои стихи о Родине, имея в виду Россию. Наконец, появилась тема исключительной солидарности и братства чеченцев.

Важным представляется переосмысление чеченскими бардами образа Кавказа. До этого Кавказ был общероссийским мифопоэтическим достоянием и у него бесспорно было общероссийское авторство. “Кавказ” и кавказкость конструировались любовно, многожанрово и массовыми усилиями как интеллектуалов, так и рядовых отдыхающих туристов, особенно любителей горных маршрутов. Джабраил вспоминал, что в юности обожал стихи Пушкина и Лермонтова о Кавказе, а лермонтовскую восточную повесть “Исмаил-Бей” считал гениальным произведением, но все это им не понималось в узкочеченском смысле, а как ‘общее культурное достояние.

В ходе чеченского и других вооруженных конфликтов в регионе образ Кавказ обретает другой смысл. Если Толстой создавал литературный миф о Хаджи Мурате, чтобы обличать царский деспотизм в защиту “диких горцев” — отечественного варианта ое хауасе, то для нынешних мифотворцев Кавказ это прежде всего вершина цивилизации и единый мир (“общий дом”) без России. Чеченцы — прежде всего кавказцы, горцы, сыны Кавказа. Вот одна из песен Имама Алимсултанова:

Сегодня я воспеть хочу Кавказ, мою печаль,
Чтоб донести потомкам жестокость тех царей,
Кто шел с войной, штыком и горцев усмирял.
В изгнании...(неразб.) чужбина тех суровых дней,

.......................
 
В устах твоих Кавказ, тебе клянемся мы,
В объятиях вселенной красоты,
И в клятве мы тебе всегда верны,
Клянутся вновь тебе твои сыны.
Будь проклят тот, кто травит нас в веках.
Сегодня здесь, а завтра там война,
(неразб.) детей и матерей... (неразб.) земля,
Кавказ в огне безвинных жертв,
А чья вина: абхаз, грузин, армян, азербайджан?
Грешно делить, не вправе ль быть Кавказастан!
.......................
Свобода нам нужна не для границ,
Скорее б нам очистить дух и облик лиц,
Достоинство вернуть и слово честь“.
Сказать, во вселенной ссть мужчины, есть.


Почти во всех песенных вариантах Кавказ это место, где живут чеченцы (или вайнахи), самый древний и самый доблестный народ с массой достоинств. У этого народа есть “свой край", который есть самое прекрасное место на всем Кавказе. У того же барда Имама Алимсултанова:

Кавказ, пусть горд, прекрасен ты и солнцем, и зарсю,
Но край вайнахов мне при встрече лишь туманит взор,
Здесь есть народ, которому веками
Не смогли наложить свою печать бесчестья и позора.
Если чужеземец ты на Кавказские хребты
'Пожелаешь вдруг взглянуть
К нам сюда направить путь,
Весь изборозди Кавказ,
Только знай, один лишь раз
Вскрикнешь ты, вот это рай,
Видя наш вайнахов край...


Кавказская тема — прежде всего тема истории войн против России, которая всегда пыталась покорить этот край и его жителей. Новыми героями новых песен стали исторические имена, по поводу которых предшествовавшая историография занимала сдержанную позицию, а в отношении самого громкого имени имама Шамиля шли дозированные и строго контролируемые советскими идеологами споры. Но уже с 1991 г., когда в Грозном прошла научная конференция о шейхе Мансуре?”, началось время безграничной апологетики и мифотворчества. Радикальная молодежь и авторы военной попсы

стр. 152

сделали Мансура и Шамиля главными героями героического прошлого Кавказа.

Ниже приводятся два сочинения молодых авторов бардовских песен.

Хусейн Бетелгириев

Уходит день, и в комнате потемки,
Пока еще в ней не горит свеча,
И за столом великий князь Потемкин
Сидит о чем-то в гневе там ворча
Проклятый шейх Мансур, все ты спутал,
Как в горле ком засел в душе моей,
Зловещей тенью он меня окутал
И изумляет дерзостью своей
"Страх клич Мансура вселял
`Умеет этот шейх Мансур нежданно
Появляться там, где и не ждут,
И так теперь искусен как ни странно,
Но в Петербурге это ж не поймут.
Как князю этот шейх Мансур мешает,
Он дни и ночи в думах про него,
И много золота князь обещает,
Коль сможет кто принесть главу его.
И племя князь Потемкин собирает
Из прославленных на Русь полков,
Отряды их, к ним пушки добавляет
И наставляет бравых молодцов...
И был аул Алды жжен нещадно,
И женщин, и детей, и стариков.
Рубили до едина нас беспощадно,
Так гласят предания веков.
И превратив аул в одни пожары,
К соседним селам двинулись войска,
Но тут им прямо в тыл Мансур ударил,
И слышалось Аллах издалека.
Столь яростной была его атака,
Что враг где небо и земля не знал,
И так теснил солдат, пока ватагой
И прямо в реку Сунжу их загнал,
И здесь, жалея пуль для отщепенцев,
На них свалишь ты целый град камней,
И потопили в той реке чеченцы,
Гласит предание уже в Чечне.


Имам Алимсултанов:

Когда спустилась туча над Кавказом,
`Услышали клич звериный: О, Аллах!
И поднял флаг он первым за свободу,
Бесстрашный шейх Мансур в горах.
Ермолов шел, и все с пути сметая,
Он не щадил ни женщин, ни детей,

стр. 153

Дотла сжигая мирные селенья,
И на Кавказе был он, как злодей.
Клинки звенели и свистели пули,
И в горы слал орлов двуглавых царь,
Но горы головы пред ним не гнули,
Из уст сливался клич: Аллах Акбар!
И на штыки бросались смело горцы,
Жестокой схваткой был неравный бой.
Всплывают вновь истории страницы,
Чечня и Дагестан одной судьбою
Бок о бок четверть века...(неразб.)
Стояли насмерть вместе мы стеною,
Достойными сынами из...(неразб.)
В изгнании путь для горца был суровым —
Чужбины рок, насилие, обман.
Нас ...(неразб.) народом непокорным,
Разбили нас по разным берегам.
И здесь и там, что пулями пробиты
В горах сверкают пламенным огнем.
Пусть кому-то быть из нас убитым,
Но никому из нас не быть рабом.


Во многих чеченских песнях и в политических декларациях Чечня и Дагестан рассматриваются как единое целое. Идеолог Мовлади `Удугов и воин Шамиль Басаев неоднократно выстраивали историкополитические спекуляции по поводу слова Дагестан. Дело в том, что в чеченском и ингушском языках слово дег}астан переводится примерно как отчизна. Отсюда настойчивая спекуляция, что чеченцы и
дагестанцы — это одно и тоже, у них общая родина. “Чечня — неотъемлемая часть Дагестана”, — было заявлено Удуговым. Естественно, новая апологетическая версия истории дагестанского имама Шамиля — это часть история Чечни и чеченцев.

Позднее, по мере военных успехов чеченцев замечается интересная метаморфоза с образом Шамиля, биография которого закончилась сдачей в плен русскому царю и проживанием под царским покровительством в русском городе Калуге. В Чечне стало встречаться словообразование “шпион Шамиль” и все чаще вспоминаться, что Шамиль воевал против простых чеченцев, разоряя их села. Флаг Шамиля уже после войны продолжает нести только Шамиль Басаев, но это, по мнению самих чеченцев, связано с тем, что Басаев происходит из дился на территории Чечни.

Еще одна примечательная черта военного фольклора — это постепенная актуализация темы Ислама и Аллаха.

Я увидел, как рушились горы,
Я услышал, как рыдал старик,
Заглушив пустые разговоры
‘Совести раздался дикий крик.
Тот тиран жестокий и холодный


стр. 154

Вышибить его слезу не смог,
В сердце том, железном он сегодня
Растопил слезящийся комок.
... (неразб.) седой старик не плачет,
К мудрости взывая тех и... (неразб.),
Помните Аллаха, а иначе
Гнев его обрушится на всех.
Пусть исчезнут ложь, обман, притворство,
Краснобайство, раболепство, лесть,
Пусть всегда в душе горят у горца
Имя бога, родины и честь.
Дай нам вырваться из волчьей пасти,
Остуди холодною струей
Тех, кто вверх карабкается к власти,
Тех, кто уже катится с нее.
Это плачет не старик чеченец,
Сердце начинает понимать,
Плачет не родившийся младенец,
Сына не дождавшаяся мать.
А в гусарском небе тучи тают,
В звездопаде гаснут сотни звезд,
Кто не слышал как земля рыдает,
Кто не видел стариковских слез.
Обо всем Аллах предупреждает
В темноте предгрозовой ночи,
Для глухого молния сверкает,
Для слепого в небе гром гремит.

И наши руки не ослабли,
..........................

И наши кованые сабли
Еще по-прежнему остры,
Над нами только власти мало,
А выше лишь один Аллах.
Он всегда, мы знаем, с нами,
Нам потому не ведом страх,
Он знает, что на самом деле
При встрече с нами....(неразб.)
Что мы бояться не умели,
Что мы умели умирать.
Мы в волны падали с врагами,
И был подобен горячке ад,
Была нам родина Мансура,
Горели люди, лес пылал.
Мы здесь, доверчивые, жили
У наших тихих очагов,
Когда пришло несметной силы
Большое скопище врагов.
И защищая реки, скалы,
Джигиты наши полегли.
Царям всегда, наверно, мало.

стр. 155

Своей отеческой земли.
Честь свою, как и прежде,
До этих дней мы сберегли,
Нет, не последняя надежда
Родной истерзанной земли.
Так знайте же, потомки наши
Садясь в ... (неразб.) круг,
Что мы до дна испили чашу
.....................
Утрат и боли, горя, мук.
Чеченцу лучше рай на небе,
Чем ад бесчестья на земле.
....................................... ..........

Это уже песни времени боевых действий, когда в текстах появляются современные реалии: солдаты, танки, броня, “железные птицы” (самолеты), взрывы и т.п. И снова исторические реминисценции с “двуглавым орлом”, но уже в современной интерпретации, ибо впервые появляется тема “кровавых денег“ и “мафиозных разборок” как причина войны.

И снова над Грозным раздались раскаты,
Под тяжестью танков дрожала земля.
Вы шли к нам с войною, России солдаты,
Вместо буйных цветов запылала броня.
Горящие танки (неразбор.).,
Пришедшие к нам, растоптать нашу честь,
Нет, никогда не быть нам рабами,
Судьба за нами, свобода иль смерть.
Всевышним Кораном всем на планете,
И места под солнцем довольно для всех.
Опомнись, Россия, за все мы в ответе,
И ляжет позором на нас этот крест.
Кровавые деньги, кровавые ...(неразб.)
С двуглавым орлом идет к нам орда,
Разжигают везде раздоры и войны,
Всех вас осудят и бог вам судья.
И вот над Чечнею железные птицы
Несут в своих клювах жестокую смерть,
Народы Кавказа, скорее сплотитесь,
Нужна ль нам свобода, да или нет?
...............................

Простерлась ты над целым миром
И Римом третьим назвалась.
Ты зарождалась из безродства
И расползалась как чума,
Кляня проклятьем инородца,
Себя, и сына, и творца.
Орлом двуглавым и когтистым,
Мечом, картечью и .....(неразб.)

стр. 156

Ужель Россия, мать народов,
Еще не в силах ты понять,
Что от свободного порога
Не повернуть народы вспять.
И божий суд бесстрашно грозный
Блюдет деяния твои,
И покаянием лишь возможно
И нападения безбожность
Сегодня искупить пред ним.

Их было много, я был один,
Они пришли, а я здесь жил,
Здесь дед мой жил и прадед жил,
И сотни лет под этим небом
Здесь мой народ сынов растил.
Их было много, они смеялись,
Со всех концов сюда сбежавшись,
Чтоб дом мой жечь, и пепел тот развеять,
Чтоб по миру пустить несчастный мой народ.
С плачем матерей слезами горькими,
С гранатами для маленьких детей
Они пришли, сжигая города и села,
Как враг к врагу, не как сосед к соседу.
Их было много, я был один,
Они пришли, а я здесь жил,
Под этим солнцем, вот в этом доме,
В своей семье, в своей стране.
Они смеялись, а я стоял,
Не пал я на колени,
Не смог сломить их дух мое упорство,
И гибли сыновья за родину свою.
Один в лицо мне плюнул,
Другой ногой ударил,
А третий дуло автомата к груди моей приставил,
Вдруг кто-то выстрелил в меня,
И пыль с земли родной
Я кровью напоил.

Повелела судьба — на чеченцев идут,
Чтобы вновь испытать нашу стойкость,
Не по правилам нам объявили войну,
И задели чеченскую гордость.
Все вы чеченцы — мафиози и срам,
Вы житья никому не даете.
Сколько черных страниц и базарных реклам
Всему миру в эфир выдаете.
Что чеченцы хотят развалить всю страну,
Что они все бандюги и прочее.
И кричит президент: на Чечню, на войну,
Похмелиться кровинкою хочет.
Похмелишься ты кровью своею, вампир,

стр. 157

Очень скоро и не за горами,
Мы, конечно, отпразднуем, вот будет пир,
И Чечия водрузит свое знамя,
...................................

Нависла туча над горами,
Затмила солнечные дни,
Восстань Чечня, кричала нани*,
Россия сорвалась с цепи.
Восстань из пепла,
Ты же можешь с гяуром находить язык,
Ты не одна, Аллах поможет, —
нани вайнахам говорит.
Поднялся мой народ с неравной,
С державной силой на войну,
Народ Чечни, народ мой славный,
Я песню о тебе пою.
Грозились вы с победой в Грозный
Явиться часа через два,
Но радость оказалась ложной,
Повязли русские войска.

Песня Хусейна Бетелгириева

Не плачь, о мать, что твой единственный сын не придет,
Что твои глаза не различат его красивые черты.
Верь, в Чечне Жамирзу не забудут,
Он будет в ряду павших на газавате.
Не плачь, о мать, что твой единственный сын не придет,
Что своими глубокими мыслями он не поделится.
В этой страшной войне Жамирзой подбитые танки
И сегодня горят, враги видят их дым.
Не плачь, о мать, что твой единственный сын не придет,
Что, не успев завести потомство, он ушел.
По зову отчизны вставшие героические парни
Будут в славе жить, пока живы чеченцы.
Не плачь героического сына родившая, героическая мать,
Золотыми буквами запишут завтра их имена.
Сегодня мы, как волки, яростно деремся с врагом.
Россия в истории всегда была не права.
Посмотри, мать, империя рушится,
Часть ее горит от зажженного в Чечне огня,
‘Справа и слева встают другие народы,
Месть Аллаха покажет, как Россия падет.

(Пер. с чеч. Хеды Абдулаевой)

Песня Хусейна Бетелгириева

С разбросанными мыслями стояла мать,
В город входило черное войско,
От сердца сыновьям крикнула мать,

стр. 158

Вы примите газават, Аллах вам поможет.
Какими словами прославить тебя,
Временем закаленная моя чеченская мать,
В вере учила ты отчизну любить,
Драться с врагами учила доблестно.
С застывшим комом в горле утихла мать,
Отважные братья встали на войну,
Говорят, что душа сестры, расставшейся с братьями
Не может найти покоя, поэтому она и вышла.
Какими словами прославить тебя,
Временем закаленная моя чеченская мать,
В вере учила ты отчизну любить,
Драться с врагами учила доблестно.
Враг с оружием стремится в город,
Ноющими ранами пал один из братьев,
Но те, кто были живы, мстили
И шли на залпы невиданных орудий.
Какими словами прославить тебя,
Временем закаленная моя чеченская мать,
В вере учила ты отчизну любить,
Драться с врагами учила доблестно
Хотя и нелегко было расстаться с рожденным тобою,
Ты научена терпеть горе,
Аллах восхваляет тебя за творенье,
Как цветенье, в газавате пали твои сыновья.

(Пер. с чеч. Хеды Абдулаевой)


Много спето песен о друзьях своих,
О друзьях любимых, сердцу дорогих,
Здесь у нас ведется, если в путь идешь
Значит друга верного с собой берешь.
Если с другом ты, пройдешь и через ад,
Только друг в беде помочь всегда вам рад,
На Чечне, что если друг чеченец вам.
Можешь ты рассечь скалы пополам.
Если ты грустишь и страстно ты влюблен,
Ты скажи, пусть это знает он,
Только молвишь, без нее жить не могу,
Как услышишь ты в ответ, я помогу.
Я горжусь, что я чеченец всей душой,
Что я вырос и живу в Чечне родной,
Для чеченцев — это настоящий друг
И чеченский друг — лучший в мире друг.
А теперь сидим мы за столом друзья,
Собрались мы здесь, как дружная семья,
За столом мы веселимся, посмотри,
Ведь сегодня Ибрагиму 23.
Плещется вино в бокалах звонких,
Гордо на тебя компания глядит,
Пусть таких друзей, как Ибрагим
Аллах сохраняет нам на вечные века.

стр. 159

Эта ночь прекрасиа и светла, и ясна,
Звезды в ней мерцают в синей вышине,
А друзья все вместе, как поется в песне,
Весело пируют, аж душа в огне.
Вот сидит Майрбек — наш торжества виновник,
35 ступенек жизни он перешагнул,
Все мы поздравляем, всяких благ желаем,
Так живи и здравствуй, песни пой.
Сердца благородство не измерить просто,
Для друзей открыта и щедра душа,
Безупречно честен, рыцарь слова чести,
Пусть гордится мать, что родила тебя.
Видишь, здесь собрались все, кому ты дорог,
Должен быть доволен ты своей судьбой,
Коль друзей так много, знай, светла дорога,
Чистота сердец пусть нас роднит с тобой.
Так налей бокалы, да налей полнее
Коль душа от счастья в эту ночь цветет,
Пусть же в этом деле много будет хмеля,
За Майрбека выпью бочку я вина.
Эта ночь прекрасна и светла, и ясна,
Звезды в ней мерцают в синей вышине,
А друзья все вместе, как поется в песне,
Весело пируют, аж душа в огне.

(Пер. с чеч. Хеды Аблулаевой)

Песня группы “Зама

Не имея друга, не познав эту жизнь,
Не умрем, братья, не умрем.
Не сложив песню о природе родной,
Не умрем, братья, не умрем.
Не зная отцов своих, не имея могилы на родине.
Не умрем, братья, не умрем.
Расставшись, не забудем друг друга,
Не умрем, братья, не умрем.
Обласканные любовью вдали от родины,
Не умрем, братья, не умрем.
Не зная отцов своих, не имея могилы на родине,
Не умрем, братья, не умрем.
Не оказав помощи друг другу, не познав традиции,
Не умрем, братья, не умрем.
Не успев отблагодарить родной народ,
Не умрем, братья, не умрем.

(Пер. с чеч. Хеды Абдулаевой.)

Здесь приведена только малая часть богатого самодеятельного творчества времен чеченской войны, Количество песен и масштаб их тиражирования были впечатляющими, Кассеты с их записью долгое время имели постоянный спрос даже на московском рынке на знаменитой “Горбушке”, где продается разного рода аудиовизуальная продукция. По некоторым сведениям, эти кассеты были распространены даже среди военнослужащих фе
стр. 160
деральных войск. Чеченская молодежь поголовно была увлечена творчеством группы “Зама”, Бетелгириева и Алимсултанова. Идеологическое воздействие этой формы молодежного самовыражения нельзя недооценить. Как сказал один из боевиков, “без гитары и песен мы бы совсем озверели и „могли друг друга поубивать, но общие песни спасали. Они были вместо военных приказов". В любом случае это культурное наследие войны способствовало распространению чеченского языка среди чеченской молодежи и останется надолго в ее духовном арсенале. Тем более, если дело не дойдет до сочинения более солидных литературных произведений о войне.



==================================


Стр. 235-236

Проживавший в Москве и ныне покойный военный историк Хаджи-Мурат Ибрагимбейли рассказал мне, как в его квартиру поздно вечером заявился участковый проверять документы только на том основании, что его супруга — чеченка.


===================================


Стр. 236:

11 февраля 1995 г. в газете “Известия” была опубликована статья журналиста Саида-Эмина Бицоева “Моя вина лишь в том, что я — чеченец”, в которой описывается отношение к чеченцам со стороны российских военных и милиции за пределами Чечни и переживаемые в этой связи чувства. Прилетев из Москвы в Минводы с целью проехать в Грозный и забрать тяжелобольную мать, Бицоев был задержан в аэропорту милицией, и у него взяли большую сумму денег, а затем отпустили. «Как ни странно, после всех унижений хотелось поблагодарить этих стражей закона. За то, что действительно не оставили на месяц — “до выяснения”. А кому пожалуешься? Ты — чеченец, и уже одним этим виноват».

Устанавливаемый “санитарный” кордон вокруг республики на предмет выявления возможных “террористов”, особенно в аэропортах, фактически основывается на первичном распознании физического облика, а уж потом — на проверке документов, что особенно унизительно для многих граждан, чья внешность не подпадает под “славянский тип”. Рассказывая о контрольно-пропускном пункте в Минводах, где вокруг капитана милиции собралась группа ребят из Чечни, Бицоев пишет:

«К счастью, моя внешность у капитана не вызвала особых подозрений, имы с мамой благополучно смогли вылететь. В Москве комплекс неполноценности не исчез. На следующее утро в квартире появились два милиционера из местного отделения милиции, извинившись, переписали всех взрослых членов семьи, У них тоже приказ Ерина — посчитать всех, у кого “непорядок” в пятой графе паспорта. Угнетение усилилось, когда в одной из больниц отказались взять на лечение мать, сославшись на те же трудности. Нежелательно присутствие в больнице лиц из Чечни. На всякий случай. Одним словом, получается круговая блокада...»

===============================================


Стр. 161

Самой серьезной из новых диспозиций является разделение и даже усиленный войной раскол между “горными” и “плоскостными” (равнинными) чеченцами. Главное, что нам удалось зафиксировать, — это однонаправленный характер раскола чеченцев, ибо “горные” чеченцы больше осознают себя просто как чеченцы и меньше выражают какое-либо иное восприятие равнинных чеченцев.

Вот как формировалась эта новая внутригрупповая диспозиция плоскостных и горных чеченцев:

“После отъезда многих русских учителей мы чувствовали, что образовалась какая-то пустота. На улицах появилось большое количество небритых, слоняющихся без дела, нередко озлобленных людей. В любой момент могли перекрыть любую улицу, перегородить ее машинами, повозками. Я обратил внимание, что люди, распоряжавшиеся на таких мероприятиях, были из горных аулов и относились к своим распоряжениям с серьезностью, не терпящей возражения. Одновременно на лицах у них было выражение нескрываемого злорадства и даже сладострастия. Я долго не мог понять, кому они желали зла, говорили, что это шабашники, что после развала СССР они не могли уехать на заработки, и вымещали зло на всех. Может быть, так оно и было, но я чувствовал, что злоба эта накапливалась у них многими годами. Особое раздражение у них вызывало начальство..” (Али И.).

“Я в Чечне живу меньше, чем в Казахстане. У меня половина детей там, а половина — в Грозном. Я сравниваю жизнь там и здесь. Людей разных вижу. И вот что я тебе скажу, за того Дудаева почему-то все бывшие горные жители встали. В Казахстане войны-то нет, а вот, поди ж ты, люди разделились на два гурта. Которые горные, так все за Дудаева. А которые совестливые, с пониманием которые, так они помалкивают больше, но в душе-то они против. Потому как ничего хорошего Дудаев. народу не дал. Один только срам и стыд, и народу погибель.

Я тебе о себе скажу. Горные, так те окаянные, все глоткой берут, да норовят нас поддеть. Мы-то сами по себе, все больше молчим, а они нас все подначивают. Вроде бы завидуют. А завидовать-то нечему. Я все своим трудом добывала с самого мальства. Еще когда я девочкой была, до выселения, бывало, привезут они (горные) брынзу или курдючное сало на продажу в город - все волками смотрели, ненавидели всех. Я думаю, что прежняя власть плохо сделала, что выселяла их с гор на плоскость. Сидели бы себе при своих стадах и поныне, а то их больше числом, они и верх взяли. Тут они ненависть свою выказали. Знали же, что Дудаев много горя принес народу, но они говорят: пусть весь народ в тартарары, но только падчах пусть наш (горный) будет. А я так считаю — это бесчеловечно. Нет такого закона, чтобы народ изводить”.
(Зура М.)

“Купил я оружие, опять же за свои кровные, и пошел воевать. В общем, гоняли, гоняли нас по плоскости, а потом загнали в горы. И скажу я тебе, значит, нас бомбили и расстреливали как крыс и толку от нас никакого. Вот-вот должны были добить, потому, как уничтожали нас беспрерывно днем и ночью. Вот и стал я замечать вдруг, что командир наш, значит, горный чеченец с огненно рыжей бородой, норовит каждый раз на
162
особенно опасное место меня подставлять. То окопы роем, а мне завсегда место для окопа на опушке указывает. Тут все как на ладони. Непременно убьют. То в разведку посылает в такие места, где мне спасу не должно было быть, а ведь в нашем батальоне много было молодых, вдвое моложе мени. Да все рыжие, горные. Да и во всем батальоне нас, плоскостных, кот наплакал. А посылал нас командир на самые опасные участки. Тут меня ребята надоумили, что это он нарочно, чтобы сгинули мы.

Раньше я никогда не думал, что горные и которые с плоскости как будто два разных народа. А потом на горьком своем опыте убедился, что у горных сердца ожесточенные, а руки скаредные. Потому как на камнях они родятся, на навозе растут. Отсюда сердца у них безжалостные, твердые, как камень, а души черные, вонючие, как навоз. Да и поселковый наш мулла говаривал мне, что, живя десятки лет среди плоскостных, горные не принимают наших обычаев и нравов. Ежели случится с ними тяжба какая, так по судам затаскают, никогда по-хорошему на мировую не пойдут. А дочь выдавать за них замуж — лучше в прорубь бросить. До войны я не придавал этим разговорам значения. А тут на горьком опыте убедился, правы были наши старики, знали они хорошо наших горных"

(Саид-Хусейн).

Из этих свидетельств можно сделать несколько дополнительных наблюдений и выводов. Во-первых, внутригрупповое деление на две отчетливые категории существовало и в недавнем прошлом», ибо о нем говорили старики. Во-вторых, это деление сохранялось даже в Казахстане, если оно четко отслеживается нынешней жительницей Казахстана в реакции местных чеченцев на события в самой Чечне. В-третьих, для последепортационного поколения (по крайней мере, среди плоскостных чеченцев в самой Чечне) это деление уже не было столь актуальным по сравнению с представлением об одном народе. Наконец, самое важное, что война утверждает среди плоскостных жестко негативный образ горных чеченцев как другого народа. Это может быть надолго, ибо причины, породившие это новое разделение, не могут уйти из чеченского общества, пока само общество не выйдет из нынешнего конфликта.

Есть еще один фактор, который может способствовать укреплению возродившейся в условиях войны внутричеченской диспозии. Это вопрос о вине или об ответственности за случившееся среди самих чеченцев. В самой Чечне и среди выехавших чеченцев распространяется мнение, что именно горные жители стали инициаторами вооруженного выступления против России и именно горная Чечня остается базой продолжающегося бессмысленного сопротивления. Джабраил Гакаев заметил:

“Дудаев был из горного тейпа татиньи, который составляет часть ялхороевцев. Когда он приехал в республику, тогда за ним шли большинство чеченцев, а когда он обанкротился, то и все беды свалили на горных чеченцев. Теперь чеченцы расколоты и каждый сам за себя, а общего видения ситуации нет. Склеиться вместе, чтобы обсудить общие проблемы, и то уже нет сил. Правильно говорят, что чеченцы похожи на табун ло-
163
шадей: когда опасность, то сбиваются вместе, а пасутся мирно, то постоянно лягают друг друга”.


Моя попытка проследить представление горных чеченцев о плоскостных, а также их внутригрупповую отличительность на уровне самопредставлений, дала следующие свидетельства горных о себе и о других:

“Я проработал в сельском хозяйстве 48 лет. В 12 лет вышел с отцом в поле еще в Казахстане. И с тех пор работал сам и детей своих приучал к труду. Так что мне эта война как лысому расческа. Дудаев-то, конечно, много делов натворил. Однако, когда его начинают ругать плоскостные, меня обида берет. Меня вывозили в Казахстан подростком, а после возвращения из ссылки в горы не пустили и всю жизнь, вот уже 40 лет прожил здесь в Закан-Юрте. Уже и горный диалект забыл. И дети все говорят на плоскостном наречии. Вроде бы все сровнялись. Ан нет! Все равно найдется кто-то, кто вспомнит о моем горском наречии. Вроде бы мы не такие культурные, не такие грамотные. Вот и зацепился я гордостью за Дудаева. Думаю, хоть раз президент будет нашенский, горский. Некоторые говорили даже по телевизору, что предки его были евреи — таты. А мне все едино. Среди чеченцев-то много всякого пришлого люда. Есть которые из турок, из арабов, из ногайцев, из азербайджанцев. Все мы пришлые в этом мире. Однако же, когда ругают горных, меня обида берет. Я всем детям высшее образование дал. Младшая моя сейчас в институте учится. Чем же мы хуже плоскостных?!"
(Иса И.).

“Спросишь, почему я не воевал? Просто не хотел. В селе наш род считался захудалым. И по материнской и по отцовской линии. И не упускали случая попрекнуть этим. Отец мой — сюли в третьем поколении (его дед пришел в село пастухом наниматься). Вот я и думал: что мне пользы от того, что победят чеченцы. Они еще больше будут пренебрегать мною. Я решил, что совсем не стоит рисковать жизнью ради чистых чеченцев” (Рамзан Б.).

«Я единственную структуру уважал всю войну — это президентская гвардия. Шамиль Басаев, Радуев — кто они? Басаев воевал в Абхазии, и я знаю грузин, которые готовы его порвать на куски. Он там, в центре города их людей убивал и издевался. Дудаева хотел навязать на всю Грузию. И мародерничали они и все, что угодно, творили. Он где-то здесь специально учился в России, какую-то диверсионную школу проходил. Он дважды-два не знал, нож приставлял к горлу учителя, чтобы он ему оценки ставил. Тем более, что он и не чеченец. Он — дагестанец, абсолютно нечеченец, даже не один волос. Кто он? — аккинец, маккинец - не знаю, в общем дагестанец, а не чеченец. И таких героев у нас оказалось много. Покопались, выяснилось, мой дед когда-то его отца купил, чтобы он коз содержал или еще чего-то там делал. Тогда самовольно приходили в слуги: вот, есть нечего и готов все делать.

Еще один герой Чечни Наурди Бажиев. Он кто? Все анашисты, пьяницы, наркоманы, все бездомные дворняжки, городская ботота за ним пошла. Спецназ. Им что надо было: у убитого солдата есть аптечка желтая и там одна ампула — сильный наркотик. Они готовы были свою жизнь отдать,
164
чтобы эту аптечку достать. Вот такая группа была: спецназ, пожалуйста. „Любую аптечку открываешь, этой иглы нет. Где? А это спецназ подмел. Урус-Мартан, короче. Эта порода страшная: придут русские — будет свадьба в Малиновке, придут другие — опять “свои” »
(Ахьяд Д.).

В представлениях горных чеченцев преобладающими мотивами являются следующие. Во-первых, вера в подлинную чистоту горных чеченцев по сравнению с остальными, среди которых намешано разной крови. Ахьяд мне говорил, что даже в нынешнем правительстве Масхадова настоящих чеченцев нет: “половина — это евреи под шкурой чеченцев”. Во-вторых, идентичность горных чеченцев строится на оппозиции село-город, и городские чеченцы на равнине — это “городская ботота”, которая не имеет корней и которая испорчена алкоголем и наркотиками. Даже название чеченского города Урус-Мартан в его языке — это своего рода ругательное слово. В равной мере в языке Ахьяда звучит как прозвище-пародия фраза аккинцы-маккинцы (речь идет о дагестанских чеченцах, которых Дудаев и, возможно, большинство чеченцев однозначно считают частью чеченского народа).

Наконец, самое важное, на наш взгляд, это обида и протест против исторической внутричеченской сегрегации горных как низшего сословия (сюли — слово, которое на чеченском языке означает дагестанец или так называли аварцев). Фактически мною была обнаружена форма нечеченской идентичности среди сюли, которые даже не считают себя чеченцами, вернее, “чистыми чеченцами”. Эта “нечеченскость” столь сильна, что она даже определила отношение к войне.

В идентичность горных чеченцев также встроилась сравнительно недавняя обида по поводу совершенных дополнительных репрессий в отношении горных жителей, которым не позволили возвратиться после депортации в родные села и вынудили вживаться в новые, чуждые им местные общины, где они так и оставались на положении “чужаков”. Видимо, отсюда берет начало инициируемый ими спор, кто больше чеченец; они — горцы или эти — равнинные.

Деление чеченцев на две категории представляется не столь простым вопросом. Прежде всего, до конца неясно, кого называют “горными”, ибо нет единого тейпа, общины или рода, проживающего исключительно в горной части Чечни. Все тейпы Чечни имеют родовы места в горах, и в этом смысле все чеченцы имеют связь с горной Чечней. Именно поэтому неверно придавать “горным” смысл низшего сословия. При более внимательном анализе обнаруживается, что и термин “сюли” адресовывается тем “фамилиям” (мелкие подразделения в тейпах), которые действительно имеют отношение к дагестанцам, реже - к грузинам, казачеству, другим нечеченским группам. Поэтому действительно данный термин подразумевает “нечеченскость”, а точнее - “безродность”. Он только больше бытует в горных селах, где все хорошо знают друг друга и пришельцам полностью “очечениться” фактически невозможно. В горных селах хорошо и долго по-
165


мнят, кто из себя что представляет и горные сюли - это лучше узнаваемые потомки неместного происхождения. Сюли, освоившиеся на равнине, в большей степени растворились среди плоскостных и определить “кто есть кто” уже сложнее.

Определение “горные чеченцы” — это скорее современный внутричеченский стереотип человека из села, обязательно продудаевски настроенного, злого, небритого и невоспитанного. Те, кто называют себя “плоскостные чеченцы”, это скорее всего городские жители, которые столкнулись с явным “нашествием” сельских чеченцев в различных властных структурах и учреждениях. Горожане
ревностно воспринимают новожителей и активное осваивание ими мест, которые, по их мнению, не принадлежат “этим темным горным людям”. Кстати, преувеличивается и сама численность “горных”, так как и до войны в горных селах проживала малая часть населения по причине трудных условий. После войны в горных селах осталось совсем мало жителей.

Внутричеченские народные образы в основе своей — это прежде всего проявление общечеловеческих чувств, эмоций, интересов и представлений в сочетании с многими общероссийскими характеристиками, включая фобии и ценности, что особенно это заметно среди старшего поколения. Это - вера в лидеров и их осуждение за “неправильный” курс, неприятие нажитого богатства другими и социального разделения, приоритет личного интереса и слабая общегражданская ответственность, низкая цена жизни и моральная жестокость и, наконец, неизбывный для россиян бытовой антисемитизм.

Последнее заслуживает особого комментария. Однажды в разговоре с Ахьядом меня поразили его представления о чеченцах, которые звучали как если бы я слушал кого-то из защитников взглядов генерала Макашова, чьи антисемитские высказывания на октябрьском митинге 1998 г. в Москве и позднее в Государственной думе были в тот момент в центре публичных дебатов и новостей:

“Среди чеченцев половина это и не чеченцы, а так залезли в нашу шкуру за эти 70 лет, а может и за 300 лет. Приезжали жить многие в Чечню и оставались. Им наши люди и жен подыскивали. Так что это или евреи, или дагестанцы и хохлы. Они и заправляют нами. Макашов может и правду сказал про евреев. Многие так и думают. Он, Макашов, кажется сам из Грозного”*

* По поводу этого высказывания мой чеченский рецензент сделал важное уточнение: «К евреям в Чечне осторожное, но завистливо-уважительное отношение. Их часто просто демонизируют по части их влияния и возможностей в мире. Ими восхищаются, ставят в пример. Работать с евреями считается выгодным во всех отношениях, и им отдают предпочтение при выборе партнеров. И все же нельзя не сказать, что в бытовом языке очень часто можно услышать “все мутят евреи”, “еврейская работа", т.е. повторяется общероссийская риторика “во всем виноваты евреи”. Но в целом понятие еврей чаще всего подразумевает идеальность, продуманность, оригинальность» (Рустам Калиев).


Стр. 166

НОВАЯ АРХАИКА ТЕЙПОВ И “НОВЫЕ ЧЕЧЕНЦЫ”

Этот вопрос заслуживает специального рассмотрения, ибо современное словоупотребление почти ни о чем не говорит, особенно когда употребляют расхожее понятие “род”. Тем не менее бытование этих конструкций в языке чеченцев в период войны представляет интерес. Малика Сальгириева рассказала о себе:

“Мне с детства передали столпы Ислама: намаз, чтить своего устаза. У ингушей только три устаза, у чеченцев их много. Есть семьи, у которых разные устазы у жены и у мужа. У меня свекровь — это Дока хаджи, а свекор — это Узум хаджи. Дети выбирают одного из устазов. Все знают место его могилы, где стоит отдельный мавзолей как место для молитвы...

Есть разные роды и разного происхождения и характера. Мелхи — это еврейские вайнахи. Они очень предприимчивые, богатые и циничные. Мастера закулисных интриг. Один из них, Адам Албаков, был министром нефтяной промышленности и был настоящим миллионером. У него был большой дом в Бамуте. Он был похож на нового русского и ездил в мерседесе болотного цвета...

У чеченцев есть не только свой род, но и родовые земли. У нас они в Шатое. Люди знают, кому что принадлежит, и даже всегда спросят, можно ли сорвать яблоки или груши с деревьев. Даже родственники не могут копать не свою землю. У меня родственник был на даче и не помогал мне копать землю под картошку, а зятю помогать — это вообще позор. Зять должен встать, если вошел родственник по линии жены”.


Жестокая война во многом оттеснила романтику неотейпизма времен прихода к власти Дудаева. Делить было уже нечего, и тейпы как коалиции для перераспределения должностей и ресурсов уже мало чем могли помочь. Хотя подозрения и обвинения в “тейповщине” сохранились. В тейповых привязанностях обвиняли вновь пришедшего к власти в 1995 г, Завгаева, потом Масхадова, а затем и Кадырова. Хотя Кадыров публично заявил, что среди членов его правительства нет ни одного выходца из родного тейпа. Тейп больше стал мифологией, чем реальностью, если он когда-то даже и был этой реальностью.

Вместе с этим актуализировалась такая форма обособления, как конструирование новых “этносов” на основе того, что до этого назвалось тейпом. Приехавший из Чечни Муса Юсупов рассказал, что 31 июля 1999 г. в Грозном состоялся 3-й съезд общественно-политического движения “За возрождение орстхойского этноса”. Делегаты были избраны от г.Грозный и 20 населенных пунктов Чечни и Ингушетии. Первоначально, десять лет назад, движение возникло как историко-культурное общество “Вошалла” (“Братство”). В то перестроечное время в общественной жизни Чечено-Ингушетии склады

стр. 167

валась тенденция, приведшая в последующем к разъединению чеченского и ингушского народов.

Решающим моментом в этом “этническом процессе” было образование двух отдельных республик, т.е. две отдельные госбюрократии предписали более жесткое деление чечено-ингушей (такой парный этноним был также в свое время распространен, как и вайнахи) на две группы. Этот новый жесткий раздел (почти по линии фронта!) поставил в сложное положение часть вайнахов, которые причисляют себя к орстхойским тейпам. Последние исторически представляли собою родственно-клановые образования, которые пересекали этнические границы двух групg вайнахов*.

* В позднем средневековье, ХУШ и ХХ вв. орстхойцы были в основном локализованы на территории нынешнего Ачхой-Мартановского района Чечни, Сунженской части Назрановского и Малгобекского районов Ингушетии. У ортсхойцев есть и другое близкое по звучанию самоназвание — ариитхойцы. В русской литературе они известны как карабулаки (наименование, производное от тюркских слов кара — черный, булак — источник). Орстхойцы приняли активное участие в Кавказской войне. После ее завершения значительная их часть переселилась в Турцию, остальные “влились” в чеченский и ингушский народы, а вернее, существовали со сложной идентичностью: орстхойцы-ингуши (в Ингушетии), орстхойцы-чеченцы (в Чечне). Языковой или хозяйственно-культурной отличительностью орстхойцы не обладают, т.е. это прежде всего родственно-клановая коалиция (см.: Юсупов М. Орстхойцы: кто они? // Бюллетень Сети этнологического мониторинга. 1999. № 26. Июль-авг. С. 60-61.

Еще до войны представители интеллигенции “из орстхойцев” пытались осуществить некоторые акции по актуализации особой (отдельной от остальных) групповой идентичности на основе тейповой принадлежности. Но уже с самого начала доминирующим мотивом было намерение использовать тейповую солидарность в обеспечении доступа к разгосударствлению собственности и представительства во власти. Ситуация после войны вынудила чеченцев более определенно обратиться к тайповой социальной структуре. Причем чеченские тайпы впервые обретают выученную из академических текстов приставку этно, а некоторые тейповые союзы начинают конструировать себя как отдельные этносы, т.е. народы. На упомянутом сьезде орстхойцев было высказано предложение об образовании единой вайнахской нации. В программных документах были определены следующие задачи:

признание орстхойского этноса как одного из вайнахских народов;

недопустимость установления границ между Ичкерией и Ингушетией; возвращение орстхойским селам их прежних названий;

поддержка идеи создания единого Вайнахского Исламского государства [Вайнах. 1999, № 2 (74)]
« Последнее редактирование: 29 Января 2022, 16:20:51 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10911
« Последнее редактирование: 29 Января 2022, 16:20:58 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10911
Стр. 176

Как видим, скорее индивидуальные качества (способности, черты характера, материальные возможности, внешность) определяли восприятие чеченцев среди студенчества Московского университета. Едва ли можно было говорить о каком-то устойчивом стереотипе чеченцев среди советских людей. До конфликта в стране не было представления о чеченцах как о народе с особыми оценочными качествами (плохими или хорошими), а тем более как о “чужом” или “примитивном” народе.


==============

Стр. 176-177

Мой коллега и друг, ныне покойный, Феликс Врублевский переехал в Магадан из Грозного, где преподавал в Грозненском нефтяном институте историю КПСС и марксистсколенинскую философию. Он был родом из станицы Троицкая (оттуда же родом и Сергей Шахрай) на территории Чечено-Ингушетии, где проживали смешанно русские, ингуши и чеченцы. Его русская мать была школьной учительницей в станице. Феликс уехал из Грозного по причине развода и желания найти работу на Севере с более высокой зарплатой: ему нужно было платить алименты за сына и он создал новую семью, где тоже родился ребенок. Помню одно из его, высказываний:

«В Грозном жить трудно, чеченцы и ингуши все больше занимают рабочих мест, у них круговая порука, в институте на экзаменах без взяток ничего не делается, а я не могу жить по этим правилам. А если стану брать взятки, то меня же первого и сдадут прокурору. И честно жить трудно, а нечестно еще труднее. Все-таки я денег не брал и ставил всем оценки, которые заслуживали, кто бы ни были родители у абитуриентов и студентов. За это меня многие ненавидели. Все равно пришлось бы уехать. Чеченцы и ингуши — народ трудный и становятся все хуже в смысле национализма. Даже мать моя стала жаловаться: почти всех в станице учила за сорок лет работы в школе, а заболела — никто не поможет привезти дров или принести продукты из магазина. И с огорода иногда воруют”.

Этот рассказ повторялся после каждой поездки Феликса из Магадана в Чечено-Ингушетию, но не помню, чтобы его оценки и наблюдения шли дальше обычного брюжжания человека с довольно сложным характером. Гораздо более серьезная стереотипизация мною была зафиксирована в беседах с Лидией Дьяченко, которая родилась и выросла в Грозном и прожила в Чечне вплоть до самой войны, переехав вместе с матерью в центральную часть России уже в 1996 г. Я поинтересовался, были ли какие-нибудь “клички” в отношении чеченцев.

«Кроме как “шакалами”, больше никак и не называли. Все сразу знали о ком идет речь. А вообще в Грозном чеченцев почти и не было. В нашей средней школе учились единицы, а в нашем классе были только русские. О чеченцах и разговора даже не было. Не дружили и романов не заводили. Это потом, когда я стала работать на комсомольской и на партийной работе в Шелковском районе, я уже постоянно общалась с чеченцами и ингушами. Ничего плохого как о народе не могу сказать. На селе вообще все работали вместе и много. Были друзья и подруги как русские, так и чеченцы. И сейчас остались. В Москве меня навещают. Если чеченки в гости приходят и может так случиться, что останутся переночевать (чтобы через город не тащиться в темноте), то обязательно возьмут с собой халатик и все туалетные принадлежности. Народ чистоплотный, хотя людей среди них много самых разных, а уж из дальних горных сел иногда появляются совсем темные люди. На моих глазах они сильно преуспели в образовании и очень ценили это: родители своих детей просто тащили в училища и институты. Меня лично никто из чеченцев не оскорблял, наоборот, уважали, хотя я была из самых молодых партработников, и приходилось от людей многое требовать».


=========================


Стр. 178

беседе Вячеслав Михайлов (тогда заместитель министра по делам национальностей) сказал следующую фразу:

“Егоров (в то время министр, выходец из Ставропольского края. - В.Т.) вообще считает, что чем их больше бить, тем больше будут уважать. Чеченцы признают прежде всего силу. А Егоров с Северного Кавказа, и он говорит, что знает этот народ. Некоторые с ним согласны”.


Стр. 178

Мною зафиксирована тенденция, что меньше всего устойчивыми негативными стереотипами по отношению к чеченцам среди русских и других не чеченцев отличались те, кто долго прожил и проработал в самой Чечне. В этом меня убедили беседы с самыми высокими руководителями Чечено-Ингушетии последних десятилетий (Валентином Власовым, Николаем Семеновым, Борисом Агаповым) и с рядовыми жителями Чечни. Прямой и длительный контакт и проживание не оставляли места для мифических и искаженных представлений, особенно для экзотизации чеченцев. Эти люди не изменили своего мнения и в ходе войны, даже лично пострадав от нее, как это произошло с Валентином Власовым.


==========================

Стр. 180

Уже зимой 1995 г. в одном из московских дворов я подслушал крики играющих в войну детей: “Ты будешь чеченец, а я русский”.
Точно так же в моем послевоенном детстве мы долго играли в “русских и немцев”.


==========================

Стр. 179-180

В любом случае российские СМИ не были рупором официальной пропаганды, а скорее, наоборот, — чаще власти говорили языком вечерних теленовостей. Хотя я не разделяю и другую крайнюю точку зрения, что российские журналисты были куплены чеченцами и старательно отрабатывали разрушительную для страны и для армии версию.

Для отечественного “центрального” телевидения война стала на долгое время ведущей темой, обращенной к огромной аудитории, а значит и средством утверждения профессионального превосходства в жесткой конкуренции каналов и вытекающих из этого материальных вознаграждений. В ряде случаев амбиции были даже выше: канал НТВ с его группой великолепнонаивных полевых журналистов во главе с Еленой Масюк и Павлом Лускановым и московским телеведущим Геннадием Киселевым явно примеряли на себя уровень воздействующего вещания СНН и фактически выполнили эту миссию при отсутствии в зоне конфликта мировых лидеров телевещания. Масюк была не хуже Кристианы Аманпур и столь же идеологически заангажирована, как и последняя, вещавшая в свое время с брони танков боснийских мусульман. Как и репортажи Аманпур из Боснии сделали однозначно антисербский имидж войны и сильно повлияли на мобилизацию муслиман (босняков или боснийцев), так и репортажи Елены Масюк и Павла Лусканова “отвоевали” на стороне чеченских комбатантов за целую дивизию.

Почему российские и другие СМИ заняли в целом антифедеральную и симпатизирующую чеченскому сепаратизму позицию и какую  роль они сыграли в войне, — это тема требует отдельного анализа, но некоторые заключения необходимы для нашего исследования. Тем более, что имеющиеся оценки или откровенно самооправдательны,


Стр. 182

Редактура моих предварительно записанных комментариев была виртуозной: все, что речевым оборотом предполагало отрицание состоявшейся чеченской независимости, не говоря об открытом ее отрицании, убиралось из тех секунд, которые шли в эфир, как правило, после предварительной 30-минутной записи.
...
Прочеченская позиция НТВ была поколеблена и отчасти изменилась под воздействием захвата в заложники Елены Маскк, ее драматического освобождения. На сей раз (возможно, впервые за всю историю войны и впервые среди всех освобожденных) последовала вполне адекватная реакция со стороны освобожденных пленников (прежде всего самой Масюк) в отношении совершенных против них актов насилия. Сказались, видимо, и серьезные материальные затраты для выкупа журналистов (сумма с шестью нулями). По крайне мере один из руководителей НТВ Игорь Малашенко впервые назвал чеченских лидеров, включая вице-президента Ваху Арсанова, прямыми соучастниками преступного бизнеса, а Мовлади Удугова — “чеченским Геббельсом”. Безоговорочные симпатии журналистов канала к тем, кто, по словам Павла Лусканова, “никогда и дня не находился в составе России и не жил по советским или российским законам”, сменились косвенной пропагандой чеченской сецессии, когда в качестве комментаторов по теме стали выступать отставные чеченские политики или общественные активисты, которые благополучно проживают в Москве и продолжают вести борьбу за “правое дело независимости”.

==========================

Стр. 182-183

При этом комментарии московских чеченцев могут быть набором мифологем бытового мышления, как это, например, имело место в передаче 3 февраля 1999 г. по поводс объявления Масхадовым введения в Чечне шариатского правления. “Шариат в Чечне негласно присутствовал всегда” (Хаджиев), “шариат — это замечательное средство для наведения порядка и достижения согласия в обществе” (Юсупов), “навязанный чеченцам российскими, советскими, а затем оккупационными властями закон ими никогда нс принимался” (Султыгов) и так далее.

Как показано в предыдущих главах, эта воображаемая реальность достагочно далека от того, что было и происходит на самом деле в чеченском обществе, но телерсальность убеждает и подчиняст, а в конечном итоге создаст себе подобие черсз рекрутирование единомышленников. После таких объяснений мнение, что не только советский офицер Масхадов, но и большинство нынешних чеченцев никогда не жило при шариатских нормах и едва ли сможет принять даже их наиболее цивилизованное подобие по примеру богатой Саудовской Аравии, уже выглядит как одиночный диссидентский голос, направленный против интересов чеченской нации. В итоге узурпация массового сознания в пользу нереализуемого проекта “шариатского государства” оказывается осуществленной через ментальный союз вооруженных командиров в Грозном и московской академическо-генеральской тусовки чеченцев, которые сами никогда при таких нормах не жили и жить не собираются.


================================

Стр. 184

Анатоль Ливен полагает, что малое число личных телевизоров во время вооруженного конфликта в Пакистане в 1980-х гг. подвигло многих молодых мужчин на участие в политических манифестациях и насильственных действиях:

“В Пакистане в 1988-1989 гг. — в обществе, где в те дни большинство жителей не имело телевизоров, — я был поражен тем, насколько для значительной части молодых мужчин участие в политических демонстрациях и даже в вооруженных выступдениях представляло собою в значительной мере одну из форм развлечения. Я полагаю, что доступ к телевизору в огромной мере снизил значение этого фактора в существовании политической нестабильности”. [Lieven A. Chechnya: Tombstone of Russian Power. 1998. Р. 206]


====================================

Стр. 185

Коллективная интенциональность в отношении Чечни и конфликта была и остается неоднородной и мотивируется политико-групповыми интересами производителей субъективных представлений. Журналисткая команда НТВ (Елена Масюк, Павел Лусканов и другие) или журнала “Новое время” (Аркадий Дубнов, Валерия Новодворская), Ирина Дементьева (“Московские новости”) и многие другие утверждали свой профессиональный авторитет через яркую и драматичную презентацию событий “с войны” и свои подчеркнуто либерально-демократические позиции, предполагающие однозначную поддержку меньшинств и антиэтатискую версию защиты гражданских свобод. Глава холдинга “Медиа-Мост” Владимир Гусинский косвенно признался в существовании этой коллективной интенциональности на НТВ в отношении освещения первой чеченской войны.

Образы чеченцев в этой интерпретации отличались внешней привлекательностью и эмоциональной правотой. Журналисты “Взгляда” или кинокамера Говорухина младшего фиксировали более сложную и более критическую версию, но главным объектом были не столько чеченцы, сколько сам конфликт и его общероссийский контекст. Вызывающе провокационная версия образа чеченцев была поставлена журналистом Александром Невзоровым в фильме “Чистилище”. Эта лента — крайне непрофессиональное обхождение с материалом (вернее, с темой о внутреннем вооруженном конфликте) в откровенно политических целях представить чеченцев в отрицательном виде, вызвать к ним ненависть и заодно заклеймить российского президента.

Многого стоила чеченцам ремарка А.И. Солженицына в романе “Архипелаг ГУЛАГ”, ибо она тиражировалась широко и активно использовалась в последние годы, став частью внутреннего образа: “...Была одна нация, которая совсем не поддавалась психологии покорности, — ни одиночки, ни бунтари, а нация целиком. Это чеченцы... Никакие чеченцы никогда, нигде (выделено мною. - В.Т.) не пытались угодить или понравиться начальству, но всегда горды перед ним и даже откровенно враждебны”. Так доминирующая элитная версия чеченцев в России оказалась эмоционально перегруженной и редуцированной до пошлых клише типа: “ни один чеченец никогда и нигде...” и далее могли идти любые комплиментарные или ненавистнические сентенции: “Чечня в СССР никогда не входила и чеченцы советских законов не признавали” (журналист Павел Лусканов из НТВ), “от рождения приучены обманывать и воровать” (министр Михаил Барсуков).

стр. 186

В 1990-е годы стереотип чеченца-бандита постоянно соперничал с имиджем “гордого дикаря”, но в целом, если брать бытовое сознание россиян, формируемое массовой бульварной литературой типа детектива Валерия Барабашова “Чеченский бумеранг" (1995) и желтой прессой, то именно этот образ стал доминирующим. С 1999 г. уже авторы серьезных газет могли себе позволить следующие публикации, не замечая в них расистского содержания:

«..Криминальные структуры чеченцев существенно отличались от иной оргпреступности. Тейповый уклад жизни сказывался и на взаимоотношениях внутри структуры. А они изначально строились на принципах строжайшей иерархии и клановых (тейповых) взаимоотношений. Этническая однородность чеченцев не давала возможности внедрения в их среду “засланных казачков” с легендами от правоохранительных органов... Один из самых популярных видов преступной деятельности “чеченов” в Петербурге — массовый “вброс” фальшивых купюр (рублей и долларов). изготавливавшихся в Грозном и продававшихся там прямо на базаре. Доставкой “липы” занимались сами чеченцы, а ее распространением — интернациональные группы, в основном русские, молдаване и таджики.

Рядовых исполнителей “чечены”, известные своей природной жестокостью (выделено мною. - В.Т.), держали в страхе. Для этого, к примеру, они иногда практиковали показательные казни над рядовыми сбытчиками, которые либо сболтнули чего лишнего, либо пытались выйти из дела. На глазах коллег несчастных зверски кромсали ножами сами чеченские лидеры...

Другие способы чеченского рэкета — вхождение в состав учредителей фирмы, инвестиции в суперприбыльные проекты, финансовые ссуды (!). Когда и этого стало недостаточно, они разработали новый вид бизнеса, уходящий своими корнями в дикое доисторическое прошлое. Я имею в виду похищение людей и работорговлю. Но настало время, когда воровать людей в Чечне или переправлять их туда стало сложно, и тогда головорезы упростили себе задачи. К примеру, случались похищения людей из Петербурга, но при этом жертву могли держать в соседнем квартале. Похитители связывались со своими чеченскими собратьями, людоедами типа Арби Байраева, а уж те посылали “приветы с гостеприимного Кавказа” родственникам похищенного, требуя за гостеприимство огромные выкупы. И люди верили, что их родные томятся в чеченских зинданах, искали деньги, продавая все на свете, лишь бы вызволить из беды несчастных....

Банки стали умнее и на пушечный выстрел не подпускают к подобным операциям представителей этой горной республики. В известной мере потеряла смысл работорговля, поскольку остатки недобитых банд заняты сейчас спасением собственных шкур... И чеченцы в Петербурге, проявляя нервозность, скатились до уровня банального базарного рэкета, что наши (выделено мною. - В.Т.) мафиози прошли уже лет десять назад..."
(Тимченко С. Преступный мир Петербурга имеет свои этнические лица. В северной столице прочно обосновались чеченские и казанские криминальные сообщества // НГ-Регионы, 2000. № 12 (56). 20 июля).

Что касается менее требовательных газет, то античеченские фобии приобрели характер прямых провокаций, когда речь по-

187

шла не просто о “ чеченской преступности”, но и о более зловещих версиях — об угрозе “ проникновения” чеченцев в российские власть или оборонную промышленность, как будто речь шла о неком проникновении тайных зарубежных агентов. Это уже был скрытый призыв относится к российским гражданам чеченского происхождения как к иностранным шпионам. Заголовок первой страницы “Московского комсомольца” (2000. 2 окт.) был призван привести в состояние ужаса его многочисленных читателей: “Чеченский след. Центр оборонной промышленности в Подмосковье оккупировали выходцы из Ичкерии”. И далее следовал текст журналиста Георгия Закаряна:

“Практически после каждого громкого престпуления мы начинаем говорить о чеченском следе, чеченской мафии и прочее, прочее, прочее. Между тем порой мы не замечаем, насколько прочно выходцы из Ичкерии влились в нашу жизнь. В Москве вовсю функционируют чеченские банки, фирмы и рынки. Но это не самое главное. В последнее время чеченцы, как говорится, “вошли во власть”. Наиболее лакомыми для них являются города — центры оборонной промышленности”.

Единственный конкретный пример, который приводится в этом материале, это город Лыткарино в Люберецком районе Московской области, где пять оборонных предприятий, а заместителем мэра города работает Георгий Нарудинов — чеченец по национальности (позднее выяснилось, что Нарудинов не чеченец).

“По некоторым данным, в последнее время Нарудинов неоднократно посещал Назрань, где, возможно, встречался с чеченскими полевыми командирами из окружения одного из помощников Шамиля Басаева — Исрапилова.... Ведь сейчас, когда война с Исламскими фанатиками и в Таджикистане, и на Кавказе готова вспыхнуть с новой силов, под носом у столицы может оказаться своя Чечня”.

Упрощенные до слащавой экзотики или ксенофобских негативных стереотипов, эти версии низводят чеченскую общность до пародии на современных людей: свято соблюдающие традиции и живущие только по своим законам гор (как будто советскую и западную попсу никогда не пели, в госучреждениях не работали, пенсии, выговоры и награды не получали); все смелые и сильные (нет трусов, малорослых и слабых), все свободолюбивые и независимые (нет подчиняющихся И заискивающих), все бандиты, взяточники и воры (нет честных и законопослушных) и т.п. Естественно, таких человеческих коллективов на земле быть не может и чеченцы таковыми не являются. Худшей услуги “друзья” и “враги” чеченцев сделать не могли, повесив на народ бремя пошлого стереотипа, независимо от того, с каким он знаком. По большому счету заявление, а тем более научно-литературная сентенция, что “все чеченцы гордые и свободолюбивые” ничем не отличается от заявления, что “все чеченцы воры и бандиты”, ибо оба порождены бытовыми фантазиями и ни-

188
какого отношения к научному и даже разумному восприятию действительности не имеют.

В любом случае в результате конфликта произошла дегуманизация народа и низведение его образа до политагитки или до этнографического экспоната с мировой славой. Сделано это было не столько через “народную версию”, сколько через направленные усилия тех, кто формирует массовые восприятия.


=====================================


стр. 189-190

“Сопротивление и победа чеченцев в некотором роде — чудо, и произошло оно в силу тех же причин, которые и привели к войне и о которых мы уже говорили. Будь чеченцы народом с другой системой ценностей и другой исторической памятью, возглавляй их не малограмотные полевые командиры, зачастую с криминальным и полукриминальным прошлым, а нормальные для постсоветского пространства ставшие националистами партработники, одним словом, будь они чуть более рационалистичными и “современными” людьми, они никогда бы не пошли на такое сопротивление и во всяком случае — не победили бы. Для такой войны и победы нужно было полное нежелание и неспособность “считаться с реальностью” — только тогда возникает возможность эту реальность сломать и преодолеть” [Дмитрий Фурман. Самый трудный народ для России // Чечня и Россия: Общество и государство / С. 9-12].

Из огромного числа высказываний и рассуждений российских публицистов и аналитиков нам удалось встретить только одно резко отличающееся от доминирующей версии мнение, которое было высказано известным публицистом Андреем Нуйкиным:

“Будь чеченский народ таким уж гордым и свободолюбивым, каким его подают на “Свободе”, в “Мы”, в “Известиях”, ему в 1945 году полагалось бы погибнуть, но не ехать в телячьих вагонах покорно в Сибирь и Казахстан. И терпеть над собою целых пять лет кураж уголовного дудаевского режима вольным и гордым не полагается. И наблюдать как сотни тысяч лиц “не кавказской национальности” обирают и изгоняют с родной для них земли, “вольным и гордым” не к лицу. Ну а насчет “свобода или смерть"... Да, в Чечне сейчас немало боевиков отчаянной храбрости, готовых и на массовые убийства, и на собственную смерть. Не думаю, что таких мало нашлось бы и в Венгрии, Чехословакии, Польше... Ах да, в Чечне ведь не просто борьба за свободу, но еще и джихад, все погибшие в ходе которого “прямиком попадают в рай”, с автоматами в руках и с оторванными головами в катомках. Если верить И.Ротарю (Известия. 1996. 19 марта), он сам видел, что боевики после боя (в отличие от безбожных русских) “не оплакивали погибших товарищей, а даже радовались за них”. “Наш друг оказался настолько совершенен, что Аллах решил уже взять его к себе!” — говорили друг другу бородатые боевики с зелеными повязками”.

Фанатики в этом конфликте, конечно, есть, но вряд ли стоит их так уж романтизировать, демонизировать и видеть в них причины непобедимости Дудаева. Тем более что при ближайшем рассмотрении большая часть их предпочитает все же обеспеченность краткого своего пребывания на земле вечному нищему блаженству на небе.

“Не за идею, а за доллары воюют на стороне Дудаева наемники” — это название статьи в “Российских вестях”, думается, более правдоподобно, объясняет энтузиазм большинства героев джихада.

`Накал борьбы за свободу все-таки обычно пропорционален степени несвободы, угнетения, унижения тех, кто поднимает знамя освободительной борьбы. Но хоть кто-нибудь из певцов свободолюбия чеченских боевиков объяснил бы мне наконец, какой именно свободы не хватало им и в 1991 и в 1993 годах? Кто в эти годы покушался на их свободу? Чем в последние годы свобода чеченцев была меньше свободы любой нации РФ? Кто и как дискриминировал их, мешал развитию их культуры, языка, экономики? Нет, не похоже, что причины непобедимости чеченских мятежников можно отыскать в их особом свободолюбивом менталитете, психологии, традициях, религии... Тогда в чем же они?"[/i] [Нуйкин А. С кем мы воюем в Чечне: (Только голые факты)? // Наш выбор, 1996; № 3, стр. 16-17]

Именно на эти весьма резонные вопросы вдумчивого публициста мы и пытаемся дать ответы в следующих главах. Возможно, они далеко не исчерпывающие и не всех смогут устроить.


===================================


стр. 191

Ахьяд Д. при последней встрече уже после праздника ураза в феврале 1999 г. сказал мне:

“Невозможно пройти или что-либо сделать. Как слово чеченец услышат, так все. Или чего-нибудь от тебя обязательно надо, что-то надо сделать особенное или, наоборот, как от чумного. Тяжело мне сейчас, Валерий Александрович, устал я сильно. Надо съездить домой. Опять же отец приказал, а его нельзя ослушаться”.

Житель южнороссийского города Волгодонска после одного из серии террористических актов (взорван жилой дом) так высказался на НТВ 19 сентября 19999 г.:

«Выгляжу как все, даже глаза — голубые. Живу много лет в Волгодонске с семьей, всю жизнь чабанил в местных краях. Теперь после взрыва в паспорт заглядывают: “А ты оказывается двойной враг: чеченец и живешь почему-то в Волгодонске. Я уже теперь боюсь выходить из дома. Но если твердо скажут уехать отсюда в Чечню, тогда уедем сами. Но только что — они от этого богаче станут?».


====================================


Интересовавший меня вопрос о первом контакте с чеченцами я задал коренному жителю Дагестана, уроженцу и жителю Махачкалы, Энверу Кисриеву. И вот какую версию он мне поведал (это было в Женеве 27 июня 1999 г.):

«Мне было лет десять, когда я впервые услышал разговоры “чеченцы возвращаются”, но что это значило и кто такие чеченцы, я себе долго не представлял. В Махачкале их не было. ИХ не было в нашей школе и не было среди всех моих знакомых и друзей. Первый раз в жизни я увидел чеченцев, когда в 1962 г. поехал на соревнования по легкой атлетике в Грозный (я тогда выиграл первое место по прыжкам в высоту среди юношей в Дагестане). Вот там на стадионе увидел чеченцев. Они болели за своих. Выглядели такими энергичными и красивыми ребятами. Но это был взгляд издалека. Первый личный контакт получился только в 1986 г., когда я поехал в турпоездку в Болгарию и у нас в группе был чеченец Сурумпаша. Он ко мне как-то сразу прилепился, вел себя очень почтительно и даже, можно сказать, показывал мне беспрекословное подчинение как к старшему, хотя он всего был на четыре года моложе. Вот эта навязчивая почтительность — одна из характерных черт чеченцев. Но это еще ничего не значит.

У нас в институте был аспирант-чеченец, очень старательный и скромный. Ему, говорят, родственники сказали: ты у нас самый умный, и мы посылаем тебя учиться. Он потом уехал назад в Чечню и всю историю переписал на свой лад, доказывая, что чеченцы с исторических времен жили по всему Северному Кавказу и их территория выходила к Чер
192
ному морю там, где остров Чечен. У нас в институте смеялись и одновременно возмущались по этому поводу. Чечен-остров был назван так потому что там жили в прошлом веке русские рыбаки-браконьеры, которых дагестанцы прозвали “чеченцами”. Эта история прекрасно известна.

Но вот что интересно: никто из наших историков писать опровержение не хочет. Боятся за себя. Чеченцы могут угрожать. Один наш уважаемый дагестанский историк так и сказал: ”У кого нет ума, тот пусть так считает, а спорить с ними бесполезно” . Вот сейчас написали наши хорошие ученые-даргинцы (им до этих земель дела нет) “Историческую географию Дагестана", но что-то осторожничают с ее публикацией. Мне же Умар Джавтаев заявил: “Мы этого историка, который написал, что чеченцы пришли на равнинные территории Ичкерии всего 150-200 лет тому назад и арендовали землю у кумыкских ханов, мы его всего равно отловим и убъем. У нас уже стрелки на него назначены” . Я думаю, что речь идет о Тимуре Аитберове, одном из ведущих кабардинских историков*.


* По этому поводу чеченский кросс-рецензент Рустам Калиев заметил: “Такой разговор об убийстве вполне мог быть полусерьезным, так как “черные шутки” — отличительная черта чеченцев. Хотя надо признать, что толкование истории Кавказа — очень больная тема для чеченцев. Они особенно болезненно воспринимают версии, которые исходят от дагестанцев, кабардинцев или осетин, т.е. соседних народов. Среди чеченских стариков до сих пор бытует мнение, что имущество чеченцев и ингушей после депортации 1944 г. было разграблено их соседями. Поэтому всякое навязывание исторических версий извне чеченцами воспринимается негативно”.

стр. 193

Вот Умар — это второй чеченец, которого я знаю лично. Он ко мне высказывает почтение и здесь за границей держится солидарно. На меня обиделся сегодня, что я его не поддержал во время дискуссии в рабочей группе по конфликтам. Он на меня обиделся, хотя потом извинялся. Достал он меня со своим уважением. Он меня нашел в Москве и даже жил несколько дней до отъезда в Женеву. Я ему с женой хинкал ставил, коньяк пили. Он мне много чего рассказал о положении в Хасавюртовском районе, хотя, конечно, он знает больше. У нас в Дагестане отношением к ним такое: если чеченцы в меньшинстве, то это самые хорошие ребята, если их большинство, тогда все: начнут принижать и давить. Это — политический народ. Он знает, что такое сила. Чеченец постоянно примеряется к обстановке и от этого может сильно менять свое поведение. Например, сидим компанией в ресторане за столом, чеченец говорит тосты за кажд0го, всем выказывает уважение. Но вот появилась компания чеченцев и села рядом за столик. Этот чеченец стал совсем другим: надменным, стал дерзить и прочее. Вот такие они.

Для дагестанцев чеченец — это вор. Есть кумыкская шутка о чеченцах (а кумыки ближе и дольше всех жили соседями с чеченцами): «Кумык приглашает в гости чеченца, хинкал ставит и другое угощение. Потом второй, третий раз. Чеченцу люди говорят, ты почему к себе в гости его не позовешь. “А что я скажу, если он вдруг спросит, откуда у меня мясо?»

У чеченцев очень отличается от дагестанцев мораль. У них может быть стыд, но нет совести. Если чеченец своровал и не попался, тогда он герой и ему никто ничего не скажет. Отец никогда не упрекнет сына за это. Ну, а если попался, тогда шутки и издевательства, что такой неудачный.

Для нас непонятно, как они могут держать людей в кандалах, использовать их и перепродавать как рабов. У нас на Кавказе были рабы, но не в античном смысле. В Дагестане издавна селили пленников в джамаатах где-нибудь на окраине и давали ему в жену какую-нибудь хромоножку. Он должен был сам себя обеспечивать. У нас ресурсы скудные и держать его как раба с обеспечением было бы себе дороже. У чеченцев земля была лучше и рабы могли приносить доход. Поэтому они до сих пор могут держать человека в кандалах и продавать его как скот. Чеченцы — очень энергичный народ и очень стойкий. У них есть гиперэнергия. Они внешне выглядят как европейцы больше, чем дагестанцы, но на самом деле они очень отличаются”".


* Эти высказывания Энвера Кисриева вызвали бурную реакцию среди моих чеченских кросс-рецензентов, Вахит Акаев настолько возмутился, что отказался дать комментарий. Джабраил Гакасв заметил, что это все неверно и профессиональному обществоведу выражать такие взгляды нельзя. Хеда просто написала на полях: “Думаю, что у Кисриева срабатывает комплекс собственной неполноценности, который дагестанцы всегда испытывают по отношению к чеченцам”. Обстоятельнее замечания Рустама Калиева: «Энвер Кисриев изложил наиболее распространенное мнение о чеченцах в Дагестане. Его рассказ пестрит впечатлениями, которые взяты за основу оценок. Много исторических стереотипов, основанных на национальных преданиях, которых много у каждой национальной группы на Кавказе. В общении со многими представителями Дагестана каждый раз замечается некое скрытое сравнение, я бы даже сказал, посознательное соперничество с “чеченскостью”, Интересно, что они постоянно акцентируют внимание на том, как “крутые аварские” (даргинские, кумыкские, лакские, и тд.) ребята серьезно побеседовали на “очень высоких тонах” с чеченцами. Делается такая ремарка вне зависимости от того, насколько это интересно слушателю. Таким образом, соперничество происходит не с самими чеченцами, а с теми мифическими стереотипами “чеченскости” — которыми богато обставлен чеченский быт. Возможно, в дагестанской среде склонны доверять этим стереотипам, и практически переживают некий комплекс и связанный с этим вопрос “мы не хуже”, который остается для них вечно актуальным. В замечаниях Кисриева это проявляется многократно — форма модной обуви “чечены”; переписавший на свой лад всю историю аспирант-чечнец и хорошие ученые-даргинцы, написавшие “чистую правду“, но из-за боязни чеченцев се не публикуют; ресторанные посиделки, где чеченцы дерзят и унижают других; чеченцы с богатой землей и угнетающие рабов. И все при том, что они в большей степени, чем дагестанцы, выглядят как европейцы”.

Получившаяся дискуссия позволила мне выявить наличие своего рода диалога идентичностей на уровне чеченцы - дагестанцы и, кроме этого, сделать вывод, что деление образов на эмные и этные может быть достаточно условным. Особенно, если речь идет о ближнем круге. Итак, мы имеем в ближнем круге в предконфликтный и послеконфликтный период, казалось бы, негативный образ чеченцев, а самое главное — обнаруживается различие между представлением о “дагестанцах” и о чеченцах-аккинцах, которые как бы в это понятие не входят, хотя являются жителями Дагестана. Такова же самоидентификация и среди самих аккинцев, что подтвердили мои разговоры с Умаром Джавтаевым, который часто употреблял слово “дагестанцы” как оппозицию собственной идентичности. И все же мне важно проверить этот вывод на других свидетельствах, ибо в наблюдениях Энвера Кисриева, конеч-
195
но, есть элементы бытовой стереотипизации и субъективной противоречивости. По крайней мере не все приписываемые чеченцам черты носили отрицательный характер, а замечание о “гиперэнергии” можно было отнести скорее к комплексу собственной недостаточности, как это посчитали Хеда Абдулаева и Рустам Калиев. Хотя я бы не сказал, что дагестанцы демонстрируют менее манифестное, а тем более этикетное поведение, свойственное всем представителям северокавказских народов.

Пытаясь выяснить некоторые причины этой негативной, по моему определению, “ближней стереотипизации”. Я услышал высказывание, представляющее интерес:

«В 1996-1997 гг. мне довелось работать в Махачкале помощником председателя правления одного из банков Дагестана. Мой патрон на тот, момент возглавлял минтопэнерго этой республики и был, что называется, кадровым сотрудником в руководстве республики. Так вот этот человек, по мнению его коллег, излишне много контактировал с чеченцами и евреями. Он действительно часто разводил дискусии по поводу того, существуют ли различия между дагестанцами и чеченцами, и если “да”, то в чем они проявляются. Обычно эти разговоры завершались простыми сентенциями: “Вот, мол, не сидится им, чеченцам. Вечно что-то придумают на свою, а главное — на нашу голову". И тому подобное. Потом при попытке что-то узнать в доверительной беседе выяснились интересные детали. Например, один гость Шамиля (так звали патрона) пояснил мне, что одной из причин противоречий с чеченцами и негативного к ним отношения является эгоистичная обособленность чеченцев и ингушей. “Между вами, чеченцами и ингушами, с трудом решаются браки. А много ты можешь привести примеров, когда чеченка вышла (или ее выдали) за дагестанца или представителя другого народа?” Этот вопрос застал меня врасплох. Я смог привести только один пример брака между чеченским парнем и девушкой-кумычкой. Случаев, конечно, больше, но все равно это редкость. Мне также был задан вопрос, а разрешил бы я, чтобы моя сестра или дочь вышли за дагестанца. Я вынужден был ответить твердое “нет”. Мой собеседник заметил, что если бы даже я сказал “да” то он бы не поверил мне, ибо “всем известно, что “нет”. Чеченцы неискренни, когда говорят, что они не националисты и они уважают все народы, На самом деле они любят и уважают только самих себя, хотя почтение и уважение проявляют ко всем и делают это изысканно» (Рустам Калиев).

Таким образом, одна из причин негативного отношения к чеченцам, по крайней мере среди дагестанцев, кроется в отличии их брачного поведения, которое выражается в большей степени эндогамности, которая в свою очередь трактуется как “закрытость” или “индивидуализм”. На самом же деле эти различия основываются совсем на других причинах, которые никак не связаны с “уважением” или “неуважением” других народов. Дагестан — гораздо более многоэтничен, чем Чечня, и здесь браки между местными этническими группами очень распространены. В более многолюдной Чечие выбор

196

брачных партнеров из своей среды гораздо шире. Кроме того, в Чечне больше, чем в Дагестане, престижных иноэтничных брачных партнеров из числа русских жителей, что постоянно присутствует в фольклорно-бытовой иерархии разных груп, проживающих в этом регионе [Более подробные сведения сравнительного плана по Северному Кавказу см.: Смирнова Я.С. Семья и семейный быт народов Северного Кавказа, 1983].


======================================

Стр. 196-197

СИМПАТИИ И СОПЕРНИЧЕСТВО

Северокавказская солидарность и прочеченские настроения заметно возросли в связи с конфликтом в Абхазии, где чеченские вооруженные группы сыграли самую заметную роль в военной победе сепаратистского режима Ардзинбы над грузинскими войсками. Своеобразную народную симпатию, а возможно просто азарт соседей, мне довелось заметить во время переговоров во Владикавказе, когда уже началась война. За вечерним ужином североосетинский министр внутренних дел сказал тост на чеченском языке, который в переводе звучал примерно так: “За вас, ребята. Держитесь!” Позднее, когда война опалила весь регион и появились жертвы и среди северокавказцев, отношение начало меняться. Негативный настрой
становится снова преобладающим, когда чеченцы одерживали верх над российскими войсками и, казалось вот-вот добьются независимости.

Появление сильно вооруженного народа с психологией военного превосходства среди соседних народов сразу же было оценено как нарушение давнего этнического баланса и как шанс оказаться в зависимости или политическими заложниками радикальной чеченской политики. “Никогда такого не было, чтобы дагестанцы были под чеченцами, а сейчас такая угроза есть, и некоторые наши горячие ребята готовы все поставить на свои места”, — заметил в одном из разговоров Энвер Кисриев. «Мы когда были в Кизляре в момент Первомайского кризиса (захват заложников в больнице группой чеченского командира Радуева в январе 1996 г. - В.Т.), я хорошо запомнил как на переговоры с чеченцами заявились крутые аварцы и прямо им заявили: “Мы сейчас начнем класть головы чеченцев на площадь, пока ваш дурак Радуев не освободит всех заложников и не уберется отсюда”. Это тогда на них сильнее подействовало, чем условия федеральных представителей и дагестанского президента Магомедова».

Мощная трансформация ближнего внешнего образа произошла уже после войны, когда официальные представители северокавказских республик и многие симпатизирующие “национально-освободительной борьбе” отпраздновали вступление в должность президента Чечни Аслана Масхадова. В 1997-99 гг. с территории Чечни стали распространяться открытый терроризм и массовый криминалитет. Было взято в заложники несколько сот человек (более 600), в основном из пограничных областей (Северная Осетия, Ингушетия, ‘Ставропольский край, Дагестан). По территории границы с Чечней стали совершаться постоянные рейды вооруженных групи с целью грабежа жителей, захвата их скота и другого имущества. Имели мссто сотни вооруженных инцидентов с местными милиционерами и федеральными солдатами. Наконец, в августе 1999 г. было совершено вторжение на территорию Дагестана хорошо вооруженных и подготовленных групп боевиков из числа чеченцев и дагестанцев под лозунгами Исламского экстремизма.

В результате в северокавказском регионе произошла резкая ‘смена настроений в отношении Чечни и чеченцев. “Это — бандиты, нелюди, безбожники. Зачем они к нам пришли, когда мы их не звали. Они все забрали: вот все теплые свитера из шкафа, ковры собрали, все ценное и зачем-то холодильник четыре раза прострелили”, — жаловалась аварская женщина из поселка Новолакск после того,
как закончились бои в этом районе и мирные жители вернулись к своим домам, многие их которых оказались разрушенными, а большинство разграбленными. — Они на камазах оружие сюда привозили, а назад грузили их нашим добром. Нет им за это прощения. Никакие они не мусульмане. Если за веру борются, пусть приходят и молятся везде и когда хотят: никто их не тронет и никто им мешать не будет”.

“Мы этих чеченцев сами достанем и быстро с ними разбереся, раз пришли на нашу землю и осквернили ее. Нам и в дома наши возвращаться теперь невозможно после того, как в них враг хозяйничал. Все изгадили, перевернули, разбили. Меня один из чеченцев остановил на улице и спросил документ. Я ему из кармана вытащила свое пенсионное удостоверение, а он увидел, что еще что-то торчит и спрашивает, а это — что? Я ему достала свернутый листочек из Корана. Это был мой талисман. Я его всегда с собой ношу и дочке давала, когда она ездила в Махачкалу поступать в институт. Так он сказал: “Выброси эту вредную гадость!” Откуда взялись эти люди, чтобы нам свой порядок навязывать. Мы все при советском строе выросли. А им надо, чтобы женщины лицо закрывали” (из интервью с жительницей Дагестана. НТВ. 1999. 19 сент.).


====================================


Через радиостанцию “Свобода”, личные послания Дудаеву и публикации в прессе, в том числе и в чеченской, Авторханов уже в 1991 г. так определил события в Чечено-Ингушетии:

“Это, по-моему, бунт детей в отместку за гибель своих отцов и матерей в адских условиях депортации в далекие, холодные, голодные Казахстан и Киргизию. Это всенародный протест против все продолжающегося господства старых структур власти в Чечено-Ингушетии. Это начало освободительной революции народа за свою независимость, независимость Северного Кавказа... Я не сомневаюсь как в идеализме Джохара Дудаева, так и в благородстве его национальных мотивов. Но я против нового газавата. Я против повторения кавказской войны периода Шамиля, мы живем в новое время, в новых условиях и с новой Россией. Поэтому на основе адата горцев, когда старики пользуются привилегией давать советы молодым, я обращаюсь лично к вам, дорогой Джохар Дудаев. Забудьте, пожалуйста, о газавате. Ищите наше спасение и свободу на тех же путях, на которых их завоевали окраинные республики бывшего Советского Союза” (“Забудьте о газавате”. // Литературная газета, 1991, № 43).


=======================================

Стр. 205-206

Д.Д. Гакаев так оценивает “период очередной пассионарности чеченцев” в конце 1980-х — начале 1990-х годов:

«Раскрепощенный горбачевской перестройкой процесс духовного развития чеченского народа пошел довольно активно. Политика экономической либерализации легализовала теневую экономику в СССР. На волне движения под лозунгом “Разрешено все, что не запрещено!” появился слой активных чеченских предпринимателей, которые заняли ключевые позиции в нефтяном, банковском, торговом, игорном бизнесе не только в Грозном, но и в Москве, Ленинграде, Киеве и других регионах СССР. Чеченские нувориши стали финансировать и политический процесс в Чечено-Ингушеии, стремясь протолкнуть во власть своих представителей.

Помимо этого на союзном и российском политическом Олимпе зазвучали имена представителей чеченского народа. Так, впервые в истории советского государства депутат Верховного Совета СССР. профессор Саламбек Хаджиев стал министром нефтехимической промышленности СССР, пругой профессор Руслан Хасбулатов был избран первым заместителем, а затем и председателем Верховного Совета РФ, генерал-майор милиции Асламбек Аслаханов возглавил в российском парламенте Комитет по вопросам законности, правопорядка и борьбы с преступностью. В Чечне активно шел процесс формирования новой национальной элиты. Ее основу составили представители интеллигенции, видные деятели науки, культуры, искусства, спорта... В Чечено-Ингушетии первыми на Северном Кавказе возникли неформальные политические организации, начались митинги и демонстрации, стали выходить независимые газеты. Росло национальное самосознание, формировалась вайнахская национальная идея, появились первые концепции создания государственности чеченцев и ингушей. Казалось, что многострадальный чеченский народ, наконец-то, расправил крылья свободы и у него появилась возможность догнать другие народы России в социально-экономическом и культурном развитии».


==================================


Стр. 206


Джабраил Гакаев, рассказал мне следующее:

«Винорадов и К° нанесли огромный вред межнациональным отношениям в республике, их советско-русский шовинизм стал катализатором чеченского национализма. Они, сами того не желая, активизировали обсуждение проблем развития чеченского народа, его истории, культуры. В местных теле- и радиопередачах, в статьях началась дискуссия о “белых пятнах” в истории чеченцев и ингушей, критика концепции Виноградова. Затем был поднят вопрос об экологических последствиях строительства биохимического завода по производству лизина вблизи г. Гудермеса. Так летом 1988 г. из неформалов возник Народный фронт, но, в отличие от прибалтийских республик, у нас его возглавил своего рода чеченский люмпен, а не представители интеллигенции. Русские к этому движению не присоединились, и оно было чисто чеченским по этническому составу...»


===================================


Стр. 208

[О чеченском съезде 1990 года, 23-25 ноября]

В постановлении была обозначена целая программа решения этнотерриториальных вопросов: сама Чеченская Республика объявлялась в рамках всей территории ЧИАССР, за исключением двух западных районов, которые “отводились” ингушам (последние должны были вернуться в границы 1934 г.); в Дагестане ауховским чеченцам должны были быть возвращены земли их предыдущего проживания, в саму Чечню должен быть ограничен приток населения извне, “за исключением лиц чеченской национальности”. Съезд выступил за меры по поддержке чеченского языка и культуры, мусульманской религии, за возмещение ущерба от депортации.


====================================


Стр. 210

По сведениям тогдашнего начальника КГБ республики И.В. Кочубея, органы госбезопасности постоянно отслеживали ситуацию и даже ее контролировали. В те дни Яндарбиев был вызван “для профилактики” на беседу в местное КГБ и дал обещание, что ОКЧН не будет нарушать законы (спустя некоторое время здание КГБ будет сдано тому же Яндарбиеву по телефонному звонку из Москвы заместителя министра госбезопасности Иваненко!).

Завгаев требовал от Москвы принятия жестких мер по разгону митингующих, но только 3 сентября Президиум Верховного Совета РФ принял решение о введении чрезвычайного положения. В тот же день Дудаев объявил о низложении Верховного Совета республики. Уже на следующий день решение Москвы о чрезвычайном положении было отменено. Прибывшая в Москву делегация представителей всех национальностей Чечено-Ингушетии не была принята Хасбулатовым, сделавшим тогда однозначный выбор в пользу Дудаева.


=================================


Стр. 212

Это подтверждают многие свидетельства и документы, в том числе выступление И.В. Кочубея перед комиссией Совета Безопасности 31 марта 1995 г.:

“26 августа в Грозный прибыла главный прокурор Землянушина. Кураторы из Москвы не давали ничего сделать местному КГБ. Потребовали убрать охрану у Завгаева и прекратить поддержку Верховного Совета. С 17 августа и до 6 сентября, когда я был освобожден от должности, ни одного письменного задания из центра не поступило. Нам было известно, что Дудаев вел телефонные разговоры с Хасбулатовым и Аслахановым. 25 августа Яндарбиев разговаривал с Вахидовой, и та сказала, что с Хасбулатовым и Аслахановым состоялся разговор об отстранении Завгаева от власти. Тогда же среди митингующих появились люди с оружием, но изъять его было трудно, и не было никаких указаний, а это не прямая обязанность КГБ” (Выступление И. В. Кочубея на заседании комиссии Совета безопасности 31 марта 1991 года // Архив автора).

Вооруженные люди Дудаева силой захватили здание правительства республики, радио и телецентр и 6 сентября вторглись в здание, где шло заседание Верховного Совета, избили сопротивлявшихся депутатов. Председатель городского совета Грозного, русский по национальности Виталий Куценко был выброшен из окна (по информации Кочубея, это сделал Юсуп Сосламбеков со своими помощниками). Утратив поддержку центра, власти республики были деморализованы. Хасбулатов и Аслаханов требовали самороспуска Верховного совета. После захвата Дудаевым правительственного здания в Грозный приехал Хасбулатов и сформировал временный Высший совет из 30 депутатов во главе с Лечей Магамадовым.

Москва сыграла решающую роль в свержении старой власти и в приходе к власти национал-радикальных элементов. По свидетельству И.В. Кочубея, КГБ располагал в Грозном 700 оперативными сотрудниками и вместе с силами МВД был способен “нейтрализовать радикалов”. “Но нам сделали из Центра выговор даже за то, что мы вызывали на беседу Яндарбиева”. До середины сентября еще не было и массовых хищений оружия, хотя через Ахметовский район Грузии, где главою администрации был кистинец чеченского происхождения, оружие уже начало поступать Дудаеву от Гамсахурдиа, тогдашнего президента Грузии. Кое-какие опасения у московских
инициаторов декоммунизации Чечни стали появляться по мере все более независимого поведения Дудаева. Как признался Хасбулатов, он “говорил с Ельциным, чтобы добавили Дудаеву еще одну звезду на погоны и вернули его в армию” [Выступление Р. И. Хасбулатова на заседании комиссии Госдумы 20 февраля 1995 // Архив автора].

8 октября ОКЧН объявил себя единственной властью в республике и 27 октября провел выборы президента и парламента, предварительно объявив всеобщую мобилизацию. всех мужчин от 15 до 55 лет, боевую готовность своей “национальной гвардии”, а всех противников независимости Чечни — “врагами нации”. В выборах, по некоторым оценкам, приняло участие 10-12% избирателей, и голосование состоялось только на 70 из 360 избирательных участков. Генерал Дудаев набрал больше голосов, чем два других претендента и был провозглашен президентом. Уже 1 ноября был издан указ Дудаева “Об объявлении суверенитета Чеченской республики”. Этим актом объявлялась новая государственная общность в границах бывшей ЧИАСС, за исключением 2 из 14 административных районов, которые “оставлялись для ингушей” за пределами самопровозглашенного государства. Чеченским лидерам представлялось, что ингуши слишком лояльны к России и если ингушское национальное движение желает создавать республику в составе РСФСР, то пусть они это делают, отвоевывая себе территорию у Северной Осетии. Под контролем Чечни Дудаев оставлял даже Сунженский район, где большинство населения составляли ингуши, и только несколько сел были чеченскими. “Ингуши должны пройти собственный путь испытаний в борьбе за
свою государственность”
, — заявил Дудаев в одном из интервью для российского телевидения.


====================================

Стр.  215

Активные действия чеченской стороны, в том числе с использованием гражданского населения (женщин и детей в качестве прикрытия), позволили Дудаеву захватить основную часть оружия при уходе войск. Это — 40 тыс. автоматов и пулеметов, 153 пушки и миномета, 42 танка, 18 реактивных установок “Град”, 55 бронетранспортеров, 130 тыс. ручных гранат. Дудаеву достались также 240 учебно-тренировочных самолетов, 5 боевых истребителей и 2 военных вертолета, оставленные на местных аэродромах. Однако есть и другая версия вооружения Чечни. Руцкой сообщил на слушаниях в Госдуме, что “оружие было продано чеченцам местными военными. Даже часть оружия Забайкальского военного округа была продана Дудаеву по остаточной стоимости” [Выступление А. И. Руцкого на заседании комиссии Госдумы 20 февраля 1995 // Архив автора]. В прессе были свидетельства, что сам генерал Соколов был причастен к продаже оружия.


=======================================

Стр. 215-216

Местные интеллектуалы смогли разработать конституцию Чеченской республики (Ичкерия), которая была выдержана в духе представительной демократии президентского типа и светского права. Исламу и некоторым традиционным социальным институтам отводилась скорее ритуальная роль (в конституции нет упоминания Ислама или Аллаха) и признавалась религиозная свобода для всех граждан. Нет в конституции и какого-либо разграничения граждан по этническому или религиозному признаку.

-------------------------------------------------------


В начале 1992 г. был создан блок демократических сил Чеченской республики, который выступал за новые выборы и за референдум по статусу Чечни и форме ее государственного устройства. Оппозиция провела ряд крупных акций, в том числе ею был организован в апреле-июне 1993 г. массовый бессрочный митинг на Театральной площади Грозного, который продолжался почти два месяца. В это же время на площади Свободы проходил продудаевский митинг, и это противостояние двух митингов свидетельствовало о глубоком расколе чеченского общества, но никак не по тейповому или иному воображаемому признаку, а, скорее, по социально-политическим параметрам. Как считает Джабраил Гакаев:

“Здесь мы наблюдаем не столько столкновение различных политических идей, систем, сколько противоборство между невежеством и просвещением, рациональным и фольклорным сознанием, противостояние двух культур: модернизированной и традиционной”
[Гакаев Дж. Чеченский кризис. С. 49].

Другой участник событий, чеченский историк Т. Музаев так
оценил сложившуюся ситуацию:

“Если социальной базой режима являются люмпены, уголовники и мафиозно-политические кланы, то в поддержку оппозиции выступает практически вся интеллигенция ЧР. Во главе штаба митинга на Театральной площади стоят наиболее видные представители национальной интеллигенци: академик 4-х академий нефтехимик С. Хаджиев, вице-президент Академии наук ЧР историк Д. Гакаев, академик В. Межидов, адвокат Д. Алиев и другие. В поддержку требований оппозиции высказались практически все преподаватели вузов, учителя, врачи, инженеры, ученые, работники культуры... (стр. 217) Поддерживать выступления оппозиции приезжают жители равнинных районов Чечни, которые в отличие от горцев более грамотны и среди которых не так много безработных" [Музаев Т. Посеявшие ветер // Экспресс-хроника. 1993. 19-26 апр].

стр. 217


Парламент ЧР назначил на 5 июня 1992 г. референдум по вопросу о форме власти в республике, рассчитывая упразднить президентскую форму правления. В ответ Дудаев просто объявил о роспуске парламента и введении прямого президентского правления, а затем его боевики предприняли вооруженное вторжение в здание парламента, убили несколько оппозиционных депутатов и многих арестовали. Оппозиционные партии и газеты были запрещены, лидеры оппозиции перешли на нелегальное положение. В июне 1993 г. Дудаев расстрелял из танковых орудий нелояльные ему городскую мэрию и здание ГУВД, подверг обстрелу митинг оппозиции, ввел тотальный контроль за прессой и стал осуществлять террор над всеми, кто его не поддерживал.

Удивительным феноменом во всем этом является то, что оппозиция Дудаеву воспринималась многими в России и за рубежом как “прокоммунистическая” или организованная московскими властями Б. Эмиль Паин и Аркадий Попов по этому поводу написали следующее:

«Почему-то принято считать, что вся чеченская оппозиция была “придумана” Кремлем и не имела поддержки в обществе. Это абсолютно неверно. Ведь объявленный оппозиционным парламентом референдум дважды срывался Дудаевым именно потому, что он не надеялся его выиграть. В действительности с 1993 г. в оппозиции к Дудаеву находились отнюдь не только руководители прежней номенклатуры (наоборот, многие из них как раз быстрее других вписались в “революционный режим”), но большинство членов избранного в конце 1991 г. парламента ЧР, конституционного суда, глав городских и районных администраций, лидеров почти всех партий и движений, вождей тейпов и духовенства... Но главное даже не в этом. Российская демократическая общественность поддержала оппозицию таджикскую, включая военную, участвовавшую в самой кровавой из гражданских войн послевоенного времени, унесшей жизни не менее ста тысяч человек. Почему же заведомо негативным оказалось ее отношение к чеченской оппозиции, борющейся с одной из самых отвратительных в постсоветском мире тираний? Да потому, что существование такой оппозиции “не вписывается” в уже обрисованную выше морально-политическую доктрину “национального освобождения» [Паин Э., Попов А. Российская политика в Чечне: Как она зарождалась, как привела к войне и чем отзовется завтра: Дипломатия под ковром // Известия. 1996. 9 февр].

=======================================


Стр. 217-218

Агрессивность обрела четко выраженную направленность против этнических “чужаков”, прежде всего русских, которые в большинстве своем проживали в Грозном и в бывших казачьих станицах. Имеется большое число свидетельств морального и физического террора и тяжких преступлений, включая убийства, которые совершались в отношении жителей республики нечеченской национальности!”. По данным МВД России, в 1992—1993 гг. на территории Чечни ежегодно совершалось до 600 умышленных убийств, что было в семь раз больше данных за 1990 г. Жертвами насилия стали многие жители Чечни русского происхождения.

====================================

Стр. 219

У нас нет данных о дудаевских или чьих-либо других капиталах, как и нет какой-либо социальной статистики по Чечне последних лет. Однако версия о всеобщей коррупции и разграблении республики, в том числе и доходов от продажи нефти, представляется убедительной. Тем более, что она распространена и среди самих чеченцев. Дудаев лично использовал обвинения в коррупции для отстранения от власти своего бывшего соратника Мамодаева и для разгона возглавлявшегося им парламента. На мой вопрос, почему Джохар Дудаев не хочет прекращения войны, один из полевых командиров ответил так:

“Джохар и подобные Джохару — они повязли... Те же пенсии, нефть, которые они, его окружение, сожрали. Это можно было такую республику сделать, как Кувейт! Ведь если даже только 5% от продажи нефти пустить на нужды населения, мы бы так жили!... И дети не голодали бы, и наши родители не ездили бы в Ингушетию и Дагестан получать пенсии. Нефть они сожрали однозначно: он сожрал, Гантемиров сожрал, Мамодаев сожрал и вот сидят там как правительство народного доверия и пятое-десятое” [Интервью с Балауди Мосаевым, 23 февраля 1995 г. // Архив автора].


==================================

Стр. 219-220

Начиная с 1992 г. Чечня не перечисляла никаких налогов в федеральный бюджет, получив из него в том же году более 4 млрд. руб. в виде различных дотаций. По свидетельствам Егора Гайдара, экономические и финансовые отношения с сепаратистским режимом были одной из сложных проблем для федерального правительства.

“Правительство продолжало осуществлять поставки нефти на Грозненский нефтеперерабатывающий, хотя в 1992 г. они были сокращены на одну треть (на 5 млнт), и на 1993 г. планировалась сократить еще на 4 млнт... 10 мая 1993 г. Дудаев просил у меня выделить экспортную квоту на 2,5 млн тонн. Министерство топлива и энергетики, которое покровительствовало заводу в Грозном, выделило экспортную квоту 230 тыс. т... До марта 1993 г. в Чечню поступали средства из федерального пенсионного фонда, который контролировался Верховным советом” [Выступление Е. Гайдара в комиссии Государственной думы 20 февраля 1995 г. / Архив автора].

Стр. 221

Отсутствие федерального контроля (прокурорского, таможенного, налогового) на территории Чечни позволило превратить ее в базу общероссийского криминального сообщества и в убежище для преступников. Уже в 1992 г. Чечня стала центром по производству фальшивых денег и подложных финансовых документов. Только в
1993 г. на территории России было изъято около 4 млрд фальшивых купюр чеченского производства. При активном участии чеченских криминальных группировок были организованы с использованием фальшивых кредитных авизо хищения из российских банков на сумму около 4 триллионов руб. Из Чечни поступали наркотики в различные государства бывшего СССР, были сделаны попытки поставить оружие для некоторых националистических организаций в других республиках России.


--------------------------------------------------------

стр. 222

По крайней мере до лета 1991 г. эксперты не включали Чечню в список потенциальных клиентов на сецессию. “Независимость” от России воспринималась как экстравагантность эмоциональных чеченцев, которые, казалось, рано или поздно должны будут понять неосуществимость своего проекта.

Насколько это было возможно, Москва продолжала осуществлять некоторые необходимые связи с Чечней в социально-экономической и гуманитарной сферах. Чечено-Ингушская, а затем Чеченская республика (после июня 1992 г., когда была создана Ингушская республика) присутствовали во всех основных государственных планах и программах. Даже приватизационная программа 1992 г. детально расписывала сколько и каких предприятий и в какие сроки должно быть приватизировано в Чечне, хотя в республике, где давно процветали коррупция и непотизм, реальная приватизация уже произошла. Под контролем властей оставались лишь некоторые заводы и нефтепровод, но и в последнем граждане устанавливали собственные краники. “У нас как установилось: если что-то на твоей территории находилось, значит это твое, даже если это нефтепровод”, — заметил Балауди Мосаев.

Чечня оставалась и в культурно-информационном пространстве России: из Москвы продолжали поступать газеты, принимались телепередачи. Сохранялись гуманитарные контакты, особенно интенсивная челночная миграция молодых предпринимателей и членов их семей между Грозным и Москвой, где, по минимальным оценкам чеченская община быстро выросла до 30 тыс. человек. Далеко не все эти чеченцы были представителями криминального мира: в Москве
действовала влиятельная и респектабельная ассоциация чеченцев России. Несмотря на материальные трудности в Чечне, поддерживались контакты между учеными и деятелями культуры.

Стр. 223

Первая попытка применить российскую армию против Чечни имела место осенью 1992 г. в момент осетино-ингушского конфликта. В Северную Осетию были введены неоправданно большие силы, в том числе и танки, которые инсценировали отражение “ингушской агрессии” и проследовали к границам Чечни. Егор Гайдар косвенно признал наличие такого сценария, когда в своих показаниях заявил:

“Вопрос о применении силы встал в ноябре 1992 г., когда обсуждалось продолжение кампании в зоне осетино-ингушского конфликта в том числе ипротив Чечни” . Подошедшие к границам Чечни российские вооруженные силы были встречены энергичной демонстрацией политической воли и военными акциями, призванными подтвердить намерение чеченской стороны оказать вооруженное сопротивление. Во Владикавказ прибыл Гайдар, посетил Назрань, встретился с военными, как он сам признал, “убедился в низкой моральной и другой подготовленности войск” и пригласил на встречу Яраги Мамадаева, с которым была достигнута договоренность о разведении войск. “Я убедил Бориса Николаевича выполнить эту договоренность" [Архив автора].

13 ноября 1992 г. глава временной администрации на территориях Северной Осетии и Ингушетии Сергей Шахрай встретился с представителями Чечни и договорился о подписании соответствующего протокола, который и был подписан 15 ноября заместителем главы Временной администрации А.А. Котенковым и заместителем председателя кабинета министров ЧР Я. Мамодаевым. Хотя сам Дудаев
в тот же день во главе вооруженного отряда совершил провоцирующее нападение на российский военный пост у станицы Слепцовская и тем самым чуть не сорвал достигнутое соглашение о мирном разводе двух вооруженных сторон.

В январе 1993 г. в Грозном состоялись переговоры российской делегации во главе с С. Шахраем и Р. Абдулатиповым с представителями парламента Чеченской республики во главе с председателем парламента Х. Ахмадовым и была достигнута договоренность о подготовке договора между РФ и ЧР о разграничении и взаимном делегировании полномочий. Опять же Дудаев на следующий день осудил
эти переговоры и заявил, что “никакие политические договоренности с Россией невозможны”. Именно по этому вопросу произошло столкновение между президентом и парламентом, и Дудаев силой разогнал парламент и отправил в отставку главу правительства Мамодаева.

стр. 225

Дудаев соглашался только на переговоры лично с Ельциным и только по вопросу признания Москвой независимости Чечни. 30 марта 1993 г. он направил письмо президенту Российской федерации. Это письмо было верхом любезного стиля и политической бескомпромиссности:

“Уважаемый господин Президент! Выражаю свое высокое почтение, желаю здоровья и благополучия Вам и Вашей семье, мира и процветания Российскому народу. Обращаюсь к Вам от имени всего чеченского народа по вопросу, имеющему судьбоносное значение для взаимоотношений между нашими государствами... Обращаюсь к Вам с предложением обсудить вопрос о признании Российской Федерацией суверенной Чеченской республики. Разрешение данного вопроса сняло бы все препятствия на пути преодоления многих проблем во взаимоотношениях наших государств. Российская Федерация приобретет в лице Чеченской республики надежного партнера и гаранта политической стабильности на всем Кавказе. Уверены, что Вы, как Президент Великой державы, проявите присущую Вам политическую мудрость и сделаете все возможное для решения вопроса о признании Российской Федерацией Чеченской республики. Наша совесть будет чиста и перед историей, и перед будущими поколениями, если мы сумеем наладить отношения между нашими народами, обеспечим равноправие и взаимовыгодное
сотрудничество между нашими государствами”
[Дудаев Дж. — Ельцину Б.Н., 30 марта 1993 г. / Архив автора].

Генерал Дудаев избрал для себя стиль личного обращения к Ельцину не столько для разрешения конфликтной и кризисной ситуации, сколько для того, чтобы любым путем добиться с ним встречи и тем самым укрепить собственное положение. Спустя несколько дней он написал еще одно письмо Президенту РФ почти “личного характера” (даже не на официальном бланке!), которое скорее напоминало докладную записку эксперта или помощника своему начальнику. Это письмо содержало размышления Дудаева по поводу политической ситуации в России накануне референдума 25 апреля 1993 г. и на сей раз представляло собой верх претенциозности:

“Обладая обширной и, поверьте, весьма достоверной информацией о той работе, которую проводят противники жизнеспособной исполнительной власти в России, а также тех исторических реформ, за которые Вы самоотверженно боретесь, хотел бы предостеречь Вас от возможности дальнейшего нарастания противостояния в Российской Федерации, могущего привести к непредсказуемым и непоправимым последствиям. Хочу предложить Вашему вниманию для серьезного анализа прогностические результаты референдума и постреферендумную стратегию дейст-
вий..
. (Рекомендация Ельцину состояла в следующем роспуске Верховного
Совета, назначение выборов нового парламента и принятие новой консти-
туции. -В.Т.) “В юриспруденции допускается оправдание менее тяжкого
преступления, не влекущего юридических последствий, если оно содеяно в
целях предотвращения более тяжкого преступления. Правда, как водит-
ся в войсках, уж коли решение принято и если даже оно неверное, то ра-
зумнее и целесообразнее доводить его до конца, чем останавливаться на
полпути и принимать новое...”
[Дудаев Дж. — Ельцину Б.Н. 1 апреля 1993 г. // Архив автора].

-----------------------------------------------------

стр. 227

С весны был взят курс на поддержку, в том числе материальную и военную, оппозиции во главе с такими политиками, как Хаджиев, Автурханов, Гантемиров. Но зато из этого списка был однозначно исключен Руслан Хасбулатов: окружение Ельцина не могло допустить и мысли, чтобы выпущенный из тюрьмы бывший председатель Верховного Совета как-то объявился в российской политике, пусть
даже в роли оппонента сепаратисту Дудаеву. Для некоторых московских экспертов и политиков Хасбулатов казался страшнее Дудаева.

Вадим Печенев, занимавший должность заместителя министра по делам национальностей, любитель “аналитических записок”, написал 21 апреля 1994 г. на имя руководителя администрации президента С.А. Филатова записку по этому поводу. Главное в ней — посеять страх по случаю возможного прихода к власти в Чечне Хасбулатова.

«Какими могут быть последствия прихода Хасбулатова к власти в Чеченской республике? Думается, что он довольно легко убедит свое чеченское окружение в необходимости подписания Договора с РФ типа российско-татарстанского. Тем самым формула “ассоциированного” члена Федерации из исключения начнет превращаться в правило. В России появится еще одно “суверенное государство в составе другого суверенного государства”.

Хасбулатов, став президентом ЧР, проведет выборы в Совет Федерации и Госдуму, выставит свою кандидатуру в Совет Федерации и станет его членом. В Совете Федерации влияние Хасбулатова будет, очевидно, сильнее, чем в Госдуме. В работу федеральных органов власти он скорее всего привнесет усиление элементов конфронтационности....»


Далее Печенев формулирует основную рекомендацию:

227

«Приход к власти в Чечне любого деятеля харизматическго типа (от Дудасва до Хасбулатова) пойдет во вред Российскому государству. Следует прощупать и просчитать возможности повторения в Чечне “эффекта Шеварднадзе-Алисва”, сделав осторожную “ставку” на бывшего коммунистического лидера Д, Завгаева как последнего легитимного и профессионального руководителя Чечни. Другой альтернативы прихода Хасбулатов к власти сегодня не просматривается, “продудаевская” же политика была бы с нашей стороны и неразумной, и, вероятнсй всего, неэффективной. Дни генерала, скорее всего, сочтены» [Записка В. Печенева “фактор Хасбулатова” в Чечне и чечено-российских отношениях (некоторые соображения и рекомендации). 21 апреля 1994 г. // Архив автора]

Поразительным в этом документе является рассмотрение ситуации сугубо в контексте верхушечной борьбы и личных политических интересов Ельцина: пусть лучше любая ситуация, но только не Хасбулатов как представитель Чечни в федеральном парламенте! Хотя именно о последнем варианте и следовало бы мечтать федеральным политикам, чтобы предотвратить вооруженный конфликт.


==================================


Стр. 232

Свое несогласие с военной операцией и использованием территории республики для продвижения и размещения войск высказали власти и Дагестана. В Махачкале и Хасавюрте прошли митинги протеста, организованные национальными движениями, особенно чеченцев-аккинцев. Как известно, в самом начале операции 11 декабря в районе Хасавюрта была задержана колонна российских войск и группа военнослужащих взята в плен и переправлена Дудаеву. Однако информация об участии чеченцев-аккинцев из Дагестана в войне на стороне Дудаева носит
противоречивый характер. Так, например, 8 февраля 1995 г. “Известия” поместили передовой материал “Территория Дагестана может стать новым плацдармом войны, в котором журналист Алексей Челноков сообщал, что “в составе ауховского батальона дудаевских сил воюют приезжие из Дагестана — чеченцы-аккинцы, аварцы, даргинцы. Отвоевав неделю — другую, они возвращаются домой и вско-
ре снова берутся за оружие”.


=====================================

Стр. 235-236

Проживавший в Москве и ныне покойный военный историк Хаджи-Мурат Ибрагим-бейли рассказал мне, как в его квартиру поздно вечером заявился участковый проверять документы только на том основании, что его супруга — чеченка
« Последнее редактирование: 23 Января 2022, 17:34:43 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10911
Стр. 228

ФАКТОР ХАСБУЛАТОВА

Действительно, с лета 1994 г. активную роль в Чечне на стороне оппозиции Дудаеву стал играть Руслан Хасбулатов, который обладал болыпим авторитетом в республике и пользовался необходимой защитой со стороны своих сторонников. Его оценка ситуации была вполне определенной: к “пытающемуся править” режиму Дудаева весь народ находится в оппозиции, Дудаев потерял рычаги управления республикой и не может осуществить объявленную всеобщую мобилизацию, единственная опора Дудаева — это сравнительно небольшое элитное воинское подразделение, которое хорошо оплачивается, и именно оно принимает участие во всех действиях против оппозиции. Как и другие оппозиционные лидеры, Хасбулатов выступал за оказание более крупной помощи России вооружении оппозиции и боевой подготовке “народного ополчения”, но был против прямого, вмешательства вооруженных сил в конфликт. Более того, в одном из интервью он выразил опасение, что “народная борьба может лишить республику не только Джохара Дудаева, но и населения” [Аргументы и факты. 1995. № 3]. Хасбулатов, по собственному признанию, провел летом и осенью 1994 г. в Чечне семь месяцев (“больше, чем за всю свою предшествующую жизнь”), действовал там энергично и не без успеха.

Обосновавшись в селе Старый-Юрт под защитой своих вооруженных родственников и сторонников, Хасбулатов образовал миротворческую группу в составе “видных духовных авторитетов народа”, которой удалось провести в августе и сентябре ряд собраний и митингов в городах и селах республики за пределами Грозного. По утверждениям Хасбулатова, “на этих собраниях, митингах и сходах граждан участвовало около 1 млн человек” и на них “воля населения республики определилась ясно и недвусмысленно: Дудаев должен

229

немедленно уйти с занимаемой должности”. Поведение Хасбулатова, как и других чеченских лидеров, представляет собой образец использования коллективистской стратегии политическими активистами для утверждения себя в качестве “лидеров нации”, выразителей “воли народа”, защитника его интересов. Для этого существует почти стандартный набор аргументов и приемов, который позволяет осуществить мобилизацию и манипулирование рядовыми участниками драмы. Чеченский кризис дает поразительный материал для такого анализа.

«Я своим взглядам не изменял, они у меня сформировались задолго до того, как достиг вершин политической власти, став главой российского парламента. Эти взгляды не изменились даже после того, как был оскорблен и брошен незаконно в Лефортовскую тюрьму после преступного расстрела парламента из танковых орудий 4 октября 1993 г. Как помните, Дудаев направил приветственную телеграмму Ельцину в связи с этой “победой”. С молоком матери я впитал в сознание несправедливость существовавшего строя, всегда стоял на защите угнетенных и обездоленных, выступал за демократию и права человека..." [Заявление лидера Миротворческой группы в связи с убийствами людей в Урус-Мартане, Долинском, Аргуне и приготовлениями режима к братоубийственной войне в Чеченской Республике, 11 сентября 1994 г. // Архив автора.]

 
Во-вторых, создается образ страдающего героя, которому народ должен сочувствовать и которого целиком поддерживает. Хасбулатов писал в своем заявлении:

“Наши граждане не принимают всерьез обвинения дудаевской пропаганды в мой адрес, которая утверждает, что якобы он призывает российские войска. Лидер Миротворческой группы, который был однажды уже расстрелян и брошен в Лефортово этими войсками, обращается с просьбой к гражданам и духовенству защитить его доброе имя и перестать клеветать на него...Они хотят отобрать у меня Честь, которой сами не обладают. Но этого не удалось сделать даже людям, намного сильнее здешних правителей. И Вы это хорошо знаете" [Заявление лидера Миротворческой группы в связи с убийствами людей в Урус-Мартане, Долинском, Аргуне и приготовлениями режима к братоубийственной войне в Чеченской Республике, 11 сентября 1994 г. // Архив автора.].

Хасбулатов не останавливается даже перед тем, чтобы высказать свой выговор “народу”:

“Я неоднократно говорил, что нахожусь здесь не для славы и почестей, а по призыву народа и по велению души и сердца. Ввиду этого я, видимо, должен был бы пользоваться защитой народа. Но Вы позволяете позорить мое имя с телеэкрана, клеветать на меня... “ [Заявление лидера Миротворческой группы в связи с убийствами людей в Урус-Мартане, Долинском, Аргуне и приготовлениями режима к братоубийственной войне в Чеченской Республике, 11 сентября 1994 г. // Архив автора.].

В-третьих, необходимо представить врага в наиболее дегуманизированном виде, как “врага нации”, причем вызвать к нему самые негативные ассоциации и чувства:

“Всем очевидно, что Дудаев должен уйти... Он все развалил. Все, что можно развалить. Развалил даже то, что невозможно развалить. Един-

229

ственное, что он не сумел, так это развалить горы. Элементарная порядочность требует от него ухода как несправившегося со своими задачами руководителя. Однако он с помощью танков и пулеметов, с помощью наемных убийц пытается сохранить свою власть. Какое уважение к нему может испытывать народ? За что уважать? Кому нужен этот маленький Гитлер? Какую угрозу он несет своим соотечественникам? Угрозу полного физического уничтожения"
[Заявление лидера Миротворческой группы в связи с убийствами людей в Урус-Мартане, Долинском, Аргуне и приготовлениями режима к братоубийственной войне в Чеченской Республике, 11 сентября 1994 г. // Архив автора.].

Часто враг представляется в мифологической форме — в виде темных сил, которые терзают тело народа. Хасбулатов прямо употребляет этот термин по отношению к Дудаеву и го сторонникам, но косвенно имеет в виду и российские власти: “Нам осталось немного для торжества справедливости, если не вмешаются темные силы.
Станьте на пути этих темных сил, и они покорятся Вам” [Заявление лидера Миротворческой группы в связи с убийствами людей в Урус-Мартане, Долинском, Аргуне и приготовлениями режима к братоубийственной войне в Чеченской Республике, 11 сентября 1994 г. // Архив автора].

В-четвертых, лидер формулирует (опять же в морально окрашенной форме) предписание действий для народа. Учитывая большую роль кровнородственных связей и морально-словесной риторики в северокавказских сообществах, он обращается к “ближним родственникам, однотейповцам, старейшинам” оказать.
на “всех этих начгенштаба”, “начальников танковых войск”, “полевых командиров” — “разные Гелисхановы, Масхадовы, Сатуевы, Гелаевы, Абубакаровы, Мержуевы, Яндарбиевы и прочие” — должное влияние и подсказать, что “воевать с народом нельзя, народ этого не простит”. “Кто придет им на помощь завтра, когда Дудаев сядет за штурвал самолета и улетит куда-то в небытие?” Главное предписание Хасбулатова — создавать народные ополчения для защиты мирного населения от нападений и провокаций со стороны вооруженных формирований дудаевцев. «У населения на руках огромное количество оружия, но многие прячут его как “золотой клад" ; некоторые не хотят становиться в ряды защитников своих же сел и городов. Это — позорная, трусливая позиция. Откажитесь от нее» [Заявление лидера Миротворческой группы в связи с убийствами людей в Урус-Мартане, Долинском, Аргуне и приготовлениями режима к братоубийственной войне в Чеченской Республике, 11 сентября 1994 г. // Архив автора.].

Нужно признать, что авторитарная стратегия националистических лидеров достигает почти гарантированного успеха в среднемодернизированных малых сообществах. В личном разговоре со мной 20 февраля 1995 г. Хасбулатов сказал, что в октябре почти все полевые командиры, включая командира Абхазского батальона, были на его стороне, а последний даже в знак верности договору прислал ему в заложники своего брата. Со свойственной ему амбициозностью этот московский политик не удержался от мессианистких жестов “лидера нации”. Приведу для примера хотя бы одно из его пубkичных высказываний:

“Моя популярность в Чечне огромна. Когда я выступаю на митингах, собираются 100, 200, 300 тыс. человек. Мое мнение является законом. Если захотят поставить премьер-министра, то поставят того, кого рекомендую я. И так на все посты. Я решаю судьбу целого народа"

230

В том же выступлении Хасбулатов заявил:

“Я бы мог поставить под ружье 60 тыс. вооруженных людей в течение недели и пойти на Грозный, но я не генерал, и кровопролитие не мое пристрастие” [Московский комсомолец. 1994. 9 дек].

Поведение чеченских лидеров в момент осеннего противостояния крайне интересно с точки зрения социально-культурного анализа. Как в традиционных, так и в современных обществах феномен войны включает довольно часто элемент угрозы как средство принуждения противника принять волю другой стороны. Альтернативой ему может выступать и внезапное нападение, так же известное в истории от древних набегов до Пирл-Харбора. Демонстрация угрозы и решимости воевать, не переходя к открытым действиям, может иметь разные мотивировки и преследовать различные цели. Силовая демонстрация уберегает от возможного неприемлемого взаимного ущерба и от опасности войти в ситуацию кровавых распрей и реванша. Она как бы останавливает конфликт на стадии, когда логика войны и кровной мести еще не действует и осознание опасности последней играет сдерживающую роль. Именно такое поведение демонстрировали чеченские лидеры накануне войны, когда враждующие внутричеченские группировки и режим Дудаева имели ограничитель в виде возможного кровного реванша на массовом уровне, что действительно грозило уничтожить, по словам Хасбулатова, не только лидеров, но и население республики. Угроза войной, а не сама война — наиболее предпочтительный вариант в малых конфликтующих сообществах, где сильны механизмы самосохранения. Этот самоограничитель ослабевает или исчезает, когда в конфликте задействована сторона или стороны, у которых обычай кровной мести отсутствует, а чувство группового самосохранения ослаблено. Такая трансформация произошла в Чечне после вступления в нее российской армии.


http://valerytishkov.ru/engine/documents/document670.pdf


=========================


Стр 251-252

А. Ливен говорит о своем и своих коллег восприятии Дудаева как “нечеченца во многих отношениях”, который, создавалось впечатление, чувствовал себя неловко в новой чеченской шкуре.

“По причине чувства личной неуверенности, понимания, что он долго служил в советской армии вдали от Чечни и чеченского общества, по причине, что у него русская жена (так и необращенная в Ислам) и полурусские дети, и потому что он плохо говорит на чеченском языке, он собственно и не был настоящим чеченцем в полном смысле. И поэтому как своего рода компенсацию он старался представить себя на 200% чеченским националистом”. [Lieven A. Chechnya: Tombstone of Russian Power. 1998. Р. 66]

Эту “нечеченскость” своего лидера отметит и народная версия, о которой речь пойдет ниже.

Для внешних наблюдателей, особенно западных, Дудаев сильно напоминал расхожий образ-пародию банановых и других правителей-диктаторов третьего мира типа Кадаффи. Только антироссийская направленность всего чеченского проекта заставляла многих видеть образ героя там, где в другой ситуации однозначно рисовался бы дьявол. Сомнения А. Ливена насчет психической адекватности Дудаева представляют собой редкое исключение:

“Были моменты, когда я действительно думал, что Дудаев был сумасшедшим, или, скажем так, психически неустойчивым с явными чертами как паранойи, так и мегаломании в клиническом смысле. Таково было также личное мнение двух западных дипломатов из Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), которые встретились с Дудаевым в 1995 г. и с которыми я разговаривал: “и этот человек однажды командовал соединением ядерных бомбардировщиков!” Ничто другое, представляется, не могло объяснить его грубые и полностью неоправданные словесные
(стр. 251)
провокации в отношении Ельцина и России. В одном из своих первых президентских выступлений по чеченскому телевидению он обвинил российские секретные службы в подготовке нападения на Чечню путем искусственно вызванного землетрясения, и когда я посетил Чечню в феврале 1992 г. все еще продолжали обсуждать эту предполагаемую угрозу” [Lieven A. Chechnya: Tombstone of Russian Power. 1998. Р. 67]


====================================

 Стр 252

Дудаев в Чечне никогда не жил, чеченский язык знал неважно, историю края и своего народа выучил из случайных текстов, а верующим мусульманином он вообще никогда не был.


====================================


Стр. 257

«Когда пришел Дудаев, я был учащимся хьужара (медресе). Наш учитель сказал нам, что Дудаев ниспослан нам с неба. И ему настоящее имя Джовхар (по-чеченски жемчуг). Еще он говорил, что явление Джовхара было предсказано в старинных преданиях. Тогда проходило много митингов, и все кричали: “Аллаху акбар”. Потом хором в один голос кричали “Джовхар! Джовхар!” ... Нашего учителя, муллу из хьужара, можно было видеть на митингах. Когда я спросил, кто наши враги, он ответил, что это гяуры. Еще он сказал на митинге, что ему приснилось, как Дудаев спускался с небес на крыльях. “С таким вождем мы непобедимы!” -— сказал мулла. Все чаще говорили о войне. Мне тоже хотелось воевать» (Гелисханов).

=========================================


259

"Спрашиваешь, как к Дудаеву пришел? Скажу откровенно. Меня от него с самого начала воротило. У нас в армии сержант один был с такими же усиками, но рыжий. Смешливый до упаду. Слушаешь его, бывало, понимаешь, что все врет, а все равно смешно. Солдат смеется, а служба идет, и то хорошо. Вроде бы и клоун, а полезное солдатам делал. А Дудаев — тот же клоун. Только надутый. Пытается строить из себя важную персону. А я, бывало, присмотрюсь и вижу: точно тот клоун. Только не смех от него, а беда народу. Я это всегда знал. Как увидел его в первый раз, так и понял: много беды принесет этот клоун. Он никогда не был самим собой, но всегда представлял другого человека. И вот, хоть тресни, до сих пор не могу понять, почему я один видел, что это чужой человек, не настоящий, не чеченец. Он и в Чечне-то не жил. А все равно смог обмануть людей. Не для моего ума задача” (Таус А.).


Стр 260

«Я помню, когда день инаугурации Дудаева был. Россия тогда не знала какое количество людей там было. Он принимал присягу в здании театра и потом от театра до Совмина он шел пешком со всем этим народом, который я даже не могу назвать толпой. Творилось что-то невообразимое. Я понимала что что-то происходит. Не могу сказать, что я стала ярым сторонником Дудаева, но что-то во мне тогда перевернулось. Он был такой красивый, в генеральском мундире таком нарядном. У меня было такое впечатление, что я первый раз видела такие красивые лица, и я такого потом больше никогда не видела. Я своей подруге сказала: “Ну, пойдем посмотрим, а то потом никогда себе не простим”. Она говорит: “Нет, я не хожу на такие мероприятия” » (Хеда А.).


=================================================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр. 260-261

«Я помню, когда день инаугурации Дудаева был. Россия тогда не знала какое количество людей там было. Он принимал присягу в здании театра и потом от театра до Совмина он шел пешком со всем этим народом, который я даже не могу назвать толпой. Творилось что-то невообразимое. Я понимала что что-то происходит. Не могу сказать, что я стала ярым сторонником Дудаева, но что-то во мне тогда перевернулось. Он был такой красивый, в генеральском мундире таком нарядном. У меня было такое впечатление, что я первый раз видела такие красивые
лица, и я такого потом больше никогда не видела. Я своей подруге сказала: “Ну, пойдем посмотрим, а то потом никогда себе не простим”. Она говорит: “Нет, я не хожу на такие мероприятия” » (Хеда А.).

"...Ну да что я о себе. Ты вот про Дудаева спрашиваешь. Потом задумался я как-то. Все-таки первый генерал Советской Армии из чеченцев. Думаю, за какие такие заслуги. “Ковровые” бомбежки разрабатывал? Так не только он один. Стало быть, еще какая-то была заслуга, раз доверили дивизию стратегических бомбардировщиков. Туда, брат, и самого удалого служаку за просто так не пустят. Вот тут закавыка получается. Думаю, не только военные заслуги, но еще и другие Дудаев имел. Тут как раз и встретился мне начальник спецчасти той самой дивизии, в которой я служил под Минском. Оказывается, перед самой бучей приезжал в Грозный инспектировать гарнизон. Имени его называть не буду. Хороший он человек. Не хочу, чтобы он неприятности имел. Вот он-то про все мне и рассказал. Что у генерала-то мозги отморожены были от стратосферного давления в Афганистане. Потому как несколько раз сбивали на большой высоте. И готовили его к дембелю. Потому как в башке у него еще и другая болезнь обнаружилась. Да вдруг вместо дембеля подпрыгнул в генералы. В армии, особенно на генеральской дорожке, таких прыжков не бывает. Стало быть, имел какие-то особые заслуги тот Дудаев, коль его, “списанного”, сразу в генералы произвели. Тут-то и надоумил меня старый дружок по армии, что Дудаев давно работал на спецорганы. А иначе не видать бы ему генеральских погон, как и любому другому чеченцу-служаке в те годы*.

Вот с той поры вкралось у меня подозрение. Все никак не мог в толк взять, на кого он работал после 91-го года, когда КГБ разрушили. Да, видно, прав был дружок мой, что спецслужбы так же вечны, как и само человечество. И вот, веришь — нет, я всегда понимал, что идет какая-то грязная игра с судьбой народа, что опасность какая-то надвигается. А сказать о том некому. Кругом одни охламоны, народ необразованный. Им сказки рассказывают, что тот Дудаев с неба спустился, будто он на белом коне в небесах летал. А чернота и развесила уши. Бывало, пробовал я разъяснить: так-то, мол, и так, не будет нам добра от этого генерала, его специально к нам заслали, чтобы народ погубить. Так меня на одном митинге побить хотели всей толпой. Едва ноги унес. Оппозиционером прозвали» (Кюра)**.

* * Вахит Акаев по поводу данной версии заметил: “Не только он, но и его отец, тетя и другие родственники работали на ОГПУ-НКВД-КГБ”.

=============================================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 266

«Я тебе вот что скажу, девочка, мне этот Дудаев нужен не больше, чем прошлогодний сне. Теперь вот все врут по телевизору, что Дудаев — герой и добра для народа хотел. Ты вон посмотри-ка в окно, что от города осталось — одна пыль да полынь. А какое добро народу принес Дудаев? Тут и далеко ходить не надо. Нет такого села, где бы на кладбище ни было десятков шестов, а попросту жестяных труб с финтифлюшками наверху. тянущихся выше всех могильных камней-памятников. Это памятники газиям. Вон сколько народу полегло. А, спрашивается, за что? И это добро от Дудаева. Отродясь не было такого супостата у чеченцев, чтобы свой же народ извести. Теперь вот посмотри — голь и нищета вокруг. Они по телевизору все брешут, будто свободу они получили. А какая же такая свобода может быть, если народ с голоду пухнет. Такой свободы не бывает, ежели полная нищета, детки не учатся. Учителя и врачи разбежались или вот стоят со мной на базаре, чтоб с голоду не сдохнуть" (Зура).

«Вообще, я думаю, что вины Дудаева во всем этом нет. Он человек военный. Он не разбирался в хитростях политиков и своего личного окружения. Он человек честный, хороший, но не государственный деятель. Ему надо было ваять на службу умных, толковых людей. И заставить их работать. Он бы только приказывал, что делать, а они выполняли бы его приказы. А получается наоборот. Его окружение заставило выполнять свою волю. И получилось кругом воровство. Украли все: и нефть, и ‚музеи, и все, что было на складах запасов. А Дудаев, как человек военный и прямой сказал, когда в совхозах украли весь урожай 1991 года: “Молодцы! Надо, чтобы государство не жирело за счет народа, а чтобы все народу досталось" . Вот и договорился, что теперь и государство, и народ нищие. Что взять с него, он же военный. В другой раз он еще так говорил: “Кто смел — пусть ворует (хапает), а кто трус - пусть в тряпку сопит” .

Вообще Дудаева сделало окружение. Они дали ему много денег, когда он боролся за власть. Потом эти же люди разворовали все государство. Их ‘имена известны. Я думаю, они - главные виновники, что в республике наступила нищета. Дудаев хотел блага для народа, а его окружение все разворовало.

Теперь вот другой президент — Масхадов. А получается то же самое. Он назначает на важные должности преданных ему людей, по принципу: воевал или не воевал. А хорошие специалисты, образованные люди никому
не нужны. А разве с неучами и жуликами построишь государство? Вот она какая закавыка выходит. Не знаю, что будет, что нас ждет. Но, думаю, государство у нас будет»
(Висит М.).


Стр. 267

“Многие думают, если бы у власти был Джохар, все было бы по-другому. Он стал мифологическим героем. В Грозном висит лозунг “Джохар, вернись эти козлы борзеют”. Я его не воспринимала всерьез, думала что он в сговоре с Россией, но потом вошел в роль. Он все время говорил о войне. Я согласна, что избежать ее было невозможно. Если не Дудаев, пришел бы другой. Но кто бы ни пришел, никто не думает о народе. Власть ничего не делает. Масхадов занят дворцовыми интригами, ему некогда думать о народе. Никто не сможет поднять республику из этих руин. Должен быть человек извне. Ведь не зря чеченцы призывали раньше дагестанских или кабардинских князей. Чужого всегда без проблем можно поблагодарить и отправить домой. Со своими сложнее” (Наташа А.).

“К самому Дудаеву я отношусь отрицательно, хотя признаю, что личность неоднозначная. Знаю эту семью 20 лет. Здесь много личного. Мне известно его отношение к чеченским традициям, культуре. Он не придерживался их последние 20 лет, ни один из его детей не владели чеченским языком, да и сам он владел им плохо. В республику Дудаев приезжал раз в пять лет, не приехал даже на похороны матери в 1970 году, в то время как мой отец простоял на этих похоронах три дня. Его собственная семья была им недовольна за брак с иноверкой” (Рамзан Д.)".

* Добавление кросс-рецензента: “Дудаев поссорился со своим старшим братом из-за отцовского дома. В ссоре он ударил брата ножом. Ему пришлось покинуть своих родственников, и он уехал из Чечни вообще и долго не возвращался. Стал военным, женился на Алле, Когда умерла мать, даже не явился на се похороны" (Вахит.
Акаев).

“Мне кажется, что избежать этой войны было невозможно. И дело не в конкретных фигурах. К Дудаеву я отношусь как к национальному герою. Просто не все еще поняли его роль. Это придет со временем” (Хава И.).

“Скверное это дело, война. А с другой стороны -— это революция. Без грязи она не бывает. Мы же создаем первое государство. Вроде бы большое это дело. И с этим народом, может быть, и не построишь. Командиры относятся друг к другу как волки. В любой момент готовы сгрызть друг друга. Яндарбиев против Масхадова, Басаев вообще готов его съесть. Илаев сам по себе. А Масхадов — человек военный, он не политик и не организатор. Вот уже скоро год в президентах ходит. А что изменилось?! Несколько бедных истосковавшихся по зарплате женщин метут один и тот же мусор с одной стороны тротуара на другую и наоборот. Вот и все возрождение. Масхадов не умеет подбирать кадры. Сначала протрубил, что надо обустроить всех боевиков (по его словам, их было всего несколько сотен). А теперь число грязнобородых перевалило за 70 тысяч. Попробуй, прокорми столько дармоедов. Халимов подбирает свои кадры. У Басаева и Радуева свои дружины. И получается - в одной берлоге не два, а десяток медведей. Какое же это государство?! Это разбойничья вольница” (Висит М.).

Стр. 268

«Я получал специальные задания Дудаева, но в основном занимался доставкой оружия и провианта. Не единожды доводилось мне ночевать с Джохаром. Он был со мной искренним. Мы много говорили о послевоенном будущем. Джохар считал, что нефть в Чечне еще не полностью разведана. Что земля таит несметные богатства. Кувейт ни в
какое сравнение не идет с Чечней. Там нет воды и леса. Мы же будем продавать свою родниковую воду и пить верблюжье молоко. В Аравии много верблюдов, и их можно акклиматизировать у нас в Чечне. Чеченские интеллектуалы будут готовиться по всему миру и постепенно оттеснят евреев. Евреи способная нация, но чеченцы возьмут смелостью. Мы станем главной интеллектуальной силой в мире. Я сам верил Джохару. Мы с ним долго об этом говорили. Джохар хотел счастья чеченскому народу. Он был настоящим патриотом. Он был очень смелым человеком. Он не ведал, что такое страх. И лично рисковал жизнью под бомбежками и обстрелами. Я между прочим задавал ему вопрос: “А был ли хоть один случай, когда снаряды и бомбы попадали рядом, и вас могли убить? Или кого-нибудь убило непосредственно вблизи вас?”. Нет, не такой парень был Джохар! Он нюхом чувствовал, когда начнется артобстрел и бомбометание. И каждый раз мы уходили буквально за полчаса до начала заварушки.

Теперь до меня доходят разговоры, что Дудаев был послан с заданием. Я вот думаю, если это даже и так, то в ходе нашей борьбы, нашего сопротивления Джохар отошел от того задания. Может, между ними, Дудаевым и Ельциным, что-то и было. Но Джохар молодец! Он обманул Ельцина. Мне тут один говорил, что они поссорились из-за нефти. Будто в России с Дудаева большой процент ломили. Я думаю не это главное. Главное - это то, что Джохар независимость завоевал. В политике не обманешь — не выпьешь шампанского. Джохар все-таки молодец!» (Ахъяд Х.).

Автору последней цитаты 47-лет. Он активный участник войны. Он из горных чеченцев и вначале был фанатичным последователем Дудаева. После войны под влиянием повсеместных разговоров о том, что генерал Дудаев был заслан в Чечню со специальным заданием, вынужден был постепенно отказаться от продудаевского фанатизма. К тому же по роду послевоенной работы его обязали одеваться в гражданское платье и галстук. Он отнюдь не желает становиться интеллигентом, однако чувствуется, что сомнения одолевают и его. И все же Ахъяд Х. считает Дудаева провидцем, говорит, что в ходе войны Дудаев часто говорил ему, что война закончится победой чеченцев. Это — дело предопределенное. Его, однако, заботит другое: что будет делать молодежь после войны. “Боевики ничего не умеют делать, кроме как воевать. У американцев после войны во Вьетнаме возникли
те же проблемы”. Правда, Ахъяд говорит, что Дудаев не высказывал мнения о том, как решить эти проблемы.


=========================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 269

Как я уже отмечал, среди внутренних и внешних обозревателей уже прочно утвердился упрощенный миф о Джохаре, и этот миф остается на активной идеологической службе и после его гибели. Более того, гибель героя и военная победа сократили возможности критического анализа Дудаева.


========================

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 270

Интересно, что в июле 1997 г. в Чечне прошли торжества по случаю 200-летия со дня рождения Имама Шамиля. Публичное мероприятие состоялось в горном селении Ведено, где когда-то находился Шамиль со своим войском.

========================


Стр. 272

«Теперь обсуждать проблемы, созданные Дудаевым, — это преступление. Не критиковать, а даже обсуждать стало опасно. В начале 1997 г. я попытался опубликовать свою версию событий в 1995 году. Это была
статья-обзор с компонентами интервью с С. Н. Хаджиевым. Ни одно издание не решилось даже проявить интерес к этому материалу. Так эту статью и не опубликовали. Зато моя фотография и личное дело (досье) появилось в НСБ”. Только ‚мощная родственная опора не дала этой структуре “распустить руки” в отношении меня».

«После смерти его уже почти обожествляют, возвели в ранг святых. Образец Ленина, Сталина и Саддама Хусейна одновременно в одном лице! Человек, когда-то приближенный к Дудаеву и им не отторгнутый публично, — это своего рода навечно “освященный" знакомством и уважением Дудаева человек, для которого теперь это главный козырь, с которым он всегда и везде ходит .

“Так считал Дудаев” ‚ “так хотел Джохар” — это выражение звучит как закон, которым никто не может пренебречь, включая Масхадова.

Ни один политик, военный, чиновник или бандит в республике серьезно к этим банальностям не относится. Но в один голос все говорят “Мы — истинные последователи Дудаева, мы его путь продолжим”. Народ слушает с тем же смиренным равнодушием и продолжает делать вид, что Джохар и его идеи что-то значат. Единственные, кто получает искреннее удовлетворение от этих измышлений и обсуждений, — это часть стариков. Такое ощущение, что они морально мстят России за прошлые лишения в своей жизни” (Рустам Калиев).


https://www.kp.ru/daily/24393/571815/
« Последнее редактирование: 15 Января 2022, 06:36:09 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10911
Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 276

Из доступного материала сложился коллективный образ чеченского воина — современного Робин Гуда, бесстрашного защитника своей родины, сильного и гуманного, хорошо знающего оружие и умеющего воевать. Этот образ лепился усилиями лидеров и профессиональных пропагандистов. Он безоговорочно оформился под влиянием военного поражения федеральных войск в Чечне в 1996 г. После вывода федеральных войск “победители” стали “героями войны”, представляющими настоящий “чеченский  народ”, а все остальные - “слабаки”, “колеблющиеся, двурушники”, “агенты спецслужб”, “предатели народа” и тому подобные. В этом плане особенно примечательна книга Зелимхана Яндарбиева. Если вычесть всех заклейменных автором в предательстве или трусости чеченцев, среди сторонников независимости и войны мало кто остается. Зато собственный вклад в дело “чеченско- го сопротивления” автор описывает подробно, нравоучительно и безапелляционно в отношении всех других, кроме Дудаева, Масхадова и еще нескольких лидеров.

В книге Яндарбиева интерес представляет его взгляд на тех, кто вел войну с чеченской стороны и которых он называет “простые чеченские парни - великие воины независимости”. «А чеченский секрет был прост: чеченцы знали, за что они дерутся и умирают, а русские не могли этого знать, потому что их посылали на смерть за имперские и политические амбиции тяжело “больных” вождей. И вчерашний мирный чеченец оказывался “профессиональнее” российских военспецов»2. Автор приводит несколько имен наиболее отличившихся командиров, некоторые из них присутствуют и в списке авторов наших историй. Это дало возможность сравнить версию идеолога с подлинным внутренним миром воюющих против федеральных сил чеченцев.


==============================================

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 280

“Индейцы — это те, кто сам за себя и над ними нет командиров. Чего другим приказывать, если сам плохо знаешь что делать. А индейцев было больше, Только гвардия и была настоящим войском, только от нее почти ничего не осталось. Они никому не подчиняются и добровольно сами воюют где хотят. Индейцами и нас называли. Бригадир-овощевод если был, а тут командующим стал. Какой из него стратег военный? Кто чего может приказать. Хочешь стреляй, а хочешь беги. Как война пошла, то никаких командиров не надо. Есть рядом твой друг-товарищ и то каждый сам за себя отвечает. Я единственную структуру уважал всю вой ну - это президентская гвардия. Шамиль Басаев, Радуев — кто они?  (Ахъяд Д).


=============================================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 282

Ахъяд рассказал мне, что еще до войны в селах муллы подбирали специально по па- ре самых чистых и самых достойных молодых бойцов для службы в президентской гвардии. Он оказался среди таких избранных:

“Я денег не получал и у меня не до войны и не в войну ничего своего и не было. Даже автомат одалживал. А некоторые наши мародеры все хватали, даже под обстрелом за автоматами кидались. Всякое другое оружие и одежду себе нахватали. А ужо русских вообще не говорю. Перли вперед и людей не жалели, думали что вот-вот и все с нами закончат. Прямо по трупам танками шли. Просим о перерыве, чтобы забрать убитых, но они не хотят. Я и своих и чужих вытаскивал. 

Мы никогда не пили водку, когда воевали, а русские все время были пьяные, чтобы страха не было. Мне было страшно только в первую неделю. А потом ничего. Только главное, чтобы бегом, и тогда попасть трудно. Но меня три раза ранило. Осколок один до сих пор в голове и один в боку. Но мне не мешает. Будет время, подлечимся”


==============================================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 283

“Мои спутники еще в Хасав-Юрте обзавелись автоматом, у них были деньги. По приезду в Грозный я сам отошел от них. Город уже во всю бом- били, повсюду валялись трупы. Но людей больше занимало оружие, чем убитые; за ним ползли нередко под обстрелом. Я тоже начал понемногу осваиваться, засекал, откуда бьют снайперы. И каждый раз, когда я бросался к ‘убитому за оружием, меня успевали опередить. Рассказывали, что автомат стоил тогда больше, чем корова. Когда после тяжелейших боев наших вы- бивали из трамвайного депо, федеральные войска поставили блокпост возле путепровода. Я за ними долго наблюдал и увидел, что многие пьют до чертиков, забредают далеко в одиночку... Шансов завладеть оружием силой у меня было мало. Тогда я припас обрубок рельса на путепроводе еще днем, а в сумерках снова пришел и стал ждать. Тогда мне первый раз повезло. Я слышал из своего укрытия пьяную брань, матерки; двое солдат, хватая друг друга за грудки и толкаясь, отошли от блокпоста и оказались как раз у моего укрытия. Сброшенный мной обрубок угодил одному из них, должно. быть, по голове, он даже не крякнул. Второй солдат растерянно озирался, а потом вдруг побежал, не говоря ни слова. Этого было достаточно, чтобы я сбежал по откосу, схватил автомат и был таков” (Махди Б.).


===============================================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 283-284

«Правда, перед войной я был не у дел. Поссорился с командиром. Много брал на себя. Вернулся в село. Хотел свое дело начать. Да денег, как всегда, не оказалось. Уплыли куда-то. Тут война началась. А у меня и “Калашникова” даже нет. Ну, я и подался опять в город. Ходил, ходил я, все не мог оружием обзавестись. Да тут заприметил, как несколько наших бойцов снайпера выкуривали из разрушенного дома. Когда его засекли, — матерый гад попался — он начал менять позицию, перебегая от одного окна к другому, и успел-таки подстрелить двоих ребят наших. Но и его достали из подствольника. Когда полыхнуло в окне, ребята, видимо, не поняли, что грохнули его, иначе они раньше меня бросились бы за трофеем, у снайперов-то ‘оружие дорогое. А я понял раньше, что ребята его достали и с другой стороны дома сквозанул в проем. Ребята еще громыхали, а я первым подбежал к снайперу, кажется, он был еще живой. Да при нем же деньги были. И схватил, что мне причитается, и опять ринулся в свой проем. Те ребята, должно быть, потом удивлялись, не найдя оружия. Ан не зевай! Сами виноваты. Такой порядок, пусть сами на себя обижаются» (Халид).


===============================================

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 286


«Воевать я начал в 16 лет. Отца расстреляли с вертолета. Старший брат подорвался на мине. Конечно, я перед соседями обязан был мстить за них. Иначе как бы я потом смотрел в глаза. Большей частью мы находились в Ножой-Юртовском районе. То перемирие заключали, то воевали. И все равно нехорошо мне как-то было. Воевали-то мы вместе, вместе жизнью рисковали. Но все равно я какой-то не полный чеченец. Вроде не дотянул. Конечно, я не любил и не люблю русских. Я мстил и буду мстить им за гибель отца и брата. Но это была обязанность, долг мой. Я выполнял обычай предков и вместе с тем перестал чувствовать себя полным чеченцем.

Вроде бы я одной ногой среди чеченцев, а другой ногой не то в Дагестане, а, может быть, в России. Мне трудно было определить, кто я. Потом какой-то чудик кричал по телеку, что Дудаев не чеченец, что его предки были горские евреи, что они “тати некъи”. Сказать по правде, мне и сестре, и матери это известие понравилось. Если у нас президент нечистый, значит таких, как мы, много. И еще надо доказать, кто выше. Сестра и мать сразу сделались ярыми сторонницами Дудаева. Они не пропускали ни одного митинга, стали активистками. Дудаев думал, должно быть, так же, как и мы. Это был наш президент. Вся наша семья много натерпелась от того, что нас попрекали, что мы не чистые чеченцы. Когда мы узнали, что и Дудаев такой же, как и мы, с нас как будто большой груз свалился. Мы вздохнули свободно. Дудаев говорил, что во всем виноваты русские, что они целых 400 лет давили чеченцев, чтобы победить русских, чеченцам надо объединиться, независимо от того, кто и когда из предков породнился с другим кавказским народом. Все кавказцы едины. Дудаев мечтал о кавказской войне с Россией. Мне это было по нутру. Воевать мне нравилось. Конечно, это был риск, но ничего другого я не умел делать” (Шамиль А.).


============================================

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 287-288

«У меня не осталось никаких иллюзий в отношении дудаевского воинства. Когда в ходе войны убили каждого восьмого чеченца, среди них не оказалось почти ни одного полевого командира из дудаевского окружения. Методы же ведения войны были самые подлые и провокаторские. Бывало, выстрелит боевик из-под забора, из-за угла чужого дома и спустя буквально считанные минуты, после того как он скроется, тотчас от дома остаются одни только головешки и обгоревшие останки жильцов. Народ, в большинстве своем, не хотел войны. Его принудили воевать такими приемами. Старались распалить в нем ненависть, развить в нем чувство мести. Воинство Дудаева во многом состояло из уголовников, которые не знали законов ни божеских, ни человеческих. Отличались беспримерной жестокостью, садизмом.

К примеру, один мой коллега по системе образования жил в коттедже в Октябрьском районе Грозного. Когда боевики начали “шалить” возле его дома, зная “почерк” работы боевиков, он попытался урезонить их, предлагая перенести свои боевые действия подальше от жилых домов, подальше от малых детей и старой больной матери, которые были у него в доме. Или пусть идут стрелять из-за своих домов. Боевики схватили его, подвергли нечеловеческим пыткам, а затем застрелили в упор. Садизм состоял и в том, что убив главу семьи сразу же, в первый день, затем на протяжении целой недели они требовали от родственников моего знакомого выкупа, обещая отпустить его живым и невредимым. Когда же боевики “слиняли" с тех мест, то родственники обнаружили едва засыпанный землей труп.

Ну, а судьба моего непосредственного начальника по мэрии Таштамирова выжгла мне душу вконец. Он не был профессиональным чиновником. Простой, доступный, необычайно доброжелательный ко всем. Он был озабочен тем, чтобы как можно больше спасти людей. Уже после того как по взаимному сговору федералы впустили в город боевиков в августе 96-го года и администрация Завгаева самораспустилась, к Таштамирову пришли боевики с просьбой дать машину на доставку раненого в больницу. Он машину дал, ее не возвращали. По горскому этикету он считал неприличным напоминать о машине, полагая, что раненым она нужнее. А боевики нагрянули через неделю, ворвались ранним утром и увели его самого. В доме у него жили родственники и знакомые, потерявшие кров. Сам он тоже не думал избегать и прятаться от боевиков, так как не только не причинил никакого зла, но и спас десятки людей. Его вместе с проживавшими в то время у него родственниками — молодыми людьми, взяли на рассвете. Всех подвергли нечеловеческим пыткам. А Таштамирова привязали к БТР и катали до тех пор, пока он не превратился в разрозненные клочья.

Теперь у нас один боевик ходит в деятелях культуры, произносит пустые фиглярские речи. Между тем на его поганой совести кровь по крайней мере, 40 чеченских ребят, которые поверили этой гадине и сдались в плен. А потом урки этого деятеля культуры зверски растерзали их. Я знаю, что с “артиста” спросят. Думаю, что и его трусливая душонка никогда не будет знать покоя, потому что чеченцы почти никогда не прощают крови.

Как учитель, справедливости ради. и как свидетель я обязан сказать, что боевики, отнюдь не представители народа. И трагическая война не сводилась только к зверствам дудаевских головорезов, урок и прочей сволочи. Когда народ защищал себя, свое достоинство, свою честь и саму жизнь, наконец, он выдвинул из своей среды честных и достойных людей. Но вот странное дело, кончилась война, они как будто растворились, исчезли. А на экранах телевизоров и по улицам шествуют грязные, обросшие, наглые урки в камуфляже, выдавая себя за бойцов сопротивления, народных героев. Рассказ о честных, полагающихся на бога, о тех, кому всегда тяжелее всех приходится на войне и благодаря которым война всё таки завершается - рассказ о таких людях требует другого настроя души. У меня же, как я уже говорил, все внутри выгорело” (Алик).



============================================

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 288

“Что касается войны, то я против всякого насилия. Когда совершали злодеяния над мирным населением российские войска, контрактники, я был против них и помогал боевикам продуктами, но потом я убедился,
что и боевики дрянной народ и вовсе не рубахи-парни, как они рисуются на экранах телевизоров. Среди них много жулья. Когда боевики убивали российских солдат, особенно в первые месяцы войны, — не обстрелянных,
не нюхавших пороха мальчиков, я был против боевиков. По-моему с обеих сторон воевали нечистоплотные люди. Поэтому я думаю, что война эта была грязная, преступная. Только в такие дни и месяцы, когда люди защищали своих близких, очаги, могилы предков от разнузданной солдатни, война со стороны населения была праведной. И искренние, честные люди были только в этой среде. Боевики же, как правило, отщепенцы, бездельники и дармоеды. Их прекрасно знали в каждом селе, откуда они родом. Они никогда не жили зажиточно: бездельники, лодыри — они с завистью смотрели на тех, кто своим трудом достигал материального благополучия, стремился жить по-человечески и зажиточно. Сейчас они награбили чужого имущества, нажились на этом. Но я уверен, что они очень скоро пустят по ветру награбленное. И станут такой же голью и голытьбой, какой были до войны.

Я видел примеры такого мародерства, грабежей, которые никогда нельзя забыть. Мне кажется, что демократы специально развязали эту войну, чтобы разбудить в людях самое подлое, низменное и через это развалить страну. Сейчас я за суверенитет, хотя, откровенно говоря, не знаю, что это такое, как и большинство чеченцев. Но когда вспомню, каким пыткам подвергали чеченцев в фильтрационных лагерях, как их живьем сбрасывали с вертолетов, я не хочу жить в составе России. Но, может быть именно на это и рассчитывали демократы, старясь рассорить народы, выбить из них желание когда-либо впредь жить в рамках единого государства”
(Тимур).


===============================================

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 290-291

[Рассказ Масуда]

"Все старались нахапать побольше — машины, квартиры, вещи. У меня в батальоне был пацан младше меня, так он купил две квартиры в Аргуне, но этого ему показалось мало. Так он приобрел еще две в Грозном".
...
Пока мы ждали из штаба распоряжений, что делать со складами, со стороны аэропорта началась контратака федералов. Мы заняли позиции. Склады оставались у нас позади. Атаку мы отбили, хотя и потеряли несколько лучших бойцов. А когда развернулись, то обнаружили, что склады захватили части Вахи Арсанова, выгнав мою охрану. Чтобы вернуть склады, надо было вновь атаковать. Я бы так и сделал, потому что Ваха не один и не два раза шел у меня по следам за время войны и шакалил. В его части воевали жители 15-го молсовхоза. Ребята они упорные, непадкие на барахло и жадные. Мой же батальон состоял из асов. Они умели воевать и ни разу не дрогнули в самые тяжкие минуты. Выяснить отношения с Вахой мне помешала обычная штабная неразбериха. Сейчас орходит в больших начальниках, но придет день, и я спрошу с него должок. Не посмотрю, что он много старше. В бою мы были все равны независимо от возраста. Теперь вот мне стало плохо. Война потеряла смысл в моих глазах. Грязное это дело. И рыщут по ней шакалы, дожидаясь своего час” (Масуд).


============================================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 291

«Но вот в августе 96-го караулил я склады фирмы. И такого насмотрелся, что до сих пор по ночам спать не могу. Во-первых, как боевики прошли в город? Думаете, что российские войска того не видели? Я верующий, мусульманин, я готов поклясться судным днем, что Дудаев был человек российский, что летом 96-го г. боевики заходили в Грозный с ведома российских войск. Клянусь тебе, я сам был свидетелем, как российские контрактники на КПП рылись в любом скарбе в поисках водки и съедобного. А когда проходили боевики, поворачивались к ним спинами, будто не видели. А что потом началось?! Бывало, российские и боевики по разные стороны улицы, а между ними улица с ражданским населением. Бывало, боевики и их противники в гости друг к другу ходили, табачком и спиртным угощались, а стреляли и те, и другие по гражданскому населению. Вот и пойми эту войну после этого.

Потом повадились на наши склады. Мне директор наказал остаться в охране. Но перво-наперво закопал я ключи в землю, думаю, избивать будут, все равно не выдам. Опять же грабили-то как? То российские нагрянут, наедятся-напьются и пошли себе. А уж коли боевики пожалуют, те уж всласть и нажрутся, и напьются, и награбят - все прихватят. Когда все разграбили, что было доступно, тогда стали пилить трубы ножовками, будто могли те трубы сожрать в горах.

Не скажу, что все до единого были ворюги. Пришла какая-то группа чеченских ребят, видно, из медресе были, их почему-то необстрелянных бросили в прорыв на завод “Красный молот”. Так те ночевали у нас прямо на полу, на газетах спали, от одеял отказались. Мне потом рассказывали, что они все погибли.

А уж потом боевики наши доблестные добрались до больших складов. Там двери бронированные были. Боевики били прямой наводкой до тех пор, пока не сорвали замки. И набросились, что твоя мамаева орда. Веришь, нет, бабы запросто взваливали на себя мешки с сахаром, мукой и тащили их бегом. Почти всегда под обстрелом со стороны “Красного молота” я пытался остановить грабеж, так одна баба позвала против меня боевиков и потребовала, чтобы меня поставили к стенке. Веришь, нет, те отказались стрелять, говорят, что я все-таки мусульманин и из-за меня кровную месть объявят. Так эта баба сама вырывала у них автомат, да, видно, стрелять не умела» (Кюра).


=================================================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 301

...Безусловно, семейно-брачные отношения в Чечено-Ингушетии имели свою социально-культурную специфику. Прежде всего чеченская семья была самой многодетной в пределах РСФСР (нынешней России). Ее средний размер в 1989 г. в республике составлял 5,3 при среднем размере по России - 3,8 человека. На долю семей с 5 и более детьми приходилось 46% при среднем по России 3% и среднем по Северному Кавказу 8,5%. Близкие в Чечено-Ингушетии показатели имел только Дагестан, где доля многодетных семей также была высокой - 33,6%.


==============================================

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 302

По данным переписи 1989 г., доля моноэтничных семей среди всех семей чеченцев составляла 88,5% по РСФСР и 93,7% в Чечено-Ингушетии. Всего в республике в 1989 г. 735 тыс. чеченцев имели семьи, из них 689 тыс. проживали в моноэтничных семьях.

==============================================

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 304

При крайне низком уровне разводимости среди чеченцев-мужчин широко распространены внебрачные связи. Чеченцы имели незарегистрированные семьи и детей в тех местах, куда выезжали на сезонные строительные работы. Это явление, к сожалению, не было исследовано социологами и демографами. Имеются некоторые интересные свидетельства. Одно из них принадлежит убитому лидеру одной из вооруженных групп Лабазанову, бывшему в оппозиции к Дудаеву. В интервью московской журналистке он заявил:

“Женимся мы, конечно, на чеченках, но русские женщины — самые лучшие в мире. У меня на этот счет есть опыт. А одну, которую звали Мария, всю жизнь буду помнить. Она меня, стокилограмового, вытащила чудом из воды, когда я начал тонуть на одном из черноморских пляжей. Может быть,сильно пьяным был” ["Московский комсомолец". 1992. 19 мая]


===========================================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 307-308.

[Хеда о своей матери]:

"Она никогда не просит что-то сделать. Я, например, сижу читаю книгу. Если нужно что-то сделать, она пойдет и начнет сама делать. Я ей говорю, почему нельзя было сказать. А она говорит, если я скажу, тогда любой сосед может пойти и сделать это. Голоса она практически не повышала никогда"


=========================

Стр. 308-309

"Мне 77 лет. Я живу на дороге, идущей от аэропорта в город. Все российские войска проходили под моими окнами. У меня трое сыновей. Младший и средний воевали. По правде говоря, я не хотел младшего отпускать. Сначала пошел средний, воевал. Приходил к нам, сюда домой, когда мы скрывались здесь в подвале. Младшего я поначалу не отпускал. Но, видно, он посмотрел на старшего брата и сам ушел. Когда уходил старший, я не противился. Знал, что люди попрекнут, что он отлынивал, когда всем миром воевали. А младшего не отпускал от себя. Все-таки опора мне — старику. Должно быть, чуял я недоброе. Погиб младший. Я, видишь, и на финской побывал, и в отечественной воевал. После последней войны, видишь, хромой сделался. Я долго в толк не мог взять, с кем теперь воюем. Вроде бы одна страна. Помню, когда на отечественную призывали, колонну нашу провели вот тут же по Первомайской. А теперь по этой же Первомайской двигались российские войска. Вроде бы мир перевернулся” (Вадуд).


====================


310

“Многие дети убегали на войну, не дожидаясь разрешения родителей.
Они собирали оружие в городе, помогали взрослым. Маленьких детей пы-
тались вывезти в безопасное место, Дагестан, Ингушетию, Кабардино-
Балкарию... 29 декабря 1994 г. мы из нашей семьи всех женщин и детей от-
правили в Гудермес. Зная, что они в надежном месте, за них переживали
меньше” (Рамзан Д.).

“Детей все пытались вывезти, хотя удавалось это не всем. Многие
дети пострадали, очень много покалеченных детей. Удержать дома 12-15
летних мальчишек невозможно” (Элина С.).

Нами зафиксированы случаи противоположного поведения: по-
ошрения и благословения родителями (преимущественно отцами)
участия детей и родственников в войне. Причем мотивы такого по-
ведения были разными. Одни верили в газават или в лозунг борьбы
за независимость как долг и единственно правильное решение. Пов-
торялись как бы известные каждому советскому человеку истории о
матерях и отцах, отдавших войне с фашизмом своих сыновей и тем
самым совершивших человеческий подвиг. Но не менее существен-
ный аргумент -— это, что скажут другие после войны, если не проявил
солидарности с народом и чеченской доблести.

“Я сам, конечно, не вояка, мне уже за 60 было, когда война началась.
Правда, в переделки я попадал покруче любого вояки. С автоматом же не
‘расставался, хотя и редко стрелял, в атаку ходить не довелось. Больше
в подвалах сидел со стариками да женщинами. Тоже, ведь, присмотр ну-
жен. А сыновья воевали. Все трое. Спрашиваешь, почему воевали? Сам
заставил воевать. Говорю: что людям скажем после войны?
Все воевали, а мы отсиживались? Нет, Мунаевы не такие. Как народ —
так и мы. Надо, чтобы после войны пальцем не показывали” (Висит М.).


===============

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 310-311

Талхигов

Благословение воевать дал нам отец. Мои старшие братья были в
Москве на подготовке к международным соревнованиям. Им вообще пред-
лагали остаться в Москве. Но отец вызвал их и сказал, что в старинном
предании предсказано, что власть развалится. Коммунисты не удержат
страну. И самыми богатыми станут те, кто первым прорвется к богат-
ству. Отец всегда хотел быть богатым. Мы пошли в спорт, потому что
там стали хорошо платить. Потом мы открыли сначала кооператив.
Потом дали взятки директору школы, захапали у него школьный уча-

310

сток и устроили платную автостоянку. Отец правильно чувствовал,
что надо спешить. И в боях мы были самыми первыми. Только в начале
войны мы вчетвером подбили 9 танков. Дудаев устроил для нас специаль-
ный прием и приводил в пример. Когда началось большое наступление рос-
сийских войск, мы уходили последними все. Адлан очень досадовал, что
приходится отступать. Он никогда не боялся пули и почти всегда шел в
атаку в рост. Я думаю, он подавлял солдат психологически. Не только
потому, что он был мастером восточных единоборств, но и потому,
что никогда не допускал мысли, что его убьют.

Говорят, что в Бамуте была первая рукопашная. Это неправда. Ру-
копашные бои мы начали, когда войска шли из Первомайской на Грозный.
Когда мы отступали, Адлан очень злился. Нас донимали тогда вертоле-
ты. А нам нечем было отбиваться. Я Адлана очень любил. Это он научил
меня борьбе. Мне тогда было только 15 лет. Мать хотела, чтобы я остался с ней. Но Адлан сказал, что настоящий мужчина получается толь-
ко на войне. Когда его прошили автоматной очередью, он не хотел па-
дать и шел еще почти квартал, хотя в нас продолжали стрелять. Тут
подоспели наши бойцы и мы спрятали его в подвал. Потом его вывезли в
село и хоронили прямо в камуфляжной форме, как газия.

После этого мы стали еще сильнее драться. О нас рассказывал по.
радио Удугов. Чтобы отомстить за Адлана, вместе с нами стала во-
евать наша сестра Лайла. Вскоре убили Адлама. Его тоже похорони-
ли в камуфляже. Доносчики рассказали солдатам, где мы построили
дом перед войной в Грозном. И наш дом подожгли федералы. Отец в
это время был неподалеку. Говорили, что он долго смотрел на горя-
щий дом и смеялся. Потому некоторые сплетничали, что он тронул-
ся. После этого все мы, оставшиеся в живых братья и отец, встрети-
лись с Дудаевым. Он всем жал руки, а затем спросил отца, какой награ-
ды он хочет для себя. Отец посмотрел на околицу, очертил рукою
круг по горизонту и сказал, что лучшей наградой для себя считает зе-
млю. Дудаев спросил, до какого ориентира на поле отвести отцу зем-
лю. Отец сказал, что граница будет у того столба. Дудаев тут же
стал писать указ. Тогда отец засуетился и сказал, что он имел в виду
не столб, а еще дальше орехового дерева, где высоковольтная опора.
Тогда все засмеялись. Отец тоже смеялся. Но когда получил копию
‘указа, то стал ползать и кататься по земле. Я тогда подумал, что он
на самом деле тронулся. Эту землю сельчане нам не отдают д0 сих
пор. Но мы все равно считаем ее своей, потому что у нас есть указ.
Потом убили моего третьего брата Аслана. Он только что выиграл
международное первенство по дзюдо. Его хотели забрать в школу
олимпийского мастерства. Но отец хотел, чтобы он воевал. Мы все хотели воевать.

====================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 312

Несмотря на эти истории, мы склонны к выводу, что в болышин-
стве случаев молодежь и даже подростки самостоятельно принима-
ли решение об участии в вооруженной борьбе. Возможно, чаще все-
го это делалось без уведомления родителей или вопреки их воле.
Большинство боевиков определило свое решение как акт сознатель-
ного ответа на внешние призывы или собственных расчетов и на-
строений. Еще чаще воздействовал пример других сверстников или
братьев, который говорит о слабом контроле старших над членами
общества и родителей над детьми, что, скорее, свидетельствует не о
патриархальности чеченской семьи, а о вполне модернизированном
типе жизненного поведения. Показательно одно небольшое, но важ-
ное замечание 28-летней Элины С., преподавательницы русского
языка и литературы из Грозного, касающееся ее погибшего брата.
Именно так поступало большинство молодых мужчин.

“Без вести пропал мой двоюродный брат Муслим. Ему было всего,
22 года. Он находился в президентском дворце и защищал его д0 конца,
дальше никакой информацией мы не располагаем. В январе он пришел к
моему отцу и сказал, что принял газават и будет драться до победы".

В подтверждение еще несколько свидетельств.

“Я уехал в Москву в 1992 г., чтобы дома чего-нибудь не натворить, и
‘работал на базе, ремонтировал машины. Потом осенью 1994 уехал в Гроз-
ный, когда был первый поход на город в ноябре. Стал служить в гвардии
Дудаева. Туда отбирали специально по два человека из села по рекоменда-
ции старейшин. Такие были ребята чистые, не курили и не пили. Многие
из них погибли. А я вот курю и немного выпиваю, и, видимо, Всевышний за
это меня к себе не взнл” (Ахъяд).

“Многие из молодых ребят убежали из дома. Шел постоянный спор
между некоторыми стариками и молодежью. Старики не верили, что рус-
ские пришли нас убивать, они говорили, что мы ничего плохого не сдела-
ли и уже не то время, помня выселение в 1944 г. Они еще долго оставались
в таком неведении, пока не стали привозить первых погибших ребят.
Помню, весной 1995 г. все обсуждали, что в нашем лесу скрываются ребя-
та и несколько вертолетов три часа подряд бомбили лес. Все испугались,
что начнут бомбить село, детей спрятали в подвалы” (Хава И.).


==================


Стр. 314-315

Чечня не стала исключением. Мы зафиксировали одну из исто-
рий, изложенную 15-летним чеченским бойцом:

“В том году в нашем хьюжаре разморозило отопление. Занятий бы-
ло мало. И мы все бегали на митинги. Нам было весело. На главной пло-
щади в больших котлах варили мясо. И мы наедались вдоволь. Машина-
ми привозили и сгружали гуртами прямо на землю арбузы, дыни. И все
это бесплатно. Кушай, сколько сможешь. Народ был веселый. Всем хо-
‘телось говорить речи. Везде на площади то там, то тут делали зикр.
Но когда садилось солнце, настроение менялось. Многие кричали угрозы
Завгаеву.

Потом митинги стали как спектакль по телевидению. Народ садил-
ся на скамейки перед зданием правительства: старики в пер-
вых рядах, дальше остальной народ. Речи говори-
лись с крыльца. Когда начинали говорить те, кто за Завгаева, то Сослам-
беков давал команду, и все начинали свистеть и топтать ногами. Потом
на козырьке над входом в Дом правительства становились парни с ружь-
ями и кинжалами. Тогда гяуры замолкали. Окна Дома правительства бы-
ли выбиты, еще когда бросали камни в Завгаева. И в пустых проемах окон
становились раздетые до пояса парни с кинжалами. Правда, крепких пар-
ней там было немного. Большинство были худые.

Русских на митингах не было. Чеченцы стали занимать их квартиры.
С нашего села много народу переехало в город. Возле нашего медресе в
Грозном тоже жили русские. Наш учитель занял целый этаж. Я с тремя
своими дружками из медресе занял квартиру в соседнем доме. И там мы
жили. Занятий уже не было, так как мулла все время был на митинге. На
митингах тем, кто приходил каждый день, раздавали мыло и стиральный
порошок. Мы с дружками успевали хапнуть несколько раз. Относили на-
шу добычу на базар и продавали торговкам. Потом на митингах стали
платить деньгами. Нам, как малолеткам, доставалось мало. Потом учи-
тель договорился, и нам тоже стали платить, как взрослым. Но боль-
шую часть денег мулла забирал себе.

Эту хорошую жизнь принес нам Дудаев. Дудаев был в авторитете у
всех. Мне он тоже нравился. Мы, чеченцы, очень любим военную форму.
Мы с дружками решили, что тоже будем генералами. По-настоящему мы
почувствовали себя военными, когда смогли захватить оружие в гарнизо-
не. Мы знали, что начальник русского гарнизона смерть как боялся наше-
го генерала Дудаева. Трусил-трусил, а потом бросил оружие и убежал с
солдатами. Когда начали разбирать оружие, оказалось, там были заложе-
ны мины. Некоторые взрывались. Но на них не обращали внимания. Каж-
дый старался взять как можно больше оружия. Оружие хапали и мужчи-
ны, и женщины. В нашей группе старший был Хасан. То, что мы взяли за
одну ходку, он припрятал в заброшенном гараже на случай, если власти
попытаются забрать оружие. И сам стоял на шухере. Мы сделали в тот
день шесть ходок, пока не пришли гвардейцы Дудаева и не оцепили склады. Тащили все — старики, бабы, дети совсем маленькие. Многих мы зна-
ли по митингам.

Над всеми торчал кверху в высокой шапке Сосламбеков, который на
митингах давал знать, кого надо перекричать и освистывать. Он загру-
зил целый грузовик оружия и увез. Хотя делал вид, что его охраняет.
Я это сам видел. Но мы не в обиде. Ночью мы все наше оружие перенесли
к родственникам Хасана. Родственники Хасана продали то оружие. Нам
дали целую кучу денег. Себе мы оставили по два автомата и пистолеты.
Вот тогда я почувствовал себя человеком. Купил камуфляж. Жена наше-
го учителя мне форму укоротила. Учитель дал нам бумагу, что мы его
охраняем. За это мы дали ему автомат.

До начала войны в армию нас не брали. Потом Дудаев сказал, что во-
евать должны все с 14 лет. Мне уже к тому времени как раз 14 и исполни-
лось. И я стал настоящим солдатом. Про то, как воевали — это особый
разговор. Воевали с азартом, как будто в кино. Вроде это и ты стреля-
ешь, бросаешь гранаты, и вместе с тем как будто это не ты, а другой че-
ловек. А все равно весело. Когда шли танки у Первомайской, мы первыми
вступили в бой. Возле консервного стоял уже десяток подбитых танков.
Но некоторые объезжали горящие танки. Одна машина уже катилась к 7-
й школе. Видно, танкист был опытный. Он то бросал машину в сторо-
ну, то резко тормозил, то бросался вперед, и мы никак не могли попасть
в него. Возле самой школы Хасан обогнал танк. Я даже не понял, как это
случилось. Хасан бежит к танку, с задней стороны, в руках у него грана-
ты (он всегда носил гранаты на поясе), и в тот момент, когда танк в оче-
`редной раз рванул назад, раздался очень сильный взрыв. Огонь от танка
поднялся выше домов. Потом ребята сказали, что это Хасан подполз
под танк.

В боях возле трамвайного парка погибли Паша и Султан. Султан
был малолетка, на целый год моложе меня. Когда у него кончились патро-
ны, он тоже подорвал себя. Потом про нас много рассказывали по радио.
Мы стали героями. В живых я остался один. Мы не посрамили нашего ге-
нерала, который говорил, что один чеченец может уничтожить и
10.5.5.5.5, и 20 врагов. Когда погиб Дудаев, я плакал в первый и последний
раз в своей жизни” (Саид Г.)


=========445==/===/

Стр. 317

Мой чеченский рецензент Рустам Калиев высказался по пробле-
ме отцов и детей следующим образом:

“В Чечне всегда преобладал культ старшего. Это обстоятельство
было по-хамски использовано так называемой чеченской элитой при под-
держке особо активных стариков, вообразивших из себя гераклов и ари-
стотелей одновременно. Это было что-то необыкновенное: молодое по-
коление в оппозиции Дудаеву и К®, а главы семьи, рода, тейпа — старейши-
ны, уважаемые деды не просто поддерживают Джохара, а ходят на вся-
кие митинги, сходы.

Молодежь, критикуя Дудаева, тем не менее политикой интересуется
в свободное от других проблем время и меньше политизирована. Старшее
поколение было более агрессивно. На почве политических взглядов возни-
кало много конфликтов. Массовка для “революции” также была подоб-
рана в возрасте от 60 лет. Интересная картина на выборах: отцы голо-
совали за Дудаева, дети — против него. Никогда еще не было в Чечне, что-
бы так открыто пересекались интересы поколений. До конфликта даже
вопросы жизни и смерти, чести решались в 99 случаях из ста так, как по-
считает правильно старейшина. Дабы не перечить старшим, участники
антагонизма оставляли при себе свое мнение, и это не считалось подав-
лением личности. После 1991 г. старшее поколение в лице старейшин пе-
рестало быть эффективным регулятором социальных процессов в чечен-
ском обществе”.


=======================4

Стр. 318



В Чечне презрение к чужой жизни, в том числе и жизни сопле-
менников, демонстрировалось неоднократно, особенно высшим ру-
ководством. В то же время оплакивание убитых чеченскими женщи-
нами неоднократно снималось на видеопленку и широко транслиро-
валось как наглядное и эмоциональное свидетельство совершаемого
насилия. Не меньшее презрение к человеческой жизни было прояв-
лено и со стороны российских властей, особенно военных. Пожалу-
ет, речь идет о социально-культурной характеристике, свойственной
всему постсоветскому населению с небольшими отличиями. Самое
убедительное тому подтверждение — невозможность установить
точное число погибших в чеченской войне с обеих сторон.

По причине неизбирательного применения оружия и преднаме-
ренного нападения на гражданское население, убийства людей без
судебного разбирательства в войне погибло гораздо больше граж-
данского населения, чем солдат и боевиков. Артобстрелы, бомбар-
дировки, операции по штурму населенных пунктов, массовые аре-
сты гражданских лиц делали потери среди граждан неожиданными и
трудно установимыми.


======================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 320. Малика Сальгиреева

Я пришла к родительскому дому. Он у нас
был вполне приличный: кирпичный, с забором и с воротами. Стекла в окнах были выбиты. Я за 2-3 часа забила их фанерой. Разговорилась с ребятами-солдатами. Они говорят: “Мы мусульмане — татары. Как вы, оказывается, богато здесь жили, такие хорошие дома, и чего вам еще не хватало?”

Спрашива: “Зачем вы их жжете? Вот это мой куян, где я жила”.

“А нам дают задание сжечь этот квартал или тот”.


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 320.


Еще одна не менее печальная история Малики И.., 25-летней жи-
тельницы Грозного, матери двоих детей.

“11 августа отец вышел из дома, и больше его никто не видел. Мама
‘ушла с другими больными в Старую Сунжу, и через неделю ее привезли до-
мой. То, что отец пропал без вести, ее окончательно добило. Она счита-
ла себя виноватой в этом. Мама очень переживала по поводу происходя-
щего, она не могла понять, что происходит. Ей все время казалось, что в
Москве просто не знают размеров этого варварства. Все время успокаи-
вала нас, говорила, что русский народ не виноват, что они страдают так
же, как и мы.

Моя мама была настоящим интернационалистом, у нее было очень
много друзей других национальностей. Мы долго жили в Мангышлаке,
отец был нефтяником и работал там. Когда там начались волнения про-
тив чеченцев, мы оттуда уехали.


================================================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 327

Наши не хотят переводить Коран на чеченский язык, так как там нет ничего про чеченцев.

Ибрагимов Х.


=======================



Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 329

В советский период Ислам ушел на периферию общественной жизни. Религия и церковь были одними из самых главных объектов отрицания и подавления со стороны власти. Ислам считался чуждым и опасным “пережитком прошлого”. Действовавшие в Чечне и Ингушетии до середины 1920-х годов шариатские суды были упразднены, против духовенства организовывались судебные процессы и осуществлялись открытые репрессии, многие культовые здания разрушались или использовались для хозяйственных нужд. Тем не менее Ислам в Чечено-Ингушетии сохранялся больше, чем в других российских регионах его традиционного распространения, за исключением Дагестана. До 1929 г. в Чечне действовало 700 соборных мечетей, 2 тыс. “кубовых” (квартальных), в 1931 г. было 180 мадраса, которое посещали около 2 тыс. учащихся5.

Со временем религиозная деятельность попала под жесточайший контроль, и Ислам как доктрина и как политический институт стал уходить из жизни чеченцев. Он сохранялся на уровне жизненных установок и бытовых норм главным образом среди старшего поколения. Молодежь и лица среднего возраста, особенно мужчины, почти все почти атеистами или просто неверующими: текст Корана они не знали (эта книга в СССР фактически не издавалась и не продавалась), намаз не совершали, основные обряды не соблюдали. По переписи 1989 г., в Чечне было 12% верующего населения, действовало 13 мечетей и имелось одно учебное мусульманское заведение.


=======================

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр. 330-331

Подтверждение этим словам я нашел в публицистических статьях Бокова, которые регулярно печатались в самых известных центральных журналах, в том числе в таких, как “Наука и религия” и “Коммунист”. Приведу несколько цитат, которые отражают установки чеченского руководства тех лет и отчасти саму ситуацию в республике.

«Муллы твердят: тот не чеченец, не ингуш (не кабардинец, кумык, аварецитд.), кто, например, не совершает пятикратный намаз, обратив свой взор в сторону Мекки. Несостоятельность этого утверждения о национальной принадлежности того, кто совершает намаз, доказать нетрудно. Но посмотрим на молитву еще и с другой точки зрения. Много ли успеет в жизни человек, который все время должен забывать о земном, реальном, думать лишь об Аллахе, как этого требует Коран от верующего? Его энергия скована, он не может быть активной личностью. Ислам, как и любая другая религия, враждебен человеческим дерзаниям, жизненной активности... Возьмем, к примеру, религиозные праздники — обычай отмечать их служители культа у нас также называют национальной традицией чеченцев и ингушей. И здесь у них в ходу та же формула: “Если не соблюдаешь уразу (курбан-байрам, мавлюд итд.), .д.”. Наши атеисты немало сделали, чтобы вскрыть антинародную и антинациональную сущность мусульманских праздников, много у нас об этом писалось и пишется. Мне же хочется подчеркнуть здесь одну особенность религиозных традиций: в религиозном празднике человек всегда унижен, безволен, выступает в роли просителя. Соблюдая ритуал праздника, он ублажает бога (или святого), чтобы заслужить его милость, благосклонность. Я убежден, что как раз эта черта мусульманских праздников и обрядов идет вразрез с истинно национальным характером горцев — их независимостью, гордостью, умением с честью и достоинством выходить из трудных ситуаций. Не говорю уже о том, что религиозные праздники отчуждают людей разных национальностей друг от друга»6.


=================================



Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 331-332

Как рассказал Рустам Калисв, “по крайней мере, среди наших
семейных друзей и знакомых таковых (верующих. - В.Т.) не было.
При этом мы все считали (и считаем!) себя мусульманами”. В семье
Рустама, постоянно проживавшей в Грозном и в его пригороде Ер-
моловке, совершала намаз и держала ежегодно месяц поста только

331

мама, которая родилась в 1941 г. Она была членом КПСС с 1970 г. и
работала в партийных органах. Была депутатом советов всех уров-
ней в ЧИАССЬР. Но при этом мама Рустама учила всех своих семе-
рых детей (двое старших родились еще в депортации в Казахстане)
некоторым аятам из Корана. Она делала это по памяти, так как
арабской письменности не знала, и книги Корана в доме Рустама ни-
когда не было. Даже в период расцвета пропагандистской борьбы с
религией (1960-1970 гг.) мама Рустама - и только она одна в семье —
молилась. Никому в семье вера не навязывалась. “С возрастом сами
к ней придут”, — говорила эта женщина. Зато, как рассказал Рустам,
чеченские (вайнахские) адаты соблюдались ревностно и пересту-
пить их считалось самым большим позором9. Например, не встать,
когда войдет взрослый (независимо от степени родства, пола и соци-
ального положения).

«Это было Царство Старших, где прекрасно жилось Молодым. К
нам часто приходили серьезные строгие люди. Это были чеченцы и ингу-
ши, занимавшие разные посты в Совмине и в других “хлебных местах”
ЧИАССР. Во время разговора на чеченском языке они часто произносили
определение Бог, но без имени, т.е. без слова Аллах, которое я слышал
ченском буквально “Бог“),
и оно звучало очень часто. Обычным делом были молитва перед и после
еды, перед сном, перед и во время поездки куда-нибудь. Но! При этом все
делалось всегда тихо, почти шепотом, а при посторонних — почти неза-
метно. Не думаю, что здесь была опаска. Скорее — такая была мода, ко-
гда излишне верующий выглядел не особенно цивильным. Не помню, что-
бы этот вопрос как-то обсуждался среди близких и знакомых» (Рустам
Калиев).

 Это важное свидетельство молодого чеченца — ровесника тех,
кто поднял “знамя Ислама” в середине 1990-х годов. Современное
поколение чеченцев выросло в советской школе, которая была во-
инствующе атеистической. Ни в одном из интервью с чеченцами не
‘было даже упоминания о религии или служителе культа в школьной
и вообще в молодежной жизни 1970-1980-х годов. В детстве мама
Рустама запрещала отмечать 23 февраля — День Советской Армии,
так как он совпадал с датой депортации вайнахов. Праздники уразы,
курбан-байрам проводили в основном дома. В грозненских школах
это не так было заметно: помимо чеченцев и ингушей здесь две тре-
ти составляли дети других национальностей. А вот сельские школы
почти пустовали в дни Исламских торжеств.

«Завучи на второй день устраивали “линейки” , собрания родителей,
внеклассные “развивающие часы”, но это было скорее дополнительное
ощущение празднества и желание веселиться, чем осознание Ислама в
празднике. Другими словами, это был (и есть!) повод для дополнительно-
го к каникулам и к большим праздникам веселья и отдыха.

При всем этом уважение к Исламу было явным: запрещалось прино-
сить клятвы с использованием аятов Корана. На 98% все обряды: свадь-

333

ба, похороны и даже проводы в армию и обрезание проходили согласно
традиционным религиозным столпам. Кроме центра Грозного даже в го-
роде подаяние (подношение) соседям по четвергам было обычным явлени-
ем. А в селах не подающие соседям по четвергам граждане считались пре-
зренными. Например, в Ермоловке мои соседи (немцы, русские, евреи, укра-
инцы) тоже по четвергам подавали соседям, следуя примеру чеченцев»
(Рустам Калиев).

Этот чеченский обычай я испытал на себе, когда однажды ухо-
дил из дома Гакаевых в четверг после поминального по сыну угоще-
ния и Яха дала мне в дорогу торт собственной выпечки со словами
“У нас так положено”.

 Исламская бытовая традиция накладывала свой отпечаток на
более строгие взаимоотношения полов, особенно мальчиков и дево-
чек. Так, во многих школах Чечено-Ингушетии в 1980-е годы было
не принято исполнять на школьных вечерах танцы, где мальчики
могут касаться девочек: танцевали национальные танцы или совре-
менные групповые. В отсутствии учителя танцевали и парами. Но
и учителя были разными. Хеда Абдуллаева вспоминает девочку в их
классе, семья которой была из дальнего горного села. Эта девочка
никак не хотела сидеть за одной партой с мальчиком, но классная
руководительница — женщина очень жесткая — заставляла се это де-
лать. Даже родители приходили и за нее просили, но все равно ниче-
го не помогло. Пришлось ей сесть рядом с мальчиком. Никаких упо-
минаний религии или отправления обрядов в стенах чеченских школ
не было. По свидетельствам многих очевидцев, даже в горных селах
муллы не заходили в школы. Школа была форпостом светскости и
советскости.

Уход Ислама из жизни чеченцев, вернее распространение атеиз-
ма, вызывали не только недовольство верующих и особенно мулл,
но и были причиной межпоколенческого конфликта. Джабраил Га-
каев вспоминает единственный случай серьезного недовольства им,
когда его отец Джокала узнал, что Джабраил как университетсткий
преподаватель читает курс марксизма-ленинизма, который включа-
ет научный атеизм.

“Отец, который всю жизнь был глубоко верующим, никак не мог при-
нять, что кто-то из близких пропагандирует идеи атеистического ком-
мунизма. Он был мрачным и очень недовольным в тот момент. Хотя
отец никогда не пытался навязать представления о жизни своим детям”.
« Последнее редактирование: 16 Февраля 2022, 03:21:23 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10911
Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 335:

 
Декларация о суверенитете и дудаевская конституция были сугубо светскими документами, в которых ссылки на Ислам отсутствовали. В президентской программе Джохара Дудаева нет упоминания Ислама. На сцене чеченской революции Коран появился 9 ноября 1991 г., когда во время церемонии принятия присяги президентом председатель совета старейшин республики Сайд-Ахмад Азимов торжественно вынес на сцену Коран. «К микрофону поднялся Джохар Дудаев. Он зачитал текст присяги. Грянула овация и возгласы: ―Аллаху акбар! Взоры всех были устремлены на Президента, Коран и красочный штандарт Чеченской республики Нохчичо. У многих на глазах были слезы радости: сбылась вековая мечта народа о своей государственности!».

Таймаз Абубакаров пишет: «Безуспешность ординарных попыток совладать с обстановкой в постсоветском гражданском обществе становилась очевидной не только для недругов Дудаева, но и для его друзей, представленных в большинстве своем простыми, добропорядочными людьми. Эта часть общества потянулась к Исламизации государства. Участились призывы заменить Конституцию Республики Кораном, а Дудаева - возвести в сан Имама. Какое-то время Дудаев не обращал внимания на такого рода веяния, но однажды - это было на последнем предвоенном съезде чеченских старейшин - высказал свое мнение. Оно было не в пользу нетерпеливых Исламистов».

Далее Абубакаров приводит выдержку из выступления Дудаева: «Коран и Имамат - дела святые и негоже всуе толковать о них. Всему свое время. На свете не мало мусульманских стран, но лишь единицы из них живут строго по шариату. К тому же не каждый чеченец мусульманин. Это мы с вами уже хорошо знаем. Корни Ислама у нас сильно подорваны коммунистами, и восстановить их ни за час, ни за год невозможно. Я уважаю Вашу настойчивость, но считаю ее преждевременной. Если мы сегодня объявим жизнь по шариату, то завтра вы потребуете, чтобы я приступил рубить головы и руки грешникам, не думая о том, что послезавтра редкий участник этого съезда сохранит голову и руки. Вы к этому не готовы и я тоже. Давайте поэтому наводить порядок по Корану - в душах, по Конституции - в жизни» [Таймаз Абубакаров, статья «Между авторитарностью и анархией» из книги «Чечня и Россия: общества и государства», стр. 193]
« Последнее редактирование: 01 Апреля 2024, 20:20:01 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10911
Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр 341-342:

«Уже в конце войны сошелся я с арабами. Мне понравился этот народ. Они говорили, что приехали, чтобы исправить нашу религию*. Меня устраивало, что они упрощали молитву: сокращаются ракяты, меньше времени уходит на омовение, а после молитвы никого не надо поминать и просить о помощи и заступничестве. Арабы говорят, что Бог один и никто, кроме него, не поможет никому, ни живым, ни мертвым. А у чеченцев много разных святых. Чеченцы почитают предков и живых, и мертвых. И даже встают, когда приближается кто-нибудь старший по возрасту. Арабы говорили, что это не вытекает из религии. Мне все это нравилось, это меня у страивало, потому что человек я занятой. А время, как говорил один человек по телевизору, это деньги. Я все время в разъездах, в делах, в торговле. За то, что я принимаю новую веру, чистую веру, арабы давали мне деньги, как подарок. А потом сказали, что если я приведу новых двух людей в нашу религию, то дадут по 5 тыс. баксов за каждого человека. Я привел своих родственников с Дагу-Барзоя. Им дали по тысяче, а я заработал 10 тыс. баксов» (Рамзан Б.).

* Чеченский кросс-рецензент: "Только услышав эти слова насчет очищения религий в Чечне, ваххабитов очень часто верующие изгоняли из мечетей, не желая больше слушать их разговор" (Рустам Калиев).

“Моя сестра стала заправской мусульманкой:оделась в Исламскую форму, а потом вступила в женский батальон. К нам стали приезжать арабы*. Они нам открыли глаза. Оказывается, нашу религию засорили муллы. Арабы говорили, что все мусульмане едины независимо от нации. Что нации вообще не надо различать. Мусульманин в любой стране должен себя вести так, как это была бы его родина. Арабы учили нас, что не надо почитать предков, что это бесполезно. Что ушедшие предки и даже сам Пайхамар (пророк) ничем не могут помочь другим людям ни на этом, ни на том свете. Раньше и в религии делались различия. Большинство чеченцев придерживались учения Кунта Хаджи**. Другие приверженцами Накшбандия. Арабы говорили, что все это неправильно. Мне это тоже было не по душе. Они вели среди нас пропаганду, и кто переходил на их сторону, получал даже деньги. По примеру арабов мы все отпустили бороды. И мы действительно все стали равными.Мне нравилось, что арабы хотели воевать, пока не освободят весь мир от гяуров. Из-за этого некоторые спорили. Но арабы говорили, что газават должен продолжаться до тех пор, пока все христиане не перейдут в Ислам. Это большой газават. Малый газават - это когда мы победили гяуров. Большой газават - это когда умы всех мусульман повернутся в сторону учения Абд-Аль-Вахаба. Тогда Исламские страны станут общей родиной всех мусульман.
Потом наш великий Бятччи (предводитель), посланный нам с неба, погиб в бою. И мы все его оплакивали. Моя мать даже заболела и вскоре умерла. Но все равно наше дело победит. Потому что нас научили истинной вере. Сначала нас называли ваххабитами. Потом сказали, что правильнее будет назвать джамаатом. Но, по-моему, от перемены слов ничего не меняется. Мы будем воевать против всех неверных, как говорил Джохар Дудаев”
(Шамиль А.).

* Чеченский кросс-рецензент: "Здесь явный отход от чеченских адатов, которые запрещают категорически женщине заниматься мужским делом. Поэтому женский батальон был самым неприличным местом в современной Чечне! А то, что к ним в семью стали приходить арабы, наводит на мысль, что братья й отец этой женщины были настолько ничтожными и неуважаемыми людьми среди знакомых и близких, что им было безразлично мнение о чести женщины в их семье. Иначе сложно объяснить подобное поведение" (Рустам Калиев).


================================



Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр. 342:

ПОСЛЕ ВОЙНЫ
С окончания войны в августе 1996 г. идею Исламизации общества и государства стали разделять все религиозные течения и направления. На предприятиях, в учебных заведениях были открыты молебные комнаты, стали вывешиваться религиозные лозунги. Вместе с шариатскими судами стали действовать подразделения шариатского наказания. Духовное управление (муфтият) лояльно относилось к существующей власти. В свою очередь власть в Чечне старалась теперь опираться на духовенство. Наблюдалась состязательность сторонников традиционного шариата и ваххабизма за навязывание гос- учреждениям, образованию, общественно-бытовой жизни норм и ценностей Ислама.

Для послевоенного периода характерна большая определенность в отношении к Исламу, который стал официальной религией новой власти. Правительство Масхадова воспринимало ваххабизм отрицательно, но реально противостоять ему было не в силах. В ян- варе 1998 г. после избрания Масхадова президентом Чечни последовали демонстративные казни по приговору шариатского суда. Религиозная атрибутика стала повсеместной, в том числе и в государственных учреждениях. Отныне в школах изучался Коран. Были введены некоторые Исламские нормы семейно-бытовых отношений, правового урегулирования, а также одежда. Бывший советский офицер Масхадов в январе 1999 г. объявил шариатский закон основой порядка в Чечне. Миссионеры из Саудовской Aравии и других стран повели настойчивую пропаганду фундаменталисткого Ислама. На это в разоренной Чечне расходовались большие деньги.

Все вводимые новшества, скорее чисто внешнего свойства, внедрялись под дулами автоматов. В принципе такие воленавязывания мало чем отличались от антирелигиозной деятельности предшествующих десятилетий. Приведем несколько высказываний, которые дают дополнительную информацию. Особенно поразителен рассказ молодого чеченца – последовательного ваххабита. В нем есть все: убежденность в правильности выбранного пути и готовность пройти его до конца (победа мусульман во всем мире), цинизм бедного чело- века при выборе религиозного пути как формы молодежной группировки, абсолютно новый для Чечни конфликт отцов и детей по поводу Исламского канона, увлеченность новыми чертами “Исламской чистоты”.

«Учителя говорят, что наша религия cамая правильная в мире. И что вcе народы примут её рано или поздно. Я между прочим заcтавил принять иcлам двух руccких ребят. Сейчаc они живут в Pоccии. Когда я видел пленных, то договаривалcя c командиром, конечно, за благодарность, чтобы оп разрешил мне обратить желающих в иcлам. За тех двоих мне отвалили приличныŭ куш. Теперь они у cебя дома распространяют нашу веру. Bот так.

...Отец мой был мюридом-кунтахаджинцем, и раз или два в году у нас устраивали зикры в доме. Народу приходило уйма. На это изводилось много скотины, чтобы угостить братьев-мюридов. Люди после зикра спускают много пота и много едят мяса. При нашей тогдашней бедности это было непозволительно. Я сказал отцу, что не намерен тратить свои деньги на такие сборища. Отец некоторое время сопротивлялся, а потом согласился. За это мои новые друзья подарили ему новую "шестерку”. Но я получил “джип” . Арабы думали, что после этого многие последуют нашему примеру. И действительно, некоторые отошли от зикристов. Им тоже дали деньги. Правда, машины они не получили. Разве на всех напасешься машин. Но им обещали бесплатный хадж в следующем году.

Конечно, не все хорошо к нам относились. Да и сейчас многие нас ненавидят. Они понимают, что теперь пришло наше время, теперь мы наверху, теперь мы верховодим. “Цхьа де берзяхь а цаляьтта” "Не каждый день и волку сытым быть” (аналог русской поговорки “Не все коту масленица". – В.Т.). Не доволен нами и мулла. Он слывет ученым, алимом. Пока село за ним идет. А то мы давно его сковырнули бы. Ну и что из того, что он ученый? Наши учителя говорили, что много науки ни к чему. Это только запутывает. Мне и так все ясно. Наше дело поступать так, как говорят наши учителя. Все равно верх будет наш. Вон урус-мартановцы все годы были против Дудаева, посадили префектом нашего человека, он нам отвел здание. И мы без единого выстрела заняли это большое село. Правда, они наших там убивают потихоньку. Но и мы не остаемся в долгу. Там у каждого третьего ваххабита или иномарка, или "шестерка”. Народ-то видит, что дает новая религия. Со временем все будут богатые. Так наши учителя говорят. Наша семья живет теперь по новым законам. Женщины носят арабскую форму. Мужчины тоже следуют форме. Требование нашей чистой религии. Лица мусульманина (чистого) не должна касаться бритва. Вон у моего брата бородка жидкая, всего три волосинки, но он ее не бреет. Потом мы носим рубахи навыпуск по- верх брюк, чтобы срамные места прикрывать. Брюки мы закатываем или заправляем в носки, ибо у мусульманина брюки (одежда) не должны быть ниже щиколотки. В противном случае одежда не может считаться чистой для намаза.

Ты называешь нас ваххабитами. Я тоже чуть было так не выразился. Но теперь наши учителя говорят, что мы джамаатовцы. Во-первых,
стр. 344
мы исповедуем самую чистую религию. А во-вторых, мы выступаем как объединенные братья не только против неверных, но и против заблуд- ших мусульман. С нами сейчас большинство командиров. Удугов, хотя он и не был командиром. Мы сначала завоюем Кавказ, начиная с Дагестана, а потом и весь мир.

Нам, конечно, не легко. У некоторых наших джамаатовцев родители препятствуют детям идти по истинному пути мусульманина. Когда мой друг Бейбулат заявил отцу, чтобы он больше не ходил на зикр, отец не послушался. И пошел-таки на четверговый зикр. Когда он вернулся, Бейбулат не встал при его входе в дом. Был большой скандал. Бейбулат сказал отцу, что не может больше жить под одной крышей с отступником. И той же ночью ушел из дома. Мы все, его братья по вере, купили ему дом в Грозном, а будет жениться, купим всю обстановку и машину. Хотя у Бейбулата есть свои деньги, но у нас заведено такое правило – помогать друг другу в этих условиях неприятия окружающими»
(Рамзан Б.).


===============================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр. 342:


НОВЫМ РАСКОЛ

Каковы были возможности утверждения в Чечне “джамаатовцев” до начала второй войны – сказать довольно трудно. Среди информантов есть Тимур, 40-летний архитектор из Грозного. Не вое- вал, зато участвовал в разных политических движениях. Тимур при- верженец накшбандийского тариката в суффизме, но после 1996 г. симпатизирует и ваххабитам. То, что ваххабизм против суфизма, его мало смущает. Он считает, что ваххабиты против крайностей суфизма. Однако порвать с суфизмом, действительно народной религией чеченцев, он не решается скорее всего из-за опасения перед осуждением близких и окружающих. “Ваххабиты правы, - считает Тимур, - когда выступают против превращения глав суфийских братств в идолов. Чистый Ислам – это единственный выход из создавшейся ситуации”.

Гораздо свободнее и циничнее в своем поведении в отношении религии оказываются молодые люди.

“Те, кто симпатизирует или вливается в ряды ваххабитов, на 80% ребята из неблагополучных семей, где приверженность чеченским адатам слабая или совсем отсутствует. Часто эта категория людей даже не знает чеченского языка, либо знает его плохо. У них практически нет родственников, или родственные связи не поддерживаются. Ислам они изучают по переводам г-жи Крачковской и других, т.е. по русским перево- дам. Наконец, основной стимул их веры - это валюта, которая выплачи- вается им регулярно. Это настолько известный факт, что они его даже и не скрывают”
(Рустам Калиев).

Таким образом, мир чеченских религиозных верований и институтов, не успев возродиться в период постсоветской либерализации, оказался разорван войной и внешним воздействием.
стр. 345
Этот разрыв прошел через сознание и эмоции людей и отразился в сильнейшем конфликте поколений, в несостоятельной практике общественного управления, в оправдании насилия и терроризма. Если в довоенное время разделение чеченцев по религиозному вопросу было на уровне атеистических лекций в сельских клубах и в вузовских аудиториях, а также в форме скрытого недовольства отцов по поводу атеизма их сынов, то война принесла жестокий раскол. Лидера тарикатного Ислама Адизова сторонники “чистого Ислама” обыденно застрелили в собственном доме без какой-либо реакции со стороны властей и рядовых чеченцев. В Чечне известно много случаев, когда семьи изгоняли из дома молодых людей – “носителей вируса ваххабизма”, если уже не помогали никакие увещевания. Был даже случай в селе Алдых, когда отец застрелил сына за то, что тот не только сам не отошел от ваххабизма, но и начал терроризировать свою мать, пытаясь навязать ей “чистую религию”. Односельчане дружно под- держали отца, который сказал членам общины следующее: “Мой сын умер в день, когда связался с этим отродьем. Он был уже жестокий и опасный для всех чужой человек”.

Современные простые чеченцы пребывают в смятении и в отчаянии, которые закрывают путь для креативного действия и рационального выбора. Они позволяют осуществиться любому из вариантов, который может навязать вооруженная и эмоционально более мобилизованная общественная группа. Люди согласны на все, “лишь бы было лучше”, но они не готовы обсуждать предлагаемые или возможные сценарии, а тем более сами искать путь для достижения, по их мнению, наилучшего или согласованного выхода из создавше- гося положения. Кстати, одним из них, по крайней мере до осени 1999 г., мог быть не только радикальный ваххабизм, аналогичный течению талибан, но и отторжение религии вообще. Прислушаемся еще к двум голосам.

"Ваххабизм - это тоже игра, это политический спектакль... У ваххабистов есть и хорошие черты сплоченность, прежде всего уважение друг к другу и у них есть деньги. Люди уже говорят, пусть даже они придут. Может, хоть тогда жизнь наладится, дети будут учиться*. Мы бы хотели средний достаток в среднем 100 долларов в месяц на семью на самое необходимое. Это уже превратилось в мечту. О роскоши мечтать не приходится. О себе даже не думаешь, никакого самообразования, мы все отупели. У нас регресс, народ откинут на 50 лет. Сложно сказать, чем все закончится" (Хава).

* * Замечание чеченского кросс-рецензента: «Это единичное мнение, у которого весьма мизерное число сторонников. Мне гораздо чаще встречались люди, которые утверждали: “Лучше русификация общества, чем арабизация с компонентами ваххабизма”. Разумеется, даже за деньги ваххабиты не могут получить массовой поддержки в Чечне. Исповедуемые ваххабитами идеи, их правила жизни просто неприемлемы для чеченцев. Это невозможно привить» (Джабраил Гакаев).

стр. 346
“Теперь вот о религии. Я ее всю жизнь уважал и как человек небезгрешный, считал, что я еще не достоин по-настоящему начать служить Богу. А теперь, как посмотрю, что сотворили эти сволочи из религии, я думаю, нет, я не умножу ряды этих сатанистов. Они уже отвадили или отваживают от религии многих и многих**. Отнимают то святое и чистое, что оставалось еще у народа" (Иса М.).

** Тот же рецензент [Джабраил Гакаев]: "Это самое распространенное мнение в сегодняшней Чечне".

Здесь, на мой взгляд, отражено именно то самое состояние аномии и демодерна, когда основная масса общества не в силах влиять на правящую вооруженную секту даже в вопросах веры, а сами правители не могли договориться, поэтому и пользовались религией как одним из инструментов властного управления и внутригрупповой борьбы. Так, например, в 1998 г. в Чечне было заметно напряжение в городах и в селах. Mногие открыто высказывали мнение о необходимости ликвидировать ваххабитов на территории Чечен- ской республики. Население не хотело больше мириться с их агрессивностью. Правительство Mасхадова тогда сделало попытку выдворить ваххабитов из Чечни. Правительственный отряд С. Ямадаева нанес удар по ним в Гудермесе. Некоторые ваххабистские группы были разгромлены. Однако от полного уничтожения их в значительной степени спасла поддержка масхадовского вице-президента Вахи Aрсанова.

Новая активность ваххабитов проявилась после ухода Шамиля Басаева в оппозицию Aслану Mасхадову. Басаев сделал ставку на ваххабитов, чтобы подготовить и осуществить новые вооруженные акции по распространению сепаратизма на Северном Кавказе. К оп- лоту ваххабизма – Урус-Mартановскому району добавился горный Веденский район, где началась идеологическая и военная подготовка молодежи из Чечни и Дагестана. Не все однозначно и в шариатском государстве, которое провозгласил президент Mасхадов в начале 1999 г. По поводу этой формы правления прозвучали одобрительные комментарии чеченских отставных политиков-экспертов, которые регулярно выступали на российском телеканале НТВ. В то же время ни один из московских чеченцев, кого я лично знаю, не был готов прожить и одного дня по шариатским правилам. Да и в самой Чечне уже на следующий день после объявления шариатского правления родился короткий анекдот: “Как узнать чеченца? Чеченец – это тот, кто ходит без руки”. Юмор заключается в том, что вводимый шариатский закон предполагает отрубание руки за воровство.

“A что ты думаешь о религии?”, – спросил я Aхьяда. На что усkышал, может быть, самый поразительный ответ:

«Моя вера простая. Надо пять раз руки мыть и ноги тоже, чтобы быть всегда чистым. Говорят Шамиля какой-то русский генерал спросил, за что он воюет, а он позвал своего воина и приказал снять сапог. У чеченца
стр. 346
ноги были чистые и ногти все подстрижены. “А теперь давай твоего”. А у того портянки черные и ноги все гнилые и пахнут. Boт теперь понятно, за что мы воюем? И сейчас у русских солдат по три дня руки были немытые».


Говорил это Ахъяд, аккуратно вытирая полотенцем журналь- ный стол от остатков еды. В гостиничный номер, где состоялась первая с ним беседа, принесли выстиранную и поглаженную рубаш- ку. На наши встречи он всегда приходил аккуратно одетым и в начи- щенных ботинках. “Зачем вы такси брали от метро? Здесь всего 300 метров”, – спросил я. “Сегодyя yа улице плохо, и нам обувь не позволяет”, - ответил Ахьяд.

Новый цикл насилия в Чечне с конца лета 1999 г. и появившие- ся в этот период публикации на тему о ней заставили меня задуматься над более фундаментальными вопросами: что есть религиозный фактор в жизни постсоветских этнических общностей и государств и что есть религия в конфликте? Я не сторонник цивилизационной объяснительной схемы, ибо считаю ее столь же пустой и идеологизированной, как и концепт исторических общественно-экономических формаций. Однако на уровне культурно-ценностных ориентаций (кстати, исторически очень подвижных, чего не признает цивилизационный подход) мой взгляд на чеченцев расходится с рециди- вом колониальной этнографии, которая создала из чеченцев образ носителей Исламской цивилизации в симбиозе с архаическими структурами военной демократии.

Равно как и другие народы бывшего СССР и Российской империи, чеченцы представляют собой европейский народ по своим базовым ценностям, ориентациям и образованию. Как и у других евро- пейских народов роль религии в их жизни и культуре является приниженной, более того, как и для большинства бывших советских людей – фактически минимальной.

Конфликт и война усилили роль религиозного фактора во всех его проявлениях (от бытового до политико-государственного и даже международного), но никак не сделали чеченцев “мусульманским народом”, представителями некой Исламской или восточной, а тем более мифической “кавказской” цивилизации.

Ниже приводится диалог двух чеченских интеллектуалов, состо- явшийся летом 1999 г. в Шатое:

- Ну, вот смотри, наш возраст, наше поколение, мы воспитывались, сформировались в годы советской власти уже после депортации. Я считаю, наше поколение было самое образованное из всех поколений чеченцев. Это был пик. Наша деятельность, наша учеба приходились на 60-80-е годы. И нас было много в количественном отношении. Как мне кажется, мы не уступа- ли старшему поколению: скажем, тем же Хасбулатовым, Яндаровым, Алироевым. По-моему, в интеллектуальном отношении мы не отставали.

- На мой взгляд, действительно не отставали. Мы же вместе работали, сталкивались по всем этим вопросам.


Стр. 347

- Я считаю, что полученное нами образование хорошее. Но вот се- годня традиционному образованию, которое мы получили, навязыва- ется альтернатива. Эта альтернатива связана с какими-то восточ- ными образовательными и культурными ценностями, с арабо-мусульманскими ценностями. Что нам лучше? Все-таки я считаю, что чечен- цы и вообще кавказцы – другая цивилизация, чем арабо-бедуинская или западная цивилизация.

- Что ни говори, на сегодня - это так. У нас по радио и музыка русская и иностранная, и песни, и рассказы, да и одежда – европейские. На мой взгляд, даже мышление направлено на Европу. Принудительное насаждение Ислама, традиции Ислама, в смысле формы одежды, обучения, нам не подходит по духу, по своим обычаям.
То есть наша этническая культура все-таки отличается; она дру- гая, чем арабская культура.

- Собственно, чем даже восточная.

- Ну вот сегодня наши духовные фигуры требуют, чтобы женщина одевалась как мусульманка. В шариате действительно есть норма, какую одежду должна носить женщина. Предлагают теперь всем женщинам такую одежду надевать. А наши женщины этого не делают. Это что, такой протест что ли? Как это понять?

- Года два-три тому назад часто можно было увидеть женщин, укутанных в платки, черные длинные платья. Я что-то их не вижу сейчас. Если вижу, то очень редко. Чем больше давят на форму женской одежды, тем больше ее и отрицают. Ну наденем паранджу, закроем лицо, а кто будет на базаре стоять? Работать нашим мужчинам негде.


Стр. 348

Этот диалог мне представляется очень важным для понимания ситуации в Чечне, а самое главное – он не закончен. Возможен любой исход подобного “столкновения цивилизаций”, но в любом случае он есть больше внутренний выбор и воленавязывание верхушечных элементов. Эти предписания могут опуститься на низовой уровень, но тогда они обретут свое собственное содержание и свой новый смысл, отличный от этнографических и мифомедийных трактовок. Скорее всего в духовно-религиозном плане Чечня вернется к симбиозу традиционной светскости и более открытого отправления гуманистического Ислама, как это уже происходит в других российских республиках, например, в Татарстане или Башкирии. Большей узурпации в отношении собственного общества чеченцы не позволят, особенно если перестанут видеть перед собой дуло автомата и намеренные денежные подачки за служение “истинной вере”. Не закрылись двери в Чечне и для русской православной церкви, которая больше всего пострадала в чеченском конфликте.

http://ресурсныйцентр-анр.рф/files/obshchestvo_v_vooruzh_konflikte.pdf
« Последнее редактирование: 14 Сентября 2024, 01:35:02 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10911
Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр. 351:

B отечественной публицистике существует целый мир высказываний и наблюдений по поводу насилия как некоего демиурга российской истории. Этот литературно-метафорический фон мало полезен для научного анализа. Работы по конфликтам на территории бывшего СССР также не затрагивают их социально-культурную природу. B то же время Чечня перегружена крайними формами насилия и поэтому представляет собой интересное, но опасное поле для исследования этнографии войны. Kак уже отмечалось выше, с социально-политической точки зрения чеченский конфликт – это конфликт группы против государства, а не между представителями двух этнических общностей или двух государственных образований. Eсли быть еще точнее, то он начался и сохраняется и как конфликт внутричеченский. Выход части населения этой этнотерриториальной автономии из правового пространства России был осуществлен в форме вооруженного мятежа сторонников радикального сепаратизма. Со временем конфликт обрел собственную инерцию уже под воздействием внутренних и внешних факторов, среди которых не последними стали динамика разорванного насилием общества и новые внешние геополитические соперничества вокруг Северного Kавказа.

Прямое насилие в отношении населения Чечни со стороны пришедшего к власти сепаратистского режима оказалось одной из особенностей с самого начала так называемой национальной революции. Противоречия между разными группами населения Чечни и силовые формы поведения в собственной среде, стали отличительной

стр. 352

стороной конфликта. Со временем организованная война в форме партизанских действий и террористические акты превратились в единственную форму борьбы чеченских боевиков и политического руководства мятежной республики, в том числе и после окончания первой войны. Именно невозможность и неспособность остановить насилие и вернуть общество хотя бы к умеренно жестким формам регулирования социального поведения стало главным поражением чеченских лидеров уже после того, как война казалось бы закончилась победой инсургентов в 1996 г.

Особенность конфликта состояла также в том, что федеральная власть, точнее, президент и его окружение, без должной правовой основы и подготовки приняли решение и осуществили крупномасштабные действия вооруженных сил страны на территории региона вооруженного сепаратизма. Почему это было сделано и как сфор- мировалась морально-политическая установка на сверхжесткое поведение российских войск на территории собственной страны? Наиболее реальными представляются версии двух известных политиков того времени. Обе они отмечают политический и психологический контексты, а также верхушечные манипуляции, что особенно важно для понимания мотивов обращения к насилию.

Геннадий Бурбулис считает, что Б.Н. Ельцин пришел к мысли о начале войны в Чечне под влиянием “силовиков” Степашина, Грачева, Егорова и Лобова. Названная четверка до этого осуществляла в течение 1993 г. акцию по так называемому мирному решению че- ченской проблемы через культивирование внутричеченской оппо- зиции. Было задействовано много средств – денежных, материальных и человеческих. Президенту внушили надежду на то, что эта оп- позиция в нужный срок произведет смену политической власти на территории Чечни и Дудаев будет нейтрализован. Когда 20 ноября она потерпела крах, нужно было немедленно искать способ уйти от ответственности, и оказалось, что единственный способ – предложить авантюрный план блицкрига. “Для этой четверки психологи- чески это была единственная возможность уйти от ответственности и переложить ее на президента, поскольку в рамках закона возмож- ность таких действий полностью связана с его личным решением”. Почему Борис Николаевич согласился? К концу 1994 г. он оказался в дискомфортной ситуации, потеряв всякую социальную базу, опору на политические структуры и поддержку народа. Но за психологией стояли и реальные интересы: часть ВПК, бюрократии и собственников. Был прицел на выборы. Чечня “в последние три года превратилась в уникальный полигон, где удовлетворяли свои интересы многие и многие структуры, корпоративные объединения, в том числе и из состава высших органов российской власти” [Из текста выступления Г.Э. Бурбулиса на заседании комиссии “Большая Eвропа”, 16 января 1995 г. Париж // Aрхив автора].

Вот какую оценку случившемуся дал депутат Государственной Думы Сергей Юшенков на заседании круглого стола в Институте экономических проблем переходного периода в Москве:

стр. 353

«Честно говоря, я долго думал, есть ли действительно какие-то интересы, может быть, какая-то группа лиц заинтересована в войне? Hо нет этого интереса. Eсть только глупость. Этот интерес есть только у ближайшего окружения Eльцина. Лобов в телефонном разговоре, когда я возмутился указом президента о том, что в Чечне введут чрезвычайное положение, мне цинично сказал: “A это собственно не имеет значения. Hам сейчас нужна маленькая победоносная война, как в Гаити. Hужно повысить рейтинг президента. Вот весь интерес. Больше другого интереса нет”. Стало ясно, что Eльцина не изберут больше президентом, а куда деваться всем тем, кто сейчас щедро кормится с барского стола? Конечно, нужно было сделать всё, ввести страну в штопор, ввести режим полицейского государства, отменить все выборы и так далее» [Стенограмма круглого стола в Институте экономики переходного периода, 5 июня 1995 г. Москва. С. 32 (рукопись)].

“Маленькая победоносная война” привела не к ликвидации внутреннего мятежа, а к развитию конфликта в масштабную и разрушительную войну. Ключевую роль в грандиозной эскалации насилия сыграло не только сопротивление чеченских сепаратистов, но и жестокое поведение армии и внутренних войск в отношении как гражданского населения, так и вооруженных групп в Чечне в отношении федеральных военнослужащих.

После достижения в августе 1996 г. перемирия между чеченскими формированиями и федеральной властью конфликт был заморожен, но насилие в Чечне и по ее периметру продолжалось. Осенью 1999 г. федеральная власть возобновила военные действия в Чечне, усматривая единственное в них средство ликвидировать мятеж и ис- точник дестабилизации в регионе и в стране в целом. И эта антитер-

стр. 354
рористическая операция вылилась в затяжную военную кампанию и к началу 2001 г. принесла более 2 тыс. убитых и свыше 7 тыс. раненых федеральных военнослужащих, не говоря о потерях среди че- ченского населения и новых разрушениях.
Тотальное насилие в отношении людей с использованием самых различных видов оружия и форм боевых действий в рамках одного государства оказалось само по себе феноменом, который до сих пор плохо объяснен специалистами. Kак стала возможной столь само- разрушительная для российского общества и государства внутренняя война? Этот вопрос остается неясным для исследователей и для вовлеченных в конфликт действующих сил, если не брать в расчет пропагандистские версии. Eсть ряд фундаментальных моментов, связанных с характером государственных институтов, правовой и политической культурой, ментальностью и историческим наследием российского народа. Без анализа этих вопросов сложно понять причины, характер, воздействие и восприятие насилия, которое сопровождает войну и более того – составляет ее суть.

B данной главе рассматривается исключительно жестокий характер чеченской войны, то, что я называю тотальным насилием, а также сама культурная основа подобного насилия. Я не разделяю тезис о природной жестокости чеченцев и о низкой цене человеческой жизни, которые якобы характерны для представителей этой этнической общности. Hе менее абсурдными и политически заангажированными выглядят созданные литераторами и журналистами образы чеченцев как доблестных и благородных воинов. B равной мере неприемлем тезис о запрограммированной жестокости российских солдат, а тем более этнических русских, составлявших большинство воюющих в Чечне военнослужащих. Hо тогда какова антропологическая (социально-культурная) природа насилия, проявившаяся в этом конфликте и в чеченском обществе в целом? A самое главное – что происходит с обществом и индивидом в ситуации тотального насилия?

Сам по себе феномен насилия не есть антропологическая аномалия. Природа насилия и обусловленность его в человеческом обществе – предмет многочисленных и обстоятельных изысканий [По антропологии насилия имеются некоторые работы в отечественной и довольно обстоятельные исследования в зарубежной литературе: Horowitz D.L. Coup Theories and officers’ Motives: Srilanka in Comparative Studies. Princaton, 1980; Idem. The Deadly Ethnic Riot Berkeley, 2001; Legitimization of Violence Ed. D.E. Apter. L., 1997; Staub E. The Roots of evil. The origins of genocide and other groupviolence. Cambridge, 1989; Hassner P. Violence and Peace. From the atomic Bomb to Etlmic cleansing. Budapesht, 1997].

Тем не менее в чеченском конфликте можно выделить проблему тотального насилия, отличающегося непринципиальностью (смутностью) образа врага, т.е. объекта насилия, и особой жестокостью, которую демонстрируют субъекты насилия. Именно эта характеристика соотносится с феноменом демодернизации, когда утрачивается известная или принятая “норма насилия”, а состояние общества характеризуется понятием хаос.

Kак известно, нормативное насилие может составлять элемент традиционной социальной структуры, когда в среднемодернизированных обществах могут сохраняться существовавшие в прошлом нормы ведения войны и нормы мира [См.: Першиц A.H., Cеменов Ю.H., Шнирельманu В.A. Bойна и мир в ранней истории человечества. М., 1994].

Современное нормативное
З55
(легитимное) насилие устанавливается государством и правом, в том числе и международным. Оно включает нормы ведения войны и поведения комбатантов в условиях вооруженных действий. Однако мне не известны случаи, чтобы эти нормы соблюдались в ходе вооруженных конфликтов последнего десятилетия, особенно если конфликты носили внутренний характер. Андрей Каменьщиков, один из первых энтузиастов-миротворцев и создатель российского отделения неправительственной организации “Международное ненасилие”, пожаловался мне:

"Я первые несколько недель таскал из Москвы в Чечню полные рюкзаки литературы по вопросам гуманитарных норм ведения войны и миро-творчества, раздавал это солдатам и чеченцам, но потом понял, что все это абсолютно напрасно: никто ничего не хотел слушать или читать, а тем более следовать каким-то нормам. Я даже пережил какой-то внутренний кризис от всей этой беспомощности повлиять на ситуацию. Сам себе казался наивным чудаком, а уж воюющим - это наверняка. Что за дурачок здесь крутится? Может быть шпионит? И я решил отойти от этого всеобщего безумия".

Подобные настроения встречаются достаточно часто у людей, включая политиков и экспертов, которые сталкиваются с войной, а тем более оказываются ее жертвами. “Они там все сошли с ума в Югославии и превратились в варваров”, “конфликт пробудил самые древние и животные инстинкты”, – так высказывались многие по поводу очередных вооруженных конфликтов и войн последних лет. “Посмотрите, господин министр, как грузины все дружно сошли с ума”, – говорил мне сопровождавший меня на встречу с Эдуардом Шеварднадзе, когда машина проезжала по разбитому в результате гражданского конфликта проспекту Шота Руставели в Тбилиси в 1992 г. B отношении Чечни чаще всего можно было услышать такие мнения: война там перестала быть частью политического конфлик- та, и все свелось к нечеловеческому состоянию за пределами нор- мальной социальной жизни; это ирреальный мир, в котором воюю- щие между собой имеют только одну цель – убивать.

При всей распространенности подобных взглядов мы, тем не менее, имеем дело с самой настоящей человеческой реальностью, в которой есть как жертвы насилия и войны, так и их исполнители. Последние сами часто пребывают в плену спирали насилия, которую они же и породили, но которую уже не в силах контролировать. Hасилие становится смыслом и повседневной рутиной, а не средством или посланием, как это трактует классическая теория насилия [Marx K. The Social Context of Violent Behavion. L., 1976]. Как пишут авторы одной из книг, посвященных проблемам изучения насилия, “насилие может быть не функциональным и, конечно, нетерпимым, но оно не пребывает за пределами человеческого общества и того, что мы определяем как человеческое” [Robben A., Nordstrom C. The Anthropology and Ethnography of Violence and Sociopolitical Conflict // Fieldwork under Fire. Contemporary Studies of Violence and Survival Ed. C. Nordstrom, A. Robben. Berkeley, 1995. P. 3].

Hасилие и война не есть внекультурные формы человеческого поведения. Подобно альтруизму или творчеству, насилие культурно конструируется. Это своего рода
стр. 356
потенция, которая реализуется людьми в особых условиях, и только в таком контексте может быть понят этот феномен. Kак заметила Маргарет Мид, война – это “всего лишь изобретение, а не биологическая необходимость” [Mead M. Warfare Is Only an Invention – Not a Biological Necessity // War Ed. L. Bramson, G.W. Goethals. N.Y., 1964. P. 269–274].

Однако если насилие и война есть почти неотъемлемая часть человеческой культуры, то тогда как их соединить с современной моральной и правовой нелегитимностью насилия в форме убийства людей? И как проникнуть в саму суть жизни в условиях насилия, когда каждый конфликт и война – это неповторимый в своих конфигурациях кризис общества и неповторимые реакции и действия людей, подвергшихся насилию или исполняющих его? Kак отмечается в выше цитируемом коллективном труде, “насилие имеет конфузящий и неубедительный характер, а войны являются символами экстремальных ситуаций, в которых могут оказаться экзистенциально дезориентированные люди. Такого рода угрожающее жизни насилие демонстрирует как паралич, так и креативность людей, имеющих дело с принуждением, к которому мало кто оказывается подготовленным” [Robben A., Nordstrom C. The Anthropology and Ethnography of Violence and Sociopolitical Conflict // Fieldwork under Fire. Contemporary Studies of Violence and Survival Ed. C. Nordstrom, A. Robben. Berkeley, 1995. P. 3].

Что для меня оказалось наиболее поразительным в изучении эт- нографии чеченской войны, так это действительно сочетание социального паралича в условиях действия неконтролируемых сил и факторов (когда “самолеты регулярно налетают как рейсовые автобусы”) и удивительных по своей новизне и адаптивности человеческих действий в условиях, когда повседневность войны порождает бесконечный поток тревог и озабоченностей (что поесть, куда бежать, откуда ждать нападения или когда нападать и куда стрелять?). Отличие войны и любой другой формы насилия от мирной жизни – это неожиданность вызова, на который необходимо находить мгновенный ответ. При этом существует крайне мало каких-либо уже выработанных социальных предписаний как совладать и как вы- жить в ситуациях насилия. Обычный человек не готов к войне в смысле реакции на прямые и неожиданные угрозы его жизни. И это одно из моих самых простых, но, как представляется, важных открытий.

Другим поразительным откровением при изучении чеченской войны стала трудно уловимая, но реально существующая связь между миром смерти и миром жизни, когда феномен насилия бесспорно демонстрирует свою принадлежность к сфере жизненных проявлений. Чем принципиально отличается мой подход и мой интерес от многочисленных регистраций насилия и смерти, которые были осуществлены авторами разных докладов или историй этой жестокой войны? Я попытался концептуализировать войну не только как смерть или преступление, а как одну из форм жизни в ее крайне противоречивых и драматичных проявлениях. Бомбежки, обстрелы, бой, пытки и казнь, страх и слезы неотделимы от бесконечного разнообразия других человеческих проявлений в том же самом процессе,
357
который называется конфликт или война: мир, победы, радость, песни, юмор, слухи, скука, фольклор времен войны и многое другое. Я старался разглядеть в войне не только смерть и разрушение, но и неповторимую по своему рецепту культуру выживания, которая во- брала в себя многие элементы экономики, психологии и политики, мобилизованные социально-культурные институты и ежедневные новации.
Война – это не только окопы и поле боя. Это – страх сидящих в подвале не успеть набрать питьевой воды. Это – ужас матери, когда ее сын-подросток исчез из дома и неизвестно, где он, или когда дочь оказалась в поле зрения солдат. Это – бесконечные истории о войне, где вымысел и правда неразличимы, и еще многое другое. Что- бы показать, как широка этнографическая палитра насилия, приведу только два примера из мгновений жизни людей в ходе войны.

"Я находился в президентском дворце до самых последних дней. Это были в основном ребята из гвардии Дудаева. Человек сто или двести - не больше. У меня тогда сильно разболелось горло. Говорить почти не мог, и даже температура была: кости ломило. А тут я нашел в одном из кабинетов бутылку конька. Один из начальников оставил. Коньяк был французский, и бутылка очень красивая. Никогда до этого такой не видел. Я решил ее открыть. Ребята стали говорить, что пить нельзя. Иначе, если убьют, тогда будет наказание вместо рая. А я им сказал, что мне туда пока не надо, а вот полечиться нужно. Открыл и выпил. Сразу стало легче. Пошел и взял подствольник с гранатой, чтобы на третий этаж подняться, где русский снайпер несколько дней весь коридор прострели-вал, и никто не мог ничего с ним сделать. Он по мне выстрелил, но промазал. А я прямо к окну подошел ближе и как ударил по тому месту, откуда он стрелял. Больше его не слышали. Вернулся к ребятам, чтобы еще выпить, а бутылка уже была пустая. Но горло все равно на другой день лучше стало" (Акьяд).

«Я ездила в Чечню во время войны. Уменя двоюродная сестра жила в Старопромысловском районе. Я приехала, а дома ее не было: сказали, что она будет только в шесть часов. Я решила съездить в центр, который был весь разбит. Что могло такое со мною случиться? Там было все ого-рожено. Я прошла в то место, где был центральный сквер, и долго сидела. Пыталась мучительно вспомнить, что же здесь когда-то было. Жара была 30-градусная. Я пришла в себя, когда почувствовала, что надо мною кто-то стоял. Это был русский солдат, их БТР на той стороне улицы остановился.

Он говорит: Ваши документы?"

Я стала рыться в сумке, никак не могу найти паспорт. Нашла аспирантское удостоверение. Показала. Он никак не может понять, что это такое.

"Где, - говорит, - это находится?"
Я говорю: "В Москве" .
"Пройдемте для выяснения личности" .
Я говорю: "Никуда не пойду" .
"Ну, как это так, пойдете, куда вы денетесь" .
стр. 358

Я опять порылась и нашла паспорт. А там деньги. Я помню 600 дол-ларов, которые должна была передать. Я их сразу хотела вытащить из паспорта, но он увидел, все забрал, денежки посчитал и положил в карман вместе с паспортом.

"Вы себя подозрительно вели" .
Я говорю "Почему?"
"Стоите на одном месте долго".
"У вас дома нет и никогда не будет, а я приехала домой" .
Он так на меня посмотрел, а я еще была одета ярко. Ему ребята кри-чат: "Да оставь ее, Костя, поехали!" . А вокруг никого прохожих. Одна старушка русская прошла и сказала: "Да оставь ты ее, сынок, что ты де-лаешь?"
А он ей: "Ты проходишь и проходи" .
В это время вдруг подъехали на черном джипе ребята-чеченцы, в черной джинсовой одежде. Один из них по-чеченски ко мне: "Что тут случилось?" . А я просто не могу, вот-вот разревусь. Сказала ему что-то на чеченском, а он мне: "Разговаривай по русски" . Потом говорит этому русскому парню: "Я ее забираю" .
Тот: "Я ее не отдам" .
Потом наш парень увидел в кармане солдата мой паспорт. "Это, -говорит, - твой, паспорт?"
Я говорю: "Да" . И деньги в паспорте он увидел тоже и все это забрал. Затем говорит: "Иди к машине" . Я говорю: "Не могу" . Он тогда крикнул другому парню: "Руслан, иди, забери и посади ее в машину" .
Я пошла к машине, а солдат сзади выстрелил. Пуля пробила крышу джипа и могла бы меня задеть. В джипе еще ребята сидели. Прибежали русские ребята с БТРа и стали что-то выяснять. Обошлось без стрель-бы. Они посадили меня в машину и стали на меня орать, что я здесь одна делала. Паспорт и деньги мне отдали, и потом я уже их не видела. Это было летом 1995 г.»
(Хеда).

B этих двух историях есть одно сходство и одно большое различие. Первая история – всего лишь эпизод одного дня из двух лет войны Ахъяда. Bторая – один день войны из очень немногих, когда Хеда приезжала из Москвы в Чечню. Hо сила переживаний и страха за жизнь во втором случае были не меньше, чем все, что пережил Ахъяд за годы войны, успевший к тому же заиметь двоих детей между боями (“до дома можно было одним днем обернуться”).


============================

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр. 358:

OБРАЗ BРАГА KАK BBЕДЕHИЕ B BOЙHУ
Коллективное насилие нуждается в образе врага в лице группы или института, которые должны быть наказаны или уничтожены. Oбраз врага создается и культивируется инициаторами насилия, чтобы снабдить им его исполнителей средством мобилизации и пря- мой целью. Kогда насилие достигает стадии войны, т.е. конфликта с линией фронта и необходимой организацией, тогда образ врага упрощается до военного термина “противник”. Hо и здесь под словом

стр. 359

“противник” или “враг“ вовлеченные в конфликт стороны подразу- мевают смутные категории. Для чеченцев это были “федералы”, “русские”, “оккупанты”, “агрессоры”, “неверные”, “гяуры”. Для фе- деральных российских солдат в Чечне – “бандиты”, “духи”, “нохчи”, “душманы”, “чечены”, “боевики”, “террористы”, но с самого начала и всегда это были “не наши”, хотя речь шла о согражданах (как выразился один из чеченцев, “я бы мог служить и воевать с этими ребятами в одной армии”).

Почему произошел столь быстрый и глубокий раскол и появилось понятие “врага”, против которого оказалось возможным применить оружие, чтобы лишить его жизни? Мы задаем этот вопрос вместе с другим вопросом: что первично в логике насилия – сам объ- ект насилия или средство его осуществления? При анализе чеченского материала и в целом общероссийского контекста последний вопрос более чем уместен. Kак представляется обретение средства насилия, а именно автомата Kалашникова или другого личного стрелкового оружия, вызвало необходимость конструирования образа врага. Иначе теряется весь смысл вооруженной личности, хотя чаще всего этот смысл выступает в форме аргумента защиты (личности, дома, родины и прочее). Kогда оба аргумента (борьба с врагом и защита) совпадают, тогда происходит полное оправдание насилия в любой его форме. В чеченском конфликте это совпадение произошло на стадии открытой войны. Именно после декабря 1994 г. насилие в Чечне стало носить тотальный характер с обеих
стр. 360
воюющих сторон, т.е. оно стало осуществляться неизбирательно и без ограничений.
Следует отметить, что насилие в Чечне распространилось до начала масштабной войны, когда образ “врага” еще не был сконструирован в полной мере. Против кого были направлены насильственные действия сторонников “чеченской независимости”? Bот несколько свидетельств, которые относятся к 1991 г.

"Люди приезжали с самых дальних горных аулов. На площади были собраны скамейки из городских скверов. Люди устраивали зикры, которые я раньше не видел. Зикры с большими барабанами заставляли подтянуться. Ноги сами так и несли тебя в круг зикра. И сами зикристы, и мы готовились к встрече с врагом. Но кто этот враг, по-моему, никто не понимал. Просто все думали, что где-то есть враг, и против него все становились как одно целое. Кто этот враг - я тогда не понимал: не то Завгаев, не то русские. Может, тогда это не имело значения. Но от сознания, что этот враг есть, все чеченцы становились как одно целое. Больше всех угрожал Яндарбиев" (Саид Г.)

Мой партнер по исследованию задал вопрос Саиду: “A кто были твои враги?”

 «А кто их разберет. Поначалу это были оппозиционеры. Враги Джо-хара, а значит и мои враги. Потом мы с Лабазановым долги выбивали. Те тоже были враги Джохара. Были фраера - им дадут нефть на продажу, а они схапают деньги и - на дно. А то и возражать пробовали. Но мы их до-ставали. Даю тебе слово, мы бы и Мамадаева с Мараевым достали. Но президент не дал команды и враги более - рисковые ребята. При деньгах, спортсмены, некоторые даже чемпионы. Однако же жадные. Одно слово -фраера. Потрясли мы их. Мне даже кровную месть объявили и не одну уже. Поэтому мне без оружия никуда. Потом оппозиционеры пошли. Это народ жидкий. Все больше начальники, преподаватели-интеллигенты; артисты, одним словом. Они на митингах выпендривались, изображали из себя. А мы их на кассету засняли и потихоньку выдергивали из домов. Бы-вало, тряхнешь его, а его кондрашка колотит. Потом пошли притеречные чеченцы. Эти тоже оппозиционеры. И хоть тогда Джохар не посылал меня с отрядом, я сам пошел. Мы были при нескольких орудиях. Поставили мы их на хребте. Тут один завопил, что не желает стрелять по чеченцам, что за это нас проклянут. Но мы его урезонили. Правда, большого дела не получилось. Пальнули мы из пу-шек, пару постов сняли. Ну, они и разбежались. Потом они, в ноябре бы-ло дело, поперли на танках в город. Мы заранее знали их маршрут, и мы сидели в засаде, аж в самой станице Петропавловской. Но это так, для ф ору. Мы с самого начала знали, что это концерт. А тут как раз по рации команда сматывать удочки, не делая ни единого выстрела. Пошебутились мои дружки, но делать нечего. Попрятали мы оружие и пошли в горы. Какая уж тут война, если у нескольких танков люки даже были открыты, и они, конечно, не собирались воевать. Это был поит, показуха. Мне потом один знакомый объяснил, шустрый был адвокат. Он меня еще Но первой судимости защищал. Говорил, что у Дудаева той осенью дела совсем в убыток пошли. Он сзывал народ на митинги, умолял за щи-
стр. 361
тишь его, но никто не являлся. Так надо было разозлить чеченцев, заста-вить воевать. Спрашиваю его удивленно: "Как это?!" Он, снисходительно осклабившись, продолжает: "Темнота! Журналист называешься" . Я продолжаю удивляться: "Как же их можно было разозлить, чеченцев, если танкисты не собирались воевать?!" (Чингиз).

Эти и другие свидетельства привели меня к выводу, что идеологи- ческая кампания верхов по поводу “независимости” и “революции” крайне причудливо преломлялась в сознании рядовых чеченцев. B то время в образ врага “Россия” никак не укладывалась, как и русский народ в целом. Hо вот местные жители русского (точнее не чеченского) происхождения, особенно горожане, обладавшие квартирами и машинами, стали объектами массового насилия. Причем сам режим Дудаева никогда не объявлял местных русских врагами Чечни или чеченской революции. Тогда врагов находилось достаточно среди самих чеченцев, несогласных с программой полного разрыва с Россией. Hо рядовые участники принимали на этот счет собственные решения, менее идеологизированные, а точнее крайне утилитарные: отбирать собственность и даже жизнь у тех, кто был менее защищен и кто в их представлениях был вне нового чеченского порядка.

Я не собирал истории пострадавших русских в те годы. Однако масштабы насилия достаточно хорошо известны, а их итогом был почти полный исход русского населения из республики [По этому вопросу было собрано много материалов специальной комис- сией Государственной думы по расследованию событий в Чеченской республике под председательством С. Говорухина, и неизвестно, где теперь они хранятся].

K сожалению, этот важный момент в истории чеченского конфликта фактически игнорируется в исследованиях и журналистских работах зарубежных и части отечественных авторов как политически некорректный, но он очень важен для понимания процесса формирования в местном обществе атмосферы правовой анархии и культа насилия. Если бы тогда правительству Дудаева удалось справиться с пробле- мой защиты русского населения, эскалация конфликта до полномасштабной войны была бы невозможной.

Kонцентрация образа врага и расширение рамок насилия до мас- штабов, которые до этого представлялись немыслимыми, произош- ли в момент ввода федеральных войск в Чечню и начала разруши- тельных военных действий в Грозном, а затем в других районах рес- публики. Происходящее в декабре 1994 г. и в январе 1995 г. в Чечне многократно описано с событийной стороны, но почти неизвестно, что в тот момент переживали рядовые граждане и участники вооруженных действий.


=================================

Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр. 361:

HЕBЕРИЕ И ШОK HАЧАЛА BОЙHЫ
Почти все истории самого начала войны содержат мотив неверия и нереальности случившегося. Подавляющее большинство населения в тот момент считало себя такими же гражданами страны, и никакая самая отчаянная пропаганда против России, звучавшая в
Стр. 362
Грозном, не воспринималась как отторжение общего государства и даже тогдашней центральной власти. Вступление армии на территорию Чечни вызывало страх и потрясение перед чем-то, что еще должно или могло случиться.

"Я войну встретил в Грозном. Правда, признал ее не сразу. Долго ду-мал, что это недоразумение. Уменя в голове не укладывалось, что такое возможно. Теперь я понимаю, что советская власть приучала нас к какой-то беспечности. Мы невольно были приучены думать, что власть род-ная, какие бы ни были у нее недостатки, все равно казалось - она своя и никогда не навредит. А уж тем более в мыслях не было, что власть мо-жет убивать свой народ. У меня как-то все перевернулось. Но ведь и мир перевернулся. Ельцин всю жизнь защищал Советскую власть, служил ей. А потом перевернулся, как и многие бывшие секретари обкомов и ЦК. Вроде бы тогда заблуждались, а потом прозрели и стали оплевывать то, что защищали прежде, чему служили всю жизнь. Вот так все и с войной: началась она, и все перевернулось" (Мудар).

"До 1993 г. работала в совхозе по специальности. Потом все развали-лось, работы не было, денег, естественно, тоже. Пришлось ездить на ры-нок в Георгиевск торговать. Родители тоже денег не видели давно. Мама работала в совхозе, отец в школе. Положение было не самое завидное, но никто не мог предположить, что очень скоро начнется самое страшное испытание. 11 декабря 1994 г. я с подругой поехала в Малгобек. Там мы ви-дели, как через поля и по дорогам шли военные машины, танки, сверху кру-жили самолеты. Ингуши пытались их остановить на границе. Трех муж-чин задавил танк. Всех, кто стоял на дороге, останавливали, проверяли документы, сумки. Это была безумно страшная картина. Казалось, что на каждого чеченца идут по 10 солдат и одному танку. Их было так много. Мы поняли, что началось что-то очень страшное, боялись, что не сможем добраться до дома.

Когда мы к вечеру добрались до дома, в селе все были очень возбуждены, часть этой армады шла через наш район. Все горячо обсуждали про-исходящее, некоторые наивно верили, что русские пришли нам помочь. Один хаджа, рассказывали, даже бросал им вслед муку*. А они в тот день просто расстреляли 13 человек. Оказалось, пьяный капитан развлекался таким образом"
(Хана И.).

Многим чеченцам казалось, что война – это что-то случайное, ошибочное. И солдат на нее пригнали не воевать, а так, для демонстрации.

"В первые дни войны всех молодых ребят гнали на войну. Несмы силе-ныши. И обороняться не умели, не то, что воевать. Вс жались друг к другу, как цыплята вокруг квочки. А жаль мне их - зачем таких молодых нагнали? Сдается мне, для того, чтобы настоящую войну заварить, да покруче. Народ надо было обозлить, заставить воевать по-настоящему. А то все как-то не получалось по-настоящему. Постреляют, постреля-ют и опять затишье. Вначале все думали, что войны не будет вообще.
стр. 362
Приедут русские танки, постреляют немного, а боевики и разбегутся, и снова к мирной жизни. Поначалу мы не знали, что войну замышляли все-рьез. Иначе, зачем бы так много оружия оставила Советская Армия, ко-гда уходила из Чечни? Ну, да, что теперь о6 этом? Война была нужна по-литикам и тем, кто их кормит. Видно, много надо было списать началь-никам" (Висит М.).

Хители Чечни особенно были потрясены артиллерийскими обстрелами и авиационными бомбежками в самом начале войны. Разрушения и гибель людей невозможно воспринимать какими-либо адекватными реакциями. В сознании царили ужас и беспомощность. Подвалы городских домов стали единственными убежищами, а в селах не было и этих укрытий. Kак известно, авиационные удары наносились не только по Грозному, но и по другим населенным пунк- там. 3 января 1995 г. федеральная авиация сбросила шариковые кассетные бомбы на рынок и больницу в Шали. Только из жителей Шали 55 человек погибли и 186 получили ранения.

По заключению общества “Мемориал”, проводившего расследование, это были намеренные неприцельные бомбардировки граж- данских объектов с целью устрашить население лояльных Дудаеву районов [Россия – Чечня: Цепь ошибок и преступлений. Общество “Мемориал”. М., 1998. C. 196]. Мы располагаем свидетельствами тех, кто оказался жертвами налетов.

«3 января, Шали. Я готовила на кухне у тети, услышав шум на улице, я выбежала, проверить, что делает мой брат. Он показывал пальцем на небо. Два истребителя и тяжелый бомбардировщик накрыли Шали крыльями смерти. Я едва успела затащить брата в дом. Бомбили рынок, заправку, больницу. Никто не спускался в бомбоубежище, родители бросились домой, наверняка зная, что дети на улицах рассматривают "новейшие достижения техники" . Прибежала мама, и только успели за-крыть дверь. До сих пор не могу простить себе, что я спряталась за маму и кричала. Мне было страшно. В рот набилась штукатурка и осколки стекол. Пять часов бомбили маленький город Шали. Мама пыталась нас рассмешить, отругала меня, что подгорела курица, и заставила съесть  ее.

На следующий день хоронили погибших накануне. Хоронили наспех: бомбили даже кладбище. Потом было много ночей, проведенных в подва-ле. Самолет, как рейсовый автобус, прилетал каждое утро в одно и то-же время. Я разучилась расслабляться, от постоянного напряжения все болело. Есть не хотелось. В голове вертелась фраза, услышанная мною не помню где и когда: "И живые позавидуют мертвым" . Я завидовала мерт-вым. Но не хотела умирать. По утрам я, как молитву, твердила строки из учебника второго класса "Встали дети на рассвете, в окнах свет и нет войны" . Как сладко звучали эти строки. Если бы это было так»
(Зарета).

"Я и сам, однажды случилось, на шалинский базар с товарищем выезжал. День был воскресный. Народу много понаехало. Торговля спорилась. Почему-то, все думали, что села не будут бомбить, и дело Грозным кончится. Да вот, ошиблись. Откуда ни возьмись два истребителя на низкой
Стр. 363

высоте и стали косить народ из пулеметов. Крики, стоны, кровь и вопли раненых. Некоторые пытались бежать, но самолеты разворачивались снова и снова. И косили народ почем зря. И старый и малый, мужики, бабы, дети - много полегло. Все дымилось кровью. В тот миг и перевернулось во мне все. И не то, чтобы ранен я был, хотя и задело. Главное же в том, что до меня дошло, наконец, что той жизни, которой я жил до сих пор, уже не будет. Мне за народ, за страну обидно стало. Стоять в стороне я уже не мог. И с боевиками не хотел бегать. И решил, что буду возить раненых и убитых. Многие тогда разыскивали близких. Не знали их судьбы. А которые погибли, так тех надо было предать земле Но мусульманскому обычаю. Тогда российские командиры ввели таксу за выдачу каждого убитого. Знали, что мусульманин всегда готов отдать самое последнее, чтобы похоронить павших, Но обычаю предков. Ну а у алкашей можно было выменять и за водку. Благо, водка у меня была еще с довоенных времен. Так я нашел свое место в той жестокой войне. И много повидал в те страшные месяцы"
(Саид М.).
 
«Потом ушел я в Шали. Здесь попал в бомбежку в базарный день. Ря-дом со мной была молодая женщина с дочерью. Огонь, дым, ужасающие стоны, крики. Вертолеты налетали волнами, одна за другой. На большой площади все слилось в дым, огонь, кровавое месиво. Очередная ракета, должно быть, разорвалась где-то совсем рядом. Я видел, что у девочки оторвало ногу. Мать, однако, продолжала ее тащить, не понимая, что произошло. Я схватил ребенка в охапку и вместе с матерью потянул в стоящий у обочины пикап. Механически соединил провода зажигания, со-вершенно не отдавая отчета, что это чужая машина. Лишь бы скорее уй-ти от этого ужаса, творившегося на площади. Отъехали, поворачиваюсь, а у женщины глаза, как будто, вышли из ор-бит. Она была в исступлении. Не могла даже кричать, даже дышать, как будто в параличе. Я такое видел в Афганистане. И знал, что в таком состо-янии надо привести человека в чувство. Я начал бить ее по щекам. Не помог-ло. Тогда раскрошил сигарету и стал совать ей табак в нос. Она зачихала, слезы покатились из ее глаз. Я подумал, что она пришла в себя. Девочка ле-жала на сидении уже мертвая, совершенно белая, должно быть, от потери крови. Я предложил женщине идти к себе домой, она повиновалась и пошла к выходу. А девочку оставила на месте. Я ей говорю: "Бери девочку". А она отвечает, что это не ее девочка. Я говорю: "Как же не твоя?! Она же кри-чала тебе - мама, мама!" . А она отвечает: "Моя дочка дома" . Тут я понял, что женщина все еще в исступлении. Тут и у меня что-то помутилось. Женщина ушла в одну сторону, я побрел в другую. Мертвый ребенок остался в машине. Вот такая странная эта война» (Исмаил К.).
« Последнее редактирование: 15 Сентября 2024, 07:41:48 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10911
Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр. 363:



ЖEСTOKOСTЬ ФEДEРАЛOВ И ЧEЧEНЦEВ
Военные действия в Чечне 1994–1996 гг. (как и во вторую кам- панию 1999–2000 гг.) носили исключительно жестокий характер. Имеется огромный материал о том, как действовали федеральные войска с самых первых дней войны. Oн собран преимущественно российскими правозащитными организациями “Гласность” и “Мемориал” [Bойна в Чечне: Международный трибунал. Материалы опроса свидете- лей. Первая сессия. М., 1996; Россия – Чечня: Цепь ошибок и преступлений]. Имеются достоверные свидетельства о том, что основные жертвы воюющие и мирные граждане понесли в начальный пеhиод войны. Хорошо известны многочисленные случаи, когда в усовиях жестоких боев в Грозном и в других местах убитых и даже раненых не вывозили. Tема брошеных трупов – стала одной из главных в военных историях. Она обросла чудовищными слухами, в ко- торые люди верили и рассказывали друг другу уже после войны.

"Много всякого я насмотрелся. Цена человека на войне - ничтожна. Во время войны трупы лежали на улицах штабелями, и российские не раз-решали нам хоронить их. В начале войны российских погибших не считали, верней учета погибших не было вообще. Потом стали считать, но не на личности, а на количество. Скажем, в батальоне из 100 человек погибло половина, так комбат доложит 50 трупов и предъявит. Иначе разжfлуют, а то и посадят. Если не хватает трупов - ищут недостающих вез-де, даже под землей. Лишь бы посвежей. А то и наших подберут. Изуродут голову, чтобы не опознали и сдают по акту как труп российского солдата. Вот откуда путаница получается, и люди в России хоронят, сами не зная кого" (Висит М.).

Другой популярной версией стала история о том, как российские солдаты убивали друг друга, в том числе и за денежные вознаграждения. Среди чеченцев некоторые даже считали, что именно в этом взаимоуничтожении было убито больше, чем от чеченского оружия.

«Я скажу вам, а вы не поверите, что русские русских побили больше, нежели чеченцы. Я и сам не верил, пока своими глазами не увидел. Посулят
Стр. 366
контрактникам большой куш, если возьмут дорогу или поселок. Те и рады стараться сдуру. Боевики отступят с поселка или, скажем, с автобазы, туда понабьются контрактники в ожидании куша. А тут налетает авиация или вертолеты, и от контрактников одна лишь пыль остается. Опять же выгода - кому-то платить не надо, а деньги все равно списали. Поди, спроси у мертвых, дали им деньги или нет. А то, бывало, просто сборы или учения объявят или другая оказия. Налетят вертолеты - и нет никого. Так в пионерских лагерях под селом Чашки было. Я уж не говорю, как били российских солдат на блокпостах сами же русские с вертолетов. Это вроде бы мелочи. Поначалу вовсе убитым солдатам счет не велся. Сколько надо, столько и спишут. Меньше цинковок в Россию пойдет, тем лучше. Народ меньше будут будоражить, да и расходов, хлопот меньше на транспортировку. Потому, должно быть, трупы российских солдат сбрасывали на горящие нефтевышки, в труднодоступные горные ущелья или пропасти. Это уже потом бухгалтерию завели. Считать стали убитых. Сколько из части погибло, столько и трупов предъяви. Если, конечно, бомбой или снарядом не на-крыло. Так ходили и собирали трупы. А то и у чеченцев, бывало, вымени-вали. А то и вымогали. Возьмут, бывало, заложников из чеченцев и требуют, чтобы к утру было столько-то трупов, а иначе заложникам каюк. Вот ведь какая грязная катавасия.

Конечно же, находились среди сотен подонков и приличные. Не все летчики соглашались бросать бомбы на головы мирных жителей. Бывало, прилетят к селу и сбросят бомбы на пустырь или в реку. Мне рассказывал сосед, как на одной неразорвавшейся бомбе, выброшенной далеко за селом в овраг, было написано: "Чем мог, тем помог ".

А то еще вот как бывало: стоят, скажем, на противоположных го-рах две части российской армии, следует команда: "Огонь!" . И принимаются дубасить друг друга до последнего солдата. Я думаю, может быть, и ссорились они между собой потому, как контрактники те народ бедовый, им никого не жалко. Контрактники-то вербовались зачастую из заключенных. Я много повидал солдат. И мне кажется, что среди них было много ненормальных. Говорили, что обкуренные, но я-то многих насмотрелся, я различаю - то были в натуре психические. Обкуренные - это так себе, слякоть»
(Муса П.).

Действия федеральных военнослужащих в отношении гражданского населения дали достаточно оснований для ужасающих историй о жестоком обращении с чеченскими мужчинами, которых почти всех подозревали в участии в вооруженных действиях. B это число попадали даже те старики, кто почти полвека назад участвовали в войне против гитлеровской Германии и имели статус ветерана Отечественной войны со многими социальными льготами. Степень потрясения людей старшего поколения трудно себе представить, а тем более объяснить. Перед ними предстали в роли убийц их дети, будущее которых они защищали в боях с гитлеровской Германией.

«Я вот тут коровенку держал. Четырех внуков тем поднял. А государственное молоко - на что оно годится? Благо, на окраине живем. Тут до войны целое стадо собиралось. Пастуха даже нанимали. А был здоро-
стр. 367
нее, я и сам ходил в пастухах. А как война началась, я корову в землянку перевел. Сам оборудовал из разграбленного склада. А накат забросал старыми ящиками. Вот мы с младшим моим все первые месяцы поили и кормили ее, а она - животное умное, как началась война, ни разу не мычала, точно онемела. Только смотрит умными глазами, вроде бы печальными. Но однажды нас с сыном подловили пьяные солдаты. Сына прикладом по голове, потащили в дом. Я говорю, что я сам фронтовик, орден-скую книжку показал. Так лейтенант меня так двинул по зубам, что я последние выплюнул. Вы, говорит, нам в спину стреляете. Знаем мы вас, сволочей. И опять стали избивать. Мне-то оно ничего, я уже всякое по-видал. Сына жалко, ему только еще 17 исполнилось. Избили нас, потом к стенке. Сейчас, говорят, стрелять будем. Так они мне здоровую почку отбили, что я стоять не мог. Сын меня поддерживал. И, знаешь, хоть и малец, но ни разу не застонал. А тут во двор какой-то капитан зашел. Увидел нас и спрашивает солдат: "Вы что тут делаете?". А солдаты отвечают: "Вот врагов в расход пускаем". "Каких таких врагов? Это старец с мальцом враги что ли?". А сержант тут подбегает к сыну, я и толком-то ничего не понял. Сунул руку в карман куртки, а там стреляные гильзы. Веришь, нет, я тут совсем онемел. Две войны прошел - ничего не боялся. А тут как увидел гильзы, так вроде ступор на меня напал. Я еще прежде заметил, что сержант, поднимая избитого сына с земли, сунул ему руку в карман куртки. Тогда у меня мелькнуло в голове, может курево ищет или деньги. А он, оказывается, подлец, сунул ему гильзы в карман. Хорошо, что капитан бывалый оказался. Он гильзы-то не стал смотреть. А подошел и посмотрел руки сына. "Нет, - говорит, - эти руки не стреляли. Пойду доложу комбату. А этих не трогать до моего возвращения". Не знаю, сколько стояли. Должно быть, долго. Потому как я опять упал. Но тут меня пожалел какой-то молоденький солдат. Равилем, помнится, звали. Сторожил он нас. Тут сын понемножку пришел в себя. И говорит этому Равилю: "Слушай, я корову в последний раз покормлю, от-пущу. Вернусь. Все равно отца не брошу". Тот солдатик говорит: "Я комвзвода спрошу". Пришел тот сержант, что выбил мне зубы, с ним двое пьяных. "Иди-те, - говорит, - кормите. И возвращайтесь только через полчаса". Я не сразу понял, почему нам полчаса дают. А когда вернулись в дом -понял. Солдаты все унесли из дома. Все. Даже магнитофон сына, кото-рый он прятал в кладовке под ветошью. Все теплые вещи унесли. А что с собой не могли унести, загадили. Ну, да шут с этим барахлом. Сын только с тех пор сильно изменился. Не то, чтобы озлобился, но стал ка-кой-то печальный. Все молчит, думает о своем»
(Вадуд).

Hе менее трагическая коллизия предстала из рассказов о том, что в число врагов были зачислены и те чеченцы, которые служили в местной милиции и считали себя вполне лояльными российскими гражданами. Более того, некоторые из них приветствовали введе- ние войск в надежде, что в республике будет восстановлен порядок. По свидетельствам многих, разгул насилия и социальная разруха коснулись не только русских, но и не меньше самих чеченцев.
Стр. 368

«Я теперь совершенно убежден, что война не имеет смысла. Она темна, безумна. У меня по соседству жил молодой подполковник милиции. Когда пришли войска, начался подворный обход в поисках оружия. Сам я был в отъезде, но жена видела, как сосед отдал военным документы, табельное оружие и обращался при этом к проверяющим словами: товарищи, коллеги: "Ну, ребятки, теперь мы скоро наведем порядок!". Старший же из проверявших взял оружие, а потом как гаркнет во все горло: "А ну-ка к стенке, черномазый!". И тут же выпустил в него всю обойму. Оказалось, это были контрактники, набранные в тюрьмах. Людей хватали на улицах, в подвалах. Были среди них и ответственные работники, некоторые имели справки и поручительство как от вы-соких инстанций в России, а то и коменданта Грозного. Таких как бы для видимости пропускали через блокпост. И когда люди расслаблялись, ве-рили, что пришла законная российская власть, их сгоняли в кучу и рас-стреливали всех вместе, и молодых, и пожилых, и женщин, сбрасывали в ямы и наскоро забрасывали землей. Я свои трупы возил из этих ям. Ну, да ладно, хватит об этом. Нечего мне вам больше рассказывать» (Саид М.).

Позднейшие расследования правозащитных организаций не установили подобных случаев массовых захоронений “мужчин, пожилых и женщин”. Вполне возможно, что это уже были дополненные травмированным воображением истории. Однако у нас нет оснований не верить нижеприводимому рассказу Мудара, 60-летнему юристу из Грозного, ингушу по этнической принадлежности. Хотя описываемое им с трудом воспринимается как возможная реальность.
«В конце января 1995 г., когда уже весь город был в огне, когда война ста-ла явственной и горькой правдой, я решил прорываться в Ингушетию вме-сте с сыном-студентом. Набили мы в свою "Волгу" накопленное за всю жизнь, обложились подушками - все хоть какая-то защита от пуль и оскол-ков, и поехали. К тому времени уже поставили блокпосты. И к вечеру солда-ты начинали расстреливать все, что движется. Били буквально из всех ви-дов оружия. Просто так, ради потехи. Я и на судном дне подтвержу, что вся российская армия была вдребезги пьяная вместе с командирами. Нас, как и других, остановили на блокпосту в Заводском районе, яко-бы для проверки документов. Подходим ближе. Кругом разрывы снаря-дов, завывание мин, трескотня автоматов. Конвойный наш был пьян, и, пока мы домыли, ох дважды сваливался в снег, и мы с сыном помогали ему подняться. Подошли к посту, а там перед прилегающими домами трупов видимо-невидимо навалено. Расстреливали, не щадя детей, женщин, и сво-зили сюда трупы со всего района. Остановленные впереди нас машины стояли с невы ключенньыми моторами, а хозяева их были расстреляны тут же, умирали или взывали о помощи. Сначала я думал, что все это мне чудится, но в ближней куче трупов узнал знакомого, который обогнал ме-ня на перекрестке. Нас завели в помещение. Там сидел человек, которого наш конвойный называл капитаном, и тот тоже был пьян. Однако же разговаривал за-плетающимся языком. Хотя и внятно. "Куда ты их припер? Идиот!" - обратился капитан к нашему кон-войному - на кой они тут?! Ты что, не знаешь, дурья башка, что велено всех в расход?!" .
стр. 369
Конвойный, оказавшийся в это время сбоку от нас, и в самом деле как-то по-идиотски подмигнул капитану и сказал: "Опять же на них дуб-ленки. А шапка, вишь, какая богатая. Сами же велели". "Раздевайся!" - обратился он к нам. Мы подчинились. Затем нас отвели в помещение, бывшее не то сто-ловой, не то баней, так как стояли здесь и ванные, и столы. И мы с ужа-сом увидели, что в некоторых горками лежат трупы, раздетые, как и мы. Наш конвойный поставил нас к стенке. Мне все еще казалось, что я вижу дурной сон. Должно быть, этому способствовало и то, что е поме-щении был не то пар, не то дым. И не успел я очнуться, как почувство-вал, что и руку, и плечо мне точно осы укусили. Тогда только я понял, что нас действительно расстреливают. Я вспомнил вдруг, что помеще-ние раньше было прачечной, что дальше к нему примыкает склад горпи-щеторга. Я там работал юристом и знал, что под новый год туда завез-ли много колбасы и водки. Сын в то время потерял сознание. Я наклонил-ся к нему. Что-то щелкнуло напротив по стене и отскочило. Наконец, я понял, что пьяный солдат не может попасть в меня. Он подошел совсем близко и, все так же нелепо улыбаясь, сказал вдруг: "Хочешь выпить перед смертью? Ты не мулла?". Я, кажется, ответил, что нет, и в свою очередь предложил ему вый-ти к складу горпищеторга, где было огромное количество водки. Я, бы-ло, предложил ему проводить. Но он сообразил, что меня могут сразу пристрелить, и поимел один, осведомившись перед этим: "А вы не убежи-те?" Перед выходом, до сих пор не могу понять как, я сумел поставить на предохранитель его автомат. Должно быть, привычка сработала (когда я служил е армии, наш сержант при беге с барьерами забыл выключить ав-
Стр. 370
томат и убился). Должно быть, у меня в подсознании это засело на всю жизнь. Впрочем, бежать все равно было некуда. Я чувствовал, что горя-чая кровь заливает мне руку, течет по ноге. Но надо было спасаться. Сын к тому времени уже очнулся и смотрел на меня полоумными глазами. Я схватил его за руку, и мы выскочили на улицу. Уже у самого поворота за угол нам встретился солдат, несущий бутылки с водкой в охапку, точ-но дрова Наверное, он не сразу нас признал, и только когда мы добежали до парка, услышали, как он истошно орал, не понимая, почему автомат не стреляет. Нас спасли темнота и мороз. В тот вечер был 20-градусный холод. Не знаю, как добежали до улицы Кирова. Яуже истекал кровью, когда мы заскочили в квартиру пожилой русской женщины. Тут я потерял сознание. Не знаю, сколько был без сознания, но когда очнулся, было утро. Уютно гудела голландская печь хозяйки. Сын лежал у моих ног. Руки и плечо у меня были перевязаны. Марья Владимировна, так звали нашу хозяйку, дородная пожилая женщина, понимающе улыбнулась. Но как она выходила меня в городе, в котором днем и ночью расстреливают чеченцев, да и всех местных жителей, это уже другой рассказ. Со слов моей спасительницы, я понял, что русских-грозненцев тоже не щадили. И расстреливали, как только попадутся под руку. Я готов по-клясться на Коране и готов доказать любому международному суду, что в январе месяце 1995 г. в Заводском районе города Грозного были расстреляны сотни мирных жителей. Их трупы складывали недалеко от трассы, проходящей мимо парка. В объявлении по местному ТВ я узнал о своем знакомом сапожнике, который ехал впереди меня е тот злополучный день и труп которого я видел в одной из куч у трассы. Его искали родственники и объявляли по телевизору как о без вести пропавшем. Тело его до сих пор не напыли»
(Мудар).


Одной из самых распространенных форм насилия во внутренних конфликтах является изнасилование женщин. Оно имеет особо надругательский смысл не только над человеком, но и над вражеской стороной в целом, т.е. представителями другого народа, если речь идет об этническом конфликте. B бывшей Югославии изнасилова- ние женщин обрело почти ритуальный смысл, когда сербы или хор- ваты специально содержали “вражеских” женщин, подвергая их из- насилованиям и сразу же отпускали, когда у них наступал большой срок беременности, не позволявший делать аборт. Это был иезуит- ский, абсолютно параноидальный “опыт” размножения сербов или хорватов в чревах женщин своих врагов.

B Чечне не было зафиксировано массовых изнасилований жен- щин в первую войну. Этого не позволяли прежде всего условия, ко- гда федеральные войска не контролировали целиком значительные территории и когда фактически не было контактов с населением. Bо вторую войну ситуация изменилась. Bоенные сразу заняли боль- шую территорию северной Чечни почти без боев и вели себя там как “освободители от бандитов”. Контакты с местным населением были гораздо более активными. Примерно такая же сложилась ситуация и в других районах, кроме дальних горных сел. Низкая дисци-
371
плина, пьянство, изоляция от домашней среды и семей, общая ожесточенность и стрессы способствовали появлению случаев изнасилования местных чеченских женщин.

Hо и здесь сохранялся барьер страха за возможную месть со стороны родственников жертвы. Хеда Абдуллаева сказала мне, что боится сейчас быть в Чечне, потому что нет братьев, чтобы защитили в случае надругательства. Hа самом деле она имеет в виду возмож- ный сдерживающий фактор для насильников. Однако и это обстоятельство не является преградой, когда солдаты могут организовать групповое изнасилование в полуанонимной обстановке, т.е. вырывая женщин не из домашней среды, а разыскивая их среди путников, беженцев и других “оторвавшихся”, потерявших надежду на защиту от родственников или окружающих. Мне удалось узнать одну из ис- торий, которая произошла уже в период нового цикла насилия. Eсть основания полагать, что случай с Румисой и записанный Хедой Саратовой 31 июля того же года, был не единичным.

«Я Румиса 3.1966 года рождения. Живу в Урус-Мартановском районе. 17.07.2000 г., я решила поехать в Грозный посмотреть на свой дом, или, точнее, на то, что от него осталось. Доехала до Грозного в 14.00, пришла на улицу Гудурмесекую, увидела остатки своего разрушенного дома, по-стояв возле него, решила вернуться домой. Это было где-то в 16.30. Воз-вращалась я домой на маршрутном микроавтобусе, в котором были и другие попутные пассажиры. Перед российским блокпостом, который находится в поселке Черноречье, на самом выезде из города Грозного, была длинная очередь. Нашей машине пришлось долго ждать. Мы задержались допоздна. Очень долго проверяли каждую машину и каждого человека, и женщин и мужчин. Меня беспокоило то, что у меня в паспорте не вклеена вторая фотография. Когда я ехала в город, у меня практически паспорт не проверили. Мы сидели в машине и наблюдали за тем, что происходит впереди. Солдаты стали беспричинно задерживать людей. Я видела, как нескольких мужчин завели в вагон. О судьбе задержанных ничего не могу сказать, это были незнакомые мне люди. Вероят-но, какой-то шофер не дал солдатам денег, они, естественно, разозлились и стали беспричинно хватать людей. Обычно они не придирались к доку-ментам женщин, но когда все-таки начали проверять всех подряд, я испугалась. Так око и случилось. Меня стали задерживать из-за отсутствия в паспорте второй фотографии. Мне сказали, что меня забирают для выяснения, а потом отпустят. После того как задержали, меня повели в вагон, сказали, что некоторое время побудешь здесь. В вагоне было две или три маленькие комнаты. Меня заперли еще с тремя женщинами, ко-торые уже находились там (две чеченки и одна русская или украинка, точно не могу сказать). Эти женщины были все в синяках, у них был страш-но замученный вид. Я была в ужасе, дрожала и ничего не могла говорить. Два дня нас держали в этом вагончике. Солдаты заходили и выводи-ли нас по одной и заводили в другую комнату. Естественно, каждая из нас слышала крики той, кого вывели в другую комнату Никто не приходил нам на помощь, и наши мольбы о пощаде не трогали насильников. Мы сидели и ждали своей очереди, и, конечно, она доходила. За сопротивление
372
очень жестоко били кулаками, ногами. Дубинками и ничем другим, правда, не били. Солдат всего было восемь человек, они были все время пьяны. Дня два мы были в этом аду. Я не могу говорить все детали того, что они с нами делали. Каждую из нас за эти двое суток выводили более двадцати раз Мы часто теряли сознание. Каждый раз, когда я приходила в сознание, я жалела о том, что еще не умерла. На третье утро неожиданно открылась дверь, и появились мужчины чеченской национальности. Они нам сказали на чеченском языке: "Быст-ро уходите отсюда подальше!". Они были в военной камуфляжной фор-ме. Мы решили, что это были чеченские милиционеры. Мы поняли, что это спасение, и, не оглядываясь, бежали по трассе, ведущей в сторону Урус-Мартаха. Чеченские милиционеры остались на посту. Куда делись российские солдаты, что с ними стало, мы не знаем. Но никакой стрельбы или шума на посту мы не слышали. Через какое-то время нас догнала проезжающая машина, микроавтобус. Он остановился, и я поехала в Урус-Мартан. Три женщины, которые были со мной, остались на дороге. Им нужно было ждать машину, чтобы попасть в Наурский район. Я, конеч-но, осталась живой. Но все у меня внутри надломилось. Я думаю все время о том, как отомстить этим зверям за то, что они со мной сделали. Отомстить я смогу только, если стану камикадзе, как это сделали брат с сестрой, которые въехали на российский блокпост в селе Ермоловка и взорвались вместе с машиной в отместку за то, что солдаты изнасиловали, убили и закопали их сестру. У меня к Вам просьба: не называйте нигде мою фамилию, мне и так стыдно выходить на улицу. Мне все время кажется, что люди вокруг об этом догадываются. Я вообще живу только ради моей старой матери, которую я не могу бросит».

Я изначально занял позицию доверия авторам историй, ибо даже если в них содержится вымысел, он также имеет социально-культурный смысл. При всей невероятности и абсурдности происходящего некоторые сведения и наблюдения представляются бесспорными и важными. Алкоголь играл исключительную роль, являясь постоянным спутником и условием исполнения насилия в чеченском конфликте, если говорить о федеральной армии. Алкоголь – не только социально-культурная проблема общенационального характера, но бич российской политики и вооруженных сил. B период войны водка поставлялась в Чечню в огромных количествах, в том числе и через поставки из Северной Осетии – одного из основных подпольных производителей в России. Могу засвидетельствовать, что в момент моего посещения Чечни в октябре 1995 г. водка была повсюду: от генеральских штабов до солдатских вещмешков.

Состояние алкогольного опьянения освобождало человека от моральных ограничителей и от необходимости подчиняться закону. Пьяный человек, если он с оружием или имеет возможность отдавать приказы убивать, организует и совершает насилие гораздо про- ще, хотя и менее квалифицированно. Российское военное и гражданское руководство, включая министра обороны Павла Грачева, в период пребывания в Чечне потребляло алкоголь регулярно и в боль-
стр. 372
ших дозах. Нетрезвый вид министра был заметен в моменты почти всех его появлений перед журналистами, что зафиксировано телекамерой. Его роковое для конфликта решение осуществить танковый штурм Грозного в новогоднюю ночь 1995 г. было принято в состоянии алкогольного опьянения. Многие офицеры и солдаты вели военные действия в нетрезвом виде. Это влияло на неоправданную жестокость и несоразмерное насилие, которые демонстрировали федералы. Один из журналистов, приехавший во Владикавказ из Ингушетии после первого дня войны с разбитой камерой в машине с дырами от пуль, заметил: “Они почти все пьяные и кажется у них установка на беспредел”.

Гражданское население Чечни впервые в своей жизни столкнулось с подобным. Подавляющее большинство чеченцев, ингушей и русских выросло в мирные послевоенные годы. Это поколение не видело вооруженной борьбы и не переживало лично масштабное насилие, тем более в отношении гражданского населения со сторо- ны собственной армии. Первая реакция – шок и неверие от увиденного, или восприятие его как дурного сна либо трагической ошибки. Отсюда отчаяние из-за невозможности сообщить о происходящем, оказать на него какое-то воздействие. Но главное чувство – страх за свою жизнь и своих близких, а также забота спасти имущество.

Я не ставлю целью описывать в равной мере жестокости, совершаемые со стороны воюющих чеченцев. Частично о них пойдет речь в ХIII главе. Но следует отметить, что эта жестокость была столь же беспредельной, хотя и имела особенности, в том числе культурные. Прежде всего чеченцы любили своего рода постановочно-аффектные формы исполнения насилия, как в ходе непосредственно вооруженного столкновения, так и особенно в обращении с пленными и заложниками. Демонстрацией насилия они хотели при- дать больше энтузиазма воюющим против армии и запугать федералов. В чем-то эта стратегия была эффективной и достигала своей цели.

В российском обществе и среди военнослужащих сложилась своя мифология о жестокостях чеченцев, что подтверждается некоторыми собранными свидетельствами правозащитных организаций. Особенно практиковались пытки и надругательства над ранеными и убитыми. Захваченные в плен военнослужащие-контрактники и летчики почти во всех случаях подвергались казням. Рядовых солдат часто использовали как заложников на разных работах: от строительства укреплений до домашних дел. Это уже после войны сложился бизнес на выкупе заложников, которые подвергались демонстративному насилию и пыткам. Причем часто подобные действия снимались на кинопленку, чтобы передать родственникам похищенного для быстрого решения вопроса в выплате денег (см. главу XIII).

"После занятия Грозного русскими, мы не давали им ни одного дня передышки. Война, конечно, была жестокая. Бойцы нашего батальона ни-
стр. 374
когда не брали русских в плен. И даже раненых непременно добивали. Были и среди нас живодеры, которым доставляло удовольствие резать пленных российские солдат, вырезать им внутренности. Я этого никогда не делал, потому что мне это было противно, как было бы противно резать свинью. И вообще, живодеров не любило большинство ребят. Они осуждали их.

А однажды, когда наш командир увидел, как только что у расстреленного солдата затесавшийся к нам угрюмый немолодой мужик Шахри стал вырезать внутренности, то собственноручно застрелил его перед батальоном. Потом, правда, выяснилось, что угрюмый мужик прибился к нам из дурдома. Вообще-то разные там были люди. Я думаю, что мы за войну озверели"
(Хизир И.).

«Я не думала, что е конце ХХ века возможна такая война. Первый раз такое случилось. Было ощущение страшного сна. Вместо домов стояли скелеты, обоженные деревья. В мае мы вернулись е город. Начали снова торговать. Покупателей было мало. Никаких контактов с солдатами не было. В городе царил беспредел. Солдаты на большой скорости ездили по городу на танках, наезжали на машины. Был только страх. При нас был случай на рынке. Офицеры с охраной гуляли по рынку, покупали дорогую аппаратуру. Двое офицеров с девушкой покупали пленку, им не понравилась цена, и они взяли пленку и решили уйти, не заплатив. Когда их попросили заплатить, девушка сказала: "Перебьешься, черномазый".

В это время, мы даже не успели опомниться, как молодой, интеллигентного вида мужчина остановился, взял девушку за волосы и выстрелил ей е глотку. Она упала, он тут же застрелил офицера, который был рядом с ней, и заскочил е здание рынка и скрылся. Двое охранников опомнились, наставили на нас автоматы и закричали: "Кто стрелял, говори-те". Они были страшно напуганы. Все торговки испугались и залезли под столы, лихорадочно хватали свои шмотки. Мы стояли у схода. Я думала это конец. Единственное, что меня волновало, отвезут ли меня домой. Потом они неожиданно выскочили и увели. Через 20 минут русские оцепили рынок и начали искать, но никого не напели. Это была чистая работа. За свои слова им привелось дорого заплатить. Русских очень часто убивали и именно е местах скопления людей. Русские сами доводили людей, вели себя аулы арко, оскорбляли. Редко кию это выдерживал. Чувствовали себя хозяевами. Каждый день был как последний»
(Хава).


=====================================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр. 375:

ПРЕОДОЛЕНИЕ ЦИКЛА НАСИЛИЯ*

* Название главы заимствовано из текста доклада Малверна Ламстеда, позднее опубликованного в журнале: Security Dialogue. 1998. December. Vol. 29, N 4

B ходе чеченской войны вполне отчетливо наблюдались два явления. Их можно определить как “хаос войны” и как “циклическое насилие”, которые имеют место во многих современных конфликтах (Босния, Страна Басков, Ольстер, Руанда, Таджикистан, Шри Ланка). Чечня – пример, пожалуй, самой хаотической войны циклического (повторяющегося) насилия, особенно если учесть возобновление в августе 1999 г. новой масштабной войны между федеральными войсками и вооруженными сепаратистами. Однако и ранее, во
Стр. 376
время войны 1994–1996 гг. имели место несколько периодов прекращения боевых действий, переговоров и даже достижение мирных соглашений, которые снова нарушались.

Что делает насилие длительным и сохраняет возможность его возобновления или повторения? Здесь есть несколько вопросов, которые не укладываются в единое теоретическое обобщение, еще раз подтверждая, как дискретность самого феномена насилия, так и необходимость дискретного анализа.

Традиционный подход к проблеме основан на том, что ресурс насилия прежде всего как психологическая травма (чувство унижения, память о жертвах, жажда реванша и т.п.) передается в форме общественного дискурса последующим поколениям, которое вновь при- бегает к насилию для разрешения противоречий или по другим мотивам. Поколенческий цикл насилия не носит строго установленный временной параметр, но обычно он сохраняется в пределах жизни одного–двух поколений, когда имеется прямая память о предыдущем насилии. Одним из таких показательных примеров часто называется Югославия, где во время второй мировой войны было убито 1,6 млн человек, в том числе 1,3 млн гражданских лиц (около 10% населения страны). B 1990-е годы конфликт на территории Боснии приобрел наиболее ожесточенные формы именно в тех районах, где имели место самые массовые убийства времен второй мировой войны. Два генерала со стороны боснийских сербов были из числа спасшихся в свое время детей, чьи семьи и деревни были уничтожены войной. Хорватские психиатры, работавшие с пленными сербскими военными, установили тесную связь современного поведения с травмами, связанными со второй мировой войной [См.: Lumsden M. Breaking the Cycle of Violence. L., 1998].

B целом ряде исследований показано, что не только пережившие войну комбатанты и гражданские лица, но и их дети могут оказаться под психологическим воздействием войны [Williams T. Post-Traumatic Stress Disorders: A Handbook for Clinicians. Cincinnati, 1987; Prince R. The Legacy of the Holocaust. Psychohistorical Themes in the Second Generation. Ann Arbor, 1985; Lavik N.J., Nygard M., Sveaass N., Fannemel E. Pain and Survival. Human Rights Violations and Mental Health. Oslo, 1994]. Травма войны и насилия имеет своим результатом длительные расстройства здоровья, проблемы адаптации к послевоенной жизни и даже такие сложные комплексы, как чувство вины оставшегося в живых. Одним из важных является вывод о том, что те или иные люди выбирают разные стратегии выживания, и в зависимости от этого и других факторов взрослому человеку очень трудно избавиться от проявлений пережитой в детстве травмы. Kак отмечает Малверн Ламсден, воображаемая и мифологическая сторона войны может стать неосознанным организующим принципом, определяющим восприятие людьми мира поколение спустя и характер их действий. Изучение передачи травмы через поколения предполагает разные варианты: некоторые люди становятся психологами и социальными работниками, в то время как другие оказываются пациентами психиатров, наемниками или преступниками. Другими словами, второе поколение людей обладает ресурсами для своего собственного излечения, но то небольшое меньшинство, которое выбирает воинственную страте-
стр. 377
гию реванша, может стать важным фактором в развязывании нового цикла насилия, стоит лишь ухудшиться социально-экономическим и политическим условиям жизни общества. Oт такой перспективы не застраховано не одно общество, пережившее в прошлом травму [См.: Lumsden M. Breaking the Cycle of Violence. L., 1998. P. 2]

B какой мере этот подход применим к анализу ситуации в Чечне? Hет сомнений, что травма депортации была одним из мощнейших средств психологической мобилизации как ответ на насилие, совершенное в отношении прошлого поколения. Oднако, тотальной депортации подверглись более десятка этнических групп, но только для чеченцев она стала одним из аргументов в организации вооруженного мятежа. Поскольку нами не установлена какая-либо особая отличительность чеченцев от представителей других депортированных групп, этот аргумент не представляется убедительным при объяснении насилия со стороны чеченцев.

Kроме того, нас скорее интересует не поколенческий цикл, а более краткая во времени динамика такой формы организованного насилия как военные действия. Для ответов на вопросы, почему насилие может возобновиться в любой момент и почему трудно контролировать мир в ходе и после кровопролитного конфликта; следует искать другие объяснения. Хотя, безусловно, я признаю основной вывод теории цикличности насилия: что война ведет к личным травмам и к социальной деструкции, которые, в свою очередь, вызывают разрушение многих социальных смыслов и установок “нормаль- ной” жизни и приводят к самым серьезным психоментальным проблемам, а затем к новому насилию. B этой ситуации следует говорить не о цикличности, а о спирали насилия, когда сам акт смерти и ответной мести выводит участника вооруженных действий из-под контроля как высших командиров, так и собственных предыдущих установок и целей воюющих.

МEСTЬ KAK AРГУМEHT ПРOTИB МИРA
B период первой войны в Чечне весной 1995 г. сложилась ситуация, когда казалось, что обе стороны осознали губительность войны и ее бесперспективность. 16 июня 1995 г. на границе между Дагестаном и Чечней, недалеко от села Зондаг состоялась первая с момен- та начала боевых действий конфиденциальная встреча представителей военных и гражданских властей федерального центра с Aсланом Масхадовым. Это был момент, когда федеральные силы контролировали Грозный и значительную часть республики и когда при посредничестве группы содействия OБСE в Чеченской республике были сделаны реальные шаги к мирным переговорам. Именно в этот момент Шамиль Басаев со своими людьми захватил около тысячи заложников в больнице города Буденновска Ставропольского края.
стр. 378
O позиции и намерениях федеральной стороны в тот критический момент войны говорят следующие высказывания министра внутренних дел России Анатолия Куликова во время его беседы с Асланом Масхадовым [Впервые запись беседы была опубликована в кн.: Зорин В. Дневник не для себя (1989–1999). М., 1999. Кн. первая. С. 311–328]:

“...Это тяжелая, неправильная война. Oбидно, что продолжают гибнуть люди, лучшие люди, генофонд нации (Куликов имеет в виду чеченскую нацию. – В.T.). Я повторяю, как и в прошлый раз, что плетью обуха не перешибешь, никто не поможет. Ни Клинтон, ни мнение Запада. Другого решения не будет. Tем более на фоне того, что произошло в Буденновске...

Произошла трагедия. Никто этого не отрицает. Рано или поздно всему этому будет дана оценка. Сегодня надо думать, как спасти людей. Как бы ни был не прав руководитель центра России, кем бы ни был Дудаев, но сегодня нельзя по-другому приостановить это явление. Я согласен на то, что если будет отдан приказ (видимо, имеется в виду Масхадовым. – В.T.) о сдаче оружия, пусть люди расходятся. Войска останутся на постоянной основе – небольшая часть, чтобы помогать милиции... Я думаю, что бригада чис- ленностью в две тысячи человек при наличии семи тысяч чеченских милиционеров вполне справится с задачей предотвращения возможных терактов. Eсть люди, которым нечего терять, но есть люди, которые хотят жить мирно. Надо хлеб убирать, а не стрелять друг в друга. Настанет зима, надо будет есть и в горах. Люди не виноваты. Надо думать о людях. Надо остановить кровопролитие. На этом этапе надо во имя нации отбросить все. Tогда история скажет, что нашелся человек, который предотвратил уничтожение нации...
Я готов прекратить боевые действия в Ножай-Юрте и в восточных районах, сложить оружие. Вы с представителями милиции, OБСE раздадите людям документы, и пусть все расходятся по домам. Пускай люди убирают, пашут. Войска туда входить не будут. Что еще нужно? На Западе никто не пойдет на то, чтобы признать независимость ЧР. Это бред”.
Масхадов: “Мы на это надеемся”.
Но не такая надежда была главным мотивом и аргументов в позиции военного руководителя чеченского сопротивления. Хотя о нации речь тоже шла, но не в контексте “спасения”, а в контексте “борьбы” и “служения”:
“Как только садимся за стол переговоров, сразу начинается ультиматум. Tот район занят, тот район контролируется. А ничего вы не контролируете и не будете контролировать. Не надо строить иллюзий, что с потерей президентского дворца война закончилась. Плевать нам на это... Люди, которые взяли в руки оружие, которые гордятся своей нацией, бомбами не запугать. Все, что они увидели, это страшное, варварское. После всего увиденного прийти и сдать оружие – это немыслимо, невероятно..
Наплевать мне на эту уголовную ответственность. Eсли меня осудят за то, что защищаю честь и достоинство своей нации, то пусть меня вверх ноuами повесят. Я и раньше говорил, когда встречался с представителями OБСE, даже надеялся, что разговор получится не такой, как в первый раз. Любой чеченец, любой запуганный старик ясно осознает, кто какую роль сыграл. Вы отлично знаете, что есть много человеческих факторов, которыми можно было бы эту проблему решить. А здесь однозначно навязано: или
стр. 379
вас просто уничтожат, или будете такими, как мы. Больше ничего. Hу и уничтожайте...
Итак, вы пойдете в наступление, будете бомбить, убьете еще десяток женщин и детей. Что дальше? Я не вижу ответа. Меня убьете – ну и что же? Какая разница? Bсе разрушено, все уничтожено. Я все-таки предлагаю вам перевести это из русла войны в русло человеческих отношений. Bойной никто ничего не решал. Если часть народа перейдет к методам Басаева, хотя они для нас неприемлемы, то это от отчаяния. Люди вышли из-под контроля. Я никого не пугаю. Басаев, когда шел в Буденновск, со мной беседовал. Я случайно узнал, что он туда собирается. Я его отговаривал...
Bы представьте себе человека, который в один день потерял свою се- мью, включая двухмесячного ребенка...”

Запомним эти слова Масхадова о Басаеве. Они важны для нашего анализа. Действительно, о террористическом акте в Буденновске было написано много. Телетрансляция телефонного разговора председателя правительства России B.С. Черномырдина с Шамилем Басаевым (один в здании Белого дома в Москве, другой – в буден- новской больнице) вечером 18 июня 1995 г. стала мировой сенсаци- ей. После разрешения кризиса масштабные военные действия феде- ральных войск были временно остановлены, начались переговоры в Грозном. С федеральной стороны их вели – Bячеслав Михайлов и Bладимир Bольский, с чеченской – Усман Имаев, Аслан Масхадов, Гелисханов. Чеченская делегация выступила с заявлением, осуждающим террористические акты и обязалась оказать помощь в задержании Басаева и других участников акции в Буденновске. Уже 24 июня на переговорах в Грозном было достигнуто соглашение о проведении в ноябре свободных выборов в Чечне.

Однако это одна сторона событий. Параллельно с ней имелась противоположная динамика. Террористическую акцию задумал и осуществил человек, у которого только что перед этим была убита вся семья в результате бомбового удара с российского самолета. По- левой командир уже обрел право на полную свободу действий как право на месть, что фактически признал и Масхадов. Басаев осуществил ее и стал героем Чечни. Он даже обрел неформальное право включить в состав чеченской делегации на переговорах своего бра- та Ширвани Басаева. Bнешнее осуждение теракта и заявление Масхадова о розыске и выдаче Басаева фактически ничего не означало для чеченцев. B их рядах произошла новая мобилизация на войну, и мирные переговоры стали еще более трудными.

Как рассказал мне Bячеслав Михайлов, “после возвращения Ба- саева психологическая ситуация в Чечне резко ухудшилась, и мы это сразу почувствовали”. Уже через неделю Басаев через российский телеканал HТB сделал заявление, что им подготовлен очередной теракт по типу Буденновска в одном из российских городов с целью сделать более сговорчивой российскую делегацию на переговорах с дудаевцами. Bооруженные чеченцы не соблюдали мораторий на во-
стр. 380
енные действия, продолжая нападения на российских солдат и работников местной милиции. B ответ федеральные войска 25 июня бомбили район с. Даго, где находились боевики Басаева. Логика циклического насилия не позволила реализоваться желанию командиров установить мир.

BOЙHA KAK ЗAГOBOР
Чеченцы очень много думали и говорили о войне уже после то- го, как закончились боевые действия в августе 1996 г. Hаши основные интервью были взяты сразу после них, когда еще победоносная местная пропаганда о “самой большой в мировой истории победе над самой большой в мире армией” не успела проникнуть в массовое сознание. Зато были мучительные и поистине проникновенные раз- мышления простых людей, попавших в большую беду. Из многих свидетельств, в том числе и последовательных дудаевцев, только очень немногие отличались однозначной апологетикой случившего- ся. Да и в этом случаеона имела намеренно упрощенный характер без доминирующих лозунгов “справедливой войны за независи- мость”.

"Я человек рабочий и не знаю разных интеллигентских штучек. Я скажу вам свою историю просто, без выдумок. Война эта справедливая, это гизиват. Я всю жизнь ждал эту войну, потому что раньше люди не слушались, своевольничали. Этому надо было положить конец. Порядок должен быть ео всем" (Халид).

B подавляющем большинстве речь шла о бессмысленности войны, об ее странном и даже загадочном характере, о том, как простой народ был втянут в эту войну против его желания.

«Я все бьюсь над одним вопросом: а стоило ли ради того, чтобы при-вести ео власть всяких ничтожеств, проходимцев, стоило ли разрушить республику, убить десятки тысяч людей? Что это за суверенитет и национальная свобода, если за них надо платить такой дорогой ценой? Да я даю вам голову на отсечение, я даже опрос проводил: 99%о населения не знает, что такое суверенитет, и никогда не считало СССР империей. А уж чеченцы разъезжали по шабашкам Но всей стране. На своем опыте знаю, что простому народу всех наций не нужны суверенитеты, пока не довели дело до войны. Вот ведь парадокс для историка. Народ не хотел, не собирался, а политики заставили людей убивать друг друга. Да, видно, правду говорят, что история ничему не учит.

Ну а после, когда война началась, убили моего свояка. Потом племян-ницу увели российские войска, до сих пор найти не могут. Потом россий-ские войска стали торговать трупами убитьех ими же чеченцев. Тут у ме-ня руки сами попшнулись к оружию. Продал я свой "москеичок" и купил автомат. И скажу я тебе, никакого обеспечения армии не было. Дудаее и его свора успели продать оружие, которое осталось от Советской Армии еще до войны. Да и армии-то у Дудаева не было. Не было никакого призыва
стр. 381
в армию. Не было никаких стратегических резервов. Все это поганое враньё, будто имел Дудаев какое-то секретное оружие, что воевать он будет на чужой территории, что взорвет там атомные станции - все это бесстыдное, беспардонное вранье. Не было никаких фронтов, ни ар-мии. Скажи на милость, какая может быть армия, если е самые напряженные моменты войны по горам бегало неммогим более 1000 человек. На каждые 10 человек по 2 брихадньа генерала - это же курам на смех, это иг-ра е детскую еойнушку. И вот такой-то муфтой генерал купил целый народ. Такая меня досада берет, что хоть вой. По-моему, война настоящая началась, когда народ взялся за оружие. Стал защищать свои дома и близких. Ты, вот, меня возьми. Ведь не собирался я воевать. Ан, нет! Заставили! Я знал про контрактников. Знал про их свирепства и непотребства. И как подумаю, что дочь моя может попасть к ним в руки, так руки мои сами тянутся к оружию. Ну, вот и привелось воевать»
(Кюра).

"Война все же ошеломила. Я был растерян. Бизнес у меня склады валится неплохо. Лично я был устроен хорошо. Может быть, поэтому мне ка-залось, что война быстро кончится. Ну, постреляют, спишут, как водится, технику, имущество, боеприпасы. И на этом дело кончится. Но нет. Проходил месяц эа месяцем. Война продолжалась. Поначалу бросили в неё пацанов. Потом я понял, что это было сделано с умыслом, чтобы озлобить народы, вызвать взаимную ненависть. С обеих сторон участвовали контрактники. Я понял, что предстоит массовое убийство мирно-хо населения - иначе большой войны не получится. Зачинщики рассчитывали именно на такую войну. Должно быть, здесь ставились глубокие, далеко идущие цели, а народ был обречен. Когда дело коснулось моего народа е целом, когда я понял, что на его крови многие и многие загребут несметные богатства, закупят виллы и деорцы на Западе, более того, в самой Чечне на костях народа воздвигнут дворцы, я не мог оставаться в стороне. Я оставил семью и один горными тропами через Дагестан вернулся в Чечню. Город был разрушен до основания. Дымились развалины сел, а главное, почти не было семей, которые не потеряли бы близких. Я сам несколько раз попадал под обстрел. Мой дом взорвали. Я вернулся в родительский дом и все-таки я не мох взять в руки оружие. Что-то удерживало меня. Не скажу, что я был из робких - за правое дело пойду, не дрогнув. Я заботился о родителях. Присматривался, наблюдал. И вот, что я видел. Недалеко от нас, в ложбине 12-го нефтяного участка располагались боевики. Оттуда постреливали из самых различных стволов. Были снам и зенитные установки. И, странное дело, зенитки стреляли из лога, находящегося за нашим пригородным поселком, а самолеты федералов, методично разнося е щепки наш поселок, ни единого раза не сбросили бомбы в лог. Была странная последовательность в этих налетах. Сначала из лота громыхало все разнообразное оружие, включая и танковые орудия. А потом следовал налет, но именно на наш поселок, а затем, на значительном расстоянии, самолеты бомбили Алхазурово и Гойское. И повторяю еще раз, за З-4 месяца, что я сидел в подвале разрушенного родительского дома, у боевиков в соседнем логу и волос не упал с бороды. В конце марта, кажется, наступило в навеем краю сравнительно долгое и мучительное затишье. Видно, и боевики стали томиться. Они вы-
382
катили на возвышенность перед лоном два танка и оттуда начали па-лить по городу. Самые близкие и легко достижимые цели перед ними -нефтепромыслы. Я наблюдал с самого начала, как танки поворачивали башни в сторону от нефтепромыслов и начали долбить жилые дома и школы е заводском районе. Они стреляли отчаянно долго. Я видел - загорелись дома. Потом, видимо, снаряды достигли 4-й горбольницы. У меня был бинокль, выменянный у российского офицера. Я видел, как метались люди, должно быть раненые. И даю тебе честное слово, ни одного ответного выстрела не последовало со стороны федералов. Хотя я точно знал, что е Заводском районе были сильно укрепленные блокпосты, комендатуры и большое количество артиллерии. Вот ведь, какие дела! Ну, а потом, вскоре после этого, все воинство из лога умело. Ночь выдалась лунная, и все было видно, как на ладони. А утром был такой налет авиации на опустевший лог, какого не было во все предыдущие месяцы"
(Хожахмед).

"Чеченцы в массе своей не хотели воевать. Их втягивали, ввергали в войну против их воли. Лучше всего это можно проследить на примере газавата. Один из самых авторитетнейших в республике богословов, дважды занимавший должность муфтия, еще в самом начале войны заявил, что по самым строгим канонам Ислама эта война не является газаватом. Муфтия отстранили, заменили другим послушным и беспринципным, который менял убеждения как перчатки. Народ ему не поверил. Тогда стали ссылаться на некие закордонные Исламские авторитеты, которые ставили чеченскую войну в ряд войн в Югославии, Афганистане, Индии и объявили чеченцев передовым отрядом борцов за веру. Однако дело в том, что чеченцы пережили в ХХ веке страшный геноцид 1944 х., лишившись почти половины своей численности. И поэтому народ не принял сомнительной чести поголовно лечь костьми во имя мирового газавата. Во всяком случае после геноцида 1944 г. не чеченцам принадлежал черед во имя газавата исчезнуть со своей этнической территории.

Я не разбираюсь в богословии, но думаю, что только в самые последние месяцы войны можно говорить о газавате. К тому времени были разрушены вся экономическая и культурная жизнь народа. Абсолютное большинство чеченских семей лишилось своих близких, множество семей погибло полностью. И вот массовые варварские бомбардировки и обстрелы мирного населения под циничные заявления Завгаева о том, что небо Чечни чисто и безоблачно, поставило вопрос о самом существовании народа. Тогда-то часть народа, которая предпочитала быть е стороне, решила погибнуть с оружием в руках. другого выхода не оставалось. Для этих людей встал вопрос быть или не быть чеченскому народу. К тому времени был убит уже каждый десятый чеченец, а обстрелы сел и городов стали особенно жестокими"
(Саид М.).

 «Спрашиваешь, участвовал ли я е войне. Да, участвовал, но только не с боевиками. Боевики здесь ни при чем. Когда солдаты приближались к нашему селу, мы уже знали, сколько народу они перерезали в Грозном и Самашках. Тогда мы, способные носить оружие, поклялись на Коране, что ляжем костьми, но не допустим позора женщин. Боевиков у нас не было в селе, за исключением моего брата. А брат воевал в Грозном, хотя он и младше меня. Он с мальства беспутный. Сидел дважды. У нас в селе его не
стр. 383
привечают. Сунулся к нам как-то с дружками в село: "Мы оборонять вас будем. У нас оружие, боеприпасы". Так все село встало против. Старейшины наши сказали ему, чтобы он не встревал, а если хочет оборонить село, так пусть подчиняется моим командам. Меня главой ополчения выбрали. Я все-таки в армии до майора выслужился.

Теперь я думаю, правильно старики решили. Уж больно беспутные были у брата дружки. Потом мне говорили, они в мародеры подались. Ну, а мы воевали по совести. Солдаты российские думали, что выжгут нас артиллерией. Команда такая была, точно Берлин брали. Круглые сутки грохот стоял адский. Мне показалось, как военному человеку, что войска больше для порядку стреляли, для страну. Мы к тому времени так глубоко окопались, что нас только глубинными бомбами и можно было достать. Да село-то у нас маленькое, чтобы авиацию применять, а женщин и детей мы еще до приближения войск в горы отвели. У нас пещеры глубокие. Так что хоть и разрушили село наше дотла, иэ 120 мужчин погибло только 8. Да и то по причине озорства молодых: то без команды высунутся, то еще что-то глупое удумают. В другой раз подомни федералы, так выскочили на рукопашную без команды. Словом, хоть и разрушили село наше, но дорогу, идущую в ущелье, так и не смогли захватить. Хотя техники побили мы видимо-невидимо. А солдат мы побили более 200. Поначалу-то мы не считали, а потом взяли в плен капитана-тыловика, так он нам сказали (Хизир).

===================================


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр. 383:

BOЙHA KAK БOЛOTO И KAK ПРЕИСПOДHЯ
Самая интересная версия войны встретилась мне среди рассказов не чеченских интеллектуалов или политиков, а тех, кто “возил трупы на опознание”. Эту категорию чеченцев нельзя причислить ни к инспираторам, ни к исполнителям насилия. Их можно назвать своего рода шерпами войны и насилия. Именно один из таких шерпов насилия предложил удивительное по своей философской глубине и бытовой мистичности объяснение войны и смерти как экзистенциальной сущности, которая “у человека буквально под ногами”. Суть этой мысли в том, что человек и его сообщество не запрограммировано на насилие, но оно (насилие) всегда рядом, и грань, которая отделяет мир и войну, жизнь и смерть, очень хрупкая, “в любой момент можно провалиться в подземелье”. Bойна тем самым обретает подлинно мистико-религиозный характер: это – преисподняя ада, антижизнь.

"Я возил трупы а Урус-Мартан, на Терек на опознание близкими. И народ мне в общем-то был благодарен. Иногда попадались останки знаковых мне людей. Некоторых из них я знал подолгу, целую жизнь. Учились вместе, растили детей, город-то небольшой, почти всех можно было за-помнить в лицо. Я тогда понял, что война не обязательно приходит от-куда-то извне. Война, смерть, разрушения - это все, что находится у человека буквально под ногами. В любой момент человек может быть втянут е эту пучину войны. Значит, само основание человеческой жизни
стр. 384
очень непрочно. Человек, оказывается, ходит по тонкой коросте и в любой момент может провалиться в подземелье. Трупы, которые я возил ка опознание, еще совсем недавно были живыми людьми; верили, любили, наделялись. А потом кора провалилась, и люди оказались в подземелье. Не идет у меня из памяти труп одного молодого человека. Он был одет в джинсы, русоволосый и необыкновенно красивый. Такой чистый, светлый, такой красивый. Лежал такой спокойный, со светлым лицом, как будто уснул. А в руках держал букет уже пожухших цветов... Чеченские ребята крайне редко ходят с цветами. И парень, должно быть, имел к девушке, может лит именины . Только вышел из дома, купил цветы. Тут же был расстрелян с внезапно налетевшего самолета. Потом его сложили в штабель со всеми другими погибшими. Он так и не выпустил небольшого букета роз. Парень даже в лице не изменился, выражение его было доброе, точно живое, только на одной ноге не было ботинка. И, казалось, что он собирался найти свой ботинок и продолжить путь"
(Саид М.).

K этой же версии добавляется мотив о “взбаломученном болоте” – своего рода версия современного триллера, когда разные “гады”, “распоясавшаяся чернота”, которые сидят внутри самого человека или живут с ним рядом, могут выползти наружу и начать вер- шить свои дела. Hа них уже невозможно воздействовать, ибо они “бесы”. Именно те самые “бесы”, о которых писал свой роман Федор Достоевский, вынося литературный приговор революции и революционерам.

"Я думаю, что зона война, как взбаламученное болото, выбросила наружу всяких гадин и вьлползышей. И загнать их в преисподнюю, где им настоящее место, ох как будет непросто. Лукавый, он же сидит в каждом человеке, а всякий бунт или другая катавасия снимет преграды в каждом человеке. Вот и получается бесовская круговерть. Поди, останови. Теперь они ходят, трясут своими грязными бородами, понавесили себе всяких медалей и спят в обнимку с автоматом. Как ты его теперь на работу загонишь? Даже если бы и была работа. Или, скажем, ка учебу отправить. Ему же ни учеба, ни работа не нужны. Ему вольной житухи подавай. Вот и рассыпались по дорогам. Грабят под видом ГАИ, а то и нахально обирают. Я думаю, нам без крепкого правителя, без железной руки не обойтись. Только такой может взнуздать распоясавшуюся черноту. Иначе пилку не будет" (Муса П.).


Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны. Стр. 384:


BOЙHA KAK BСEOБЩEE БEЗУМИE

Tема “коллективного безумия” или всеобщего заблуждения уже встречалась нам при изучении других насильственных конфликтов. B крайне идеологизированной Чечне она была далеко не самой ак- туальной, но от этого не менее важной и интересной для понимания местного общества, разорванного войной. Bерсия коллективного за- блуждения стала злободневной для глубоко травмированных людей, привычная социальная среда которых была полностью разрушена не только войной, но и тем, что сразу за ней последовало – отчаян-
стр. 385
ная борьба за власть, привилегии, доходные места, за право командовать людьми и вершить над ними суд по каким-то новым для них законам.

После войны ситуация стала более обнаженной, ибо разделила общество на тех, кто воевал, т.е. имел право на все, и на тех, кто не воевал, т.е. должен был подчиняться “ветеранам войны”. Почти в каждом селе появился такой “ветеран” с оружием и, как рассказыва- ла Хеда Абдуллаева, в ее селе теперь все должны были идти к нему искать правду и решать споры, если их не могла рассудить местная власть. “А он только сидел со своим автоматом и указывал, что и как надо делать, хотя совсем ничего не понимал и его совсем никто не уважал до войны”.

B послевоенной Чечне сложилась совсем другая социальная ие- рархия и поведенческая норма, которую население не могло при- нять или вынуждено было принимать, оказавшись заложником воо- руженной секты. Чеченцы стали сравнивать наступившую жизнь с жизнью африканских племен (выученной, конечно, из учебников) и все больше думать о своей новой судьбе, которая внушала тревогу и вызывала внутреннее отторжение. Отсюда мотив “племенного одичания”, который близок нашему тезису о демодернизации, хотя они различны по смысли. Этот мотив дополняется еще одним – “похоже, мы основательно заблудились”.

«У меня сын оглох. Сам я контужен. Памяти не стало совершенно. Спрашивается, ради чего же мы воевали. После войны все пошли просить себе должности, все ринулись занимать себе кресла "халимов". Однако большинство этих людей малограмотные или вовсе неграмотные. Они никогда не работали в аппарате. И не имеют понятия о службе. Они путают свой собственный дом с государственным учреждением. А у их домов выстраиваются длинны в очереди искателей мест. И все это родственники. Должно быть, в Африке вожди ведут себя так же. Но тогда это не государство, а разрозненные племена. До государства мы не доросли. Спрашивается, за что же мы воевали? И хотя сыновья мои и получили должности, я все-таки иногда сомневаюсь, что мы построим государство. Должно быть и другие люди задумываются об этом так же, как и я. И чтобы уйти от отвели: на вопрос о том, ради чего загубили столько народа, отвечают - за свободу.

Опять же другой вопрос: какая же это свобода, если командиры об-завелись дворцами ка сотни тысяч долларов. А простой народ от голо-да, нищеты и безысходности впал в самое настоящее отчаянье. Но тог-да командирам неспокойно спать в своих особняках и пировать в сообществах все новых и новых жен. Теперь у командиров пошла мода: они соперничают друг с другом по количеству жен. Благо, в Исламском государстве разрешено иметь их минимум четыре. А ведь есть еще много честолюбивых молодых людей, которым повезло меньше, и которые непременно попытаются счастье себе отвоевать, отвоевать себе местечко под солнцем власти, потеснив, а то и убрав нынешних владетелей. А это значит, что ни свободы, ни стабильности у нас не предвидится а обозримом будущем.
385
Вообще я думаю, что люди без образования никогда не построят государства. Надо бы собирать грамотных, знающих людей, приглашать, ставить их к управлению. А теперешние власти боятся умных, толковых работников. Они ставят себе задачей обеспечить местечками всех боевиков и ни слова не говорят о том, что общество должно объединиться ради построения первого государства. Оки думают, что в государстве может сосуществовать вместе несколько дружин, ко так в истории нигде не было. Но если это понимаю я, всю жизнь проработавший в торговле и в кооперации, то почему до этого не доходят те, кто претендует ка высшую власть. В общем получаются неувязки. Похоже, мы основательно заблудились. И опять же из страха за невозможность ответить на вопрос, за что, ради чего погубили столько народу, говорим, что совершили революцию, завоевали свободу
(Висит М.).

Tема безумия и обмана дополняется мотивом театра абсурда, в который превратилась послевоенная Чечня. Этот абсурд видится все в той же новой несправедливости и низменности людских побу- ждений даже в условиях тотального насилия. O том, что в результа- те войны “люди мало изменились”, что они по-прежнему прежде всего пекутся о личном благе, некоторые чеченцы высказывались еще в ходе войны:

"Отношение к любой войне крайне негативное. Нет вопроса, который нельзя было решить за столом переговоров. Это большая трагедия. Но мне казалось, что люди, пройдя этот ад, станут нравственно чище, пересмотрят ценности. Когда в феврале 1995 2. я попал в Грозный, то был удивлен и буквально заболел от того, что мои соседи говорили не о разрушенном городе, а о том, что у них украли. Война изменила не всех" (Рамзан Дж.).

"Мое же родное село втрое меньше и там боевиков не было. Но с на-чалом лета его разбили вдребезги, а на Алерой не попал ни один снаряд или бомба. В нашем селе муфтий республики живет. Война во всю бушевала, а он себе новый дом мрамором отделал. Так этот дом единственный в нашем селе, куда даже шальная пуля не залетела. Я все в толк не мог взять, как же это так: маленькие, скромные домики, как мой, например, да и вообще село наше незавидное, если не считать хором муфтия, разбили в щепы, а с. Алерой осталось нетронутым. Думаешь, что российские не знали, что там начальник штаба вместе с боеспособными, опытными подразделениями?! Знали, ко не трогали. Тут я вконец запутался. Странная это какая-то вошла. Вроде бы и правдишняя, ведь столько народу поубивало, беда-то какая. А вместе с тем вроде бы и театр. Не по-настоящему воюют, а как бы играют в войнушку" (Исмаил К.).

Это, кстати, приводит нас к мысли рассматривать войну не только в привычной драматизации иррациональности и изначальной антисоциальности, но и как конструируемую человеком часть его культурного перфоманса. Война и насилие есть часть жизни, а не до- мен смерти. A значит у нее есть собственная легитимация, т.е. оправдательное объяснение или объяснительное оправдание. Хотя бытовое сознание соглашается с этим тезисом очень трудно. Oно
 стр. 387
скорее склонно предложить мифопоэтические версии, вплоть до литературных заимствований. Одна из таких ссылок на Сервантеса чрезвычайно интересна:

"Семью в горы переправил, отвоевался. Потом разыскали меня, просили вернуться. Сказал - нет. Я уже по возрасту невоеннообязанный. И такое во мне отвращение к войне. Да и к роду человеческому теперь. Устроился вот охранником, другой работы нету. Хотел было в лесники податься, я сам из горных чеченцев, да и какой уж там лес остался. Самые ценные породы порубили на дрова. Пока шла война, развязанная Дудаевым, не было других источников тепла. Однако войне угодно было достать меня еще раз в августе 1996 г. В то, что это была война настоящая, может быть, и не верилось бы, если бы не погубили столько народу. Не порушили города и села. Вот возьми ты, и бригадные генералы, и генералиссимус, и фронты и прочая чепуха - это, вроде бы, игра. Помнится, читал я про Дон Кихота, как он с великанами сражался. У него как бы зрение помутилось. Так и Дудаев с генералами в войнушку играл, а у народа зрение помутилось. И побили этот народ смертным боем. Мне поначалу жалко было народ. Ни этот. Ни за что ведь гибнет" (Кюра).

Таким образом, проблема насилия рассмотрена мною в альтер- нативном плане, т.е. прежде всего как набор человеческих действий, норм и идей в конкретном социокультурном (чеченском) констексте. Меня интересовали прежде всего внутренние объяснения и мотивы, а не какая-либо цельная теория насилия, которой до сих пор не существует прежде всего по причине крайней дискретности данного феномена [Более подробно см.: Типков В.A. Теория и практика насилия // Антропология насилия Oтв. ред. А.В. Бочаров и В.А. Тишков]. Один из моих выводов состоит в том, что решающим моментом в объяснении насилия и конфликта является само понятие контекста как методологического условия, которое в свою очередь вытекает из признания первичности конкретной ситуации в интерпретации человеческих институтов и поведения. Главным является изучение в различных социальных средах человеческих реакций и действий в ответ на общие экзистенциальные проблемы, включая войну.

Именно это методологическое условие позволило гораздо адекватнее взглянуть на чеченскую войну с точки зрения самих чечен- цев, а не их самозванных вождей, полуобразованных идеологов и по- левых командиров. Масштаб пережитого и совершенного насилия действительно поразителен и выглядит внешне иррациональным и, безусловно, социально и морально не легитимным. Однако само чеченское общество в условиях войны демонстрирует, хотя и сильно нарушенную, социальность, суть которой заключается в установке на кооперативное и мирное поведение.

Феномен демодернизации проявился в том, что чеченское обще- ство оказалось (вернее, позволило себя сделать) заложником край- не малой части протагонистов насильственного сценария и доволь- но мощной когорты участников новых геополитических соперни- честв, осуществляющих глобальную “декоммунизацию” и “деколо- низацию”, а также “доИсламизацию”. Даже окончание войны в 1996
стр. 388
г. не позволило освободить чеченское общество от избранного не им самим бремени передового отряда борцов против “последней им- перии”. B послевоенной Чечне не получилось позитивного мира, что в любой момент могло вызвать очередной цикл тотального насилия, т.е. новую войну.

Последние события в Чечне подтвердили возможность не только циклического насилия (т.е. как исторического продолжения предыдущего), но и утраты способности общества оказывать влияние на этот процесс. Tакое общество и в такой ситуации платит непо- мерную цену за то, что оно становится полем насилия. Один из наиболее вероятных вариантов – силовое вмешательство по обеспечению порядка со стороны государства. Это наиболее распространенный и легитимный путь, который в последние десятилетия приме- нялся почти повсеместно в мире с разной долей успеха. B последнее десятилетие появился вариант международного силового миронавязывания с целью прекращения тотального насилия, но послужной список данной исторической новации слишком противоречив, чтобы можно было давать ему однозначную оценку.
« Последнее редактирование: 15 Сентября 2024, 07:43:10 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.

Оффлайн abu_umar_as-sahabi

  • Ветеран
  • *****
  • Сообщений: 10911
Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте. Этнография чеченской войны

390
Глава XIII ЭТНОГРАФИЯ ЗАЛОЖНИЧЕСТВА


KАK ПОЯВИЛАСЬ ЭТА ГЛАВА?
Эта глава первоначально не планировалась. Она стала возможной благодаря появлению эмпирического материала по проблеме заложничества и торговли людьми и ее актуализации в период нового цикла насилия в Чечне в 1999–2000 гг., когда федеральные войска в Чечне начали проводить особые операции по освобождению залож- ников (до этого МВД и ФСБ России занимались главным образом освобождением “громких имен”: политиков, крупных военных чинов, иностранцев и журналистов). На самом деле проблема чеченского плена и похищения людей появилась раньше. Еще в 1995 г., наряду с захватом чеченскими боевиками федеральных военнослужащих и содержанием в фильтрационных пунктах чеченцев, в России было зафиксировано 272 случая похищения людей, а в 1996 г. – 338. Подавляющее большинство из них имело место на Северном Kавказе, при этом свыше половины в Чечне. Всплеск произошел уже после окончания войны: в 1997 г. – 1140 случаев, в 1998 г. – 1415 и в 1999 г. – более 1500. Александр Лебедь сказал в этой связи следующее:

Цитировать
“Преступная паутина накрыла Дагестан, Ставропольский край, Ингушетию, Северную Осетию и практически весь Северный Kавказ, далее метастазы
391
потянулись в Поволжье, на Урал и в Москву. И практически во всех сводках, информационных сообщениях, показаниях фигурировала Чечня как организатор, исполнитель или соучастник этого опасного и заразного вида преступления. К этому времени Чеченская республика не только выпала из-под юрисдикции российских законов и оказалась вне зоны действия российских спецслужб. Чечня под дулами автоматов неуклонно катилась в дикое и кровавое средневековье. Сейчас вряд ли кто сможет сказать, сколько сотен самих чеченцев были унижены похищением родственников и уплатой выкупа за них, но факты свидетельствуют, что в первую очередь от кавказского киднэпинга пострадал чеченский народ. Сказать, что власти неадекватно отреагировали на похищения, а практически на организованную работорговлю значит выразиться предельно мягко и деликатно. Ситуация развивалась весьма скверно”1.

Освобождением пленных и заложников в Чечне занимались органы МВД, прежде всего управления и отделы по борьбе с организованной преступностью (ГУБОП и РУБОПы) и специальные структуры ФСБ, некоторые общественные организации и отдельные лица, как, например, возглавляемая Лебедем неправительственная организация “Миротворческая миссия на Северном Кавказе” или занявшийся журналистикой майор Измайлов. Ближайший помощник Лебедя по этой работе Александр Мукомолов стал для меня одним из важных рассказчиков, хотя многие детали своей работы он не мог раскрыть. Главная причина, кстати, крайне проста: одним из условий освобождения и содействия операции обычно ставится неразглашение имен, мест, сумм и других деталей. Первый известный чеченский
392
узник, бывший министр образования республики Е.Л. Гельман, побывавший в заложниках еще в 1991 г., так и не раскрыл мне сум- му заплаченного за его освобождение выкупа и некоторые другие детали, несмотря на длительное время, прошедшее после чеченского плена. Здесь, мне думается, играют роль также и опасение за жизнь, страх нарушить данное похитителям обещание не раскрывать место пребывания в плену и не называть имена похитителей. Дмитрий Бальбуров на вопрос, где он содержался в плену, заметил: “Hу, ладно, теперь, пожалуй, об этом уже можно сказать, хотя некоторые опасения у меня до сих остаются. Этот иуда Могушков (про- давший журналиста ингушский водитель. – В.T.), который сидит под следствием, говорят, поклялся мне отомстить за то, что я дал на него показания следствию”.
Tема заложников и торговли людьми в Чечне с начала 2000 г. стала более активно использоваться в пропагандистских целях, особенно после освобождения еврейского мальчика Ади Шарона и французского журналиста Бриса Флетье, когда министр внутренних дел Владимир Рушайло лично доставил Шарона в Израиль, а президент Владимир Путин имел телефонный разговор с французским президентом после освобождения Флетье. Российские власти эффективно использовали эту тему в связи с глобальной озабоченностью проблемой терроризма в современном мире и тем самым смогли ослабить критику своих действий в Чечне. Итоговая декларация саммита G-8 на Окинаве в июле 2000 г. включила положение о необходимости совместной борьбы с терроризмом и не содержала никаких упоминаний о войне в Чечне.

Однако меня интересует не столько политическая сторона проблемы заложничества и торговли людьми в Чечне, сколько социально-культурная динамика этого феномена, хотя, конечно, понять его без политики невозможно, о чем речь пойдет ниже.

О заложничестве, похищениях и торговле людьми в ходе чеченской войны многое было известно, но ряд журналистских расследований и информация со стороны российских властей значительно дополнили картину после начала новых военных действий в 1999 г. Санобар Шерматова вместе с Леонидом Hикитинским опубликовали в газете “Московские новости” серию материалов по теме заложничества. В июне 2000 г. Александр Любимов сделал телевизионный фильм “Рынок рабов. Чеченские хроники”, показанный на канале ОРT, а перед этим видеокассета с фильмом была подарена Любимовым лично пре- зиденту Владимиру Путину на специальной встрече в Кремле.

Хотелось бы особо отметить аналитический материал Шерматовой и Hикитинского, в котором, хотя и на журналистском уровне, были определены некоторые ключевые аспекты данной проблемы и избрана структура анализа, сходная с предложенной в данной главе. В частности, заслуживает внимания общая оценка проблемы похищения и торговли людьми:
393
Цитировать
“B период “между двумя войнами” торговля людьми превратилась в отрасль экономики Чечни. Бизнес процветал именно потому, что по другую сторону от чеченской границы нашлись “торговые партнеры”. Число заложников, обмен которыми шел постоянно, исчислялось многими сотнями людей, совокупный оборот “отрасли” достигал десятков миллионов долларов. Именно эта экономическая составляющая (наряду с наркобизнесом, теневым нефтебизнесом и другими преступными промыслами) позволила чеченским мятежным формированиям получить современное оружие для продолжения войны. Дьявольская математика торговли людьми состоит в том, что каждый выкупленный российской стороной заложник стоил во много раз больше, чем собственно сумма выкупа: на эти деньги сразу же закупались новые средства для похищения людей, разбоя, убийства и войны”
2.

Материалы о торговле людьми и насилии в отношении заложников, а также о наиболее крупных торговцах людьми в Чечне были напечатаны и в других изданиях. Хурналист Рустам Хадиков опубликовал очерк о Бараеве, под контролем которого, по его сведениям, в период правления Масхадова проходило от 35 до 60% всех похищений людей, из которых подавляющее большинство были чеченцы. Однако цель публикации в “Общей газете” состояла в том, чтобы изложить фантастическую (но достаточно распространенную!) версию о том, что за деятельностью Бараева, братьев Aхмадовых стоят российские спецслужбы. B статье высказывались предположения, что за убийство четырех англичан и новозеландца Бараеву некими силами было специально переплачено 2 млн долл.: 12 вместо 10 млн, которые были готовы заплатить за их освобождение3. Цена подобным публикациям для исследователя мизерная, но отчасти они объясняют, откуда в самой Чечне рождается мифология о повсеместной роли российских спецслужб в конфликте.

B ходе работы над книгой информанты и партнеры по исследованию делились со мною своими представлениями на сей счет. B основном они сводидились к следующему: а) первыми заложников стали брать федералы, заставляя чеченцев выкупать своих арестованных родственников, а иногда даже убитых; б) торговлей людьми занимаются бандиты-отморозки, которые воруют и самих чеченцев и от которых страдают все; в) точные данные о заложничестве фактически недоступны, они тщательно скрываются, и даже задавать вопросы на эту тему опасно. Bажные сведения удалось получить в результате бесед с несколькими жертвами чеченского плена, прежде всего с бывшим министром образования Чечено-Ингушетии Ефимом Гельманом и журналистом “Московских новостей” Дмитрием Бальбуровым. Последний опубликовал краткие, но очень искренние воспоминания своего чеченского пленения в журнале “Новая юность” (2000, № 2). Пользу принес и документальный архив A.Ф. Мукомолова, историка по призванию, у которого сохранился материал примерно о 300 случаях обращений по поводу похищений и об освобождениях заложников с участием Миро- творческой миссии A. Лебедя.

394

СЛОЖНОСТИ АНАЛИЗА: ПОЛИТИЧЕСКИМ АСПЕКТ

По ряду причин тема заложничества и торговли людьми оказалась сложной для социокультурного анализа. Bо-первых, необходимо было преодолеть мифы и устойчивые академические конструкции, порожденные уже в ходе чеченской войны. Bо-вторых, не было доступа к самим инициаторам и исполнителям актов похищения и продажи людей в Чечне. B-третьих, далеко не всегда жертвы – самые лучшие источники информации по причине физической и психологической травм. Наконец, политический, пропагандистский и эмоционально-личностный моменты в процессе освобождения людей были настолько сильны, что затрудняли раскрытие смысла феномена заложничества в целом, а также и роли отдельных действующих лиц и сил в нем. Как чеченские комбатанты часто для возвеличивания собственной значимости и силы из тщеславия присваивали себе отдельные громкие теракты и похищения, так и с противоположной стороны процесс освобождения людей был перегружен большой политикой или групповым соперничеством. Иногда вовлеченные в эти действия люди конфликтовали между собой, вызывая тем самым хаос или срыв акции.

На мой вопрос: “Bсе-таки за некоторых были уплачены крупные суммы, например, за группу журналистов из НТB или за Bалентина Bласова?”, А.Ф. Мукомолов ответил:

"Нами - нет! У нас просто таких денег и нет. Но есть открыто признанные случаи уплаты больших сумм. Насчет Власова я ничего точно не знаю, ибо в этом никакого участия не принимал. Не думаю, чтобы там прямо так заплатили. Зато я сам принимал участие в действиях по освобождению журналистов НТВ, когда Гусинский к нам обратился. Мы сначала ездили договариваться без денег, а потом повезли туда два миллиона долларов. Я с полутора миллионами (500 тыс. остались для страховки) неделю по Чечне ездил и назад вернулся. Это подтверждает, что люди, которые там меня сопровождали, позволили с такой суммой и выехать, когда была дана команда за два миллиона не отдавать. Я все деньги сдал. Там тогда просто была игра Б. и Г. (Мукомолов имеет в виду Березовского и Гусинского. - В.Т.). Одному хотелось и деньги получить, и освободить. Это очень страшно, когда большие люди в эти дела вмешиваются и используют их в своих целях, в том числе милицейские чины и даже, извините, сам президент: он жмет руку освобожденному французскому фоторепортеру Фритье перед своей поездкой на Запад. А этот репортер попал в Чечню через Грузию. Он фактически нелегал. Любая страна за незаконное пересечение границы наказывает. Вот когда выжимаются какие-то политические дивиденды, а кроме этого, и экономические - это плохо. Это очень опасная вещь, когда освобождение уходит в сферу политики. Здесь уже идут не-счетные деньги. Это только помогает бандитам.


Мукомолов не раскрыл все детали громкого дела с освобождением журналистов НТB, а, возможно, и не знал, в какой игре участвовал,

395
 но публикация в “Московских новостях” об этой же истории показывает, насколько сложны и хаотичны, а также окрашены личностными мотивами действия “больших людей”. Шерматова и Никитинский приводят в своей публикации рассказ руководителя департамента безопасности группы “Медиа-Мост” (тогда компания B.A. Гусинского. – В.T.) Aлександра Kомарова об освобождении журналистки НTB Елены Масюк и ее товарищей:

Цитировать
«...Переговоры об освобождении съемочной группы НTB я вел с непростыми людьми, многие из них, конечно, были связаны не только с политикой и бизнесом, но и с уголовным миром. При этом также велась аудио- и видеозапись. Может быть, теперь, когда ситуация в Чечне стала иной, я еще что-нибудь вспомню. Разумеется, как бывший сотрудник МУРа я понимал, что, обсуждая возможности выкупа с не очень ясными людьми, вступаю на скользкий путь. Это была крайняя необходимость, поскольку после месяца переговоров на официальном уровне, в том числе Гусинского с Мовлади Удуговым и другими высокопоставленными лицами в Чечне, мы не продвинулись ни на шаг, и нам уже намекали, что надо платить. Bсе записи передавались нами в Следственный комитет МBД, с которым мы в деле освобождения съемочной группы НTB сотрудничали очень тесно.

Я бы хотел подчеркнуть, вопреки рассказам Березовского и его людей, что Гусинский с самого начала выступал категорически против выкупа. Напротив, посредники, предлагавшие освобождение за выкуп, указывали на прецедент, созданный Березовским при освобождении журналистов 2-го канала. Гусинский даже настаивал на силовых операциях с целью освобождения нашей группы, но мы не видели таких шансов при отсутствии информации о похитителях. Kогда возможности политического решения были исчерпаны, примерно через месяц после захвата, на НTB начали выходить различные люди, предлагавшие свои посреднические услуги для освобождения за выкуп. Первым был Саламбек Маигов – несостоявшийся президент Чечни, он привел Aдлана Хасуева, который, по его словам, имел какой-то контакт с похитителями. Сумму вознаграждения Хасуев не называл, но запросил 30 тыс. долл. за фотографии и 50 тыс. за видеозапись заложников. Я с ним встречался раз пять до начала июля, но это ничем не кончи- лось. После него с предложением о помощи вышел Магомед Tолбоев – Герой России, летчик-испытатель, секретарь Совета безопасности Дагестана. Он показывал бумаги, свидетельствовавшие о его участии в освобождении солдат – постановления о помиловании, местные справки, – и рассказал, как занимался освобождением корреспондентов 2-го канала, обеспечивал пере- дачу за них 2 млн долларов, но себе ничего не взял...

B конце июля мне подсказали позвонить Aлександру Мукомолову по телефону с номером на “206” (ATС “Старой площади”. – Ред.). Мы встретились в квартире, которую он снимал в Kолпачном переулке. Tам же был Шарпуддин Лорсанов, министр внутренних дел Чечни в правительстве Ду- даева, и Саша Любимов из “BИДа”, который вел переговоры об освобож- дении захваченных в то же время корреспондентов 1-го канала. Сначала они назвали цифру 2 млн долл. Любимов сказал, что у него нет таких денег, нужно посоветоваться, и с тех пор мы вели переговоры отдельно.

Лорсанов рассказывал, как работал министром внутренних дел в Чечне, до этого возглавлял горотдел МBД в Шали, в общем он неслучайный человек,
396
сведения о наших корреспондентах получил от своего бывшего агента. Он показал документы Совета безопасности РФ и Комиссии по освобождению военнопленных. Мукомолов тоже сначала представился по этой линии. B начале августа с ними встретился Гусинский, чтобы обсудить конкретные условия. Он спросил в лоб, какие мотивы заставляют этих людей заниматься освобождением съемочной группы HTB. Мукомолов сказал, что он работает с Александром Лебедем, крестным отцом Хасавюртовского соглашения, и тут в первый раз я услышал про “миссию Лебедя”. Я уточнил по своим каналам, что Мукомолов – майор ФСБ в отставке. Переговоры продвигались быстро, весь процесс с этой парой в августе 1997 г. занял около недели. Появился младший брат Лорсанова Hажмуддин, который якобы вел переговоры с людьми в Чечне, у которых находилась наша съемочная группа. Это подтверждали по линии МBД, с которым я работал в контакте. Еще по линии МBД мне стало известно, что в Чечне за трех наших заложников рассчитывают получить миллион долларов, а Лорсанов и Мукомолов говорили о двух миллионах.

Гусинский по-прежнему настаивал на том, что, если нельзя обойтись без выкупа, надо по крайней мере сделать все возможное, чтобы захватить тех, кто придет за деньгами после освобождения группы. Поэтому я хотел, чтобы посредники взяли деньги в Москве, а мы имели возможность зафиксировать этот момент и провоз ими денег, но потом вышло по-другому. Hе- ожиданно в Москву прилетел Hажмуддин Лорсанов и сказал, что надо сроч- но вылетать. Поскольку гарантий у нас было мало, мы попросили, чтобы старший Лорсанов остался в Москве, его разместили в гостинице “Украина” под нашей охраной. Гусинский собрал экстренное заседание учредите- лей HTB, они под протокол приняли решение просить у группы “Мост” деньги для выкупа. 2 млн долл. я получил наличными в “Мост-банке”, указав в заявке: “Hа выкуп заложников”, и еще около 50 тыс. на выкуп солдат. 7 августа я и первый заместитель начальника ГУОП МBД Мордовец под- писали совместный “План оперативно-розыскных мероприятий по задержанию группы Лорсанова – Мукомолова” (?! – В.T.).

Hакануне отлета в Беслан (аэропорт в Северной Осетии), который мы наметили как точку передачи выкупа, Мукомолов связал меня с неким сотрудником Совета безопасности Григорьевым, который должен был обеспечить передачу денег в Беслане. Григорьев приехал ко мне в одиннадцать часов вечера 7 августа, но разговор получился странный, потому что сначала он заявил, что занимается только освобождением солдат, а тут операция со- всем другого уровня. Hо через некоторое время он сказал: ну ладно, в по- рядке исключения из уважения к вам я готов оказывать содействие, только, мол, никому не рассказывайте.

Мы купили три клеенчатые сумки, описали их по индивидуальным при- знакам, переписали номера купюр и сложили в сумки. B 10 утра 8 августа мы вылетели в Беслан на арендованном HTB “TУ-134”... Мы прилетели в Беслан в 12 часов, в час приехали младший Лорсанов и Мукомолов. B само- лете состоялся торг: они требовали передать два миллиона сразу, я отдавал полтора, с тем, чтобы еще 500 тыс. передать после получения заложников. Hаконец они взяли полтора миллиона, сели в машину и поехали. Местные оперативники довели их до Черменского поста, но в Ингушетии сопровождать уже не могли. Tакая цель и не ставилась, мы готовили попытку захватить тех, кто приедет за оставшимися деньгами. Hи через два часа, как было обещано, ни через четыре никто не вернулся...

397
Hа следующий день в 7 утра приехал еще один брат Лорсанова с запиской от Мукомолова: “Tовар в порядке, есть проблемы с транспортировкой”. Я ему сказал, что, хотя кровная месть у нас не в традициях, в случае провала им со старшим братом придется расстаться. Поскольку никакой информации не было и ничего не происходило, в три часа дня 9 августа Гусинский принял решение и отдал распоряжение возвращаться в Москву. Kак только мы вернулись, начались звонки из Чечни. Hесколько раз звонил Мукомолов: все в порядке, обязательства в силе. Чуть раньше Имадаев привез кассету, на которой были сняты наши заложники, мы ее купили за 30 тыс. долл. Сразу же позвонил Tолбоев: зачем задрали цену, теперь они просят уже три миллиона. Само по себе это говорило о том, что и раньше в Чечне все вс знали, весть о появлении денег тут же долетела и до Ма- хачкалы, и до Владивостока. Kстати, на следующий день после передачи выкупа в Грозном застрелился якобы в результате неосторожного обращения с пистолетом, заместитель министра внутренних дел Чечни, принимав- ший в этом какое-то участие.

Мы вернулись в Москву 9 августа, а 12-го прилетели младший Лорсанов и Мукомолов. Они привезли ко мне в кабинет полтора миллиона в тех же сумках и теми же купюрами, миновав при этом границы Чечни, Ингушетии, пройдя пост специального контроля во Внуково, который был установлен там для рейсов из Kавказского региона. Kогда они отдали деньги, мы вывели старшего Лорсанова. Братья встретились, между ними состоялся горячий разговор, из него я впервые услышал какие-то конкретные имена: Арби Бараев, Ваха Арсанов и другие. По словам Лорсановых, Масюк и съемочной группой владели “восемь акционеров”. “Акционеры” заседали в центре Грозного в каком-то кафе, все передрались.

Я продолжал переговоры с Мукомоловым, не позволяя ему выйти из игры. Однако 17 августа мне велели срочно связаться с Гусинским, который в это время был за границей. Гусинский по телефону отдал распоряжение взять два миллиона долларов, которые я хранил у себя в кабинете в сейфе, и позвонить Бадри Патаркацишвили. Я позвонил Бадри, он велел привезти деньги в дом приемов “Логоваза” (компания Б.А. Березовского. – В.T.) и отдать их Ивану, который меня встретит. Я спросил, как фиксировать пе- редачу денег, он сказал, что, мол, можешь и не привозить. Tогда я обсыпал жену – она как раз была со мной – двумя миллионами долларов, сфотографировал на память, сложил деньги в сумки, вызвал охрану и поехал в “Логоваз”. Вышел какой-то человек лет тридцати. “Вы Иван?” – “Иван”. Я от- крыл сумку и показал деньги. Мы прошли в здание, по поведению Ивана я понял, что он тут какой-то начальник, и я отдал деньги. Через несколько дней появилась Масюк, но это было уже без моего участия.
...В первый раз выкуп не был принят, потому что мы дали его в обход “Логоваза”. Потом появился “Логоваз”, и все срослось. Hо это только мое личное впечатление. Будь я следователем или прокурором, я бы не рискнул написать об этом в обвинительном заключении»4.

Итак, то, что деликатный Мукомолов назвал “игрой Б. и Г.”, на самом деле было безответственной импровизацией циничных людей с большими деньгами и с антигосударственным мышлением. Выпла- ченные Березовским и Гусинским миллионы долларов за “своих” журналистов,  безусловно,  способствовали  расцвету  преступного
398
бизнеса на похищении людей в Чечне. Oт миража миллионных выкупов помутнилось сознание мно- гих чеченских авторитетов и просто рядовых бандитов. Oб этом же неодно- кратно заявлял и прези- дент Чечни Масхадов, хотя некоторые из его бли- жайшего окружения столь же цинично и жестоко играли на жизнях людей. Упоминание в приведенном рассказе высших лиц из чеченского руководства – Удугова и Aрсанова совсем не было случайным. Сюда же можно добавить и Басаева, который однажды сделал интересное признание по поводу распределения и использования средств от выкупа заложников, о чем мне стало известно из разговора с A.Ф. Мукомоловым. Вот что он сообщил:

«Возможно существует некая система распределения средств. Я кстати еще когда Басаев был вице-премьером в правительстве Масхадова, говорил с ним на тему о похищениях людей. Он в принципе осуждал это. Но сказал: "Да, я знаю, кто и где этим занимается. Но пойми, 40%о от всего этого идет инвалидам войны, какой-то процент на нужды армии и закупку вооружения, а какой-то - за сделанную работу" . По крайней мере чаще всего бывает, что сидят пять-шесть человек и ругаются, почему так мало ему досталось: он рассчитывал на одни деньги, а получил гораздо меньше. Это иногда из-за того, что размер выкупа может снижаться. Когда особенно на них давишь и объясняешь, что нереально получить такие деньги. Иногда ведь для них, что миллиард, что миллион - все равно. Бывает, в ходе переговоров один говорит: "давай согласимся", а другой не хочет. Одной какой-то группы, центра, а тем более таксы нет. Одной группой руководит один, другой - другой, а там, где разделение труда, то вообще единое руководство невозможно».

Вероятно, мы никогда не узнаем всю правду о подобных историях, особенно о причастности чеченских лидеров к торговле людьми.

399

Именно поэтому оставляем верхний эшелон действующих лиц за пределами нашего анализа.
Помимо большой политики и личных амбиций российских бога- чей был еще и внешний аспект, поощрявший заложничество. Пора- зительно, но факт – даже самые варварские террористические акты и убийства заложников в Чечне не вызывали обычного в таких слу- чаях возмущения во внешнем мире. Зарубежные СМИ или экспер- ты никогда не использовали термин “террористический акт” или “террористы” в отношении чеченцев и совершаемых ими жестоко- стей. Ни при взрыве Торгового центра в Нью-Mорке, ни в случае ги- бели американских солдат в Сомали или терактов курдских сепара- тистов в Турции подобную симпатизирующую сепаратистам пози- цию западная пресса и экспертное сообщество не проявляли. Удиви- тельно, но зарубежные журналисты, эксперты и политики, а также правозащитники почти единодушно оправдывали террористические действия чеченских боевиков. Юрий Захарович, московский коррес- пондент журнала “Тайм”, так писал о позиции американских журналистов:

Цитировать
“Они не искали извинений терроризму, но пытались проследить, как этот терроризм был спровоцирован войной. Насилие постоянно рождало насилие. Этот цикл вызывал у журналистов ужас тем, что становится бес- конечным. Подобная интонация особенно явно прослеживалась при освещении печально знаменитой акции (именно акции, а не теракта! – В.T.) Басаева в Буденновске”5.

Захарович приводит отрывок из публикации в журнале “Ньюсу- ик”, который саморазоблачителен по своему смыслу, если сравнить с тем, что пишут те же американские журналисты о палестинских или тамильских террористах, действующих на основе тех же аргу- ментов, что и чеченцы:

Цитировать
“Трагедия обрушилась на родное село Басаева в конце мая, когда оно было подвергнуто бомбовому удару российской авиации. И вот, потеряв свою деревню, дом, мать, двоих детей, брата, сестру и еще шестерых родст- венников, Басаев на прошлой неделе решился на то, на что до сих пор не ре- шались другие чеченские боевики. Он совершил возмездие за пределами своей родной земли... Басаев, по его собственному определению, террорист, но – террорист с рыцарским чувством чести. Действительно, хотя во время штурма больницы погибло более 100 мирных жителей, Басаев дал и выпол- нил обещание не расстреливать удерживаемых в заложниках женщин и де- тей...”
И далее весь текст призван вызвать чувство симпатии к подоб- ному “рыцарскому терроризму”6.

B дни, когда в Чечне произошли кровавая акция убийства и де- монстрации отрезанных голов трех англичан и одного новозеланд- ца, я просмотрел через Интернет десятки западных изданий с ком- ментариями на это события и был поражен, насколько искусно даже

400

в такой бесспорной ситуации политики и журналисты продолжали поддерживать “чеченское сопротивление”, стараясь не вызвать из- менения мирового общественного мнения в отношении режима в Чечне. B подтверждение сказанного можно сравнить реакцию на обнаружение коллективного захоронения в Kосово накануне воен- ной операции HATO против Югославии. Заголовки сообщений и их лексикон дают ясную картину того, как намеренно конструировались позиции и воздействия на политиков и массовое сознание. Aн- тропология этих воздействий недостаточно хорошо изучена, но ошибочно полагать, что чеченские боевики не знали и не учитывали явно вялые или косвенно поощрительные реакции “международ- ного сообщества”. Tерроризм и похищения людей в Чечне если и не оправдывались, то во всяком случае не осуждались, что морально- политически стимулировало чеченских боевиков.


МИФOЛOГИЧЕСKИЙ И ПСИХOЛOГИЧЕСKИЙ AСПЕKTЫ AHAЛИЗA
Oдна из черт историко-этнографической мифологизации совре- менных чеченцев состоит в приписывании им традиции заложниче- ства и торговли людьми как одной из культурных характеристик. Этой чертой, как и традицией военных набегов, характеризуется це- лый народ как воображаемое “воинственное общество организован- ной анархии”, если использовать определение Aнатоля Ливена7. B данном случае симпатизирующая этнография исходит из того, что традиция набегов и заложничества где-то дремлет в крови или в па- мяти чеченцев и в определенной ситуации сразу же проявляется, как и произошло в ходе конфликта. Это типичная ошибка патерналист- ской и по сути неоколониальной этнографии, которую совершают некоторые отечественные и зарубежные специалисты.
Bсе мои попытки обнаружить достоверные сведения, подтвер- ждающие присутствие традиции заложничества в XX в., а тем более среди ныне живущих чеченцев, не дали результатов. Aбсолютно точно, что в советской Чечено-Ингушетии заложничества и торгов- ли людьми не было и быть не могло, учитывая правовую жесткость советской системы и степень модернизации чечено-ингушского об- щества. Предположить существование этой традиции в спящем со- стоянии также было бы некорректно: тогда слишком многое из про- исходящего в мире и связанного с насилием пришлось бы объяснять традициями самурайства или “бандитизма как формы социального протеста” (определение английского историка Эрика Хобсбоума), которые еще в XIX в. наблюдались повсеместно, начиная от амери- канского фронтира, Ирландии и южной Италии до Японии и Kитая. B данном случае история и этнография выступают всего лишь как мобилизационный ресурс и оправдательный аргумент для похище-
401

ния людей и торговли ими. B современных условиях полумифиче- ская память и аргументация прошлым придают таким действиям не- достающую легитимность.
Что касается психотравматического эффекта и эмоционального фона данного явления, то оно было заметно как в ситуации массово- го заложничества, которое применялось чеченцами в ходе террори- стических актов, так и в случаях отдельного или группового похи- щения людей. Еще в период первой войны я обратил внимание на один важный момент – как освобожденные жертвы трактуют то, что с ними произошло, особенно при первых контактах с прессой. Побывавшие в чеченском плену российские военнослужащие, как правило, на обязательный вопрос журналистов, как с вами там обра- щались, отвечали одно и то же: “Нормально, кормили тем же, что и сами едят, не били”. Именно таких слов обычно и ожидали журнали- сты, создавая историю благородных чеченцев, рассказанную и пока- занную в первые дни грозненского штурма, когда чеченские боеви- ки перед телекамерами передавали пленных федеральных солдат в руки их матерей.

Первым заметным исключением стала реакция известной журналистки Елены Масюк, униженной не только омерзительным содержанием в подвальной яме, но и неблагодарностью чеченцев, несмотря на симпатизирующую позицию телекоманды НTB. Но даже после этого освобожденные журналист “Известий” и высокопоставленный федеральный политик продолжали говорить, что “вполне понимают чеченцев” и “не имеют зла на тех, кто их держал в плену”. Пожалуй, только иностранные граждане, а именно супружеская па- ра из Bеликобритании выразила неприятия произошедшего – на- сильственное лишение свободы и подвергание смертельному риску ни в чем не повинных людей, а также насилование женщины. “Нормально кормили, сильно не били” – это была реакция людей на уровне советской ментальности, которые не особенно привыкли рассматривать личные свободу и безопасность как главные жизненные ценности.

Мною замечен один психологический момент в восприятии и по- следующем объяснении акта захвата и пребывания в заложниках или в плену. Перед лицом явной опасности для жизни жертвы выбирали разные стратегии: от прямого вызова похитителям (что почти всегда означало смерть) или рискованного побега (итог – чаще всего поим- ка или гибель, как в случае с генералом Г. Шпигуном) до стратегии смиренного поведения и установления человечных отношений с ними. Заложники по-разному аргументировали свои поступки, о которых далеко не каждый из них позднее рассказывал. Были случаи полного подчинения и перехода на сторону воюющих чеченцев, вплоть до уча- стия в убийствах других пленных и в активных боевых действиях. Но это чаще касалось молодых военнослужащих и обычно обретало де- монстративную форму перехода в Ислам.

402

Я проанализировал наиболее распространенный и рациональный с точки зрения человеческого поведения вариант, который на- зываю “смиренным”. Он также требует огромных эмоциональных и физических усилий, развитого интеллекта и волевых качеств, не го- воря о здоровье. Чеченский плен – жестокое испытание, и мне были вполне понятны слова Е.Л. Гельмана: “О Чечне с Вами поговорю с удовольствием, но только не о самом себе”. Именно поэтому я бла- годарен откровенному рассказу Дмитрия Бальбурова, Беседа с ним состоялась вечером 20 июля 2000 г. в моем кабинете за чашкой чая. Дмитрий оказался мягким и даже застенчивым человеком, проница- тельным и эмоциональным, а самое главное с удивительной саморефлексией, т.е. способностью анализировать не только внешнюю ситуацию, но и внутреннее состояние.
В его рассказе я отметил несколько эмоционально-психологических моментов, которые отчасти нашли отражение также и в опубликованных им “Записках чеченского пленника”. Они явно домини- ровали над более рутинными, бытовыми сюжетами чеченского пле- на. Однако если бы я только прочитал его записки, то не узнал бы многого, что интересовало меня как исследователя. По словам Дмитрия, он испытал “горький осадок на душе – попался как кур в ощип”, “панический ужас, боль и постоянное напряжение”, “ненависть, сразу возникшую после освобождения”; “этими заметками я хотел бы закрыть самую мрачную страницу своей жизни и постараться не возвращаться к ней больше ни в мыслях, ни на словах, ни в поступках”8.

Я признателен Дмитрию, что он вопреки своему решению более двух часов говорил о пережитом, хотя по его голосу и глазам было видно, как ему тяжело. Мне даже показалось, что, полгода спустя после травмы, этот молодой мужчина нуждался в квалифицирован- ной помощи, ибо кроме 2-недельного санатория после освобождения никакого другого лечения не принимал. Приведу отрывок из интервью. Hа мой вопрос, сказалось ли как-то это потрясение на здоровье, Дмитрий ответил:

«После того, как я вернулся, меня отправили в санаторий в Каширский район, где я пробыл с матерью. У меня после того случая сильно бо-лела спина между лопатками. Там провели курс лечения. А к психиатру или к психологу я не ходил. Как-то сам вылечился, хотя месяца два-три после всего я был сам не свой. Все было так странно, дико и страшно. Постоянно по ночам кошмары снились: как там у Лермонтова - "спасите братцы, тащат в горы..." Все это было постоянно. До сих пор кошмары мучают по ночам. Я это как-то обсудил с Ильясом Богатыревым (еще один журналист-заложник. - В. Т.). Мы с ним учились вместе, с одного журфака, только он на один курс был старше. И жили в одном общежитии. Я в шутку говорю иногда: он мой друг по жизни и товарищ по несчастью. Он мне сказал: "Чего же ты хочешь. Я только спустя полгода пришел в себя, а стал нормальным человеком только через год" . Хотя, если честно, мне кажется он сейчас не такой, каким я его раньше знал. Он сидел
403

два с небольшим месяца. Первое ощущение после всего этого - это страшная обида. Ну, Господи, как и почему все это случилось? Это очень- очень обидно. Я даже скажу по-честному: где-то спустя месяц у меня пошли глюки.

Как то раз во время выходного дня я вышел на улицу продуктов ку-пить. Там у нас в Чертаново есть небольшой базарчик. Весенний теплый день. Иду, посмотрел вокруг и вдруг вижу - за мной машина едет. Ничего себе! Вижу, за мною машина едет медленно и у нее номера региона Об и та же самая белая "шестерка" или "семерка" . Я оглянулся и на заднем сиденье вижу мать этого иуды Могушкова, которая смотрит на меня с хит-рой улыбочкой. Я бросился в глубь толпы на рынке. Затем говорю себе: подожди!, стоп!, стоп! Не может быть здесь этот Об номер, а Могушкова сидит в следственном изоляторе. Не может ее быть. Подожди, успо-койся, успокойся. Нет, думаю, вроде своими глазами видел. Днем. Трезвый. Вот до такого доходили глюки. Потом у меня еще глюк был, когда я по-думал• все равно они, ингуши, Могушковы пригрозили мне отомстить. Я уж сделаю как Гаджи-бек Дагестанский, когда его взяли в плен и какому-то пророссийски настроенному дагестанцу предложили его повесить. Тогда он, Гаджи-бек, чтобы не доставить ему такого удовольствия, сам прыгнул с табурета и покончил с собой. Вот и я думаю, чем доставлять им такое удовольствие, лучшие я... И я написал посмертную записку. Это где-то было месяца через два или три после возвращения. Написал, извинился перед всеми и стал думать, как это сделать. О! Я же на 16-м этаже. Если броситься, то смерть будет очень быстрой. И в этот момент, как, наверное, часто бывает, остановила какая-то ерунда. Вспомнил: у нас же дом ЖСК от "Московских новостей" и "Известии" . Тут все живут - журналисты, вокруг лужайки такие красивые. Зачем все это портить? Ведь понаедут сюда пресса и другие. Перед соседями тоже неудобно. И это остановило. Сейчас кажется все смешным, но тогда серьезно было.

Пытался загрузить себя работой, пытался писать, но ничего не шло, для этого тоже психологический настрой нужен. Если бы я дворни-ком работал, тогда, может быть, было бы легче. Но в газете старались помочь и постепенно стали загружать работой.

Я и у Ильяса спрашивал, и он сказал, что делать ничего не мог долго.

Так что работа пошла только сейчас. Я еще очень боялся, что на работе будут на меня как на бедненького и убогенького смотреть с жалостью. Но, к счастью, этого не было, и никто об этом не напоминает.

Мне особенно жалко свою мать, которая приехала и слышала по но-чам мои крики. Вот ей действительно пришлось пережить больше всех».


Возвращаясь к стратегии смирения и осторожного выстраива- ния отношений с теми, кто захватил в плен и постоянно охранял, приведу несколько удивительных деталей из рассказа Дмитрия Бальбурова. Первым и самым неожиданным преимуществом оказа- лась его бурятская этническая принадлежность, а точнее неславян- ская внешность, что и было им использовано:

«Мне мой охранник потом рассказывал, что я вытащил счастливый билет. Когда им сообщили, что сейчас привезут российского заложника-журналиста, они были очень обозлены тогда: уже после Дагестана начались
404
 вовсю бомбежки Чечни и были жертвы. "Один из наших сказал: сейчас мы его прессанем по полной программе" . Это означало пытки или да-же убийство. А когда, говорит, тебя привезли, вытащили из машины и сняли веревки, а с головы этот мешок и увидели твою калмыцкую морду, то у нас сразу и желание все пропало. "Эй, да он не русский! Ты что - калмык?"
"Да", - говорю, я - калмык.
 Так вы же калмыки, как и мы, такие же депортированные. Тогда по-чему вы не воюете, восстание не поднимаете против России?
Он мне признался, что если бы я был русский, то у них была установка отнестись жестко. А потом, когда увозили уже назад, он опять мне сказал: "Ты молись своему Будде, потому что в их группе два раза принималось решение отрезать тебе голову" . Первый раз - это когда федеральные войска начали бомбить Чечню, и они хотели в качестве устрашения бросить голову, как это было с англичанами. А второй раз, где-то спустя месяц, это когда в дом одного из бандитов попала ракета или бомба и многие родственники погибли. Он в качестве мести хотел, что-бы мне отрезали голову, но как-то это не случилось, видимо, успокоили его. Этот охранник мне и сказал, что я два раза был на волоске».


Второй интересный момент – это игра в карты.

"У них были карты и раз в день-два садились играть. Игра была од-на - в тысячу. Других они не признавали. Моя задача была их не обозлить и незаметно проигрывать. Я делал вид, что без очков (очки потерялись в день, когда захватывали), плохо вижу, какие у меня на руках карты: положу карту и... ох! Что я там отдал? Туза что ли? "Ну, ты и лопух", -слышу от них. Это их как то успокаивало".

Осторожность в поведении проявилась даже в такой детали, как разговоры на “женские темы” с теми двумя охранниками, с которы- ми он прожил вместе в одной землянке больше месяца.

"Тот, кто помоложе, все время готов был разговаривать на эту те-му, Но я пытался как-то уходить или отвлечь незаметно на другие те-мы. Все-таки трое мужчин вместе так долго в полной изоляции, и я у них в полном подчинении. Все могли придумать".

Я уверен, что подобных и гораздо более страшных моментов Дмитрию пришлось пережить много. Моральные и физические му- ки испытали и другие заложники. В конечном итоге важен вопрос, почему жертвы чеченского плена и российское общество в целом не демонстрировали открытого возмущения, что неминуемо привело к ослаблению мотивов для более решительных действий со стороны государства по спасению похищенных и по борьбе с заложничеством и торговлей людьми? Kак это и печально признавать, но главное – это отсталость гражданско-правового сознания населения и недостаток личностного достоинства.

Следует также иметь иметь в виду психологическое давление и физическое воздействие на заложников. Последние становятся сред- ством торга (политического или денежного), и это косвенно извест-
405
но пленникам, но совсем не придает им уверенности, что торг завершится их освобождением. Поэтому они бывают вынуждены занимать позиции террористов или, как их называют на Западе, “берущих заложников” (hostage takers), избегая тем самым более точной дефиниции. B такой ситуации захваченным кажется, что они должны разделять вину за происходящее в Чечне.

Среди тех, кто призван предотвращать эти виды преступлений и бороться с ними, также не было должных профессиональной подготовки и гражданско-правовой ответственности. Здесь часто царили импровизация и эмоции. Командовавшие операцией в Буденновске легко пошли на сдачу в заложники большой группы журналистов, которые решили сопровождать Басаева и его людей назад в Чечню. Хотя планировалось их уничтожение после освобождения заложников. Федеральные военнослужащие из желания наказать крайне за- ангажированного журналиста “Радио Свобода” Андрея Бабицкого сами организовали сдачу этого российского гражданина в заложники вооруженным чеченцам. Низкая цена человеческой жизни и правовой нигилизм, заниженные самооценки личной свободы и безопасности стали общим культурным фоном для столь быстрого распространения феномена заложничества и торговли людьми в ситуации чеченского конфликта.


МОТИBЫ ПОХИЩЕНИЯ

Как уже отмечалось ранее, ни один из наших информантов не мог вспомнить случаев захвата заложников или торговли людьми до 1991 г. Что было распространено в Чечено-Ингушетии в последние два десятилетия, так это использование труда разного рода социальных маргиналов или больных людей (чаще всего алкоголиков) из разных районов страны, которых привозили или заманивали в Чечню разными посулами. Они обычно использовались на строительных, хозяйственных и других домашних работах, жили вместе с семьей на положении домашних работников или даже полурабов, ибо во многих случаях им было невозможно покинуть дом или село, где они находились. Их труд не оплачивался.

«С давних пор в Чечне жили в домах разные работники типа бичей или бомжей. Там в каждом селе были свои какие-нибудь "Петя" , "Вася", которые жили пять, десять или больше лет в чеченских семьях. Они, как правило, - одинокие люди, никого у них нет, и они сами никуда не уходят. Обычно они - наркоманы или алкоголики. Уменя был случай: мы были у друзей в одном селе, и там, смотрю, во дворе парень славянской внешности. Я спрашиваю, а это кто? Да это Юра, он у нас уже лет пят-надцать живет. Раза два отправляли в Харьков. Он только до вокзала добирается, там все деньги спускает. Его или приводят назад или сам приходит, весь побитый и грязный. Я говорю нехорошо это» (А. Мукомолов) 9.

406
Аналогичная практика существовала и в других северокавказ- ских республиках, особенно в Дагестане. Здесь в 2000 г. было обнаружено село, где почти все домохозяйства, включая директора местной школы, имели так называемых работников, а на самом деле до- машних рабов из категории социально опустившихся, больных и сломленных людей неместного происхождения, которые прежде всего нуждались в социально-медицинской помощи. Таким образом, мы меньше всего склонны объяснять заложничество в Чечне культурно-историческими традициями, даже если возможно проследить схожие параллели в рассказах о чеченском плене периода Кавказской войны прошлого века. Заложничество породила война и отчасти распространившаяся в самые последние годы на Северном Кавказе практика использования принудительного труда маргинальных личностей, за судьбу которых общество и государство фактически никак не отвечало: бомжи и тунеядцы были как бы вне закона.

Число захваченных и насильно удерживаемых людей в Чечне установить не удалось (власти и правозащитные организации этой проблемой по-настоящему не занимались), но их было очень много. Уже позднее российским службам удалось установить имена почти 6 тыс. человек, захваченных чеченцами, из них примерно 3400 не были найдены на начало 2001 г. За 1999 г. 341 человек был похищен (в основном до начала второй войны в августе) и около 400 освобождено (главным образом после ее начала). B 2000 г. было похищено 59 и освобождено 40 человек. Было также освобождено около 50 иностранных граждан. Некоторые эксперты считают, что общий доход от этой деятельности за последние пять лет составил около 200 млн долл.

На центральной площади в Урус-Мартане и в Грозном на пло- щади Дружбы народов (!) действовали самые крупные рынки – со- вершенно легальные места, где можно было купить или заказать себе пленника. Стоило только сделать предоплату и назвать катего- рию пленника – бизнесмен, офицер, чиновник. B Урус-Мартане ходили списки предназначенных для продажи людей. O мотивах массовой торговли людьми А.Ф. Мукомолов дал следующее объяснение:

«Зачем похищают? Не только ради выкупа. Интересна история это-го дела, начиная с фильтров. Хотя похищение людей на Кавказе известно еще с времен Толстого, но именно война породила массовые похищения. Ведь на фильтрах делалось тоже самое: приходили родственники, платили деньги и забирали своих. У них пропало без вести где-то около 1400 человек. Они знают их пофамильно, знают, какие БТРы их забирали, но дальше цепочка рушилась, и нужно было искать. Если находили сразу, то обычно забирали. Но существовала и практика обмена. Где-то захватили пленных во время боя, и это, наверное, хорошо, что не всех убивают. Вот есть у какого-то полевого командира пять солдат - это значит, что их можно пустить на обмен или на продажу. Появляется обменный фонд. Он стал использоваться также для обмена на тех многих чеченцев, которые сидят в российских тюрьмах. Их родственники могут выкупить
407
себе у бандитов пленных для себя, чтобы потом выручить родственника из тюрьмы. Мы вот имели дело с таким случаем: чеченская женщина выкупает у бандитов солдата, он у нее живет, что-то по дому де-лает, а в это время начинаются переговоры по обмену на освобожденного из тюрьмы ее сына. Но когда мы узнали, что этот чеченец сидит в тюрьме за убийство, мы ей сразу сказали, что в таком обмене участвовать не будем, ибо у него нет перспективы. Так и сказали, что шансов у нее нет. Девять месяцев мы бились, чтобы уговорить ее на какие-то другие варианты, и, наконец, освободили парня. Есть варианты, когда похищают денежных людей, или, как называют, "выкупных" : бизнесмены, евреи (говорят, иди к Березовскому или к Гусинскому и пусть он даст денег, если своих нет). Бывают в этой категории дела по бизнесу: человека похищают и принуждают или подписать какие-то документы, или вернуть долг, или просто выплатить определенную сумму. Такие дела характерны, когда похищают ингушей или да-гестанцев, о которых все знают: занимается рыбным бизнесом или имеет санаторий или еще что-то».

Война оказала разрушительное воздействие на мораль населения: многое из того, что осуждалось, теперь оказалось приемлемым. K тому же ситуация полного подчинения гражданского населения вооруженным группам и вооруженным властям не позволяла при- нять какие-либо действенные меры против похищения людей. И все же в Чечне отношение к похищению людей было неоднозначным. Большинство населения осуждало это, хотя остается открытым вопрос о причастности к данной практике широкого круга местных жителей, которые знали о том, кто занимается данным промыслом и даже кого захватили и где содержат. Hа мой вопрос, как широк круг людей, которые осведомлены о всех этих делах, A.Ф. Мукомолов ответил так:

"О тех, кто этими делами занимается, знает большой круг людей. Но точно, кто, кого и где содержит - это уже знает узкий круг лиц. А в последнее время информации в сторону федеральной стороны стало все меньше и меньше. Начали отстреливать сочувствующих, и люди стали бояться сотрудничать. Ваххабиты спокойно ходят во всех селах. Бараев живет в Ермоловке и даже недавно женился.

В понедельник приехала группа из Чечни и рассказала, что в Ермолов-ке застрелили милиционера, который встал на сторону федералов. А когда делали зачистку, арестовали двух ближайших соратников Бараева - одного из самых известных похитителей, но уже через два часа их отпустили. Проехать блокпост стоит 50 рублей: деньги в паспорт, и даже вопросов задавать не будут"
10.

Заложников брали не только ради выкупа, но и для использования их в качестве рабочей силы, в частности для выполнения строительных работ.

"Похищение для выполнения каких-то работ действительно распро-странено. Когда поехали первые бригады восстанавливать Чечню, особенно
408
 Грозный, много мастеровых людей пропало, особенно тех, которые что-то могли делать: плиточники, каменщики, плотники. Их уже там за какие-то мелкие деньги передавали друг другу, пока они не попадали в хорошие руки и их отпускали. Или мы их разыскивали и вытаскивали"
(А.Мукомолов).

Заложников использовали для обмена. Если кто-нибудь попадал в России в тюрьму, то семья вместе с ближайшими родственниками при- нимала решение похитить самим или поручить какой-нибудь банде до- ставить одного или несколько заложников, желательно из той же обла- сти, где сидит их родственник. После этого начинался торг.

Среди тех, кого захватили в самой Чечне, были случаи похищений с двойной целью: не только получить выкуп, но и нейтрализовать политического оппонента. Наиболее известный – похищение старшего из братьев Хасбулатовых Асламбека, являвшегося одним из претендентов на пост президента Чеченской республики в ноябре 1996 г. Он был похищен из своего дома, и его 118 суток держали в яме. Туда спускали еду, и только раз в неделю воду, чтобы он мог помыться. Выпустили Хасбулатова уже после инаугурации Масхадова и только после выплаты выкупа.

"Захватили, чтобы не высовывался против Масхадова, но заодно ре-шили получить и деньги. Мы, все родственники, собирали эти 100 тыс. долл. Я до сих пор должен 15 тыс. долл., которые занял для этого. Так что наш младший брат Руслан Имранович говорит неправду, что это только он заплатил за освобождение брата" 11


КОГО И КАК ПОХИЩАЮТ

Иногда потенциальная жертва сама попадает в руки бандитов по разным причинам (пренебрежение безопасностью, незнание ситуа- ции случайными визитерами, излишняя доверчивость и прочее). В январе 2001 г. при поиске похищенного американца Кеннета Глака был обнаружен и освобожден пленник, который приехал в Чечню за несколько месяцев до этого в гости и сразу же был захвачен. Таких примеров множество. Однако чаще всего операции готовились дол- го, по несколько месяцев. Определялась не только жертва, но и фор- ма захвата, метод доставки заложников к месту содержания. Осо- бенно сложная система действовала, когда их брали далеко от Чеч- ни и в крупных городах, где много милиции и дорожно-постовых служб. На территории Чечни использовалась помощь населения, и здесь уже могло быть задействовано большое количество людей. Принимались меры предосторожности. Одна из них – частое пере- мещение заложников. Французского фотографа Бриса Флетье за 9 месяцев перевозили из одного места в другое 11 раз.

Похищали везде, даже в Москве, как это произошло с 22-летним Кириллом Перченко у московской станции метро “Кантемировская”.
409
«Сначала поместили в KамAЗ со стекловатой, где задняя часть кабины была отгорожена, и там был даже биотуалет и лампочка. Tам я ехал вместе с двумя охранниками. B пригороде Грозного, на каком-то поле, меня пересадили в джип и повезли в центр города, на квартиру. Показали видеозапись, как чеченцы расправляются с заложниками. Сказали, что мол можем тебя сразу отдать этим жестоким людям, а можем оставить жить в нормальной чеченской семье. Потом я оказался в Урус-Мартане. Посадили в подвал, где уже сидели 11 человек: кто из Москвы, кто из Дагестана, кто из Ингушетии. И началась “прописка по месту жительства”. С нами сидел один веселый тат, которому отрезали два пальца. Еще было два парня, которые погибли: один спасатель из МЧС, другой из СBР* , которого забили палками. Похороны сделали импровизированными на наших глазах. Спасатель не выдержал и набросился на чеченца с ножом. Ударил, но нож о ребро загнулся. Если бы убил, тогда и всем нам бы был конец. Спасателю отпилили голову двуручной пилой. Мы все при этом присутствовали. Меня и еще одного парня-казаха спустили с гор для обмена на деньги. Отдали нас, видимо, не совсем ушлым ваххабитам. И те оставили нас временно в здании, где было окно, забитое ДСП. Мы ее отодрали и сбежали. Увидели какого-то пожилого чеченца – в папахе и с золотыми зубами и поняли, что это явный признак кавказской стабильности. Дед этот оказался из старейшин. Hас отвели в комендатуру. Омоновцы нас обыскали, расспросили. Потом поставили перед нами 16 банок тушенки и 4 банки сгущенки, и мы все это съели»12.


« Последнее редактирование: 30 Сентября 2024, 09:16:45 от abu_umar_as-sahabi »
Доволен я Аллахом как Господом, Исламом − как религией, Мухаммадом, ﷺ, − как пророком, Каабой − как киблой, Кораном − как руководителем, а мусульманами − как братьями.