Неверовский, Александр Андреевич: "Краткий исторический взгляд на северный и средний Дагестан до уничтожения влияния лезгинов на Закавказье". 1848. Стр. 3:
https://rusneb.ru/catalog/000199_000009_003187616/Неверовский, Александр Андреевич (полк.; 1818-1864). Истребление Аварских ханов в 1834 году. 1848 год издания
https://rusneb.ru/catalog/000199_000009_003543141/Выписка из кабардинских дел, в Коллегии иностранных дел, находящихся от 1762-го по 1779-й год(
Настоящая выписка взята из книги, заключающей в себе министерские отношения по части пограничной за 1805 год, под № 131.).
1774. ...
По случаю пленения Уцмием Каракайдацким профессора Гмелина, который в том же году в плену умер, предписано было о выручке оставшихся по смерти его вещей и бумаг, стараться чрез соседственных доброжелательных к нам горских владельцев, а наипаче чрез Шамхала Тарковского и чрез Дербендского Фетх-Али-хана. Почему и отправлены к Шамхалу Тарковскому Муртуз-Али майоры Фромгольт и Черкасской, с тем, чтобы наклонить его, не только выручить захваченных людей и оставшиеся вещи, но и наказать Уцмия Каракайдацкого за таковую дерзость, совокупно с Фетх-Али-ханом Дербендским, который отозвался равномерно, яко усердствующий и готовый к услугам России, тем паче, что оба они находились в вражде с Каракайдацким владельцем.
...
Письмо генерала де-медема к графу Никите Ивановичу Панину, от 8-го апреля. Из копии донесения генерала де-Медема от апреля
1777 и из подлинного письма его к графу Никите Ивановичу Панину усматривается, что премьер-майор Криднер послан был в Дербенд с небольшим отрядом войска, вероятно для наказания Уцмия Каракайдацкого, совокупно с Фетх-Али-ханом Дербендским и Шамхалом Тарковским, как сей последний представлял о сем в 1774 году генералу де-Медему, прося у него войска. К объяснению начала и последствия сего обстоятельства не достает многих сведений. Из упомянутых двух бумаг видно, что во время пребывания майора Криднера в Дербенде, при Дербендских берегах село на мель судно Астраханским купцам принадлежащее и ограблено было Дербентским ханом. Генерал де-Медем признается в оплошности своей, что он выбрал майора Криднера, к которому имел он, яко к храброму офицеру, полную доверенность. По учиненному следствию, майор Криднер нашелся виновным и разжалован в солдаты на полгода, но неизвестно, какого роду было его преступление. Майор Фромгольт послан был для выведения нашего войска из Дербента, что исполнено им, не смотря на препятствия оказанные ему от Дербендского хана, которому повелено было объявить гнев Ее Императорского Величества. При сем случае Шамхал Тарковской Муртуз-Али многими пособиями, доставленными нашему войску, доказал искреннюю преданность его к России. По сему делу упоминается о рескрипте от 15-го декабря 1776 года, который не отыскан.
=========================================
2 О происхождении слова «шамхал» историки дают разноречивые све-
чения. Они пишут, что имя первого правителя было Ш ахбал, а впослед-
ствии было искажено в Ш амхал; другие, считают, что первоначально его
имя было Ш ах-лал, а после искажения стало Ш амхал. Некоторые же пи-
шут, что так как это лицо было жителем Сирии (шам), селения Х ал , то
лба эти названия были соединены и, таким образом, ему присвоено было
имя Ш амхала. В результате — вошло в обыкновение этим именем назы-
вать всякого из потомков первого правителя, занимавшего долашоеть пра-
вителя Дагестана (Асари-Дагестан, с. 31).
1. Перечень податей, взимаемых Ума-Ханом с жителей селений аварского ханстваНе позже 1801 г. 11 Публикуемый документ обнаружен в сел. Харадерик Н. Нурмагомедовым. Подлинник на арабском языке без обозначения автора и без даты. Установить авторство не представляется возможным. Упоминаемый в документе Ума-хан Аварский был одним из влиятельных феодальных правителей Дагестана. В 1801 г. в одном из боев он был убит. Поэтому документ следует датировать временем до 1801 г. Несмотря на ряд нерасшифрованных слов, для изучения социально-экономических отношений нагорного Дагестана документ представляет значительный интерес. Из него видно, что Ума-хану платили подати и повинности не только жители Аварского ханства, но и так называемые “вольные” общества, а также пограничные с Дагестаном селения Чечни.С жителей Верхнего Арадериха по две мерки голого ячменя с дыма; у кого имеется стадо овец — с него бзж 2 и два ягненка, две шали, они же должны платить 3 хвалченбухьи 3 (надеть шашку) стоимостью каждый 6 руб., всего 18 руб.
С жителей Среднего Арадериха по мерке голого ячменя с каждого двора; у кого стадо овец, то с него бзж и два ягненка, с жителей аула — две шали (сукно кавказское) и хвалченбухьи, стоимость которого составляет 18 руб.
С жителей Нижнего Арадериха (Энцила) с каждого двора два бзж, с каждого, у кого имеется стадо овец — два ягненка, со всего аула — две шали (сугъур) и стоимость хвалченбухьи — 18 рублей.
С жителей аула Игали — 25 мерок виноградного сока для правителя; кроме того они (игалинцы) обязаны хунзахскому Майиндуру 16 мерок виноградного сока, 12 мерок лука и 8 мерок лаклак 4.
С жителей аула Верхн. Инху 25 корзинок винограда.
С жителей Нижн. Инху 33 мерки виноградного сока и одну козу, для того, чтобы зарезать сборщикам подати.
С жителей аула Читль 6 мерок виноградного сока или же 12 мерок кукурузы или другого зернового хлеба. [16]
С жителей аула Тлох: с бештисел 2 1/2 мерки виноградного сока, у кого стадо овец — два ягненка, у кого козы — два козленка.
С жителей аула Килатль две с половиной мерки пшеницы и две мерки проса с каждого двора.
С жителей аула Хиндалал с каждого двора по одной мерке и 3 четверти 5 пшеницы, две мерки проса и один трехгодовалый петух; с (тех,) у которых овцы имеются — бзж, у тех, у которых имеются козы — годовалый козел.
С жителей аула Хиндал 60 посохов толщиной в указательный палец и длиной 3 локота (нати) белые, гладкие, ровные и 60 жалобов и шесть мерок золы из дерева грецкого ореха, просеянной (через сита).
С них, с каждого двора, по две мерки пшеницы и по мерке проса и полумерки проса, называемой богол рикьи 6. Если ослы вошли во двор, где собраны подати, и мочилась там хоть одна корова до взвешивания пшеницы, с виновного взимается в виде штрафа телка.
С рода Околал из Хиндаха 40 (мерок) пшеницы. Со всего населения 32 мерки жудухь мущ 7, которые получаются в кунацкой, и 40 1/2 мерок проса, называемого лъел рикъи. Они же должны 40 мерок пшеницы очищенной, готовой к помолу, четыре мерки пшеницы, называемой якунж 8, и 12 мерок овса.
С жителей аула Орота 112 мерок, из них половина — пшеница, а другая половина — просо. Одна мерка измеряется тремя четвертями. У кого есть овцы — один бзж, у кого козы — годовалый козел.
С жителей аула Харахьи 264 мерки, из них половина — пшеницы, а другая половина — просо; в местности Хогрикь с каждого дома Хиндалаля, но не с горцев, по 4 саха пшеницы и по 4 саха проса; однако Султан Ахмед-хан снизил с них подати до 2 четвертей пшеницы и двух четвертей проса, один бзж с пастуха овец. Харахинцы обязаны были подвести пшеницу и просо в дом нуцала и развезти удобрения нуцала на своих ослах к пахотным местам нуцала; когда хунзахцы начинают полевые работы, они должны явиться со своими ослами, мешками и веревками и не имеют права вернуться домой до тех пор, пока не расчистят окончательно конюшни и хлевы нуцалов.
С жителей аула Амишта 30 мерок голого ячменя и один ратал железа. [17]
С жителей аула Мушули с каждого двора по одной мерке пшеницы и по одной мерке проса; раньше с них полагалось по две мерки пшеницы с каждого двора.
С жителей аула Бакда Амуши с каждого двора по две корзины (гьегь) винограда, по одной мерке чеснока, по одной мерке лука, со всего аула один ратал железа; у кого стадо овец — бзж, у кого козы — годовалый козел (хиоргец).
С жителей аула Хонда Амуши с каждого двора по мерке чеснока, по мерке лука; с них полагается и 34 корзины винограда; у кого из них имеется стадо овец, полагается бзж, у кого из них имеются козы — годовалый козел (хиоргец); один ратал железа.
С обоих аулов также полагается 40 мерок виноградного сока наряду со всеми вышеуказанными податями.
С жителей аула Ортаколо с каждого двора по одной мерке лаклак, по одной мерке лука и по одной корзине винограда.
С жителей аула Муни 180 мерок лаклака, сорок корзин винограда, три шали (сугъур) и с каждого хлеба в местности Дангиз по одной шали.
С жителей аула Кванхидатль 90 мерок соли.
С жителей аула Энхелу 40 мерок виноградного сока и 10 мерок соли.
С жителей аула Ботлих, когда правитель отправляется в Бурт, шесть козлов.
С жителей аула Миарсу двадцать мерок проса и тридцать мерок виноградного сока.
С жителей аула Годобери 30 ягнят после стрижки шерсти.
С жителей аула Тандо 25 овец.
С жителей аула Ансалта 25 овец.
С жителей аула Зибирхалиб 40 бзж.
С жителей аула Бурти 20 овец, 2 ягненка или козленка.
С жителей аула Хириб (Хьириб) по одному ягненку с каждого двора.
С жителей Абасу (Пабасу) 20 овец.
С жителей населенных пунктов Сатиу, Гьинди, Маккайичиа также 20 овец.
С жителей населенного пункта Лъондох 10 овец.
С жителей населенного пункта Зикариб 20 овец.
С жителей населенных пунктов Хаду и Монох то же самое.
С жителей аула Щекъери 34 овцы и с каждого двора по козе или по два ягненка.
С жителей населенного пункта Хьару 40 овец и 40 ягнят.
С жителей аула Гьакъмада то же самое.
С жителей аула Лъинду 12 овец и 12 ягнят. [18]
С жителей населенного пункта Санакъори 20 овец. С жителей населенного пункта Хонолъи 4 овцы и 4 ягненка.
С жителей населенного пункта Киеселу 12 овец и 4 ягненка.
С жителей населенного пункта Жонсо с каждого двора по овце и одной корове.
С жителей населенного пункта Гиашини по овце с каждого двора.
С жителей населенного пункта Хйширу то же самое. С жителей населенного пункта Ламаг Жари то же самое. С жителей населенного пункта Кахиачиараб то же самое. С жителей населенного пункта Къакъади 3 овцы и одну козу.
С жителей населенного пункта Чичиник одну корову и 6 руб. (гьуруш).
С жителей населенного пункта Хиалтии 100 мерок ячменя. С жителей аула Гьима 60 овец и 3 козы. С жителей аула Кванхи 21 шт. овец. С жителей аула Чадири 50 овец и 3 годовалых барана. С жителей аулов Къиди, Сасикь, Сильди, Гьакъу с каждых 20 овец, находящихся на пастбищной горе, по одному ягненку.
С жителей Сили и Гьаквари с каждого чабана на пастбищной горе Гьагиамал по две овцы.
С жителей Верхнего и Нижнего Хъваршини, Сихал, Бутиалъи тридцать овец.
С жителей аула Хушати один бык.
С жителей аула Метрата 30 мерок пшеницы и 30 мерок голого ячменя.
С жителей селения Эчеда 40 овец и один ягненок. С жителей Хьари, если они будут пасти свой скот на горе Хули, полагается 5 руб., а с каждого из чабанов, которые будут там пасти свой скот, по одной овце. С жителей Томсода 23 руб. С жителей Рикьу-Гиахъвал — 33 руб. С ахвахцев — 20 овец и 20 мерок ячменя. Перечень аулов Бакълъулал: Цииликь, Сиюх, Циунди, Йнгишу, Щаблух, Йчичиали, Данух, Гиаркьух, Аргъваниб, Лъаратиа, Мелъелтиа.
Из числа жителей вышеуказанных аулов полагалось с тех, у которых имеются овцы, независимо от количества их — десятки или сотни — по одному ягненку, за пользование пастбищной горой с жителей этих аулов полагалось сто годовалых [19] овец. Сиюхцы, в случае, если они арендовали пастбищную гору, платили 8 туманов.
С жителей аула Хилди хиариб с каждого двора по одной овце.
С жителей Акнада 2 быка.
С жителей Ангъида то же самое.
Эти аулы входят в Тиндал.
С жителей аула Ришниял один бык и 12 руб.
С жителей аула Цолода 70 бзж, 33 ягненка, еще 20 бзж для энхел, еще одна отборная корова и хвалчен бухьи ценою 18 рублей и 30 шт. кругляка, 3 балки, 3 столба, 20 мерок голого ячменя.
С жителей аула Энгердах 46 бзж, один годовалый козел (хиоргец). У кого количество овец превышало 50 голов и его стадо переходит воду Хиарих, с того полагается два ягненка.
С жителей аула Местерух 46 бзж и один ягненок. У кого стадо овец переходило Къварилъи, с того полагались отборный бзж и отборный ягненок и двадцать мерок голого ячменя.
С жителей Токита полагалась дань больше чем с вышеупомянутых двух аулов, а именно: по одной мерке голого ячменя, овца и ягненок, две мерки с каждого, кто имел двух сыновей; затем Султан Ахмед-хан освободил их от этого, когда он примирился с Сурхайханом.
Жители вышеупомянутых четырех аулов, а именно: Цолода, Энгердах, Местиерух и Токита обязаны были косить траву в местности Тобот.
С жителей аула Къаваниб 160 мерок пшеницы.
С чабанов аула Сиюх с каждого по одному ягненку спустя один год и сиюхцы должны поставлять 60 ратиал топленого масла.
С жителей аула Гозолоколо полагалось с каждого, у кого имеется десять овец — до ягненка.
С жителей аула Цада с каждого, у кого окотилась овца, даже одна единственная, полагался ягненок.
С жителей аула Эбута то же самое.
С жителей аула Жалатлури с каждого двора по две мерке голого ячменя и с тех, у кого окотилось десять овец — два ягненка.
Комментарии
2 Слово, видимо, арабское и его значение выяснить не удалось.
3 Дословный перевод: ношение сабли. Видимо, налог, установленный в честь совершеннолетия ханского сына, вносимый всеми жителями аулов.
4 Значение этого слова не выяснено.
5 В оригинале саги.
6-8 Значение этого слова не выяснено.
http://vostlit.narod.ru/Texts/Dokumenty/S.Kavkaz/XIX/Dvizenie/1-20/1.htm=================================
Ведомость о численности населения Дербентской провинции. 22 апреля 1830 г.
=================================
Перечень горных пастбищ, принадлежащих Магомед Мирза-хану Казикумухскому, и количества овец, получаемых за использование этих пастбищ. Не ранее 1836 г.
=================================
Дагестан – страна усопших городовМарт 26, 2017
К моменту присоединения к России Дагестан был самым урбанизированным регионом Кавказа
Большинство исследователей-историков едины во мнении, что одним из главных показателей уровня развития общества является его урбанизированность (количество населения, проживающего в городах). На рубеже XVIII — XIX веков пятая часть населения Дагестана проживала в городах. По этому показателю наш регион опережал не только развитые мусульманские страны того времени, но и Францию, Германию и США. Кандидат исторических наук, председатель историко-географического общества Дагестана Зураб Гаджиев рассказал «МД» о городах того времени и опровергает устоявшееся клише о дагестанских горцах как о «туземцах Кавказа», прозябавших в родоплеменных отношениях даже в эпоху «Промышленного переворота».
Город — как показатель развитостиТема возникновения городов теснейшим образом связана с более общей проблемой классификации социально-экономического развития общества. Это признают даже те историки, которые прилагают все усилия к тому, чтобы доказать родоплеменное, а не феодальное происхождение и суть дагестанских политических институтов до присоединения к России. И здесь мы сразу обнаруживаем, что если за городами Закавказья, такими как Тбилиси, Баку, Шемаха и другими, прочно закрепился статус города, то в трудах, посвящённых Дагестану, факт существования городов в горах забыт и априори даже не рассматривается. К этой оценке мы привыкли настолько, что ставить её под сомнение кажется «кощунством», хотя, начиная с вопроса о форме Земли, привычные мнения не раз опровергались научным анализом.
А, между тем, вопрос довольно принципиальный, концептуальное решение которого способно положить конец применению в отношении горцев Дагестана клише о «туземцах Кавказа», прозябавших в родоплеменных отношениях даже в эпоху «Промышленного переворота». Поскольку города в наибольшей степени отражают уровень развития региональной экономики, наличие (или отсутствие) их скоплений, естественно, оказывало глубокое влияние на все стороны жизни, позволяя составить адекватное представление об уровне и динамике социального и экономического развития Дагестана в целом.
Ведь недаром еще Маркс и Энгельс писали, что «Противоположность между городом и деревней начинается вместе с переходом от варварства к цивилизации, от племенного строя к государству. Недаром высятся грозные стены вокруг новых укреплённых городов: в их рвах зияет могила родового строя, а их башни достигают уже цивилизации».
Академик Б. Д. Греков в этой связи замечал, что: «Если в племени появились города, то это значит, что племени как такового уже не существует. Стало быть, и «племенных городов» как особого типа городов быть не может».
Конечно же, одним из серьёзных препятствий таких исследований является отсутствие универсального определения, что такое «город» вообще, и тонкость грани на стыке между «городом» и «деревней». Что поделать, самые употребительные термины всегда приблизительны. И всё же для исследования мы вынуждены искать конкретные критерии выделения городов. Для чего воспользуемся определением одного из основоположников социологической науки Макса Вебера, называвшего «городом» достаточно крупное по меркам региона поселение, «обладающее следующими признаками: наличием 1) укрепления, 2) рынка, 3) своего суда и хотя бы какого-то собственного права, 4) корпоративностью и связанной с нею 5) хотя бы некоторой автономией и автокефалией, следовательно, и управления посредством учреждений, в создании которых так или иначе участвовали горожане. В прошлом такие права принимали форму сословных привилегий».
Какую же картину мы имеем в этой связи в Дагестане рубежа XVIII — XIX веков? Укреплённость большинства исторических населённых пунктов Дагестана, равно как и самоуправление узденских корпораций – джамаатов со своими адатами, и с резиденцией независимого шариатского судьи-кади в наиболее крупных поселениях каждого магала общеизвестны. Еженедельные ярмарки в крупнейших торгово-ремесленных центрах Дагестана упоминаются еще в 17 веке, и во многих из них функционируют по сей день. Такие населённые пункты, как Эндирей, Губден, Казанище, Тарки, Ахты, Гази-Кумух, Хунзах, Башлы, Кубачи, Акуша, и целый ряд других поселений, число которых значительно возросло именно за XVII – XVIII века, полностью отвечали всем указанным признакам. А потому нет нужды особо останавливаться на каждом из пяти пунктов в отдельности.
Поэтому здесь нас интересует ответ на вопрос – были ли дагестанские поселения, претендующие на звание городов, «достаточно крупными по меркам региона», и что считалось городами в соседних странах? Для сравнения, в Османской державе поселение, насчитывающее 350 – 450 домовладений, именовалось касаба (поселок), а превышавшее 450 – 500 домов — считалось уже городом. Средний город в России XVII века, за исключением Москвы и Казани, также насчитывал 450 домов, и лишь в 35 городах население превышало 3000 человек. Даже в начале XIX века такой губернский центр, как Уфа, имел лишь 500 домов, а, например, Челябинск — 499.
Схожую картину мы находим и в Иране, где 40 — 50 городов имело население менее 10 000 человек. И ни один из 10 городов на территории современной Республики Азербайджан в конце XVIII века не превышал 3 — 8 тысяч. В Картли-Кахетии лишь четыре поселения соответствовали статусу города и имели население более 1000 человек: Гори – 2500, Цилкани — 3500, Телави — 3700, Тбилиси — до 20 000 жителей. Причём в случае с Тбилиси надо иметь в виду, что подавляющее большинство его жителей (77%) являлись лишь крепостными царя Ираклия II, укрывавшимися за городскими стенами от дагестанских набегов, а не горожанами в собственном смысле слова.
В ходе колонизации Северного Кавказа царская администрация к концу XVIII века сумела довести численность разноплеменного населения Моздока до 3000 и Кизляра до 5500 жителей. Говорить же о городах и городской жизни на остальном Северном Кавказе за пределами Дагестана и османского Причерноморья не приходится вовсе. Здесь действительно преобладали в основном мелкие однофамильные поселения, редко превышавшие полсотни домов (обычно от 5 — 20).
20% в городахМежду тем, в Дагестане наблюдалась совершенно иная картина. Дошедшие до нас материалы позволяют утверждать, что нигде на Кавказе не встречается такого скопления поселений городского типа. Особенно поражает тот факт, что здесь появляются целые агломерации городов, а не несколько центров, расположенных на большом расстоянии друг от друга. Существование множества населённых пунктов с населением 2 — 10 тысяч и более составляет одну из особенностей общественно-политического и экономического развития Дагестана XVI — начала XIX века.
Сравнительно-сопоставительный метод позволяет нам с уверенностью утверждать, что Дагестан с высоким процентом городского населения (порядка 20%) шел в лидерах на фоне мусульманских стран, где этот показатель в среднем был 10 — 20%. И обгонял некоторые страны Европы (например, Францию с 10%, и Германию — менее 10%), оставляя далеко позади только что образовавшиеся США, где по переписи 1790 года городского населения было лишь 3,3%.
К сожалению, ввиду того, что подавляющую часть населения Дагестана составляли уздени, обладавшие правом собственности на землю и домовладения, не облагавшиеся налогом, точный учёт хозяйств почти повсеместно отсутствовал. Поэтому, наряду со спорадическими сообщениями путешественников, реляции царских военных при разрушении тех или иных поселений служат едва ли не единственным надёжным источником для определения точного количества имевшихся в них домов. И потому именно к ним вынуждены обращаться исследователи.
Ещё в середине XVII в. Адам Олеарий отмечал в Тарки 1000 домов. На рубеже XVII – XVIII вв. голландский географ Н. Витсен в своём обстоятельном описании города отмечал, что «там около 8 000 человек», причём вскоре после ужасной чумы 1694 – 1695 годов. Для сравнения можно указать, что в Берлине второй половины XVII в. проживало лишь 6 500 человек, а в Манчестере — 9000.
Г. Брюс, прибывший в 1722 г. с Петром I в Дагестан, писал: «Этот город Тарки, главный город Дагестана, имеет более трёх тысяч домов и наполнен жителями. Дома все двухэтажные, плоские сверху и стоят близко друг к другу. Вечером как мужчины, так и женщины идут на улицу прогуливаться в прохладе». Как известно, в октябре в 1725 г. этот город был разрушен царскими войсками, тем не менее, без малого полвека спустя И.-А. Гильденштедт насчитывал здесь 1 200 домов, а С. Броневский – 10 000 жителей. Две последние цифры подтверждал и И. Березин, насчитавший здесь, к тому же, и семь квартальных мечетей и одну джума.
Данные за 1725 г., собранные при походе русских войск против Адиль-Гирей-шамхала, весьма показательны и демонстрируют густонаселённость страны и сжигавшихся городов и поселений: Большие Казанищи – 1000 домов, Малые Казанищи (пригород Казанищ) – 300, Буглен (тоже пригород Казанищ) – 200; Капур-Кумух – 300; Кумторкала – 200; Карабудахкент – 790; Старый Бойнак (ныне Уллубий-аул) – 300, всего же генералы Кропотов и Шереметев в разных селах и городах сожгли 6 110 домов.
Эндирей, Губден, Хунзах, Гази-Кумух…Однако централизм был чужд дагестанской политической культуре, и резиденции шамхалов не представляли собой нечто исключительное. Более 1 500 домов насчитывалось в непострадавшем от нашествия Тамерлана Губдене. Ещё более внушительных размеров достиг Эндирей, где к началу XVIII в. было почти 3 000 домов. Разрушенный в ходе «Персидского похода» Петра I (1722 г.), этот «азиатский город с многочисленным населением и обширною торговлею», как определил его Н. Семенов, был восстановлен и вновь насчитывал не менее 1 500 домов. И уже в конце XVIII в., говоря об Эндирее, Я. Рейнеггс писал: «Среди всех кавказских народов Эндирей за первейшее убежище почитается, где каждый чужестранец и беглец находит себе защиту и прибежище, и для того стекается сюда великое множество людей из различных народов».
Однако в начале XIX в. Эндирей в очередной раз подвергся разрушению. Как свидетельствовал находившийся в войске Ермолова Х. Ван Гален, в результате возведения близ него крепости Внезапной «из 20000 мусульман и евреев, что проживали в Андреевском или Эндери, остались в городе лишь один мусульманский священник да с сотню семидесятилетних стариков, укрывшихся в мечети». Таким образом, после турецкого Ахалциха (Ахисха) с 50 000 жителей, с большой дагестанской диаспорой, Эндирей на рубеже XVIII – XIX вв. являлся крупнейшим городом по обе стороны Кавказского хребта, где у армян была даже церковь, а до 1860 года действовал «Городовой суд».
По данным Я. Рейнеггса, собранным ещё до выступления Шейха Мансура, 1 200 домов было в старом Аксае (у Герзельского моста). В 1825 г., после убийства здесь генералов Грекова и Лисаневича, по приказу генерала Ермолова он был разрушен. К тому времени в городе насчитывалось до 800 домов. Тогда же печальная участь, причём не в первый раз, постигла и резиденцию Кайтагских уцмиев – город Башлы. По словам генерала Ермолова, «в Башлах не осталось камня на камне, и следы его основания совершенно изглажены». А незадолго до того С. Броневский насчитывал здесь, очевидно без пригородов, «около 500 домов, большею частью каменных». Тогда же был разрушен Дженгутай, который Я. Рейнеггс называет Большой Дженгутай, сообщая, что этот «город, из 500 домов состоящий… также не малое местечко, и деревня Малой (Верхний) Дженгутай, имеющая 200 дворов, ему же принадлежит».
Но в Дагестане города были не только на равнине и в предгорьях. Более 500 домов и 8 мечетей насчитывал «Мать общин» — город Гази-Кумух. Еще Х.-М. О. Хашаев писал: «Гази-Кумух сыграл в условиях горного Дагестана ту же роль, что и средневековый город в Западной Европе. Расположенные вокруг Гази-Кумуха селения можно сравнить с цехами средневекового города, так как каждое селение специализировалось по производству какого-нибудь одного изделия, а все селения, вместе взятые, производили всё, что было необходимо для удовлетворения потребностей в одежде, вооружении, украшениях, даже в кулинарии. Недаром дагестанцы Гази-Кумух называли городом».
И действительно, в середине XIX в. в Гази-Кумухском округе Дагестана, согласно сведениям известного исследователя ремёсел Северного Кавказа О. В. Маргграфа, насчитывалось свыше 80 ремёсел, которые, как правило, распределялись по узкоспециализированным поселениям. Почти в два раза больше Баку в начале XIX в. были Ахты. В городе Кубачи С. Броневский насчитывал 500 домов, в то время как, по И.-А. Гильденштедту, здесь, очевидно с пригородами, проживало 1000 семей. Он же отмечает 3000 человек в Цудахаре и 800 семей в Анди. Другие документы фиксируют в 1828 году, что «город Хумзак (Хунзах) имеет 700 домов, улицы весьма тесны, а строение, как и выше сего сказано, из дикого камня, с ровными крышами. Город сей, как считают, есть древнейший в Аварии, что доказывает отечественная их история».
В 1834 году в результате рейда генерала Ланского был разрушен город Гимры – родина имамов Гази-Мухаммада и Шамиля. В реляции, поступившей по этому случаю, сказано: «Пребывание отряда в Гимри продолжалось более двух суток. Время это было большею частью употреблено на совершенное истребление садов, на разрушение и сожжение строений, так что из 600 домов, находившихся в Гимри, едва 16 уцелело от пожара». Тогда же, как следует из реляций, был разрушен «Гоцатль, который можно было назвать большим городом: в нём несколько мечетей, около 700 домов каменных, правильно построенных, и все разделяются на две части, из коих одна большая носит название Нового, а другая Старого Гоцатля. Эти две части города соединяются узкою дорогою, проходящею по обрыву высокого гранитного утёса». Разрушены были и «город Чиркей, что лежит на левом берегу реки Койсу, имеет около 800 домов, из плитового камня, без всякого порядка, а улицы весьма тесны… такой же город Зубута (Зубутли)», а также Телетль – 800 домов.
Если же к вышеназванным городам добавить множество урбанизированных поселков (касаба) в 300 – 450 домов с населением около 2000 человек, таких как Гелли, Мискинджи, Тинди, Бежта, Куппа, Уркарах, Унчукатль, Кули, Хосрех и многие другие, которые к XIX в. также считались городами, например, Бежта, известная в источниках и под грузинским названием Калаки (буквально «Город»), — то число городов в Дагестане может достичь 70-ти и даже 100.
И всё это не должно удивлять, ведь ещё в середине XVII века Эвлия Челеби отмечал, что в Дагестане имеется «47 округов, управляемых кадиями, и в этом краю имеется 41 благоустроенный город, всего же там имеется 56 крепостей». А в XVIII веке Якоб Рейнеггс, говоря о населении Дагестана, писал: «Некоторые из них живут в хороших городах, а другие в деревнях не меньшей приятностью наслаждаются».
И в контексте этих иностранных авторов нельзя не вспомнить, что ещё в XIV веке в самом начале местной хроники «Тарих Дагестан» сказано: «Знайте, что Дагестан был прекрасной страной, обширной для его обитателей, сильной перед чужаком, радующей глаз, обильной богатствами из-за справедливости жителей. В нём было много селений и большое число городов…»
Крепость – конец городовИ действительно, с середины XIX в. царская администрация, начиная возводить новые крепости и города, выбирала места именно близ традиционных дагестанских городов. Примером тому могут служить: Ахтынская крепость близ города Ахты, Кази-Кумыхская крепость близ Гази-Кумуха, Хунзахская близ Хунзаха, Ботлихская недалеко от Анди, Гунибская крепость сразу между тремя городами – Чох, Согратль и Ругуджа, Карадахская крепость между Телетлем и Гоцатлем, Евгеньевская близ Чиркея, Дешлагарская крепость между Губденом, Бойнаком и Урахи, Александркент близ Башлы, Внезапная близ Эндирея, Хасавюрт между Эндиреем и Аксаем, наконец, города Темир-Хан-Шура и Петровск близ Казанищ и Тарки соответственно. И это никак нельзя объяснить соображениями только лишь безопасности. Иначе необходимо объяснить, почему в покрытом густыми лесами Верхнем Кайтаго-Табасаране или в высокогорных андо-цезских округах, невзирая на обилие мятежного элемента, так и не возникло каких-либо значимых укреплений. Очевидно, это было обусловлено их малым значением в торгово-промышленном, а как следствие — и в общественно-политическом отношении.
И только Акушинскому кади, предусмотрительно поставившему условием принятия российского подданства невозведение на его территории крепостей, удалось таким образом обезопасить хозяйственную жизнь своего населения, что впоследствии заметно отразилось на его благосостоянии. Перенос административных и рыночных функций в новые укрепления привел к замиранию экономической и общественно-политической жизни в традиционных городских центрах, оттоку из них населения, затуханию городской жизни и превращению их в обычные сельские поселения, в лучшем случае райцентры поселкового типа.
Зураб ГАДЖИЕВ
http://md-gazeta.ru/news/1405
