&بسم الله الرحمن الرحيم.
الحمد لله رب العالمين وصلى الله وسلم على نببنا محمد. أما بعد:
Вся хвала принадлежит Аллаху, Господу миров, да упомянет Аллах хвалой нашего пророка Мухаммада и приветствует. А затем: Меня несколько раз спрашивали: «Что же такое произошло в Халифате за последний год? Что это за слухи и разговоры, доходящие до братьев и сестер? Что произошло конкретно со мной? Почему «официальные» говорят, что я сбежал из Халифата?». Так вот, ответом на это является
небольшой очерк о том, что я, известный как
Абу Аниса Дагестаний, в прошлом - шариатский ответственный катибы «Хайбар» (составлявшей на тот момент по спискам около 1500 человек), одновременно с этим преподаватель шариатского муаскара в поселке Шаддади, затем - шариатский ответственный «Джейш Вилаята Барака» (составлявший около 3 тысяч человек), затем - военный судья вилаята Ракка (численность джейша которого составляла около 1500 человек), затем - член комитета из четырех человек по контролю вопроса вероубеждений (манхаджа), являвшему собой орган совета по вопросам убеждения (ляджна истищария), впоследствии также заменивший отдел по выдаче шариатских фетв («Мактаб Аль Бухус ва ль Ифта») и взявший на себя его обязанности после его закрытия, таким образом - один из четырех человек во всем ИГ, уполномоченных говорить о вероубеждении Ахлю Сунна ва ль Джамаа от имени ИГ в общем и «Уполномоченного комитета Халифа» (Ляджна Муфаввада), при том, что этого права не имел никто другой, кроме нас четверых и самих имама с ляджной, в то же время назначенный амиром шариатского отдела службы безопасности ИГ (амиру льмактаб ашшар'ий ли диван аль амн). Последней должностью, на которую я был назначен ляджной - главный шариатский джейша в вилаяте Хама, к которой я так и не смог приступить. Я упоминаю этот послужной список только для того, чтобы указать читателю, что знаю, о чем говорю и располагаю достаточной ответственностью, тем более учитывая, что ранее большая часть русскоязычных мусульман даже не догадывалась о том, чем я занимаюсь. И точно также, как раньше я нес эту ответственность, не рассказывая ничего, сейчас я ее чувствую и соблюдаю, рассказывая лишь о том, что видел, как все происходило, не добавляя или убавляя. Я собираюсь рассказать о последних годах своей жизни, рассказ будет откровенным и прямым, по одной простой причине: я убежден, что Всевышний Аллах любит честных людей и возвышает их в обоих мирах, также потому, что честному бояться нечего и Аллах в то же время не любит и унижает лживых. Чаще всего будут упоминаться известные факты, а порой я буду упоминать лишь то, о чем свидетельствовали лишь мои глаза и уши: поистине, слух, зрение и сердце - все они будут призваны к ответу. А затем это дело читающего - будет ли он верить, или же нет. Итак, мы вернемся к весне 2013 года, когда я приехал на земли Шама, в районе городка Атмы. Цель и причина моего приезда: в ходе того, как я требовал знание в Дагестане, я почувствовал острую нужду в том, чтобы посвятить себя учебе в одной из арабских стран. На примете был Египет, на связи - один из известных требующих знание, имя которого я не буду упоминать здесь, чтобы лишний раз ему не навредить, однако многие знают, о ком речь. В тот момент, когда я и мой друг, собирали деньги на дорогу и делали документы, дошла до нас информация о том, что на землях Шама, тот же самый известный требующий знание собрал джамаат и установил закон шариата в одном из сел, единовременно призвав всех дееспособных совершить туда хиджру. Долго мы не думали: человеку я доверял, обязательность хиджры знал,
Сам Абу Аниса, также известный как Абу Мухаммад ар-Руси.
так как читал послания имамов призыва на эти темы, я спросил его о том, будет ли у нас возможность там учиться, и он ответил, что такая возможность будет. Мы приехали, спустя какое-то время привезли семьи, цель наша была ясна и прозрачна - помощь религии требованием знания и джихадом, выявление религии должным образом, защита слабых, распространение Таухида и Сунны. Это к вопросу, часто задаваемому мухаджиру: «Ты зачем приехал?». Я свои цели ясно понимал уже тогда, до того, как все завертелось, закрутилось и пошло кубарем. Приехав, я сразу же узнаю, что у джамаата есть недоброжелатели: из них некий Абу Джихад Карачай,который критикует наш джамаат сразу в нескольких вещах:
1) что это за отрезание голов, отвращающее людей от религии? Невежество и только; 2) как может человек, который учился три - четыре года, быть шариатским судьей? Имея ввиду известно кого; 3) «такфиристские наклонности», под которыми он подразумевает такфир джейш хурр. Пошли события - мы уходим из джамаата Абу Баната (по веским причинам), остаемся сами с группой людей, возникает вопрос: куда заходить и заходить ли куда-либо? Брат, которому я доверяю, сообщает, что «нормальные братья все в Даулю заходят», что он общался с ее шариатскими и доволен их убеждениями. Решено - мы заходим в Даулю. Дауля, в свою очередь, работает очень масштабно по сравнению с другими джамаатами, без каких-либо затруднений содержит мухаджиров с их семьями, а также спокойно содержит большое количество фронтов и сражений. В то же время, Дауля на тот момент - оплот и крепость мухаджиров против демократов-хулиганов из «Джейш хурр» (не могу назвать их бандитами, дабы не обидеть последних), при любой стычке, собираясь в единый кулак, готовая бить решительно. Результат: никто не связывается, призыв ведется, идут разговоры об установлении Шариата на всех землях и даже устанавливаются суд и полиция в городе Дана. Я пишу свою первую работу – «10 причин для переселения в Шам». Пока еще все было очень смутно, однако в сравнении с тем, что имелось - Дауля была большая надежда. Эта надежда как бы компенсировала нам то, что в Дауле находятся самые разные люди, среди них много мурджиитов, подавляющая часть шариатских не считает кафирами «Джейш аль хурр», а в «даулевских» макарах катибы «Джейш аль мухаджирин ва ль ансар» шейх Абу Джихад Карачай вешает приказ: тому, кто делает такфир кого-либо из «Джейш аль хурр» - удары палками. Не буду говорить количество, чтобы не соврать, кажется, около 20. Конфронтация на этой почве между двумя джамаатами становится неизбежной, больше половины джамаата Абу Джихада переходит в наш по причине их мурджиизма. Однако в общем и целом положение обнадеживающее: мухаджир - муджахид - свободный человек, вызывавший уважение, а порой и трепет у каждого с нечистой совестью и помыслами. Помнится, один раз в джамаате поднимался вопрос: выходить ли из Даули или оставаться? Была собрана шура джамаата, где присутствовал и я. Одна из причин поднятия вопроса: стало известно, что Дауля располагает некой службой, которая называется «аль амн» и занимается силовым подавлением всех несогласных с ее мнениями. Это еще 2013. Мы же тогда уже были в курсе, что Дауля придерживается мнения об отсутствии такфира т.н. «Азира», мы же делаем его такфир сразу, но без такфира ИГ. Конфликтов с ней мы не хотим, но опасаемся, что, оставшись в ее составе, попадем под раздачу позже, это было одной из причин поднятия вопроса ухода из Даули. Амир после разговора с Хаджи Бакром принял решение оставаться в Дауле - мы остались. Большой трагедии в этом не было, все еще было слишком непонятно, мы могли найти оправдание аль Багдади: джамаат большой, следить за всем трудно, может и разъяснится все в конце концов. И в конце концов, мы должны быть вместе, вместе решать возникшие разногласия, ведь мы братья и цель у нас одна. Так мы считали. В это мы верили. Розовые очки, которые очень дорого нам обошлись. Мы даем присягу аль Багдади, как имаму.
Абу Джихад Карачай с военным министром ИГ Умаром Шишани
Так проходит какое-то время, затем начинается бунт сахаватов против Даули. Это еще более способствует объединению и сплочению вокруг Даули: когда тебя вокруг все разыскивают и отстреливают за то, что ты называешь демократов кафирами, то какие-то разногласия относительно одного только вопроса худжи "второму лицу" в некоторых случаях отходят на второй план. Это реальность. Выбор был: Исламисты или демократы – мы выбрали Исламистов. О тех событиях я уже писал ранее. Мухаджиры, кровью и костями прокладывая себе и своим семьям дорогу, собираются в г. Ракка. Начинает сбываться мечта: установление шариата, приказ одобряемого, слово «сказал Аллах, сказал посланник» - закон, это словно чувствуется в воздухе. Начинаются уроки, ведутся обширные завоевания, в считанные недели руками мухаджиров завоевывается большая часть городов Даули: Минбидж, аль Баб, Тель Абьяд, Шаддади, Дейр Зор и другие. Распространяется хабар, что аль Багдади ставит задачу перед Умаром Шишани (амиром мухаджирских катиб): «Забери мне Дейр Зор». «Да мы тебе, шейх наш, не то что Дейр Зор, а чуть ли не луну с неба достанем за такое счастье», - думаем мы. Шейх Абу Джафар аль Хаттаб, главный Кадый вилаята Ракка открывает обучение студентов, уже требующих знание, для выпуска шариатских судей, мы посещаем уроки, все прекрасно. Но всему хорошему приходит конец. Поднимаются вопросы убеждений: обращение на суд тагута. Главные шариатские Даули, аль Кахтани и Турки Бинали, откровенно позорятся перед мухаджирами сразу на нескольких собраниях, «толкая» откровенный мурджиизм. Некоторые братья встают прямо в собрании: «Мы уходим, мы не будем за это воевать!». Этот позор со стороны Турки Бинали можно наблюдать, если набрать в ютубе مناظرة الشيخ تركي بنعلي مع الشيخ سالم . Дискуссия, где убеждение Турки Бинали ничем не отличается от убеждений «аль Каиды» Афганистана. После дискуссии, шейх Салим (очень уважительно обращающийся с Турки во время диспута) был убит доблестными львами службы амнията. На тот момент Турки Бинали - главный муфтий Халифата. Нужно отметить, что именно это было точкой отправки всех последующих событий, однако действия Даули были следующими: фитначей (то есть решивших уйти) - убить. Обсуждение этих вопросов - запретить. Объявить, что произошла фитна: все всё неправильно поняли. Попытка выхода против правителя, бунт подавлен. Примерно в то же время происходит диспут между Турки Бинали и шейхом Абу Джафаром, как мне рассказал брат Абу Малик аль Ханджари, присутствовавший на ней как «помощник» шейха Абу Джафара. В ходе диспута - Турки Бинали говорит, что правило, «кто не делает такфир мушриков, тот кафир» - общее правило, но не применяется на частные случаи. Абу Джафар вспыхивает, называя Турки Бинали невеждой-простолюдином ('ааммий), аль Багдади велит ему молчать, поддержав мнение Турки Бинали. В качестве апелляции Абу Джафару разрешается писать работу с доказательствами. И он действительно пишет, но не успел ее дописать (я читал эту работу и многое оттуда взял). А пока: пропадает шейх Абу Джафар аль Хаттаб. Никто ничего не понимает, уроки останавливаются. Но никто не паникует, даже его приближенные братья: «Мы шейхам доверяем, шейхи разберутся». Долгое время ничего не было ясно: говорили, что шейх рядом с имамом. «Ну, так это ж хорошо, как раз там ему и место», - думаем мы. «Разобрались» шейхи таким образом, что после того, как «тянули резину» несколько месяцев, обвинили его в выходе против правителя и сборе присяги себе. Эту информацию распространили среди братьев. Нам конечно странно было, как это, вот так взять и потерять человека, без суда, следствия и доказательств, но «мы верим нашим шейхам - шейхи просто так ничего не сделают». Возвращаясь, я понимаю: впоследствии именно эта трагедия стала трамплином для произвола - вкус решения проблемы путем ничем не угрожающей расправы - соблазн сильных мира сего во все времена и всех государствах: Исламских и неисламских .
Турки Бинали (Абу Суфьян ас-Сулями)
В свое оправдание сказать могу не много: мы просто ничего не понимали. Не было опыта, не было подобных ситуаций раньше. Нам оставалось только смотреть, что будет, надеясь, что «все будет хорошо». Позже, уже работая в амнияте и ознакомившись с делом шейха Абу Джафара, я узнал, что эта версия очень далека от действительности. Все, что было на шейха, это аудиозапись: он присутствовал на маджлисе, где кто-то из других шейхов высказался о войне против Даули, если потребуется (по причине вышеупомянутого мурджиизма, который аль Багдади на тот момент поддержал). Абу Джафар промолчал - вот и весь его выход против правителя. «Почему аль Багдади тогда поддержал Кахтани и Турки Бинали?». Ответ на этот вопрос прост: незачем придумывать велосипед. Мнение у Даули в этом вопросе уже было, причем еще со времен Заркави, менять его было незачем. Мнение Турки Бинали и Кахтани соответствовало мнению Даули, а мнение Абу Джафара - нет. Так погиб этот шейх, еще в Медине начавший призывать к присяге Абу Бакру аль Багдади, прошедший с Даулей самые трудные ее этапы, лично участвовавший в сражениях с сахаватами, где был ранен в руку и так и ходил, исполняя свои обязанности с железкой для сращивания кости, пока аль Багдади «щедро» не отплатил ему за преданность - пулей в затылок. Однако благодарность аль Багдади и других отцов Даули по отношению к шариатским отдельная тема, о ней - позже. Вернемся к событиям фитны, которую разожгли Кахтани и Турки Бинали. Начинаются задержания братьев. Начинается КГБ-шная работа среди русскоязычных. Муса Абу Юсуф Шишани и Абу Джихад Карачай ставят своими первостепенными задачами - распространять то, что говорят «шейхи Даули», то есть Кахтани и Турки Бинали. Несогласных - выявлять, задерживать, убивать. Были убиты сотни братьев: кто за вопрос «азира», кто за вопрос обращения на суд тагута, кто за вопрос народов «мусульманских стран», не считая их мусульманами. Все они были убиты, их обвинили в разделении рядов и фитне. Им, конечно, устанавливают «худжу»: русскоязычные студенты или вообще просто работники амнията, в лучшем случае (но очень редко), повторяя то, что слышали от Кахтани. Тогда это считалось худжей, потом заблуждением, теперь - снова худжей. Такова реальность. Как бы ни было, не принял «худжу»- дело твое, получай пулю в затылок и не вызывай у шейхов боль в голове. Тогда кто получил пулю - тот получил, кто нет - вышел из тюрьмы запуганным или обозленным. Такое не может пройти бесследно: на смену восхищению руководством и единству рядов пришли недоверие, ненависть и страх. Все чаще указательные пальцы стали касаться губ: «тсс». Дух упал. Это - не то, за чем приезжали братья. Как логическое звено в цепочке идет Кобани - сокрушительное поражение, в ходе которого помимо прочего выясняется, что у аль Багдади какой-то монархический принцип «взять город» стоит выше, чем жизни братьев. Это никого не радует. Многие это чувствуют, но все молчат. Тысячи братьев отправляются на смерть группами, без каких-либо предосторожностей и возможности что-либо противопоставить бьющим самолетам. Машины, нагруженные братьями, выезжают прямо из муаскара, еще не доучившись и, даже не доезжая до зоны военных действий, сгорают заживо. Но никому нет дела, никто даже не вспоминает о них, кроме преподавателя муаскара. «Кончились люди - отправляйте еще!». Если я скажу: «Сталинград отдыхает», - то не сильно преувеличу в сравнении действий двух руководителей в этих двух сражениях. Дух сломлен окончательно: впереди - смерть, никто даже не пытается что-то предпринять для большего успеха. Сзади, то есть дома - страх: боишься сказать лишнее слово, чтобы свои же не убили. Многие уходили на фронт именно с этой целью: пусть убьют лучше кафиры, чем убьют свои же «амниятчики» в этой фитне, потом принесут жене клочок бумаги, «обрадовав», что, мол, убит был как мусульманин, даже похоронную молитву совершили. Если кто-то спросит: «Почему молчали? Почему остались?» Я отвечу: «Надеялись, что все изменится. Халиф не знает, узнает - все исправит». Я вошел в «казахский джамаат», организовал там уроки, мне пришла повестка: явиться в Амният. С амниятом в Дауле не шутят, однако моему другу и наставнику Дауду на тот момент пришла идея пойти в ляджну и прямо там решить мой вопрос.
Муса Абу Юсуф Шишани
Вопрос был, конечно же, вопрос азира. Я придерживался мнения аль Хазими, хотя толерантно относился к мнению Даули: надеялся, что однажды будет возможность как-то повлиять и исправить, но пока что молчал. Даже в своей катибе, где я был шариатским, в шариатском муаскаре я поставил вопрос азира так, чтобы у братьев не возникало проблем с Даулей: лучше все-таки установить худжу азиру и дополнительно разъяснить, даже хоть мы и считаем его кафиром сразу. Так я их учил. О цепном такфире не было и речи. В общем то, я везде молчал, однако капля по капле, Абу Джихаду Карачаю, Мусе Абу Юсуфу и некоторым другим хлопцам, улыбавшимся мне в лицо и строящим козни за спиной, удалось настроить против меня аль Кахтани и самого аль Багдади, убедив их, что я - лидер мнения о такфире азира, делаю фитну, собираю людей и разделяю ряды. Добавили также цепной такфир и обвинение халифа в нововведении – все это было предъявлено мне при встрече как обвинения, без каких-либо доказательств. У меня был шок! Встреча, плавно перетекшая из научного диспута в полу наезд, в конце которой Кахтани тупо сказал мне: «Слушай! Ты делаешь фитну, и мы не потерпим этого твоего мнения. Мы считаем его новшеством и это - позиция имама и всех шариатских. Все видели, как ты проявил высокомерие и упорство перед приведенными тебе доводами, ты считаешь наше государство нововведенческим, а имама - подобным Салахуддину аль Аюби, нововведенцем, ты разделяешь ряды мусульман и в Ираке из-за тебя братья уже не молятся друг за другом!» При произнесении последнего, Кахтани посмотрел на Абу Джихада Карачая, а тот утвердительно покачал головой. Только тогда я понял: это никакой не научный диспут, это – разборка, и разобраться решили именно со мной. Я что-то натворил. Я настолько был шокирован этой ситуацией и этими полубандитскими наездами со стороны Кахтани, что стал действительно думать, что совершил очень большую вещь и почувствовал себя виноватым. Я только сказал Кахтани, чтобы боялся Аллаха и не возводил необоснованных обвинений, а также сказал, что Абу Бакр аль Багдади для меня настолько авторитет, что если он мне скажет: «Твое мнение неправильное - прими второе мнение, ты не понимаешь вопрос», - то я сделаю это, я сделаю за ним таклид. А что касается диспута, то я всего лишь хотел раскрыть то, к чему я пришел и доводы, которые мне видятся сильными. Это было чистой правдой. Мне нечего было скрывать, как и сейчас. Мне только хотелось все исправить, я признал свое незнание (я тогда учился в общей сложности меньше, чем два года), затем почитал то, что говорит аль Худейр, аль Гъамиди и Ибн Сахман и понял, что это мнение не только Кахтани. Учитывая это, оказанное давление и некоторые противоречия, которые я действительно нашел в своем же мазхабе при диспуте, этого хватило. Я сдался: объявил таклид за вышеупомянутыми учеными, самим Абу Бакром аль Багдади (тогда я еще не знал, что он еще меньше меня знает в этих вопросах, я был очень высокого мнения об этом человеке); многим известно, что тогда произошло. Это не совсем был отказ под угрозой смерти - я бы на такое не пошел. Также это не было результатом бесстрастного исследования - меня все-таки к этому подталкивали. Так что это было что-то между этим и тем. Я просто оказался в кошмаре, когда все держатся подальше от тебя, близкие друзья советуют отказаться под предлогом икраха, никто не слушает мой протест против Кахтани, он и есть - последняя инстанция, его уполномочили решать, что будет с противоречащими Дауле в вопросах акыды, а он нагло на меня врет и наговаривает и готов наврать еще столько же. Я иду подать жалобу на Кахтани и мне говорят (это был устаз Зейд): «Приходи через месяц». Может это все и не оправдание, но ситуация была очень тяжелая, это все происходящее оказалось больше, чем я мог потянуть на тот момент опытом и знанием, и я сдался, хотя и считал, что принял верный мазхаб. Если бы у меня была возможность все вернуть, как бы я поступил? Никак. Я бы просто не впутался в это все. Просто не стал бы играть с бандитами в «шариатские дискуссии». Это было ошибкой. Ко мне домой пришел Абу Джихад (я был в шоке) убедиться, что это правда, что я отказался от
своего мнения, выразить наилучшие пожелания и тому подобное. Сказал, что он будет стараться мне всячески помогать. Однако я знал, что он врет. Я также знал, что именно он сделал мне все эти проблемы, знали это также другие братья. Дальше ничего знаменательного не происходило : мы с Кахтани «помирились», извинились друг перед другом. На этой встрече присутствовал Абу Зейд Иракый (в будущем мой учитель арабского и потом амир). Я почувствовал, что ему поручили проследить за тем, чтобы Кахтани все-таки извинился за некоторые свои «переборы» (видимо, мои жалобы все-таки дошли, как говорят, «наверх»), но это было, скорее, формальностью. Он предложил мне углубленно заняться требованием знания в «высшем ма'хаде Даули» и я не задумываясь согласился. Одна из причин была в том, что я за этим и приехал: брать знание, действовать по нему и передавать другим. С другой стороны, я понял: без определенного уровня знаний кому-то доказать что-либо невозможно. Тебя просто съедят, начнут гонять по главам и вопросам и стоит тебе запнуться - ты проиграл диспут, ты - джахиль. Хочешь изменить что-то вокруг себя или повлиять на вопросы - надо считаться хотя бы требующим знание. Кахтани полюбил меня, я тоже ему симпатизировал, хотя не искал встречи с ним, кроме как по делу. Человек он был молодой (на год младше меня), энергичный, начитанный. Он порой советовался со мной в вопросах манхаджа, оправдания по невежеству и других острых вопросах. Среди 80 человек в ма'хаде я в этом разбирался лучше всех, плюс по другим предметам не отставал и Кахтани, когда его спрашивали об оправдании по незнанию, а ему надо было уходить, говорил: «Алейка би Аби Аниса». Когда поднялась тема о просьбе шафаата у мертвого, а Кахтани сильно склонялся к мнению о том, что это не ширк, а новшество, я привел доводы на то, что это - ширк и ответил на доводы оппонентов. Он меня поблагодарил и, спустя какое то время, объявил студентам, что это - единственно верное и приемлемое мнение в вопросе, что его придерживается он, имам, и т. д. Однажды он пригласил меня и стал рассказывать о том, что встретился с Аднани и Абу Мухаммадом аль Фурканом, что они хотели, чтобы я тоже присутствовал на встрече, однако Кахтани меня не смог найти (он всегда говорил, что искал меня и не находил, хотя я и не понимал, как он собирался меня искать, не зная ни моего дома, ни номера телефона). Рассказал, что они выразили свое недовольство к нему из-за его позиции в вопросе азира и недовольство тем, что он говорит, что такфир мушриков не входит в куфр би ттагут и выглядит так, что он противоречит имамам призыва, а они этого не хотят. Вот так вот мог аль Фуркан: вызвать аль Кахтани и отчитать, как мальчика. У меня возникло непонятное ощущение: «Почему он мне это рассказывает?» Это ведь такое унижение для него. А потом я понял: они велели ему, чтобы он мне тоже донес их позицию. Тогда я сказал: «Шейх, поэтому, мой мазхаб – это то, что такфир мушриков - из основы религии после посланнической худжи». Он сказал: «Отлично (ахсант)!». Я это рассказываю к тому, что у меня никогда не было «кахтанийской акыды» и вообще он не был для меня авторитетом в этих вопросах, как и в других. Я старался брать от тех, кто «побольше», но в общем я его уважал, потому что знал: халиф ему доверяет. А халиф для нас был авторитетом безоговорочным. После ма'хада меня определили в судопроизводство. Еще одна углубленная даура по ханбалитскому фикху и судейству, потом - работа в махкаме. Во время моей работы там положение стало меняться в приятную сторону: произошел известный диспут между Абу Хузейфой ат Туниси (кадый государства на протяжении трех лет, сейчас ее покинул, вынеся такфир ее руководству) и аль Кахтани. Там Кахтани уже наезжать не мог: во-первых, он уже вызвал недовольство руководства, а во-вторых, Абу Хузейфа - сильный требующий знание и Абу Хузейфа, что называется «порвал его, как тузик грелку». Этот хабар разошелся также, как и запись их диспута. В то же время некоторым братьям (среди них - Абу Убейда Турки) удалось достучаться до Фуркана: «Шейх!! В Государстве мурджииты!!!». Фуркан с преисполненным видом праведного гнева (делает вид, что ничего раньше не знал, хотя он сам и давал «зеленый свет» Кахтани, Турки Бинали и им подобным; он убил Абу Джафара аль Хаттаба, он контролировал амният, убивавший братьев за их акыду при «первой волне»)
начинает собирать всех шариатских и требующих знание и выяснять: кто где учился, биография, кто на чем, как говорится, «кто чем дышит». Выясняется, что у большей части шариатских (йа Аллах) присутствует ирджа! Это мне рассказал Мухаммад Абу Зейд Дагестаний со слов Фуркана, он был близок к ним тогда, так как был шариатским «Джейш сиддик», а это - под боком у Аднани. Начинается всеобщая мобилизация: «Кахтани все испортил, Кахтани и Турки Бинали – плохие!» «Имам ничего не знал! Угу. Три года. Угу». Фуркан ничего не знал. Угу. Начинают писать баян в вопросе азира. Баян выражает акыду ахлю Сунна, однако переполнен хизбитовскими выражениями, вроде «мы говорим-мы не говорим, мы считаем-мы не считаем, мы признаем-мы не признаем, запрещается говорить то-то, советуется то-то, приказывается то-то», вместо того, чтобы сказать: «Акыда Ахлю сунна ва ль Джамаа». Но на тот момент мы еще не понимаем этих вещей и радуемся баяну. Там же выходит баян относительно такфира «Джабхи» и, впервые за историю ИГ (йа Аллах!) - угроза в адрес мурджиитов, не делающих такфир муртаддов. В общем, сказать, что мы обрадовались и обрели надежду - это ничего не сказать. Все мактабы обязали действием по этим баянам, мурджииты как сквозь землю провалились. «В Махкаму привели Азира? Ведите сюда этого кафира!». Лично я видел брата, который узнав, что это действительно акыда Даули - сделал саджда в благодарность Аллаху прямо в махкаме. Конечно, мурджииты поскрипывали зубами, но ни у кого не хватало авторитета тягаться с Фурканом. Фуркан снимал на камеру еще самого Заркави и тот ему доверил редакцию видео и аудиозаписей на свое усмотрение, преподавал акыду в тюрьме «Букка», где сидела большая часть всех этих «хаджи», а это значит в Дауле безоговорочный авторитет. Я понял, что Дауля (в лице Фуркана и, возможно, Аднани) медленно, но начинает понимать: с мурджиитами «каши не сваришь».
Также важно отметить еще одну директиву, которую Дауля взяла на тот момент: прощение крайностей в такфире. Это стало всеобщим: что бы ни сказал человек, даже если скажет, что Багдади - кафир, а его жену можно брать в наложницы, с ним садятся, разговаривают, слушают его и в конце либо объясняют ему и отправляют домой без каких-либо задержаний, либо дают бумагу, что его акыда - акыда Ахлю сунна и к нему нет никаких претензий. «Крайности в такфире спровоцировали мурджииты (имея ввиду Кахтани и Турки Бинали)» - говорила Дауля, - «поэтому решать этот вопрос надо мягко, а не убийствами и задержаниями». Вот такие вот опыты мы засвидетельствовали в свое время. Кстати, эта политика относительно крайностей в такфире была сохранена вплоть до того, как было отменено майское постановление. Но об этом потом. В махкаме я набрался опыта в принятии решений, но хотел уйти – я видел много несправедливости, которую не мог предотвратить и устал. Амир дивана судопроизводства уговаривал взяться за семейные дела среди русскоязычных, но для меня об этом не могло быть и речи. Тогда один из братьев познакомил меня с тогда еще работающей «Ляджной по манхаджу», обсудить некоторые вопросы, я также хотел, чтобы они ответили на некоторые вопросы, как уполномоченный орган. До этого я пару раз направлял к ним судебные дела, связанные с акыдой и некоторых нововведенцев, которым нужно было объяснить и потребовать с них таубу. Тогда акыда не была в моей юрисдикции. Тут я узнал, что амир в ней - Абу Зейд, мы пообщались о первом баяне насчет азира, я высказал некоторые примечания и в тот же день Абу Зейд предложил мне работать с ними. Он знал меня еще раньше в этих вопросах с хорошей стороны, наверное, поэтому и пригласил работать. С другой стороны, знал, что я не лезу на рожон со своим мнением и умею держать язык при себе. «Наша работа - это когда с нас требуют исследование в каком-либо вопросе - отыскать и выдать мнение Ахлю Сунна ва ль Джамаа, не мнение Даули или что-либо еще. Есть только мнение Ахлю Сунны, остальное мы не признаем!», - сказал он, - «Мы не встречаемся с людьми, а только пишем и отдаем, это вся наша работа». Мне понравилось, к тому же я был рад убежать от судопроизводства - тяжелая это работа. Мне понравился их подход, Абу Зейд - очень мягкий, воспитанный, слушающий и не настаивающий на своем человек, кстати, потомок пророка, мир
ему и благословение Аллаха. Он не имел какой-либо позиции во всех этих вопросах изначально и его чуть ли не принудили к этой работе. Он был доктором и магистром шариатских наук, семь лет работал хатыбом в мечети и большой знаток (без преувеличения) арабского языка и усуль фикха и обсуждение этих вопросов с ним приносило одно удовольствие. Приятно, когда человек старается не показать свои познания при каждом удобном случае (как это делал, например, Кахтани), а, наоборот, прячет их. А по оговоркам, вырывающимся у него непроизвольно, ты узнаешь, что он знает этот вопрос, точно также, как по оговоркам другого ты понимаешь, что тот джахиль. Их было двое таких, знающих и скрывающих - Абу Зейд и Абу Ахмад аль Франси. Причину такого их поведения я понял потом, о ней поговорю позже.
Я несколько раз встречался с ними, примечательно то, что мне не было поставлено каких-либо условий для вступления на эту работу, типа «в этом вопросе ты должен считать так то, а в том - так-то». Нет, наоборот, я сам поднял несколько вопросов и отдал несколько своих работ, в которых противоречил им. Тогда я еще придерживался принятия таъвиля как оправдания в вопросе азира. «Вообще не проблема!», - таков был их ответ. Мне это понравилось, я почувствовал, что здесь нет высокомерия, никто не скажет тебе: «Да кто ты такой?!» и подобное этому. Почувствовал, что смогу помогать здесь лучше, чем где-либо. Был еще эпизод: когда они обсуждали при мне «косяки» Кахтани, я задал вопрос, который меня волновал: «Если Кахтани, когда распространял это убеждение от имама - лгал на него, то почему его не наказывают? Я лично могу свидетельствовать, что он мне дважды говорил это. А если имам был на том же тогда, то почему обвиняется только Кахтани?». На это они переглянулись и сказали: «Аллаху ль Мустаан!». Задав этот вопрос, я преследовал две цели: первая - точно уяснить, правда ли, что имам ни при чем, а все гад Кахтани «замутил», вторая: дать понять, что мне так просто «по ушам не проедешь» (к тому моменту я уже знал, что это - явление распространенное). Меня напрягали разногласия между ними и Кахтани, так как я был в хороших отношениях с обеими сторонами. Немного погодя, после моего назначения туда, мы случайно увиделись с Кахтани в одной мечети, и он выразил несоизмеримую радость в отношении того, что туда перевели меня и Абу Марама. Он сказал, что теперь спокоен, так как за вопросы возьмутся те, кто должен этим заниматься и спросил: «Приступили ли мы уже к работе?». Если нет, то он будет жаловаться в вышестоящие инстанции, что, мол, почему нас отгораживают от работы.. Итак, мы начали работать, собираться вместе, «копать» «Мактабу шамилю» взад - вперед. Работа была совместная. Наш амир считал условием принятия того или иного положения в книге - чтобы все, кто в ляджне были единогласны в этом. Я в ляджне был самым младшим и по возрасту, и по знаниям, поэтому в большинстве случаев помалкивал и слушал, иногда советуя то, что кажется дельным по теме, а когда мне поручали собрать материал - собирал. Основная задача на первых порах - завершение работы «Масаилю ль Фуркан» - это разъяснение 12 вопросов, вокруг которых возникло разногласие среди джихадистских группировок (ее сделали в виде таблицы: каждый вопрос на три части - мнение мурджиитов, мнение впавших в крайность и мнение, соответствующее Ахлю Сунна. Если Аллах облегчит, я закончу ее перевод и выставлю, когда будет возможность). Это оправдание в большом ширке, просьба шафаата у мертвого, обращение на суд тагута, хукм людей в т.н. Исламских странах, хукм голосующих на выборах, хукм того, кто не делает такфир мушриков, хукм того, кто не делает такфир тагута своего народа, хукм того, кто противится выполнению шариатских предписаний «имтина'», хукм того, кто правит не по Шариату, также вопрос явного куфра и неявного и другие.
Этой ляджне «покровительствовали» определенные люди - Хаджи Абду Ннасыр, Абу Хамза аль Курди и другие важные дядьки с мифическим для Даули титулом – «хаджий». Хаджий в Дауле - это архиперсонаж, который может совершить какую угодно вещь, за которую, например, не «хаджи» застрелят даже не задумываясь, но при этом отношение к нему не изменится, потому что он – хаджи. Наверное, это связано с тем, что все эти «хаджи» - старенькие волки, все друг про
друга всё знают, поэтому там приходится идти на уступки и не получается их припугнуть тем, чем можно припугнуть нас, «зеленых». Хаджи знает, «как дела делаются». Хуже всего это противостояния этих хаджиков между собой - этакие «схватки титанов», от которых страдают все, кроме них самих. Если хаджи схватится с «нехаджий», то это - дело легкое. Нехаджий просто отправится в Ирак в горячую точку, надолго, и, если вернется живым, то уж точно хорошо усвоившим урок. Пример такой схватки с «хаджи» - схваточка Ахмада Мединского с Фурканом (Хаджи Фейсал). Но и других примеров можно привести много. Далее я про некоторые из них расскажу. Конфликт Абу Мухаммада аль Аднани (хаджий Ибрахим) и Абу Джафара Хаттаба закончился убийством последнего. Конфликт Фуркана и Турки Бинали закончился тем, что последнего стало «не видно - не слышно». Конфликт Фуркана с Кахтани - тем, что Кахтани перестали пускать в ляджну. Конфликт Абу Абдир Рахмана Заркавий с Фурканом - тем, что Багдади велел ему закрыть рот и вообще не называться «Заркавий», а называться «Шамий». Аль Багдади назначил Абу Хафса Джазравий (который хоть и является очень добрым и хорошим человеком, но не является требующим знание по всеобщему признанию, включая его самого) амиром ляджны по шариатским вопросам в Шаме. Мы отправляли файл с проделанной нами работой аль Багдади, возвращалась она с его заметками, выделенными желтым цветом. Он очень внимательно следил за прогрессом. Спустя немного времени у нас четко вырисовались цели и правила: 1) Не приводить ни в одном вопросе мнения тех ученых, кто известен отклонениями в акыде. Только чистых Ахлю сунна (приказ аль Багдади). На наши возражения, что порой трудно найти слова чистых Ахлю сунна в абсолютно всех вопросах, аль Багдади заявил: «Слова саляфов есть на всё, просто вы - лентяи!». «Есть, сэр!!!». 2) В ближайшее время написать работу, которая будет манхаджем Даули и будет включать в себя акыду со всеми современными вопросами, в связи с тем, что были отменены книги, написанные Турки Бинали и другими мурджиитами. Аль Багдади частенько торопил, но проблема была в том, что мы должны были работать все вместе, а нас постоянно дергали: пойдите туда, сюда, сделайте это или то. Неорганизованность работы в Дауле я обнаружил, как говорится, даже «на самых верхах». В итоге, мы все-таки ее написали, но она конечно же не увидела свет, так как мы были брошены в тюрьму и были полностью свернуты все проекты ляджны манхаджа. Однако она есть, и мы ее, ин шаа Аллах, выставим и всевозможные опровержения, разоблачения, разъяснения и тому подобное. В ходе работы нам было поручено разобраться с одним египтянином, очень искусно владеющим всеми видами сомнений в вопросе оправдания мушриков. Работа заняла около месяца, мы подготовили достойное опровержение, ин шаа Аллах выставим и его – может, кто-нибудь извлечет пользу. Однажды мы сидели и пришел амир амнията, стал жаловаться, что в амнияте нет русскоязычных, кто может помогать, на нормальной акыде (амир был наш человек). Я предложил привлечь Молдованина, но они сказали, что по некоторым причинам не могут его привлечь и тогда Абу Зейд говорит: «Абу Аниса!». Когда он это сказал, я понял, что отказываться смысла нет, хотя и попробовал несколько раз. Я возразил ему: «А как же моя эта работа? Я не хочу ее менять на ту. И вообще не хочу работать в амнияте». Он сказал: «Ты отсюда никуда не уйдешь. Просто мне нужны глаза там, чтобы меч не падал на людей Таухида. Если справишься с этим - то этого хватит». Я ответил: «Если так, то договорились!». Вот так я попал в амният. Работал я там редко, в основном держался своей работы по манхаджу. Мне не нравилось то, что я там видел. Хотя при нас никого не убили за «гулю», однако человек мог просидеть в тюрьме около 40 дней пока с ним поговорят и только потом его отпускали: выяснялось, что за ним ничего нет. Нам это очень не нравилось, мы добивались, чтобы человека не задерживали, пока мы не посидим с ним и не оценим, представляет ли он опасность; если да, то какую, попытаемся объяснить ему и так далее. Мы этого требовали, во главе с Абу Зейдом, Ляджна тоже была не против, но как-то с этим тянули.
Еще нам не нравилось то, что сажали требующих знание, даже пусть и мурджиитов. В результате таких действий несколько из них погибли в результате бомбежки тюрьмы. Позже, мурджииты «повесили» на нас их убийство, хотя мы не только не имели к этому отношения, но и выступали против. И задержали их не за акыду, а за нелестные слова в адрес Абдун Насыра. Однако шариатский в Дауле разговаривает, когда его спросят и только. Делает то, что говорят и только. Так что многого мы своими возмущениями не добились. Как я уже сказал: наша работа была продолжением проекта Фуркана, все были довольны и все было хорошо, но всему хорошему приходит конец. Мурджииты начали действовать. Это они умеют: ходить, жаловаться, клеветать, писать письма. Если выливать на человека или группу людей ежедневно вёдра грязи, ты ставишь их перед выбором: оправдываться за эту грязь и объяснять, что не имеешь к ней отношения (причем в итоге все равно в разговоре промелькнет «нет дыма без огня»), тогда придется оставить всю работу и заняться баталиями в игре «кто больше напишет халифу». Именно этим занимаются в Дауле шейхи, когда у них «междусобойчики». Я читал, как писал Фуркан про Турки Бинали, а Турки Бинали про Фуркана, Турки Бинали про Абу Хузейфу, Абду Ннасыр про Кахтани, Абу Хафс про Кахтани, Аус про Фуркана: все друг друга топили. В общем, бумажные войны. Отвратительно, но таковы реалии «сурового муджахидского руководства». А есть еще другой вариант: оставить бумажные войны и заняться работой, которую тебе поручили, но в таком случае у тебя не останется времени опровергать, оправдываться и смывать грязь, а также лить грязь в ответ. Тогда ты рискуешь быть съеденным заживо: проморгаешь недельку-другую - слетишь с поста и попадешь под суд. Чем выше пост, тем опасней. Кто читал историю больших ученых, например, шейха Ахмада ибн Теймии, знает, что именно таким образом он провел в тюрьме многие годы: враги подлизываются к правителю и начинают ему шептать, кляуз становится так много, что правитель, который изначально был уверен в шейхе, начинает сомневаться, а потом настолько много, что уже и сомнения отпадают: нужно посадить. Затем, несмотря на нелепость обвинений проходит очень много времени, прежде чем его вообще выслушают. Об этом рассказывал сам шейх, это можно найти в сборнике его фетв. Поэтому иногда видно было, что он не выдерживал, когда говорил им: «Кто утверждает, что это мое задержание соответствует шариату, тот – кафир». После недолгих раздумий мы выбрали второе: мы поняли, что мурджииты специально нас отвлекают и, как я понял, Абду Ннасыр взял на себя этот вопрос: он нам доверял, он был в курсе всего, а он без аль Багдади ничего не делает и постоянно обо всем ему докладывает. Окей. В Рамадане мы получаем приказ: срочно нужно в кратчайшие сроки подготовить таъмим, в котором будет разъяснена позиция Даули в вопросах манхаджа на основании той работы, которую мы уже проделали. Очень срочно - дело не может ждать. Причина - известное аудио «насыха ли амири ль муъминин», в которой один из братьев разоблачил произвол, происходящий в Дауле и бардак в акыде. Тогда и только тогда, испугавшись сплетен, руководство решило выпустить таъмим, а Багдади даже выпустил бумажку, в которой наставляет своих воинов и амиров не делать зульм и тому подобное. В общем, мы начинаем писать, потом я и Абу Марам уезжаем в Ракка по заданию, возвращаясь, видим, что таъмим уже выпущен. Конечно же, как и любая поспешная работа, он не лишен изъянов и ошибок. Но на себя все взял Абду Ннасыр: поставил печать и отдал приказ: печатайте. Это, понятное дело, было с приказа Багдади и согласовано с ним. И я объясню почему:
- во-первых, выпустить такую вещь, в то время как она противоречит акыде халифа - это значит радоваться не больше одного дня. Ведь тогда что произойдет? До Багдади эти вещи доходят моментально, не думайте, что ему, как в «почте России» надо ждать бандероли месяцами. До него доходят все письма, поэтому такой казус, если произойдет, то будет пресечен в течение двух дней от силы. Доказ
когда вышла аудиозапись под названием «Насыха ли амири ль муъминин», не прошло и недели, как аль Багдади выпустил ответное письмо, призывая амиров не делать зульм и все такое. Это именно ответная бумага, потому что такой бумаги от него больше не было ни до, ни после. Вот мы и получаем примерное время, сколько нужно, чтобы ему все дошло, а он переварил и ответил - меньше недели. Работа по таъмиму же шла не меньше трех месяцев. Добавлю к этому: мне рассказал Абу Убейда Турки, что Абу Зейд и он провели с аль Багдади около 10 дней в одном доме, когда он их вызвал, чтобы обсудить вопросы акыды и Абу Зейд в течение 10 дней до поздней ночи обсуждал с Багдади все вопросы, по которым мы работали. Так что все он знал, и знал прекрасно, и ничего мы от себя не выпускали (точнее ляджна, мы то тут вообще ни при чем). Затем, допустим, Абду Ннасыр или мы вместе с ним сделали такую глупость - выпустили от себя таъмим, противоречащий Багдади. Но ведь тогда мы проиграем со всех сторон сразу, потому что раньше у нас была возможность распространять свою акыду и была власть, а тут халифу уже придется опровергать, не так ли? И все кончится. Нас, «аферистов этаких», разоблачат моментально и отдадут под суд и там будет не до шуток. Это я говорю в опровержении версии того, что мы - аферисты, выпустившие таъмим от себя. Однако нам предъявили многие обвинения, но этого не было;
- во-вторых, кто знает Абду Ннасыра, знает его как послушного воина и, хотя он никудышный администратор, но ни шагу не сделает лишнего без ведома имама. Именно поэтому столько доверия ему оказывает Багдади, а он лично поставил печать на таъмим;
- в-третьих, если бы он позволил себе такую вольность, как выпуск таъмима, противоречащего акыде халифа, то полетел бы на второй же день если не в тюрьму, то, как минимум, с поста. Однако таъмим вышел, работа по нему велась долгие месяцы. Никто никуда не уходил и не собирался. Поэтому в сказки Абу Джихада про то, что таъмим выпустили «люди, у которых гулю» и «от себя», поверит только откровенный кретин. Такого же рода кретин, который верит, что Багдади годами не знает, какая акыда у него «рулит» в государстве: Турки Бинали назначил по акыде - не знал его акыду, оказался мурджиит. Кахтани назначил по акыде - не знал, оказался мурджиит. Абу Хафса назначил - не знал, оказался хариджит. Абу Зейда назначил - не знал. Оказался такфирист. Абду Ннасыра - не знал, шесть лет в ляджне человек. И кто виноват, в конце концов, что он назначает человека, не зная его акыду?!;
- в-четвертых, Абу Зейд Иракый с Даулей с 2003 года, это очень осторожный человек, он никогда в жизни не пошел бы на такую авантюру, как выпустить от себя таъмим, без разрешения Багдади. Добавлю к этому еще заметку: то, что нам передал Абу Зейд, после того, как вышел таъмим – к Багдади стали приходить многочисленные письменные жалобы от мурджиитов и он спросил у Абу Зейда, насчет усуль аддин: «Кто опередил вас из ученых, используя этот термин?». Абу Зейд привел, и он остался доволен.
Затем: оставим это все! Допустим, таъмим вышел без предварительного увещания Аль Багдади. Но кто его выпустил? Ляджна Муфаввада, а «Муфаввада», значит «уполномоченная», значит, что все ее приказы и решения имеют такую же силу, как приказы Багдади самого. Ляджна – это люди, которых он, и никто иной, назначил. И у этой ляджны были полномочия в шариатских вопросах до этого таъмима на протяжении скольких лет? Значит, программы в муаскарах и ма'хадах, уроки в мечетях, назначение шариатских и их увольнение с абсолютно любых диванов - все это нормально, когда ляджна делает это без Багдади (даже амира дивана судопроизводства выперли
за полчаса приказом ляджны), а когда она выпускает бумажку, в которой объясняет акыду, по которой уже год как ведется разъяснительная работа во всех сферах, это называется «от себя»? Так что не было никакой самодеятельности: была спешка в выпуске таъмима - это да. Абду Ннасыр не хотел терпеть мурджиитов больше и начал потихоньку их выдавливать, снимать с должностей. Когда вышел этот таъмим, он добил мурджиитов окончательно. Они поняли, что такими темпами от них не останется и следа в Дауле уже через какой-то месяц. Турки Бинали написал опровержение, замаскировав его под насыху, как обычно. Но опять-таки, форсирование событий и его заставило ошибиться: игра пошла по-крупному. Он упоминает среди прочего вопрос ибн Хаджара аль Хейтами, и то, что даулевские амиры не делали ему такфир, и что якобы таъмим обязывает такфир этих амиров, которые делают на него «тараххум». Также он добавляет, что не принимается оправдание тем, что якобы они могли не знать его ширк, так как его положение известно. Этим самым он роет себе могилу. Точнее, ему вырыли ее те, кто работал над опровержением (было видно, что работали над ней несколько человек). Но взял на себя и подписался именно Турки Бинали. Его вызывает Абду Ннасыр, показывает ему слова: «Твои?». Говорит: «Мои». Потом Абу Зейд вытаскивает его же старую фетву с сайта «Минбар таухид валь джихад», где он делает тараххум на ибн Хаджара аль Хейтами и Абду Ннасыр говорит: «Ты таубу сделал?» Турки Бинали в шоке. Как я уже сказал, он не подумал о таком повороте из-за спешки. В итоге Абду Ннасыр его отругал, как молокососа, не дал ему даже оправдаться и сказал, чтобы не появлялся на глаза без публичной таубы. Вот так вот накалились страсти, игра пошла по-крупному: пан или пропал. Через день после этого в Турки Бинали бьет беспилотник. Также и в Кахтани - почти сразу обоих. «Шейх» Абу Джихад Карачай (кодовое имя «Джорджик» или «Джабджик») приходит к нам в ляджну с вопросами. Мне попадалась на глаза одна его писанина, где, якобы, он «обрушился на нас с вопросами», но было все совсем не так. Кто знает манеру этого человека лебезить перед шейхами, тот знает, что фраза: «Абу Джихад обрушился на шейха с вопросами» - это из раздела фантастики. Как ни противно, но, так как тогда я тоже был в статусе «шейха» - лебезил он и передо мной, но особенно сильно перед Абу Зейдом. Ему действительно все объяснили, а также объяснили и вопрос неизвестного в «земле куфра Ториъ», что его не называют мусульманином, приведя вырезку из газеты, где Фуркан в одном из изданий собственноручно отвечает на этот вопрос, что мы не называем изначально людей ни мусульманами, ни кафирами, однако с каждым смотрится по отдельности, смотря, что он выявил, куфр или Ислам. Забыл ли Джорджик или врет, не знаю, но факт в том, что любому, кто перечил или спрашивал в этом вопросе, приводили помимо далилей эти слова Фуркана - мы понимали ответственность и подстраховались. Что касается того, что я молчал, когда разговаривал Абу Зейд, то, во-первых, конечно я буду молчать, когда разговаривает мой амир. Я что, должен говорить с ним вместе? Это не в моих правилах, я говорю, только если меня спросили. Во-вторых, я молчал, потому что это и есть моя акыда и перед тем как ты придешь «обрушиваться», мы обсуждали этот вопрос в течение полугода каждый день. То, что такфир из основ религии и вменяется в обязанность после посланничества - моя акыда и акыда всех Ахлю Сунна. И я нигде не говорил противоречащее этому, лжец! Также при этой встрече, как бы между делом, он рассказывает мне о своем конфликте с Молдаванином, которого он, конечно же, автоматически начинает подозревать в том, что он шпион. (Это такая мода в Дауле, у некоторых людей каждый, от кого исходит нежелательное поведение, рискует быть записанным в шпионы, это, примерно, как «враг народа» или антисоветчик и политический преступник в СССР). Меня это не удивило, хотя и рассмешило, потому что я знаю Джорджика довольно хорошо. «Когда враждует - переходит границы». А знаете, что послужило причиной сомнения? Я расскажу то, что мне рассказал сам Джорджик, что якобы какой-то джахмитский конь, я извиняюсь за выражение, когда АбдуЛлах сделал хиджру, сказал: «Вы еще узнаете, зачем он туда поехал!». Джорджик конечно же сказал: «Не, я, конечно, не верю этой скотине, просто странно к чему такие слова? Я задумался. Ты, Абу Аниса, если знаешь, обязательно скажи мне что знаешь о нем!». «Угу. Конечно я тебе скажу, чтобы ты мог свести свои личные счеты, рад служить твоей персоне». Я тебе тогда не сказал, Джорджик, но скажу сейчас: «Ты не стоишь даже одной левой ноги Молдованина! Ты и твоя свора желтой прессы», - вот что я тебе скажу. Если бы Молдаванин захотел, с его знаниями и ахляком, он бы поднялся намного выше по «служебной лестнице», чем ты, но я считаю, что это был искренний человек, а Аллах знает лучше, а также не боялся говорить правду в лицо любому и в любой ситуации. И он не хотел, кроме как джихада. И Аллах Свидетель, уже три года как я именно тебя подозреваю в том, что ты шпион. Слишком такой тип у тебя - не муджахидский. И так же думал Молдаванин. Не могу понять, что такой профессиональный подхалим как ты, может делать вообще в Дауле, если только не шпионить? Тем более, что из убийства Фуркана и его наиба все стопроцентно поняли, что шпион находится внутри медиа и пост занимает высокий. И я не вижу больше подходящей на роль шпиона кандидатуры, чем ты. Но это просто мне так кажется, я ничего не утверждаю, Джорджик. Вы же любите делиться наблюдениями своими относительно шпионов. И любите вытаскивать слова из личных разговоров. Вот и я тоже делюсь. Как аукнется, так и... Так вот, Джорджику все объясняют, он уходит довольный. Потом он полностью «газует за таъмим». Собирает братьев, говорит: «Наконец то все разъяснилось, мы всегда на этом был! Такфир - из основ религии! А этот, написал опровержение 20 страниц, да там 20 страниц воя, никаких доводов (это он про Турки Бинали)». Братья, знающие его в шоке, но молчат. «Мы всегда на этом были. Угу». Особенно, когда джейш хуровцам такфир не делал ты на этом был? (كذاب أشر). Поэтому сейчас я не удивляюсь, что он столько распинается для мурджиитов: «шейх» Абу Джихад Карачай (или коротко «Джорджик»), допустил тактическую ошибку: он занял позицию и поддержал сторону в борьбе. Он никогда этого не делал раньше. А теперь, впервые в жизни он набрался смелости (увидев на таъмиме печать ляджны) и вот те на – облом, все перевернулось с ног на голову! Да, Джорджик, в жизни и такое бывает. Думаю, урок он усвоил на всю жизнь, что сторону занимать ему не стоит, но теперь выслужиться перед мурджиитами все же надо. Смерть Турки Бинали и Кахтани сильнее обостряет страсти. Тогда мурджииты взъелись и на Абду Ннасыра - он перешел черту. До этого это была почти неприкосновенная фигура. Мы также забыли, что государств в ИГ по факту два: одно в Шаме, а второе в Ираке (хотя даже если бы мы и помнили, лично мне лень было бы ехать туда и доказывать, «что я не верблюд», пусть этим занимаются мурджииты - им это больше идет). Вот туда-то и отправились мурджииты обхаживать всех хаджийев, каких только свет знавал, да плакаться им, какие мы плохие хавариджи и что такой не была акыда Даули раньше. И что мол с каких это пор вопросы манхаджа решает Ляджна, в которой аж два иностранца сразу. И в итоге Ирак потихонечку встал. Пошла возня под названием «Кто главнее?». Иракские мурджииты во главе с хаджи АбдуЛлах, (заядлый джахмит, автор книги «Фикху ннавазиль») таки убедили аль Багдади, что мы - кучка недоумков, противоречим всем шариатским в Дауле, все против нас и что, если дело пойдет таким макаром - развал государства неизбежен. Туда же зовут военных амиров, которые «свидетельствуют» что после выхода таъмима возникли проблемы: такфир, фитна, разлад. Старый трюк. Багдади убедили, что все рушится. Рушится из-за нас. Он понимает, что назревает раскол и что уже неизбежно придется отдать предпочтение одним, и не только предпочтение, но и власть, а других сделать и объявить «козлами отпущения». Здесь я немножко углублюсь и объясню истинную причину разногласия между нами и мурджиитами. Раньше, до того, как столкнулся с этой работой, я считал, что разногласие вообще из-за каких-то непоняток и недомолвок, поэтому по своей наивности пытался «помирить» всех со всеми. Но я глубоко ошибался, разногласие настолько глубокое, что поражает разум. Наше разногласие с мурджиитами правителей, учеными султана - положение султана и положение людей. А разногласие с мурджиитами джихада - только в положении людей, потому что они не спорят в положении правителя. Оба этих течения, дорогие братья - политические течения. Первые - американские, правительственные (аля «Ляджна даима», «аль Азхар», «Даммадж», и т.д.), вторые - оппозиционерские, Ихвановские (аля «аль Каида» и все остальные известные группировки, к которым, после долгих колебаний, окончательно присоединилось и ИГ, под давлением ярых последователей Турки Бинали и подобных ему «светочей»). Все эти люди (братья «аль Каиды»): египтяне, саудийцы, вобщем, весь арабский мир, каков их хукм - мусульмане ли они? Ведь если исходить из акыды Ахлю Сунна, что голосование на выборах это куфр, то 99 процентов египтян голосуют на выборах. А если считать, что тот, кто не выносит такфир тагутам - тот кафир, то 95 процентов саудийцев не делают такфир короля. Опа!!! Что же это у нас получается? Такая акыда нам не подойдет - надо ее менять. Скажем: «Голосование само по себе не куфр, там бывают исключения (новая акыда Даули). Да, вобщем то, это куфр, но раз там есть исключения, то нельзя обобщать такфир всех голосующих, надо смотреть в положение каждого отдельно». Раз!!! И чудным образом мы можем не делать такфир египтян! Видали фокус? С мисрийцами покончено. А кто говорит, что люди Египта кафиры? Хариджиты! Конечно, такфир мусульман - опасная дверь. Скажем еще: «Не вынесение такфир тагуту - это куфр, но опять-таки, такфир не входит в куфр в тагута и не является основой (и еще три килограмма болтовни), поэтому - в положение каждого надо смотреть отдельно и нельзя называть саудийский народ кафирами только из-за того, что они не делают такфир тагута-короля». Хоп!!! Еще один фокус.
