Чечня

[abu_umar_as-sahabi]

Терские ведомости. 1869, № 25 (18 июня)

Н. С .Семенов. «День в ауле»*

Статья это составляет отрывок предпринятого мною сочинение о чеченцах. В течение трёх лет я имел постоянное столкновение с этим народом, разъезжал по его аулам и, кажется, достаточно познакомился с его бытом, а главное, понял (опять-таки кажется) склад его ума, его своеобразную логику, его семейные и общественные идеалы. В начатом мною сочинении я преимущественно старался выяснить мировоззрение чеченца, которое пока также не ладится с нашим, как кавказские горы не ладят с нашими степями. Уяснение этой разладицы необходимо в интересе цивилизаторов горцев, которые действуют часто не в попад, бросая доброе семя на каменистую почву. Многие, например, знают, что горцы народ не тронутый в смысле европейского развития, и забывают при этом, что такой-то народ и имеет вполне законченные воззрения на все жизненные вопросы, и тем сильнее их держится, чем дальше он от малейшего скептицизма. Другие знают, что чеченцы вовсе не то, что русское простонародье, и думают успешно влиять на них при помощи приёмов, выработанных для последних. Много можно было бы сказать ещё на эту тему, но в письме этому не место. Предлагаемая глава не лучше уже написанных, но более годно для газеты как цельный эпизод; напечатать же её побуждает меня желание выяснить этим путём свои ошибки. Может быть, я односторонен, на многое смотрю неправильно - являтся в таком случае указания, которыми я постараюсь воспользоваться.

Автор.


Аул, в который мы въезжали, расстилается по лёгкому скату. Издали он казался кучею землянок для разных складов, и только высокие белые трубы, кое где белые стены, да зелёные сады, видневшиеся между строениями, напоминали о жилищах людей. Чтобы добраться до сакли старшины, мы должны были проехать множество узких, местами грязных, улиц и переулков, окаймлённых с обоих сторон плитнями, за которыми виднелись фасады сакли с чистенькими площадками, впереди. Волкообразные собаки десятками кидались на нас со всех сторон, злобно обрывая хвосты лошадей. Попадались нам кучи детей, смотревших на нас сначала удивительно и провожавших самую забористую русскую бранью. Во многих аулах, близких крепостям, вошло в обыкновение наускивать детей на русских, если они показываются без солидного конвоя. За бранью в роде: подлец, мошенник, бродяга, собака и пр., пускаются иногда вдогонку комки грязи и камни, без намерения, впрочем, угодить в цель. Попадались нам грязные, оборванные старухи с чёрным бельём за плечами, и группы солидных чеченцев, медленно поворачивавшего головы в нашу сторону, не переставая курить и разговаривать между собой. Наконец, по указанию какого-то мальчика, нам удалось добраться до старшины. Только что мы въехали в его двор, два молодые чеченца кинулись к нам навстречу, схватили за повода лошадей и помогли нам слезть. Вслед за тем из сакли показался плотный старик среднего роста, с окладистой красной бородой, и с улыбкой на лице, в которой виднелась бездна гостеприимства.

Он очень симпатично посмотрел мне в лицо и, пожав мою руку, повёл в саклю, где усадил на кровать, в переднему углу, у окошечка, а переводчика - на ковре и подушках, постланных на полу. Сам же стал пред нами выжидательной позе.

- Ибрагим,  обратился я к переводчику, расскажи ему, зачем мы приехали и в чём нужна будет его помощь.

Все дело можно было передать в двух словах. Но переводчик, по своему обыкновению, говорил с пол-часа; задавал вопросы, получая немедленно ответы, волновался, жестикулировал, очевидно наслаждаясь удовольствием от постоянно повторяющихся киваний головою и многократных повторений старшины "Дыкен-ду", "дыкен-ду" (очень хорошо). В течение его речи в саклю успели уже забраться человек пять чеченцев, любопытствуя узнать, кто и зачем приехал. Когда Ибрагим кончил, старик повернулся ко мне, и улыбкою, и кивание головы хотел выразить, что он всё понял и очень рад моему приезду, чему можно было и не поверить. Затем он приказал одному из сыновей распорядиться чаем, хотя был было около полудня и закуской; а сам сел против меня на маленькой кругляком стульчике. Спросил сначала через переводчика, когда я выехал из Грозной, сколько проезжу по Чечне, в каком я чине и сколько получаю жалования. Сказанная мной очень ограниченная цифра заставила его, как и всех бывших здесь, выразить удивление: она им показалась чрезвычайно крупную, сравнительно с моими летами.

Чеченец положительно не понимает, чтобы молодой человек мог получить порядочное, по их счёту, содержание и занимать хоть мало-мальски самостоятельное место. Единственное объяснение этому факту он видит в заслугах отца, по милости которых благоволят и к сыну. Но если ему сказать, что в этих случаях отцы часто не причём, а всё достаётся за личные способности и умение - он станет в решительный тупик. Люди, в его мнении, прежде всего делятся на старых и молодых, на бородатых и безбородых. Первым должны быть почёт, уважение, и, разумеется, лучшие места везде; между тем, как обязанность последних - служить у стариков рабами, не имеют своего мнения, - словом, оставаться послушными и расторопными орудиями, пока сами не доростут до длинных бород и взрослых детей. И со своей точки зрения чеченцы в таком делении почти правы. Все они живут при одной и той же обстановке, все проходят с детства одну и ту же жизненную школу, все пользуются одинаковыми правами,  и продолжается это, вероятно, много поколений, - значит, уровень знаний и способностей почти одинаков у однолетков. Нет сомнения, что при таких долго повторяющихся условиях народной жизни, общественные законы при своём определении прав и преимуществ могут подвергнуть индивидуальные  притязания, а взять в основание лета, за которыми признаётся известный степень знания и сметливости, основанных на житейской опытности. Особенности ума и характера пусть служат каждому в его частных делах: помогают ловче красть, хитрее наживать деньги, или скорее других делаться идолом аульных красавиц, - тем более, что эти особенности не должны быть слишком значительными. Могут, пожалуй, являться исключительной личности, что несколько сомнительно, - так те сумеют и сами проложить себе дорожку к независимой общественной деятельности.

Подобное воззрение на права членов возможно и логично, разумеется, только при известной изолированности народности, не тронутой ещё цивилизацией. Для общества же развитого оно нелепо, что этому народу непонятно, тем более, что в приложении упомянутого воззрения к практике он сильно хватил через край, обратив отцов в господ о детей сделав рабами*.

* Патриархальные отношения членом семьи, а также уважения к старшим, свойственные всем народом на известной степени развития, нельзя называть рабскими , уже по тому одному, что они совершенно добровольные, а не вынужденные. Ред.

Вот почему чеченец так сильно удивляется при виде русских безбородых начальников рядом с пожилыми подчинёнными, и ищет объяснение этому фактору в сословных привилегиях.

- Его отец, должно быть, из больших начальников, когда ему молодому, поручили такое важное дело? обратился старшина к переводчику.

- Да, он сын генерала, служащего и в Петербурге. С экспромта брякнул и Ибрагим, желая этим разом поднять и меня, и свою особу.

Это объяснение всех удовлетворило.

Вошедшие в саклю два старика направились прямо ко мне. Мы все встали. Тот, который был постарше (Джемалдин, как я узнал после) приятельски протянул мне руку и жестом попросил сесть. Другой тоже подал руку. Оба заняли первые места на коврах.

- А что, кунак, обратился ко мне первый с улыбкою и на ломанном русском языке. - Табака твоя есть?

- Есть.

- Давай - я папироска делай. Табак мой совсем нет - ахча (денег) нет. Старик был в изодранной черкеске, без бешмета. Расстёгнутый ворот рубах высказывал наружу загорелую волосатую грудь.

- Ваш есть царь, продолжал он, закуривая полученную папиросу, - деньга даёт, твой табак есть, черкеска есть, бешмет есть, всё есть. Мой царь нет - табак нет, черкеска плохой, всё...

Все улыбнулись.

Старик говорил с полнейшей фамильярностью, даже будто смеялся надо мною; но старался в тоже время быть и смешным в моих глазах, чтобы мне не пришла охота обидеться его шуточками. Через несколько минут я уже знал, что он любит пить арака (водку), очень падок до женщин, и сожалею, что не может часто бывать в крепости, где много "русский депка живёт"; свои же не любят его за то, что "байгуш" (бедный - кумыкское слово) и бороды не красит. Прошло не более четверти часа, как Джемалдин уже дружески хлопал меня по плечу, отпуская с комическими ужимками разные остроты, которые его чрезвычайно тешили, спросил мою фамилию, чтобы немилосердно её исковеркать, будто затрудняясь произнести правильно; без спроса взял из порт-сигара вторую папиросу; потом примерил на обритую голову мою фаражку, - словом, разыграл настоящего шута Горохового. Но за всеми его выходками проглядывала, между прочим, очень тонкая ирония.

Он просто играл с простодушным "урусом" (а в их глазах, мы все простодушные) в кошки и мышки, и в безобидной, повидимому, форме, выражал добродушное презрение к представителю нелюбимого им народа. Шуточкам его все смеялись, и сам он больше всех.

Джамалдин очевидно слыл между своими за славного малого, был непременным членом на всех свадьбах, пирушка, и, должно быть, не упускал случая поесть свежей баранины за чужой счёт. Таких в ауле много. Они зорко следят за всеми случаями, по поводу которых соседи режут барана, и непременно являются туда к ужину; по правому стариков получают первые места в компании и наедаются очень плотно. Только такая эксплуатация народного обычая даёт им возможность съедать хоть когда-нибудь питательный обед. Дома же, за отсутствием другого, они довольствуются чуреком с сыром, размягчённым в масле, заменяя это блюдо то огурцами, то даровым виноградом или сливами, то лесными фруктами, смотря по времени года. К общественным делам такие старики очень чутки и нередко дают замечательно умные советы. Над некоторыми из них, как над Джамалдином, нередко и посмеиваются, когда они сами на это напрашиваются, но вообще их уважают и слушают, не обращая внимания на то, что они очень оборваны и очень голодны. Теперь их значение начинает по немногу падать. Старшина, у которого я был в гостях, по характеру принадлежал к тому же типу, но как зажиточный хозяин, и притом должностное лицо держался солиднее; кроме того, о русских он имел, кажется, гораздо лучшее мнение.

Второй старик, о котором я упомянул, держал себя совершенно иначе. Сначала помолчал, потом, закурив трубку, обратился к переводчику солидную речью. Расспросил во всех подробностях о цели нашего приезда, затем перешёл к вопросам о последних новостях. Оба говорили бойко и много; переводчик - порывисто, с чувством, тот ровно и внимательно. Заметно было, что этот, ещё не старый чеченец, рослый, плотный, с выразительным и умным лицом расспрашивал не из одной любви к политическим разговорам, составляющие характеристическую черту чеченцев, но имел какие-нибудь связи с лицами из влиятельных. После мне сказали, что он служит юнкером на посту и, действительно, в близком родстве с одним из начальников туземцев.

- Правда ли слышно, что ВеликийКнязь приедет? обратился он ко мне через переводчика, когда был подан чай, и все немножко сдвинулись к скамейке, на которую был поставлен поднос. Некоторые чеченцы никогда не обратятся к вам прямо на ломаном русском языке.  Другие даже порядочно объясняются, но всё-таки прибегают к слугам толмача, руководствуясь, вероятно, тем, что правоверному неприлично без особенной надобности говорить на языке христиан. Впрочем, этот остаток прошлого, и между ними отзывается анахронизмом. Но случается и политикуют в этом отношении, в надежде узнать что-нибудь такое, что говорится только между двумя русскими.

- А о войне ничего не слышно? обратился ко мне опять юнкер, когда получил ответ на первый вопрос.

Я сказал. Минут десять он расспрашивал меня всё на подобные темы.

У дверей, между тем, глазевшая на нас толпа всё увеличивалась. Были и молодые, и люди средних лет. Некоторые замечательно оборванные: с безобразными шапенками на головах, в невероятно-дырявых бешметах и худеньких чевяках. Одни сосали маленькие трубочки, другие махорку, завёрнутую в кукурузный листок. Между молодёжью замечались настоящие красавцы. Продолговатое лицо, крупные, правильные черты, большой прямой нос, тонкие губы, большие чёрные или серые глаза, обрамленные длинными женскими ресницами, и ко всему этому тонкие стройные стан - напоминали о чистейшем кавказском типе.

Только что убрали чайные стаканы, как сыновья хозяина кинулись из сакли и внесли таз, кувшин из красной меди и домашнего изделия мыло, темно-мраморного цвета. Я первый должен был совершить операцию омовения рук, за мной старший старик, за ним следующий и так далее. Грязное полотенце для утирая переходила от одного к другому тем же порядком. И в этом опять обычай, с которым сталкиваешься на каждом шагу, как только попадаешь на чеченскую территорию. Если первый откажется помыть руки (русские составляют исключение) или - что ещё комичнее - помоет, но предпочтёт полотенцу для обтирания свой платок, или полу бешмета, то остальные, и не имеющие платков, и не желающие пачкать бешмет, всё-таки не должны дотрагиваться до заветной тряпицы, а так и остаются с мокрыми руками, пока те не высохнут.

Подали закуску, состоявшую из кукурузных блинов с тонкими пластом творогу, вложенным в середину. Наш обед заменяется у чеченцев ужином. Днём только кое-что перехватывают, к вечеру же затопляют кухонные камины и готовят что-нибудь горячее. Баран, который режется по обычаю для именитых гостей подаётся всегда в тоже время. От того, если заехать к чеченцу после ужина, от которого никогда ничего не остаётся, не исключая хлеба, то можно надеяться пробыть целые сутки полуголодным в ожидании той блаженной минуты, когда на огромном деревянном подносе формы мелкой тарелки, подадут целого барана, лишённого только головы и груди. Эти почётные части подаются на другом блюде, для формы, на показ; едят же их утром следующего дня.

Ели сначала молча, медленно, будто дело делали. Старшина то и дело любезно подкладывал мне и переводчику лучшие куски. Стоявшие у двори смотрели нам прямо в глаза, картинно опустив руки на оружие. Так прошло довольно долго.

- Как это русский звать? обратился ко мне болтливый Джамалдин, указывая на блины.

Я сказал.

- А это, а это? спрашивал он дальше, указывая на кувшин, мыло, зеркало, таз и прочее.

- А твой, скажи: румра, саба, кульга, , хи, чаплиг, учил он меня чеченским названием тех же вещей, когда сам узнал русские. Слова с гортанным звуком я произносил неправильно. Чеченцы тихо смеялись.

- А что, твой деньга много ест - арак не тащить? Твой арака давай! балясничал он дальше в том же роде.

Мы наконец поели. Тот же поднос с блинами перешёл в другой угол сакли, где окружившие его молодые люди, присев на корточки, принялись доедать остатки. Нам же в это время подали все принадлежности умывания, в которых была настоятельная необходимость, чтобы избавиться от слоёв масла, прилипших к рукам. Вымывая рот и руки полоскались все, но Ибрагим превзошёл других. Он отплёвывался, фыркал и, набрав полный рот воды, тонкой струёй пускал её по направлению к камину - и этим важничал.

Страшная духота от множества людей и своеобразного татарского (?) запаха гнала меня на двор, освежится, но я всё-таки досидел до окончания трапезы в противоположному углу. Чеченские приличия требуют непременно оставаться на своём месте, пока не поедят все. Но как только всё кончилось, я вырвался из пекла и поместился в тени, перед саклею. Здесь было хорошо. Кругом чисто. Лёгкий ветерок и продувает, и успокаивает.

Шагах в 5 от меня сидели две хозяйские дочери и сучили нитки. Старшая, на вид лет 17, была в длинной жёлтой рубхе, без пояса, широких, красных шароварах и маленьких сафьянных туфлях, с высокими каблуками на турецкий манер. На голове был большой неповязанный платок. Любопытство заставило её повернуть голову в мою сторону, и я увидел глубокие чёрные глаза с длинными ресницами, лицо чрезвычайно нежного, смуглого, цвета, несколько длинных тонкий нос, заострённый книзу, немного широкий рот, тонкие губы и чуть выдающиеся подбородок. При взгляде на это красивое, живое и страстное лицо я почему-то припомнил тех безобразных старух, которые встречаешь между чеченцами. Младшая, девушка лет 12, была только в одной длинной, коричневой рубахе; ноги босы; стриженная голова, с оставленной круглой тонкой полоской волос, вершка в 2 длиною, ничем не покрыта; руки загорелые; круглое, несколько плотное лицо с мелкими чертами ничем не напоминало сходство с выразительным профилям сестры; заметно было, что они от разных матерей.

Операции сучения ниток сестры производили довольно глупо. Две несучённые нитки складывались в одну; прикрепив в один конец к ноге, сучили другим концом до нужной степени; после этого по нитке проводили несколько раз лоскутком материи и откладывали её, чтобы взяться за другую. Знакомы ли чеченки с каким-нибудь другим способом?

Сидя на стульчике и дружески перекидываясь русскими и чеченскими исковерканными словами с окружающей её меня молодёжью, я как-то вынул порт-сигар и открыл его. Вещица видимо заинтересовала красавицу. Я это заметил и протянул руку в её сторону. Девушка легко встала, взяла порт-сигар в руки и стала пристально его осматривать: перевёртывать, проводила тонкими пальцами по красивым вышевкам, видимо, удивляясь хитрости работы, потом, посмотрев исподлобья мне в лицо, быстро возвратила вещь назад?

Описанная мною красавица, по лицу и стану, принадлежит к не слишком распространённому типу. Гораздо чаще встречается другой разряд женских лиц: кругловатое, смуглое лицо здорового цвета, с сладострастно-округлённым чертами, средней величины мясистый нос, плоский лоб, покрытый ровнообрезанной  прядью волос, чёрные глаза с поволокой, без выражения, широкий рот и остроконечный подбородок. Такая женщина или девушка среднего роста и не особенно стройна, в роде наших купеческих дочек.

Разыгравшаяся фантазия наших поэтов тридцатых и сороковых годов наделили чеченку разными идеальными качествами, вроде бесконечной чувствительности, романтической страстности и проч., которых в действительности и в помине нет. Чеченка до замужества - это простая девушка, живущая растительной жизнью; она хорошо есть, весело болтает, ещё веселее смеётся, не прочь потанцевать, но и мастерица на все тяжёлые работы. Она не капризна и неприхотлива, а безусловная исполнительница воли матери, и более всех членов семейства рабыня в доме, что однако не мешает ей наслаждаться жизнью. Любовь побрякушкам, украшающим платье, к скромному жеманству перед молодыми людьми и, пожалуй, к  сплетням от нечего делать - вот весь её внутренний мир. С летами чеченка становится страстною по физической потребности и влюбляется почти всегда по воле родителей.

Закулисные тайны брачной жизни ей, впрочем, известны по наслышке ещё задолго до замужества, - и в известную пору эти тайны не выходят у нее из головы, составляя нескончаемую тему для болтовни с подругами. Сделавшись женою, чеченка на первых порах глупеет от страстности, потом привыкает к своему положению рабыни, работницы и любовницы (?). Верность такой жены обуславливается, конечно, не нравственною чистотою, а боязнью или остаться без носа, которым может - чуть ли не должна - поплатиться за измену долгу или подвергнуться тысяче других неприятностей, и от общества, и от мужа, разделывающегося частенько в подобных случаях кинжалом. Но и у замужней чеченки бывает благодатная пора в жизни, - это, так сказать, третий и самый блестящий фазис её развития. Проживши с мужем лет 9-10, она уже перестаёт быть пассивным лицом в доме, а становится более или менее самостоятельной хозяйкою. Муж в некоторых случаях непрочь с нею и посоветоваться; взрослые дети к ней почтительны и послушны. Она уже не делает только, хотя дошла до тонкости в домашнем производстве, но и размышляет, заботиться. И славно бы так дожить свою век, "да не то ей досталась на долю". Увлечённая мелочными заботами по хозяйству, она делается грязней и неряшливее. Печать страстности заменяется на лице печатью заботы, что в глазах чеченца отнюдь не продаёт красоты его подруге. Неблагодарный муж больше почитатель женской страсти, чем женского ума, который, по его мнению, не многого стоит, - затевает новую свадьбу и вводит в дом вторую жену. Между женщинами начинается глухая борьба - открыто старшая по-прежнему господствует - результатом который бывает то, что получившая отставку становится молчаливее, грязнее, ещё усерднее начинает доить коров и бить масло; высохшие и пожелтевшее лицо получает страдальчески-злобное выражение.

(Окончание буд.)


Терские ведомости. 1869, № 26 (25 июня)

Н.С.Семенов. «День в ауле»*

Не все чеченки переживают перечисленные переходные состояния. Некоторым вовсе не случаются сделаться полновластными хозяйками, так как соперницы вводятся в дом чрезвычайно скоро одна за другой. Особенно плохо бывает иногда жёнам состоятельных чеченцев, имеющих по три и более подруг жизни. И хуже всего то, что такой чеченец часто из самодурства прогоняет чем-нибудь неугодившую ему жену домой к родителям, где её ожидает однообразное и скучное существование.

Не могу не заметить, что старухи-матери вообще не могут пожаловаться на отсутствие заботливости об них со стороны детей. Дочери преимущественно им угождают безусловно, и даже не из любви, а по требованию обычая. - Везде господство обычая, часто нелепого, иногда разумного, но в конце концов бессмысленного и деспотичного, так как в основе его нет разумной идеи и так как он сковывает все мельчайшие проявления индивидуальной жизни.

- Отдохнуть не хочешь с дороги? - спросил меня подошедший старшина. В сакле теперь никого нет, а окошечко, чтобы там было темно, я сейчас припру. Говоря это, он добродушно-суетливо начал раздвигать две толстые, не обделанные дощечки, заменяющие наше ставни.

Я отказался и самого старика упросил, не стесняясь, без церемоний, прилечь выспаться, если он к этому привык. Поручив меня попечению сыновей, старшина вышел в другую саклю. Ко мне подсел переводчик и пустился рассказывать, как он распорядился по поводу поездок следующего дня.

- Будут с нами: старшина, один из его помощников, пятеро почётных стариков и человека три молодых для услуг.

- Да с какой стати так много? Сколько раз говорил тебя и другим, чтобы как можно меньше беспокоить народ? Ну, старшина или помощник, два знающих старика - и довольно.

- Да они сами этого хотят, так зачем же меньше брать? возразил он с неудовольствием.

В его словах была доля правды. Почти ничего не делая вечно и любопытствуя узнать всё и вся в распоряжениях начальства, чеченцы готовы по поводу ничтожного обстоятельства сесть на лошадей и целым аулом провожать вас, тем более, что представляется случай поджигитовать, пострелять в чью-нибудь убогонькую папаху или песню прокричать хором. Но ко мне эта готовность не относилась. Цель моих поездок была известна всему округу и старшинам сообщалась только для формы. Сам я по неважности сана и молодости лет, да и потому, что давно уже присмотрелся, не возбуждал особенного уважения к свои особе, - поэтому уверен, что десяток проводников садились на коня по личной прихоти переводчика, которому нравилась картинность подобной кавалькады.

- Ла илла иль алла! - медленно и нараспев произнёс Ибрагим, после небольшого молчания, проводя обеими руками по лицу со лба до кончика бороды. Время намаз сделать. Джим стэг (молодой человек) принёс воды, обратился он к стоявшим около нас молодым чеченцам. Один кинулся за принадлежностями омовения, другой приготовился стягивать с толмача наговицы и чевяки, третий принёс из сакли ковёр, который раскинул на чистеньком месте. После медленного, церемонного омовения, Ибрагим стал на ковёр, крепче натянул папаху, опустил вниз руки, и начал молиться вслух, поминутно меняя тон голоса, распевая молитву то тихо, то громко, то страстно и благоговейно, то с какой-то намеренной усталостью, с гримасою муки на лице, будто едва вырывая из гортани хриплые звуки. Неприятно смотреть на подобного молельщика.

Все чеченцы строго исполняют обряд омовения и молитвы. Только немногие из молодёжи позволяют себе вольнодумничать, соединяя двукратное моление в одно попространнее. Обрядовой уже стороной и кончается в большинстве случаев религиозность чеченцев. Думать, что все они религиозные фанатики - большая ошибка. Этим любят шеголят, прикрывать иногда свои грешки, в особенности в преступлениях против русских. А чего, например, не заявить, что убийство христианина совершено для спасения души, что чем больше накопится на совести таких преступлений, тем скорее угодишь в рай Магомета? Но религиозных в строгом смысле слова не слишком много, хотя выдаются и настоящие мученики. Мне случалось видеть чеченцев, молившихся часа по два каждый раз, следовательно, около десяти часов в сутки. Эти молились так,  что вчуже становилось жалко. Каждое слово произносилось с глубоким чувством и с соответствующими движениями и поклонами. Богомолец проходит наконец в экстаз; пот с него лил градом; дыхание становилось редким и тяжёлым; взгляд уходил внутрь, а голос звучал безотчётным блаженством. Достаточно несколько раз так помолиться, чтобы сделаться страстным любителем этого экзальтированного состояния.

В этом, как и во всём, выразилась главная черта характера этого народа - крайность в страсти. Но, повторяю, большинство редко знает более двух, трёх молитв и молится по привычке, обычаю, или из боязни общественного презрения. К этому большинству принадлежат те, кто понюхал иной жизни. На стороне они не прочь и поманкировать, но в аулах усердствуют безгранично. И смешно же смотреть на таких людей!

Не придавая особенного значения религиозности чеченцев, я вовсе не думаю отвергать влияние магометанства на этот народ. Только это влияние ограничилось внешней стороной учения Магомета, совпавшей, вероятно, с характером горца и только запрудившей его голову множеством непонятных обрядов. Едва ли не все извне вносимые религии изменяются более под давлением народного мировоззрения, чем сами изменяют это последнее?

Стал, однако, надвигаться вечер. Тень от сакли захватила уже большую часть непространного двора. Косвенные лучи солнца, покрывая всё попадавшееся на пути красноватым светом, кокетливые заиграли на снежных вершинах отдельных гор.

Из ущелья подул прохладный ветерок. Протекавшая вблизи речка стала шумливее. Аул оживился. Чаще виднелись прохожие; послышались гортанные звуки чеченского говора. Звеня своими украшениями (металлическими?) бойко проходили девушки-чеченки за водой, с ведерными кувшинам за плечами. На берегу их ожидала толпа живописно рассевшейся молодёжи, чтобы полюбоваться на своих будущих жен. Верховые проезжали на водопой. На крышах саклей появились группы чеченцев.

Давно уже вставший старшина приказал, по мысли переводчика, вынести ковры и подушки на луговую площадку двора, где предполагалось пить чай. Мы с Ибрагимом комфортабельно уселись. Вокруг нас живо собралась бойка и весело болтавшая компания молодых людей, большей частью красивых, стройных, в своих ситцевых бешметаз, коричневых или белых черкессках, охваченных узенькими ременными поясами, с прикреплёнными к ним пистолетами и кинжалами. Чеченец, выходя из дому, даже к соседу, всегда захватывал с собой какое-нибудь оружие. Кто без кинжала, тот имеет пистолет в руках или шашку через плечо, или даже ружье, которое носят в этом случае как палку.

Распивая чай и разговаривая, мы не заметили, как надвинулась ночь и показалась луна. Вдруг вдруг раздался медленный, душу захватывающий скорбный голос муэззина, призывавшего правоверных к молитве, и оборвался совершенно неожиданно. Из окружавших нас никто не тронулся, давая этим знать, что каждому и без предупреждения известны его обязанности к Богу.

К нам подошёл пожилой чеченец и, после обыкновенных и неторопливых приветствий, заговорил со мной вызывающим тоном о религии, благо мулла только что напомнил об ней. Между нами завязался спор. Чеченец главным образом удивлялся тому, что русские молятся очень мало, а омовения не совершают вовсе. По его мнению, это признак глупости, отсутствие сознания, что всеми нашими поступками управляет всемогущий промысел. Ему, как он говорил, случалось даже слышать от некоторых словоохотливых  господ, что и загробной жизни, и рая нет, а будто человек родился и умирает, как трава в поле, скошенная для корма волу. Умрёт - сгниёт, и никаких следов от него не останется, если бы даже жил настоящем святым. А праведный и мудрый пророк в своём Коране, полученным от Бога, говорил иначе, именно: что всемогущий Аллах заранее определил всю жизнь человека и за гробом воздаст каждому по его заслугам. Сравнивая эти два различные толкования, чеченец приходит в недоумении. Правдивость Корана не подлежит, разумеется, никакому сомнению, ведь он от Бога. Но и русский человек, судя по его знаниям, силе и богатству (что он сам видел, хотя народ в этом вовсе не убеждён), не до такой же степени глуп, чтобы не мог заметить своих заблуждений. Значит, остаётся одно: допустить, что Аллах в своём справедливом гневе отнял о русских способность понимать и чтить его. В этом чеченеч-филосов даже уверен, иначе чем объяснить недогадливость "урусов" насчёт того, что только магометанство переведёт человека в Рай, обратив всех язычников в ничтожных рабов. Тем же наказанием божием является, по его мнению, и все остальные нелепости русской жизни, напр. постоянное прикосновение к нечистому телу женщины и лёгкое будто бы поведение нашего прекрасного пола, что проходит для него безнаказанно, отсутствие безусловного уважения к старикам и рабства детей перед родителями, даже странное будто-бы неумение правильно решать дела в судах и проч. и проч. в таком же роде.

Этот религиозно-общественный спор заинтересовал всех присутствовавших. Мои возражения сейчас же переводились в несколько голосов на чеченский язык, внимательно и холодно выслуживались, незаслуживая, по-видимому, ничьего одобрения, кроме добродушного старшины, который находил нужным одобрять меня кивками головы. Аргументы же моего противника, выраженные в красивых и пышных фразах, вызывали в присутствующих одобрительные улыбки и звонкий смех. Масса везде одна и та же. Слушателей больше интересовали мелкие выражения, чем сущность дела. Чтобы не остаться перед оппонентом в дураках, я к концу спора так повернул дело, что все на лету уловили мои возражения и беспрерывно весело заливались.

Много было переговорено в этот вечер между мной и стариками в ожидании ужина, приготовленного часам к 10. Со мной, как неважным лицом, позволяли себе говорить откровенно, на что никогда не удастся вызвать чеченца более влиятельному чиновнику. На сцену постепенно выступали философские, научные, политические, экономические, общественные и семейные вопросы. И вот странность, на первый взгляд. Разговаривая на перечисленные темы с русским простым человеком, вы то и дело слышите ответы вроде: "Уж где нам это знать! Мы люди тёмные, живём вишь как" и проч.  Старика же чеченца вы почти никогда не поставите в тупик. У него на всё есть априорические ответы, часто недостойные его сметливости, никогда не продуманные, а перешедшие к нему, как наследие предков, вместе с тысячью нелепых обычаев, на всевозможные случаи.

Никакими логическими доводами вам не удастся перерешать давно уже решённые этим путём вопросы. Если нужно, вам будут поддакивать, хором повторять "дыкин-ду", то есть, по-видимому, вполне соглашаться с вашим мнением, но в сущности, ни на шаг не поступят со своим. Этот гордый в своём неведении и самоуверенный от своей замкнутости народ знать не хочет другого авторитета и другой логики, кроме авторитета своеобразно понятого Корана и логики обычая, в которых он видит не более, не менее, как последнее слово доступной человеку мудрости. В практике он готов уступить очевидности, своё бросить, чужое перенять, но в теории крепко держится своего. И то сказать: между нашим мировоззрением и понятиями чеченцев такая громадная разница, что тут одно из двух: или безусловно держаться своей рутины, или поступиться одним, двумя понятиями, за которыми незаметно и быстро начнёт расшатываться так долго лелеянный мир, наполненный бреднями. Только долго и беспрерывное столкновение с русскими, хозяйственное и торговое развитие, а главное, европейское образование послужат теми факторами, которые сначала забросят сомнения в обозрении этого народа, а за этим последует добросовестное сравнение, с неизбежными его последствиями - признанием старого негодным и возрождением к новой жизни.

Церемония ужина была та же, что и при закуске. Но теперь на огромном подносе, с трудом внесённом сыном старшины, красовались чуть не все продукты этого благодатного края. Разрезанная на куски жареная баранина была окружена кусками теста, формы малороссийских вареников, сваренных  в воде. Рядом красовались тарелки и чашечки с круто сваренными яйцами, жирной яичницей, кусками домашнего сыра, зажаренной на масле курицей и приправленной чесноком и перцем бульоном. В руках гостеприимного хозяина очутилась бутылка с водкою и постоянно наполнявшая рюмка, которую он, начав с меня, обнёс тем же манером, как это делается у соседних казаков: должно быть, у них переняли. Старик балагур очутился опять около меня, но юнкера не было. С нами ужинали: спорившый со мной чеченец, знаток Корана и арабского языка, как я узнал после, какой-то ещё чеченец с хитрой и заискивающий физиономией, переводчик и старшина.

- Ца, ца, ца! наивничал оборванный патриарх, проглатывая одну рюмку за другой. "Дыкин ду арака! хороший водка" повторял он, обращая ко мне разгоревшейся от паров и удовольствия лицо.

- Аж-дат, аш-дат (не хочу, не надо), ломался Ибрагим, отстраняя от себя рюмку, хотя всё-таки выпивал.

Старшина и знаток арабского языка не пили, связанные зароками, что между чеченцами не редкость.

- Водку нам вовсе не следовало бы пить, высказался последние. Она и законом нашим запрещена, и не хорошо действует на чеченцев. Как напьётся, начинает ссориться, хвататься за кинжалы, пистолеты, - случается, поранят друг друга, иногда кончается убийством.

С нашего стульчика блюдо прежде описанным порядком, перешло в противоположный угол, где молодые люди принялись уписывать остатки, тоже угощая водочкой, пришедшей в руки сыновей старшины.

Наконец, и калмычкого чаю напились, из деревянных ковшей, ёмкостью стакана в четыре. Всё прибрали. Говор стал усиливаться, лица оживились. За духотою в сакле все высыпали на двор. Явилась откуда-то самодельная двухструнная бабалайка. Кто-то затянул под её акомпаниман грустно-монотонную народную песню, с одним и тем же, вечно повторяющимся напевом: яллай-яллля-ллай и проч. Вскоре составился хор, и лирический тон песни перешёл в какой-то безобразно-крикливый. Тянувшиеся басовые ноты так надсаживались, так горланили и хрипели, что не было никакой возможности слушать их без неприятного ощущения, вроде того, какое является при скрипе аробных колёс.

Певческий голосов в Чечне вообще мало. Мне всего раз привелось слышать великолепного контр-альто. За то он казался феноменом среди массы намерено хриплых крикнув. Впрочем, я сужу с точки зрения русского; на национальное же ухо те же голоса, может быть, производят очень музыкальное впечатление.

Было уже поздно. Воздух сильно пропитался сыростью. Я отправился в саклю, где руками красавицы давно уже была приготовлена постель. Все стали расходиться.

Н. Семёнов.

Укрепление грозное.

[abu_umar_as-sahabi]

ВЛАСТОВ О ЧЕЧЕНЦАХ

Георгий Константинович Властов в своей книге «Война в Большой Чечне», изданной в 1856 году, писал (стр. 8-9):

«Набросав очерк местности, скажем несколько слов о племени, населяющем эту прекрасную долину. Чеченец, по умственным способностям, стоить выше Авара, Тавлинца, Осетина и многих других племен Кавказа. Он сметлив, понятлив, даже умён в ограниченном кругу своих действий; он гостепреимен, добр и не чуждается иновёрцев, если только не предан Фанатизму, что впрочем встречается между ними весьма редко. Приверженный, как все младенчествующие народы, к обычаям старины, он не чужд однако желания лучшего; понимает превосходство образования, и с истинным уважением смотрит на учёного (*).

(*) 14-то Ноября 1852 года, известный ученый наш, г. Абихь, проезжая, для геологических исследований, вдоль по Бачкалыковскому Хребту, ночевал в Куринске и сделал мне честь, остановившись у меня. На другой день мы поехали вместе на горячие ключи, где поселён чеченский аул Исти-су. Г. Абих занялся исследованием минерального источника, между тем толпы Чеченцев окружили нас и, с любопытством смотря на исследователя, спрашивали Генерал-Маиора Бакланова, который присутствовал при опыте, что делает новоприезжий ученый. Когда Генерал-Маиор Бавланов объяснил им, что г. Абих хочет узнать соотав воды, они нисколько не тревожились реагентами, которые вливал г. Абих в самый источник, доставлявший воду для питья аулу, и с видимым уважением следили за его действиями. Через несколько дней у них даже разнеслась молва, что учёного, который приезжал испытывать их воду, вероятно, назначать командующим подвижным резервом Укрепления Куринского.

К сожалению, его хорошие качества заглушаются умственною неподвижностью, которую налагает Ислам на своих последователей. Каждая попытка вырваться из обычной, вседневной колеи считается между ними возрастанием против религии, возмущением против закона. Невежество, незнание Корана [в оригинале с маленькой], даже самыми муллами, заставляет Чеченцев слепо верить, что ничтожный обычай их предков записан в священной книге и освящён религией. Их коварство и жестокость проистекают также от влияния Исламизма. Человеческие страсти, не управляемые Христианскою Религиею, переходят в инстинкт зверя; вот почему, при хороших врожденных качествах, Чеченец мстителен до жестокости, коварен и скрытен для удовлетворения своих страстей, и считает все средства дозволенными для достижения цели».





==============================


ВЛАСТОВ ОБ ОТСУТСТВИИ ГОСОБРАЗОВАНИЙ СРЕДИ ЧЕЧЕНЦЕВ


Георгий Константинович Властов в своей книге «Война в Большой Чечне», изданной в 1856 году, писал (стр. 44):

«Чеченцы никогда не составляли отдельного народа, соединенного под какою бы то ни было властью. Они жили семьями, которые враждовали или роднились между собою, но никогда не были они связаны между собою общею пламенною любовью».





==============================




ВЛАСТОВ О РАССЕЛЕНИИ ЧЕЧЕНЦЕВ

Георгий Константинович Властов в своей книге «Война в Большой Чечне», изданной в 1856 году, писал (стр. 12):

«...Заур, славившийся знанием чеченских преданий. С позволения командующего войсками на Кумыкской Плоскости, Генерал-Маиора Барона Николаи, я вызвал его к себе в Укрепление Куринское (через наиба мирных горцев, Штабс-Капитана Бату, который служил мне также переводчиком), и я передаю здесь его безискуственный рассказ. Кое-где только можно уловить связь между преданием и известными историческими фактами; притом мне кажется, что рассказы Заура едва ли восходят за двести пятьдесят лет от настоящего времени.

Родоначальником своим Чеченцы считают какого-то Молкха или Молкху, который жил в Мэестэ, на высотах горных хребтов. Из смысла рассказа Заурова можно заключить, что Молкха был скорее вождём, чем родоначальником, и что предание забыло древнейшие события; ибо Заур, упоминая о праотце, называет племена (роды семьи), которые жили в тесной дружбе с чеченцами, и говорит, что самый Молкх был из фамилии Цуфри. Соседями, друзьями и, вероятно, ближайшими родственниками Чеченцев были племена Алкууны, Цвури, Цуфри и другое. Где было первое поселение Мэестэ определить из рассказа Заурова трудно, но, как кажется, можно догадаться, что оно находилось в верховьях Аргуна, на северном скате главного хребта.

Из Мэестэ Чеченцы переселились в Нашихэ, где теперь, по словам Заура, находится аул Керстен-Акх или Киоло. Здесь, как кажется, умножавшееся народонаселение стало разъединяться, потому что предания отделяют судьбу нынешних Ичкерийцев и жителей котловины Большой Чечни от поселенцев на притоках Сунжы (в Малой Чечне), Карабулаков и Ауховцев. Два последних племени говорят наречием чеченского языка».

Далее на стр. 18 он сказал:

«Для этого надобно обратиться к весьма не полному рассказу Заура о население Малой Чечни. Из Нашихэ вышли некоторые семейства и поселились на большой плоскости, где находится Грозная; плоскость эта вместе с Большой Чечнёй имеет вид бассейна внутреннего моря. Некто Тулатап основал в Гуллярах (Кулары) первое поселение; от имени его доселе называется курган напротив Наура Тулатап-Борс. Из Гулляри Чеченцы расселились по всем притоком Сунжи. Между тем, губетовский выходец князь Турлоу Алхан, которому Гумбетовцы до самого возмущения платили ясак, поселился на плоскости подле Ханкалоы, и основал аул Чечен-талу. Этот аул был известен своими разбойничьими набегами за Терек, так что затеречные жители при пропаже скота или грабеже были уверены, что это сделали жители Чечена - Чеченцы, и имя это перешло на всё племя Молкха».





--------------------------------------------------------------------------------


КАЛМЫЦКИЙ КНЯЗЬ ВЫПРОСИЛ ЖЕНУ У ТИНАВИНВИСУ, А ОН У КНЯЗЯ ВЫПРОСИЛ ЗЕМЛЮ НА ПРАВОМ БЕРЕГУ ТЕРЕКА

Георгий Константинович Властов в своей книге «Война в Большой Чечне», изданной в 1856 году, писал (стр. 12):

«...Заур, славившийся знанием чеченских преданий. С позволения командующего войсками на Кумыкской Плоскости, Генерал-Маиора Барона Николаи, я вызвал его к себе в Укрепление Куринское (через наиба мирных горцев, Штабс-Капитана Бату, который служил мне также переводчиком), и я передаю здесь его безискуственный рассказ».
...
Стр. 14:

«Дальнейший рассказ Заура имеет как будто историческую достоверность. «Калмыцкий хан кочевал тогда с своими ордами на правом берегу Терека, в нынешнем Кумыкском Владении. Услышал он, что у Тинавин-вису есть красавица жена, которую отнял он у Ширдии Каната, и приехал к Тинавину в гости, чтобы посмотреть её. Она так понравилась хану, что тот выпросил её себе, пригласив между тем Тинавин-вису побывать в его стане. Вскоре Тинавин-вису исполнил желание хана и в первый раз увидел ровное место, большую реку и богатыя, привольныя пастбища. — «Послушай хан», сказал он, «слышал я, что у тебя много земли, подари мне эти прекрасныя моста; увидев их, я не могу более жить в своей трущобе. Хан согласился и подарил ему и его племени всю плоскость от Качкалыковскаго Хребта до Терека» На этом рассказе основывают Чеченцы права свои на земли в Кумыкском Владении».




============================================

КАРАБУЛАКИ И АККИНЦЫ

Георгий Константинович Властов в своей книге «Война в Большой Чечне» писал (стр. 12):

«...Заур, славившийся знанием чеченских преданий. С позволения командующего войсками на Кумыкской Плоскости, генерал-майора Барона Николаи, я вызвал его к себе в укрепление Куринское (через наиба мирных горцев, штабс-капитана Бату, который служил мне также переводчиком, и я передаю здесь его безискуственный рассказ».

и далее (стр. 13):

«...Звук Акх встречается в имени Акх-Уховцев и Карабул-акхов, которых чеченцы признают братьями по происхождению...».



==========================================

РАССКАЗ О ТОМ, КАК ЖЕНА КАРКАЛОЯ ПОЦЕЛОВАЛА ТИНАВИНВИСУ

Георгий Константинович Властов в своей книге «Война в Большой Чечне» писал (стр. 12):

«...Заур, славившийся знанием чеченских преданий. С позволения командующего войсками на Кумыкской Плоскости, генерал-майора Барона Николаи, я вызвал его к себе в укрепление Куринское (через наиба мирных горцев, штабс-капитана Бату, который служил мне также переводчиком, и я передаю здесь его безискуственный рассказ».

и далее (стр. 13):


Расселение из Нашиха есть героическое время Чеченцев.

«Тогда царствовал сын Молкха, Тинавин-вису, по происхождению, как сказано, Цуантороевец. В его время жили богатыри Таниэльдер, Тиермагалла, Гуно Каркалой, Гардазенрик (?), Ширдии Канат и др. У Ширдии Каната Тинавин-вису отнял силою жену, что имело весьма важные последствия для всего племени. Тинавин-вису был красавец, и все женщины были от него без ума. (Здесь следует вставочный рассказ, который хорошо характеризирует нравы того времени). «Однажды богатырь Гуно Каркалой спросил у жены своей: может-ли он быть уверен, что она никого не любить, кроме его (*)?— «Я тебя очень люблю», отвечала она, «но признаюсь, что мне хотелось бы хоть раз обнять и поцеловать Тинавин-вису». Каркалой рассердился, и, оседлав коня, поехал к башне, где жил Тинавин-вису, чтобы вызвать его на бой. Подъхав к башне, он стал вызывать соперника, но не получил ответа, потому что Тинавин-вису спал, а жена его, догадавшись, что Гуно Каркалой приехал не с добрыми намерениями, не разбудила мужа. Тогда Каркалой, по принятому обычаю, вынул из стены башни три камня, и сложил их перед нею в кучу, чем наносил страшное оскорбление своему врагу. Проснувшись, Тинавин-вису увидел эти камни, и, в порыве гнева, вскочив на неоседланного коня, полетел к жилищу Каркалоя. Но здесь жена последнего выскочила к нему навстречу, и, бросившись между врагами, сумела остановить кровопролитие и уговорить богатырей оставить мщение. Умоляя Тинавинъ-вису, она выбрала однако удобную минуту, и поцеловала красавца. «Так всегда», прибавил Заур, «женщина сумеет сделать все, чего ей захочется»





==========================================

ОБЫЧАЙ ПРИКОСНОВЕНИЯ К ГРУДИ ЖЕНЩИНЫ, СНИМАЮЩИЙ КРОВНУЮ МЕСТЬ

Георгий Константинович Властов в своей книге «Война в Большой Чечне» писал (стр. 12):

«...Заур, славившийся знанием чеченских преданий. С позволения командующего войсками на Кумыкской Плоскости, генерал-майора Барона Николаи, я вызвал его к себе в укрепление Куринское (через наиба мирных горцев, штабс-капитана Бату, который служил мне также переводчиком, и я передаю здесь его безискуственный рассказ».

и далее (стр. 14):

«Доселе сохранился между Чеченцами обычай, свидетельствующий о высоком значении женщины в прежние времена. Убийца, преследуемый мстителями, если успеет вбежать в саклю и припасть губами к сосцам женщины, делается в ту же минуту членом этого дома, и женщина, которой он с той минуты считается сыном, закрывает его собою. Он спасен, даже в том случае, если бы совершил убийство над членом семьи той сакли, которая послужила ему убежищем, и убил родственника той женщины, к груди которой он прикоснулся. В последнем случае, он обыкновенно даёт выкуп за кровь, мщение прекращается, и спасенный таким образом считается молочным братом этой семьи».




===========================================

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ЧЕЧЕНЦАМИ И КУМЫКАМИ


Георгий Константинович Властов в своей книге «Война в Большой Чечне» писал (стр. 12):

«...Заур, славившийся знанием чеченских преданий. С позволения командующего войсками на Кумыкской Плоскости, генерал-майора Барона Николаи, я вызвал его к себе в укрепление Куринское (через наиба мирных горцев, штабс-капитана Бату, который служил мне также переводчиком, и я передаю здесь его безискуственный рассказ».

и далее (стр. 14):

«Дальнейший рассказ Заура имеет как будто историческую достоверность. «Калмыцкий хан кочевал тогда с своими ордами на правом берегу Терека, в нынешнем Кумыкском Владении. Услышал он, что у Тинавин-вису есть красавица жена, которую отнял он у Ширдии Каната, и приехал к Тинавину в гости, чтобы посмотреть её. Она так понравилась хану, что тот выпросил её себе, пригласив между тем Тинавин-вису побывать в его стане. Вскоре Тинавин-вису исполнил желание хана и в первый раз увидел ровное место, большую реку и богатыя, привольныя пастбища. — «Послушай хан», сказал он, «слышал я, что у тебя много земли, подари мне эти прекрасныя моста; увидев их, я не могу более жить в своей трущобе. Хан согласился и подарил ему и его племени всю плоскость от Качкалыковскаго Хребта до Терека» На этом рассказе основывают Чеченцы права свои на земли в Кумыкском Владении.

Но, как кажется, или приведенный рассказ позднейшая выдумка, или Тинавин-вису не успел до своей смерти занять места, подаренные ежу Калмыками, потому что предание рассказывает ещё, что, выйдя из Нашихе (Киоло, Керстен-Акх) с тремя семействами, Тинавин-вису поселился в Терех-Аллах (Ичкерия, верховья Аксая). Вышедшие с ним семьи были: Харачоевцы, с родоначальником Уези;
стр. 15
Цуэнтаринцы, с родоначальником Мэтти, и Гордалоевцы, с родоначальником Елюио. У Мэтти Цуентары были две дочери: одна вышла замуж за Гордалоя, а другая за Харачоя.

Тинавин-вису умер, а после его смерти, два охотника, преследуя дичь, вышли на плоскость, достигли до Терека, и возвращались вдоль по Качкалыковскому Хребту. Здесь они открыли горячие ключи (Исти-су) и решились при них поселиться (*). Потомки Молкха занимали гористое и лесистое ущелье Аксая, и, вероятно, чувствовали необходимость в просторе, в следствии умножившегося народонаселения.

К этому же времени относится рассказ о каком-то русском выходе, который появился в этих местах и ранил из ружья Мэтти. Я не мог открыть, к этому-ли времени относится введение огнестрельного оружия, но думаю, что оно до тех пор было неизвестно Чеченцам, потому что Мэтти подарил человеку, который его вылечил, место под аул Шихой, на правой стороне Аксая. Это место, известное впоследствии под именем Боотен-юрта, постоянно находилось в руках потомков того же врача и составляло их неотъемлемую собственность. «Недавно», говорить Зауръ (*), «умер последний представитель этого рода, сам врач по наследству и владетель этой земли. Я хорошо знал его: врача звали Бештау»

* Он был у меня 4-го Апреля 1856 года

Когда на Исти-су открылась чума, Харачоевцы и Гордалоевцы начали занимать поляны Большой Чечни и селиться частью на Мечике, частию на северных скатах Качкалыковского Хребта. Они основали Ойсунгур, Гордали и другие аулы. Цуентаринцы же, как видно, остались на своих местах в Ичкерии.

В этих рассказах весьма трудно разъяснить: в каких отношениях были к Чеченцам Кумыки. По сознанию самих Чеченцев, они платили кумыкским князьям дань или ясак; «но», говорят они, «мы призвали их из Шамхальского Владения и отдали им землю по правую сторону Аксая, с тем, чтобы они были у нас судьями, и служили переводчиками при сношениях с Русскими, жившими на Тереке. Мы платили им ясак, как даём и теперь плату нашим, муллам и кадиям»

Понятно, как мало вероятия имеет этот рассказ, выдуманный народною гордостью, а главное, имвющуй въ виду некоторые
стр. 16
поземельные споры мирных Чеченцев с Кумыками. Весьма вероятно, что Чеченцы платили дань Кумыкам в следствие завоевания, или поселились на земле сына Шамхала Тарковского под условленными обязательствами. Для пояснения этого, надобно обратиться к преданиям Кумыков о появлении их на плоскости. Эти предания тем любопытнее, что объясняют несколько, как мне кажется, сношения Тинавин-вису с калмыцким ханом (*).

 У Шамхала Тарковскаго (Шам—Дамаск) было несколько жен, как и он, княгинь чистой арабской крови, от которой, как уже сказано, происходят все владетельные фамилии кавказских племен. Только одна из жен шамхала была Кабардинка, и рожденный от неё сын не пользовался любовью отца. Шамхал даже выгнал его, назвав его Чанкою (происшедший от неровного брака князя с узденькой или холопкой), и объявил, что сын этот не имеет никаких прав на наследство. Выгнанный отцом сын шамхала удалился к Чирюрту (на Сулаке), и долго жил там в одиночестве. Однажды зашел к нему старик-путник, и просил позволения переночевать. Приняв гостя, сын шамхала угостил его, а посл трапезы, в разговоре, рассказал ему о своем несчастии. «Твой отец солгал», сказал старик, «твоя мать княгиня чистой арабской крови. Наши кабардинские княжеские фамилии так знамениты, что московский царь Иоанн Грозный взял себе жену из семейства Темрюка (Марья Темрюковна (**).

(**) П. И. Головинский утверждает, основываясь на достоверных источниках, что ёкабардинцы были христиане, не смотря на арабское происхождение их князей.

Пойдем со мной въ Кабарду; твои родственники заступятся за тебя
стр. 17
целая колонна Кабардинцев, под начальством Баташа, и основала Баташ-юрт, существующий и поныне. В то же время явилась сюда шайка донских выходцев, под начальством какого-то Андрея, основавшаго Андрееву Деревню (Ендери) (*).

(*) ...Ошибается ли Клапрот, или существовала другая Андреева Деревня, не знаю, но могу положительно сказать, что Ендери находится в ущелье Ахтаза, на 1/4 градуса к западу от Сулака.

Впрочем, так как мы достоверно не можем определить времени, к которому относится описываемое событие, что, быть может, сын Шамхала Тарковского нашел уже в ущельи Ахтоша Андрея с его шайкою, который, как говорить предание гребенских казаков, потомков этих удальцев, пошел на юг на Кавказ, в то время, когда Ермак шел на север для покорения Сибири. Вероятно, что весь рассказ о сыне шамхала относится к последним годам 16-го столетия, т. е. к последним годам царствования Иоанна Грозного или к первым годам царствования Феодора Иоанновича (1584—1598).

Предания сохранили память о движении Петра Великого к Дербенту. Конница его шла сухим путем сначала вдоль по Качкалыковскому Хребту, и потерпела урон на реке Аксае, от вооруженных жителей, под начальством князя Уцмия; потом бригадир Апраксин был разбит около нынешней Крепости Внезапной, и рейтары Петра Великого сброшены с кручи сильным натиском горских племён. Доселе Кумыки показывают это место на обрывистых берегах Ахташа (**).

(**) Рукописи, находящиеся в частных руках, и авторитет П. И. Головинского дали мне возможность сличить изустные предания с письменными свидетельствами.

Чтобы наказать горския племена, Петр Великий пригласил калмыцкого хана вторгнуться за Терек со своими ордами. — Ряд курганов обозначает путь полчищ Аюки, а в двух верстах от старой Внезапной Крепости показывают большой насыпной холм, где стояла ставка калмыцкого хана. Внутри котловины Большой Чечни есть также на Мечик укрепление калмыцкого хана.

Не относится ли к тому же времени рассказ Заура о подарке земли Тинавин-вису калмыцким ханом? Впрочем здесь можно сделать два предположения: или предания Чеченцев не восходят ранее 150 лет
и тогда хан Аюка, воюя с Кумыками, и найдя в Чеченцах союз-
стр. 16
ников и помощников, хотел вознаградить их за это подарком земли, отнятой у кумыкских князей; или предания их о хане кочевых народов относятся к 14-му столетию, когда колено Золотой Орды кочевало на Кумыкской Плоскости, до заселения её Шамхальцами. — В этом последнем случае, очень быть может, что влияние Монголов-магометан было причиною появления Ислама между горскими племенами. — Арабское-магометанское влияние, как кажется, ограничивалось Дагестаном, или, быть может, Христианская Религия удержалась между низшими кастами или покоренными народами, управляемыми князьями-магометанами.— Впоследствии толпы крестоносцев, появившись в горах Кавказа, составили отдельное племя, принявшее Ислам гораздо позже, вследствие столкновения с арабскими князьями и Монголами. — Но принимая в соображение рассказы Заура о предках Чеченцев, которые были христианами за семь поколений (т. е. за 150 лет, считая по 20 лет на покольние), я думаю, что они сделались магометанами вследствие влияния Кумыков, которые, по удалении мыкалцикх орд Хана Аюки, отомстили Чеченцам, покорили их, наложили на них подать, и были причиною обращения их в магометанство. — Вероятно Чеченцы в это время, удаленные от всякого сообщения с христианскими народами, забыли уже религшю своихъ предковъ, обратившуюся, быть можеть, въ грубое суевьре и даже идолопоклонство.






===========================================

ХРИСТИАНСТВО СРЕДИ ЧЕЧЕНЦЕВ

Георгий Константинович Властов в своей книге «Война в Большой Чечне», изданной в 1856 году, писал (стр. 12, 13):

"...Заур, славившийся знанием чеченских преданий. С позволения командующего войсками на Кумыкской Плоскости, Генерал-Маиора Барона Николаи, я вызвал его к себе в Укрепление Куринское (через наиба мирных горцев, Штабс-Капитана Бату, который служил мне также переводчиком), и я передаю здесь его безискуственный рассказ...
...
Достоверно, что предки Чеченцев были христиане. Аул Киоло или Керстен-Акх, названный так потому, что в нём даже теперь живут христиане, был центром расселения всех чеченских племен. Звук Акх встречается в имени Акх-Уховцев и Карабул-акхов, которых Чеченцы признают братьями по происхождению. Но есть доказательство еще сильнейшее: честный Заур говорил мне: «Не скрою от тебя, что я знаю наверное, что седьмой отец мой (предок в седьмом поколении) ел свинину. Я не помню крестов, но слыхал, что мы исповедывали какую-то другую веру, но какую именно — не знаю»

[abu_umar_as-sahabi]

З. Х. Ибрагимова - "ЧЕЧЕНСКИЙ НАРОД  В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ:  адаптационный период" (Москва, 2006; стр. 20)

Среди работ, посвящённых Чечне, очень значительное место занимает работа У. Лаудаева «Чеченское племя». Автор её, чеченец, колоритная фигура. Учился он в кадетском корпусе и к моменту издания работы имел чин ротмистра царской армии [Покровский Н.И.Кавказские войны и имамат Шамиля. – М.,2000. – С.38]. Работа «Чеченское племя», как говорится в предисловии, представляет собой только выдержки из рукописи Лаудаева, что, разумеется, снижает её значение как исторического источника, так как редактирование, очевидно, изъяло не мало интересных мест. Но, не смотря на это, историк не может пройти мимо этой работы. Лаудаев хорошо знает чеченские отношения, он сообщает ряд весьма существенных данных по вопросу о родовых взаимоотношениях и, что особенно интересно, даёт возможность разобраться во внутритейповых отношениях, показывая, что и здесь царит тот же принцип эксплуатации, что и в отношениях междутейповых. Правда, эти данные Лаудаев приводит как бы нехотя, можно сказать, что он проговаривается, но тем интереснее его высказывания  [Лаудаев У. Чеченское племя // Сборник сведений о кавказских горцах. Вып.6. – 1872]. Историко-этнографическая статья У.Лаудаева вобрала лучшие черты российской буржуазной науки – историзм и подход к истории как к непрерывно развивающемуся объективному процессу, поиск закономерностей общественного развития, представления о государстве как высшей форме общественной организации, стоящей над обществом и действующей в интересах его в целом. Традиционнную для либеральной историографии схему борьбы «родового» и «государственного» начал У.Лаудаев и насытил таким количеством бесценного этнографического и фольклорного материала – что статья «Чеченское племя» и по сей день остаётся важнейшим источником по истории дореволюционной Чечни [Айларова С.А.Северокавказское просветительство 60-70-х гг. XIX в. и статья У.Лаудаева «Чеченское племя» // Вопросы политологии, истории и социологии: Сборник научных трудов. Вып.3. – Владикавказ,2000. – С.91]. Для исследователя также представляет интерес статья капитана К. Самойлова «Заметки о Чечне». Основное её содержание – состояние сельского хозяйства, промышленности и торговли у чеченцев [Самойлов К. Заметки о Чечне. – М.,2002].

[abu_umar_as-sahabi]

Чечня, часть Кавказа между Тереком, Андийским хребтом и Кумыкским владением. Ч. пересечена, второстепенными хребтами и отраслями их, покрытыми лесом. Рекою Сунжею делится на Большую и Малую Чечню, протяжения всего 4,890 квадр. верст: Ныне входит в Грозненский округ Терской области. См. Чеченцы

Русский энциклопедический словарь, издаваемый профессором С.-Петербургскаго университета И. Н. Березиным .- Санкт-Петербург : тип. т-ва "Общественная польза" , 1873-1880 . Отд. 4, т. 4: Ч - I -Ш - Щ - Ъ - Ы - Ь - ? - Э - Ю - Я - Ф [фита] - И [ижица] .- 1879 .- 532





=======================================


Хасан Бакаев: Ичкерия, Нохчмохк, заселена в 16 веке. Она была пустой. Никаким аварским ханам чеченцы дань не платили (2 мая 2020)

https://youtu.be/bdxB7ib27zc

https://t.me/youloy_r/3796

"Существуют письменные источники 19 века - в частности, это Максимов, Иванов - они пишут про освоения местности Ичкерии, приводят чеченские легенды, записанные от стариков. При этом они относят эпоху заселения Ичкерии, Нохчмохка, за 300 лет до своей эпохи. То есть, если от 1870-х годов опять триста лет, то это получается конец, вторая половина 16-го века. Вот в этот период чеченские субэтнические группы, тейпы, начали осваивать Ичкерию. И все авторы - об этом пишут и другие, Ипполитов, там, много этих авторов - они свидетельствуют, что чеченцы застали эти земли пустыми, кроме диких зверей там никто не жил. Только в Андии жила одна семья. Больше жителей не было. Это касается и других мест, Качкалыка и так далее, не только Нохчмохка, не только Ичкерии. Никаким аварским ханам чеченцы дань не платили. Это последующая история показывает, что платили ли чеченцы кому-то дань, или нет".


-----------------------


Арнольд Львович фон Зиссерман. «Современное состояние Кавказа» // Современник, № 11. 1857, стр. 26:

Параллельно северному склону главного Кавказского хребта, тянется довольно высокая, покрытая густым лесом цепь гор, известных под названием Черных. От их подножия до другого незначительного горного хребта, называемого Сунженским, стелется обширная плодородная долина, покрытая густым лесом, отчасти орешником, омываемая на всем почти протяжении от юго-запада на северо-восток рекою Сунжею и прорезанная множеством горных речек и ручьев, впадающих в Сунжу.
...

Все сведения о происхождении и времени пришествия чеченцев в эту страну ограничиваются несколькими изустными преданиями. По ним, лет двести тому назад, несколько семейств из бедного горского племени Нашахой (на Аргуне), стесненные на прежнем месте, спустились с гор и поселились в описанной нами долине. Земля, которую они заняли, полная девственных сил, удовлетворяла всем потребностям человека, сторицею вознаграждая его труды; а вековые лесные чащи, быстрые реки и топкие шавдоны (черные воды) ограждали ее от соседних племен. Таким образом, юное общество мужало и увеличивалось, не тревожимое ни сильными в то время лезгинами, ни кабардинцами, ни кумыками.


===========================================


Из военно-топографического описания Кавказской губернии и соседствующих ей горских областей, составленного в 1812 году, читаем любопытное сообщение о князьях Турловых и чеченцах:

«Весь участок между правым берегом Сунджи и подошвою Черных гор (нынешняя Большая Чечня) принадлежал прежде Аварского происхождения князьям Турловым, ныне в числе мирных чеченцев напротив Наура живущим; но лет около 80-ти, как жившие до того в горах чеченцы, размножившись, по недостатку земель и междоусобиям, вышли из гор на понизовия Аргуна и Сунджи, вытеснив с сих мест упомянутых князей Турловых, с обещанием однакож некоторой за земли сии им платы, но вскоре толико усилились, что и сию повинность с себя сложили. Сии то чеченцы суть первейшие в Кавказе разбойники, и производят ремесло сие с полною откровенностию, не отпираясь в учиняемых ими хищничествах. Большая часть чеченцов при выходе из гор были язычники, но побуждениями Порты Оттоманской, равно как и личными видами шатавшихся в горах моллов , обращены и по сие время обращаются в магометанское исповедание Омаровой секты»

Статья «Князья Турловы» на сайте архивного управления правительства чеченского правительства

[abu_umar_as-sahabi]

Чечня как житница

Эсадзе С. С. Штурм Гуниба и пленение Шамиля : Исторический очерк Кaвкa3cko-горской войны в Чечне и Дагестане. - Тифлис, 1909. стр. 21:

«Главнейшее значение Чечни заключалось в том, что она своими богатыми горными пастбищами, дремучими лесами, среди которых раскинулись оазисы возделанных полей, с равнинами, орошенными множеством рек, служила житницей бесплодного и каменистого соседнего с нею Дагестана. Только полным господством над Чечней можно было принудить к покорности воинственные народы Восточного Кавказа».



М. Н. Покровский утверждал, что «Дагестан никогда не в состоянии был прокормиться своим хлебом», и считал Чечню «житницей Дагестана» \ Это не совсем верно, ибо в самом горном Дагестане, не говоря уже о приморской его части, были такие районы, как, например Ратлу-Ахвах, Кель, Андаляль и отчасти Даpro, которые не нуждались в привозном хлебе, т. к. он там производился в достаточном количестве.

"Материалы по истории Дагестана и Чечни". Том III, часть I.  Махаскала 1940. Стр. 20

[abu_umar_as-sahabi]

Кое-что из жизни Ичкеринцев. (Прод. 6yдет). 
 
Служа по народному управлению в Терской области, я был заинтересован правами, обычаями Ичкеринцев и ознакомиться более подробно с характером этого народа, решился изучить язык [не разбочиво…] постепенно утверждаясь в ней, и встретил однако затруднение в ея достижении и уже был близок к разочарованию, как неожиданный случай, помог мне: я получить предложение, в видах моих мечтаний, ехать в любой изб аулов Ичкерии.

Избрав аул, я вызвал к себе человека, у которого желать поселиться; мы условились с ним насчёт содержания меня и положили не стеснять друг друга ни в чем, быть в отношениях истинно братских. Несносное положение младшего к старшему в быту здешнего населения я знал и раньше, и хотя я быль моложе будущего своего хозяина, но решившись раз, я готов был на все лишения и неудобства, какие ожидали меня в ауле. Как бы то ни было день отъезда настал, и я выехал.

Дорогой со мною никаких приключений не было, да и не могло быть при настоящем положении края; я видел только удовольствие и радость моего спутника Муссы (его звали так), названного братом, и угадывал причину таких ощущений. Он один из почётных людей в своем ауле и, без сомнения по заслугам, пользуется расположением начальства. Довольный, счастливый Муса не мог скрывать своих впечатлений, как всякий Ичкеринец, тем более в настоящую минуту, когда перед ним рисовалась новая приманка: русский офицер в его сакле, и не гостем, а братом! Из этого он выводил многое: материальную свою выгоду в условленной плате с меня, доверие к нему начальства, а с ним и лучшее положение в родной среде; кроме того, за великую услугу - принять меня к себе и заботиться о моём благосостоянии - он рассчитывал получить чины, награды и другие привилегии, какие только могло создать его воображение. Одним словом, Муса была бы хороший человек, если бы зависть, тщеславие и корысть не были развиты в нём так сильно. Но недостатки эти свойственны всем ичкерийцам, — едва-ли и не чеченцам, - и я не вправе ставить их в счёт одному Мусе. Я знал, с кем имею дело и потому кроме искренней признательности ничего не чувствую к этому человеку.

Размышляя каждый про себе, мы подвигались вперёд и, спустя 2 1/2 часа по отъезде с места, предо мною открылся аул, ни чем не отличающийся от других аулов Чечни и Ичкерии: неправильные улицы, фантастическое расположение саклей, крик мальчишек и грязь, покрывающая все и всех. Особенность его состояла в местоположении. Поляна, на которой он стоит, имеет плоскость в квадрат верст 6 и образует почти правильный треугольник, выдавшийся острым углом на севере в ущелье двух гор поросших: одна весьма крупным, густым лесом, с крутыми обрывами, а другая - лесом меньшей величины, весьма редким и множеством кустарников. Параллельно первой горе расположен шихан*; его кряж, незначительной вышины, тянется на полверсты по ровной местности, поросшей одною травою.

* Шихан - небольшая плоская возвышенность, поросшая ли обнаженная лесом. Шихан-Дукко.

Положение этого шихана придает всей местности какой-то особенный, о дикий характер. Названные горы по-видимому желают перерезать одна другую, но шихан как будто служить между ними посредником; горы не сошлись и, вследствие вмешательства этого маленького медиатора - шихана, образовали из себя ущелье, о котором я упомянул выше

По краям мыса, вдавшегося в это ущелье, расположены самый аул, существующий с 30 годов и в настоящее время состоящий из 120 дворов, с 547 жителями обоего пола. От гор и шихана он отделяется балкою, футов 30 глубиною, от по которой протекает ручеёк, образовавшийся из множества родников, самой свежей, здоровой воды. 

По недоступности своего положения аул служил Шамилю, во время последних движений его по Чечне, постоянным местопребыванием. Отсюда он делал свои распоряжения, принимал и посылал Наибов, смотря по надобности. Словом аул, в котором я поселился, был временною резиденцией бывшего имама и местом сбора его скопищ. Там находился и пороховой завод, от которого не осталось теперь других следов, кроме взрытой потоками дождя местности, - явления свойственного вообще нагорной полосе.

Мы въехали в аул и у сакли, где я должен был остановиться, меня встретила с самою радушною улыбкою вся семья Мусы: мать, старушка лет 80, и двое младших братьев; а спустя несколько минуть, узнавши о приезде гостя, собралась и целая толпа народа, чтобы засвидетельствовать по обычаю свое почтение новому лицу. Все относились ко мне очень почтительно, что было не в моих видах. Я объяснил им цель моего приезда и, желая скорее втереться в их круг, просил быть со мною без церемоний, посещать меня во всякое время и считать совершенно своим человеком. Для достижения моей цели изучения языка - мне нужно было общество. Просьба моя, быть со мною как бы с своим человеком, так и осталась просьбою: праздная молодежь, общества которой я искал по преимуществу, меня стеснялась. Пришлось взяться за дело иначе. Один из братьев Мусы был кузнец; кузница его находилась недалеко от моей сакли; работник он был очень прилежный и находил для себя всегда какое-нибудь занятие. Когда он шел в свою кузню, я просил его брать меня с собою, обещаясь быть ему хорошим помощником. Нужно заметить, что в ауле не было ни души говорившей по-русски и мне не представлялось соблазна заговаривать на нем. И вот, посещая мастерскую моего названного брата почти каждый день, я нашел для себя занятие от скуки и возможность показать моим сотоварищам, что я человек далеко не высокого полета, мнение, которое по видимому они составили обо мне. Я раздувал меха, сменяя кого-нибудь из них, бил молотом, крутил колесо, на котором оттачивались коса или кинжал, вообще исполнял самые оригинальные поручения, которые впоследствии уже не стеснялись возлагать на меня. Таким образом, я добился того, чего хотел, и стал своим человеком.

Следующий случай покажет, на сколько стала доверчива ко мне в скорости аульная молодежь. Спустя месяц, по приезду моем в аул, раз вечером взлез я, по обыкновению, на крышу кузницы и любовался оттуда на возвращавшиеся с поля стада и табуны. Время это выражается в ауле особенною заботливостью хозяек, и я всегда с одинаковым удовольствием следил, как одни из них шли на встречу своих коров, другие, по моложе –  преимущественно девушки – с грацией, свойственною горской женщине, спускались вереницами к ручью с кувшинами, ловко привязанными за плечами длинною, широкою тесьмой. Одним знакомым я отдавал мой привет, незнакомым же не отдавал его. Таким вниманием к первым я нарушал обычай пренебрежения к женщинам; но будучи членом общества, диаметрально противоположного по развитию, я не мог переломить себя в такое короткое время.
На крыше кузницы я был не один, со мною заседала там толпа молодежи. Один из них легким толчком вывел меня вдруг из того размышления о женщинах горских племен, которым увлекся было незаметно. Оборотив голову к нарушителю моих мечтаний, я спросил его не очень ласково:

- Что тебе нужно?

- Пойдем-ка воровать, был мне ответом. Предложение это сразу привело меня к действительности и я тут же забыл, чем был занят пред тем.

- Куда? Что воровать? Спросил я уже более мягким, располагающим голосом. У одного из твоих знакомых гости-жиды; они много накупили орехов и их можно украсть сколько хочешь.

Нужно заметить, что в то время года, когда я был в аул, так называемые горские жиды, живущие по крепостям с целью торговли разною мелочью, разъезжали по аулам Чечни и Ичкерии, сбывая жителям за баснословную цену ситцы качества ниже посредственного, выделанные козлы и т. п. При этом, они закупают орехи, мёд, воск, масло и другие местные произведения. Жиды эти пользуются у Ичкеринцев полным презрением, как за их систему надувания, так и за особенности некоторых религиозных их обрядов, исключения весьма редки. Но приняв их как гостей, Ичкеринцы строго сохраняют в отношении их права гостеприимства и обидеть кого-нибудь из жидов считается большим преступлением, за которое виновный наказывается, смотря по важности своего поступка.

Нечего и говорить, что я отказался от соучастия в воровстве, но чтобы не дать однако заметить моему товарищу, что мысли его я не разделяю и смотрю на нее со всем другими глазами, сослался при этом на головную боль.

- Если ты болен и не можешь идти, мы сами украдём, продолжал он.- Только будешь-ли ты есть ворованные орехи? Я кивнул ему головой и улыбнулся, будто в знак согласия: мне хотелось дождаться развязки такого интересного случая.

Уже смеркалось. Братья мои - Муса и двое других - сбирались к ужину; меня также позвали в саклю. Молодежь разошлась по домам; приятель мой тоже оставил крышу кузницы, по куда направился он - я не заметил. Исполнивши обряд умовения рук, мы сели за ужин, состоявший из домашнего сыра, перемешанного с топленным маслом (калт-детты), кукурузного чурека (сискиль) и калмыцкого чаю. Окончивши трапезу, братья отправились в мечеть, чтобы совершить вечерний намаз (пхюири ламаз) и, закончив тем пятую суточную молитву, успокоиться на мягком ложе.

Оставшись в сакле один, я предался невольно обсуждению разговора об орехах; я думал, каким бы образом вывести моего приятеля из этой истории сконфуженным, если намерение свое он привел бы в исполнение. Задача в настоящем случае заключалась в том, чтобы, избегая по возможности нарушения доверенности моего приятеля, довести его до нравственного сознания всей гадости его поступка. Для этого я не мог придумать ничего лучше, как угостить ворованными орехами того, к кому приехали гости-жиды и заметить ему, что он плохо заботится о сохранении собственности своих гостей, и что орехи, которые он есть теперь, украдены из его сакли. Угощение это я хотел сделать в присутствии моего приятеля, который, без сомнения, доставил бы мне мою долю, по дружескому расположению ко мне.

Едва порешил я на этом, как явился ко мне мой приятель и сообщил с улыбкою, выражавшею полное удовольствие, что их отправилось на промысел четыре человека; они условились провести вечер у того, к кому приехали жиды, занять их и, пользуясь минутой общей веселости, стащить мешок орехов кому это будет удобнее сделать. Им удалось таким порядком унести с собою меры три.

Узнавши подробности и имена участников в воровстве орехов, я попросил приятеля позвать ко мне хозяина жидов и принести мне орехов, которых я пожелал отведать. На такую просьбу приятель мой очень удивился и, быстро изменив серьезное выражение своего лица в более мягкую, начал упрашивать меня о поступке его и товарищей никому не говорить. Сообразивши что ожидало его, он представлял мне такие доводы, что воровство это было ничто иное, как шутка с жидами и что три меры орехов не так дорого стоять, чтобы он не в состоянии был уплатить за них; но воровство, без участия молодечества, т. е. риска подвергнуть себя опасности быть изувеченным или просто убитым, кладет на него пятно позора, смыть которое не скоро удастся.

У Ичкеринцевъ есть два рода воровства - колу и курхуль. Первое, во времена Шамиля, было в большой чести и выражалось в джигитстве, набегах и вообще имело смысл военной добычи. Второе воровство – мошенничество - всегда презиралось, и в настоящее время искоренилось почти само собою, не находя себе нигде сочувствия. Колу, вошедшее в самый обычай горского народа и имевшее свою долю покровительства и по кодексу Шамиля, во времена его владычества, теперь заметно ослабело и, будучи строго преследуемо нашими положениями, как зло мешающее развитию всякого благосостояния народа, не носит уже на себе и сотой доли того грозного характера, с которым когда-то являлось оно в здешнем населении, поставленном, по занимаемому им месту, в самые благоприятные условия. Ногайцы, Трухмяне, живущие в степях, по левую сторону р. Терека, станицы Гребенскаго полка, кумыкская плоскость, окрестности Кизляра и самые Чеченцы мирных аулов помнят очень хорошо о разрушительных набегах на них партий Ичкеринцев. В Ичкерии жив ещё и теперь старик-бандит, служащий как бы памятником старины и напоминающий собою в прошлом тот дух предприимчивости и решительности здешнего народа, который был развит у них под влиянием обстоятельств. Старик этот, назад тому немного времени, отправляясь на грабежи с 7-8 человеками, проходил ночью самыми потаенными местами и, добравшись берегов Терека, выжидал там случая стащить казачью лодку. Неудачь в этом почти не было, и он с товарищами по течению реки доплывал до Кизляра, делал засаду в виноградных садах и возвращался всегда с добычею, и с пленными.

Однако, возвратимся к моему приятелю. Убедив его, что разыгранная им шутка может иметь для него самый дурной исход, я приказал ему тотчас же положить орехи на то место, откуда они были взяты, на что он согласился охотно. Сам я, под влиянием таких дурных впечатлений, собирался уже лечь спать, отложив на утро разрешение принятой мною на себя задачи нравственного усовершенствования моего приятеля; но вдруг на дворе послышались шум и крики. Выйдя к шумевшей толпе, я узнал в ней трех моих братьев, возвращавшихся из мечети, бывшей от сакли моей шагах в 15-20, хозяина обокраденных жидов и ещё несколько посторонних лиц*.

*) Все общественные дела, а равно неожиданные и чрезвычайные случаи обсуживаются у мечети, куда народ сзывается одним из тургаков (десятским), или кем-либо другим, кому прикажет старшина. Созыватель взлезает на крышу мечети и голосом, пронзительным до нельзя, объявляет вкратце сущность дела и за тем кончает приглашением собраться к мечети.

Дело шло о только-что украденных орехах и о необходимости приступить немедленно к розысканию вора, чрез обыски в саклях. Я видел, что труд этот безполезен, потому зазвав к себе обиженного хозяина, под предлогом расспросов о случившемся, я начал успокаивать его тем, что вор, будучи теперь уже напуган предполагаемым обыском, по всем вероятиям, сам подбросит краденное, и что воровство это вероятно было шуткою со стороны какого-нибудь молодого повесы. В заключение я просил его придти ко мне пораньше, для того, чтобы принять сообща дальнейшие меры, если орехи не будут подброшены за ночь. Потому-ли, что совет мой показался ему разумным, или же в словах моих он заметил нечто большее, чем простое любопытство, но Ичкеринец принял моё предложение и отправился домой.

На другой день, рано утром, я быль ещё в постели, когда приятель мой, ожидая моего пробуждения, заботливо хлопотал около моего чайника. Стук дров, которые он принес чтобы развести огонь в камине, заставил меня проснуться.

- С добрым утром, приветствовал он меня.

Я встал, умылся и собирался пить чай, как явился и хозяина жиров и сообщил мне, что предсказание мое сбылось, что возвратясь вчера домой от меня, он нашел украденные мешки с орехами подброшенными; «но, прибавил он - дела все-таки оставить так нельзя; вора нужно открыть и наказать за оскорбление, нанесённое моему дому»

Вместо ответа, я предложил гостю стакан чаю с папироскою, а приятель мой поспешил дать ему огня. Затем, когда гость начал безмолвно кейфовать, заметив на лице его благоприятную перемену, я решился приступить к делу.

- Ты верно очень рассердился? спросил я его.

- Был вчера, но теперь не очень, ответил он, и еще мягче улыбнулся.

Я поторопился воспользоваться таким настроением разнежившегося Ичкеринца и озадачил его неожиданным вопросом:

А ты не знаешь, кто пошутил над твоими жидами?

- Нет, не знаю; да ты-то не знаешь- ли? произнес он с недоумением.

Кивнув головой утвердительно, я попросил его дать мне слово, что он простит виновного. Когда он тут же охотно изъявил на это согласие, я указал на моего приятеля, который в туже минуту, молча подал ему балалайку*, на которой пред тем играл что-то подходящее к настроению его духа - грустное.

* Передача балалайки старшему летами или гостю выражает у Ичкеринцев некоторый род уважения.

Взяв балалайку, обиженный все-таки не мог удержаться чтобы не проговорить по направлению подавшего ее: «О неверный, неверный! подобие свиньи!», причём, вдобавок, плюнул в его сторону и потом, оборотясь ко мне, уже с улыб- кою во весь рот, произнёс: не хочешь- ли прогуляться по аулу,
Предложение это я принял охотно. Закурив папиросы, мы все трое вышли вместе, как ни в чём небывалые. Спутники мои очень скоро завязали спор под звуки балалайки о вкусах относительно прекрасного пола, предлагали мне решить, кто красивее из предметов их страсти, для чего просили меня, вместе с ними, посетить сакли этих красавиц. Мы просидели там до 12 часов - время полуденного намаза. Услышав с мечети голос муллы, сзывавшего правоверных к молитве, мы разошлись: я домой, а товарищи мои, совершив должное умовение - прямо в мечеть. Возвращаясь к себе, я видел, как с битком набитыми арбами выезжали жиды в обратный путь.

Передав здесь некоторея характеристические черты Ичкеринцев, я постараюсь, в следующий раз, по возможности вернее изобразить характер и общественное положение Ичкеринок.

1867 r. Укр. Ведень.
Иван Попов.

Терские ведомости. 1868, № 32 (5 авг.)

[abu_umar_as-sahabi]

...

[abu_umar_as-sahabi]

В образе жизни между зажиточным и бедным Чеченцем почти нет никакой разницы: преимущество одного перед другим выражается отчасти в одеянии, более же всего в оружии и лошади.

Берже А. П. Чечня и чеченцы. - Тифлис, 1859, стр. 88



========


Берже А. П. Чечня и чеченцы. - Тифлис, 1859, стр. 90

Разделение народа на классы и отношения их между собою. Общественный быт Чеченцев отличается в своем устройстве тою патриархальностью и простотою, какие находят в первобытных обществах, до которых еще не коснулась современность ни одною из своих разнообразных сторон гражданственной жизни. У Чеченцев нет тех сословных подразделений, которые составляют характер обществ, европейски организованных. Чеченцы в своем замкнутом кругу образуют с собою один класс — людей вольных, а никаких феодальных привилегий мы не находим между ними. Мы все уздени, говорят Чеченцы, и это выражение должно понимать в смысле людей, зависящих от самих себя. Но в массе коренного народонаселения время от времени образовался немногочисленный класс личных рабов; его составили военно-пленные, постоянно захватываемые Чеченцами во время наездов. Хотя состояние всех их в сущности ничем не разнилось, однако же их стали подразделять на два разряда: лай и ясир. Последние отличались от первых тем, что судьба их была не совсем определена: ясир мог быть выкуплен и воротиться на родину, тогда как лай, забывший свое происхождение и религию, делался неотъемлемою собственностью своего господина. Положение лаев в Чечне со временем превратилось в то безусловное рабство, какое существовало в древнем мире. Лай почитался, в полном смысле слова, вещью своего господина, который имел над ним безграничную власть.

[abu_umar_as-sahabi]

Кое-что из жизни ичкеринцев.

Обещав в предыдущей статье поговорить об ичкеринках, я желал бы настоящим очерком по возможности выполнить свое обещание; но, к сожалению, мне приходится сказать, что поле самостоятельной деятельности ичкеринок так сжато, понятия их так узки, притом же круг моих наблюдении над ичкеринками, вследствие изолированного их положения, был по необходимости столь ограниченъ, что я сомневаюсь, удастся-ли мне достигнуть моей цели.

Женщина в Ичкерии, как и всюду на Востоке, эхо мужчины. На ней отражается хорошее и дурное (последнее чаще) в характер ея отца, мужа, брата. Это - личность пассивная, в большинстве случаев независящая от себя. Появление между женщинами мужчины, даже родственника, быстро заставляет их замолчать, если они говорили, встать с своих мест, в знак почтительности к пришедшему; они не имеют права снова сесть до тех пор, пока появившийся или не усядится сам, или не выйдет вон. Если б мужчина и вздумал остаться, то женщины все-таки не садятся, не получив от него на это предложения, каким бы важным делом ни были они заняты. Не знакомые, малознакомые женщины молодых лет, а девушки вообще закрывают при этом свои лица, или вовсе удаляются из компании.

На сколько заметно, все это делается ими не из чувства застенчивости, преданности, уважения к мужчине, а единственно из страха пред теми, от кого они зависят; страх этот развивается и поддерживается вековыми обычаями, и женщины неизменно пребывают в том положении, в которое когда-то поставило их эгоистическое обращение с ними их деспотов. Ичкеринка по натуре далеко не застенчива; она даже кокетка; полюбив раз, она предается беззаветно своей страсти; для любимого человека она готова на самоубийство. Чтобы достигнуть цели она не боится выставить себя на позор: она циник в полном смысле этого слова. Отказать в руке одному, двум, трем, бывшим в виду и родных её, и родственников, и бежать на сторону к другому, о существовании которого знали не многие; подвергнуться упрекам знакомых, проклятиям родных, прервать навсегда связи с отцом, матерью - все это для ичкеринки незначит ничего в сравнении с тем новым, заманчивым положением, которое рисует её пылкое воображение. Само собою разумеется, иллюзии быстро разбиваются, настаёт самая прозаическая жизнь, но, тем не менее, цель достигнута, и вы не услышите от ичкеринки ни одного упрека ни мужу, ни себе за сделанную ошибку. Бывали случаи, что девушка убегала к мужчине, которого она видела мельком во время его проезда чрез аул, или даже знала его только по слухам. Пришедшую в дом незнакомку ичкеринец принимает охотно, если только она пришлась ему по сердцу: он немедленно приобретает над нею права мужа и устраивает пиршество. Обычай этот, вероятно, на долго останется между ичкеринцами. Он поддерживается тем, что мужчина, приобретая себе таким образом жену, имеет право отказать родным девушки в подарках и угощении, если бы они, видя в поступке дочери безчестие их дому, не согласились примириться с избранником сердца девушки. Женившийся при таких условиях - сам не ищет случая примирения с родными своей жены ради собственных выгод. Примирение это дается временем и в большинстве случаев почти даром; между тем, при сватовстве обыкновенным порядком, он непременно должен бы был сделать угощение и подарки родным невесты, согласно обычаю. Подарки эти всегда превышают в пять раз самый калымъ *) который получает девушка или вдова, при каких бы условиях она ни выходила замуж: по желанию ли отца, матери, по желанию ли только её самой, и тогда, когда бы увезли её даже насильно.

*) Калым-плата за жену, дается женихом в виде приданого невесте - это её собственность. В Ичкерии, по обычаю, платится за девушку 28 руб., за вдову 16. В добровольных сделках калым с угощением и подарками нередко обходится от 100 до 150 р. с.

Она теряет на него право только в одном случае: если по выходе замуж сама пожелает первая разойтись с мужем, т. е. получить развод. Нет ничего легче, как получить женщине развод; но иной раз нет ничего и труднее. Дело зависит от того, кто первый захочет развода. Один каприз мужчины и женщина свободна; но никакие мольбы и слезы не в состоянии вырвать ее из рук мужа, пока он сам не пожелает этого. По шариату (Корану) один муж только в праве дать свободу жене своей. Произвол мужчины-мусульманина везде пустил свои корни и вошел в обычай.

Для ичкеринки счастье еще было бы возможно при существовании того порядка, о котором я упоминал выше, т. е. пол ной свободы выбора себе мужа; но, к сожалению, и тут очень часто она приходит в разочарование, если природа не одарила ее красотою. Возьмем, например, дквушку с доброю душею, увлекающуюся в силу пылкой своей натуры, способную не разлюбить при малейшем внимании к ней избранного ею, но дурную собою. Под влиянием своей страсти, она, в глухую полночь, полная страха и сомнительных надежд, пробирается к сакле того, кому решилась отдаться; робко стучится в дверь и нерешительно перешагнув порог, встречается глаз на глаз с любимым человеком, с возрастающею уверенностью в близости счастия; в волнении объясняя ему цель своего прихода, она машинально поправляет в камине тускло догорающие дрова. Хозяин дома, видя некрасивую наружность девушки, равнодушно выслушивает голос её сердца и, поняв в чём дело, отворяет дверь и предлагает незванной гостье убраться вон. Привыкшая к покорности, она без ропота оставляет дорогой ей дом и пробирается на рассвете под кров своих родных, для которых продолжительное отсутствие дочери не осталось тайною. Поднимается шум, брань, начинают сыпаться со всех сторон побои на несчастную, собираются соседи, обычные любители всякого рода зрелищ, и на другой день о поступке «распутной», положим, Хурцельк, в утрированном, искажённом виде, благодаря аульным сплетницам, большим мастерицам в своей профессии - узнает весь аул. С этой то поры для отвергнутой начинается новая эпоха жизни.

Как все угнетённые личности, ичкеринка скрытна; да и нет для неё никакого расчета открывать кому бы то ни было свое горе: сочувствия в своем несчастии она не найдет ни в каком случае; напротив, скандалу её каждый рад, как новости, разнообразящей его жизнь, сложившуюся такъ глупо, разъединено в отношении полов. Испытав подобную неудачу, ичкеринка, так сказать, закупоривается в себя, начинает жить исключительно для себя: она грустить, задумывается, не принимает участия ни в каких увеселениях, избегает даже круга домашних, напоминающих ей нередко о её поступке, не зная конечно причин его. Если при всём этом несчастная одарена впечатлительною натурою, то она доходить до совершенного идиотизма и тогда для неё все в жизни закрыто. Другое дело, если девушка, получив отказ от своего возлюбленного, сумеет без огласки сгладить и поправить свой промах; тогда ее не бьют, не упрекают, о её поступке знает только тот, кому она несла себя на жертву; тогда и разочарование её получает совершенно другой исход: она становится более чем кокеткою, является фамильярною с мужчинами и, и идя этим путем прогрессивно, делается под конец жертвою полного разврата, вдаваясь в крайность эту охотно, как бы с целью мстить тому, кто не умел оценить её искреннего увлечения и бескорыстной привязанности.

Из числа подобных субъектов я лично знал двух в одном ауле. Одна называлась Хеулия, лет 24, стройная, довольно недурная собою, но совершенная идиотка. Она была прогнана тремя мужьями, прожив с одним год, с другим восемь, а с третьим шесть месяцев. При её впечатлительной натуре, конечно, ей это не обошлось даром. Причины разводов, которые она получила - минутная вспышка, каприз со стороны мужа. Другая личность - Панза. Это девушка лет 40, довольно некрасивая. Она весела, бойка и чрезвычайно развратна. В силу ли сознания прошлых грехов и нравственного побуждения загладить их, или просто под влиянием увещании доброй старушки-матери, только карьера её уже кончена; она приняла присягу, что «с настоящей минуты она возненавидела мужчин и уже более не поддается на сладкие речи ни одного из них». Но я слышал, что подобного рода клятву она произносить третий раз. Мне рассказывал об этом её обольститель, давший слово на ней жениться, но женившийся на другой. При этом он был так доволен, так восторгался своею находчивостью в обмане, что у меня сердце было не на месте.

В том же ауле жили еще две-три довольно стройные, молодые девушки, которые избрали в жизни путь Панзы.

Положение замужней женщины в Ичкерии не менее тяжелое, если даже замужество её происходило при самых благоприятных условиях. Жена здесь - тоже почти что домашний вол. Ни днем, ни ночью у неё нет покою. Кроме домашнего хозяйства, на ней лежит и часть в полевых работах. Забота о семье - её долг; она сознает это и покорно мирится с своим положением. Проходят годы, её привязанности к дому, семье, приобретаемые отчасти привычкою, отчасти же любовью жены, матери, упрочиваются постепенно и подконец становятся необходимыми условиями её существования; но обычай ичкеринцев не ценит этого. Одна вспышка мужа, семейная неурядица, легко проходящая чрез два-три часа, в быту более развитых людей, очень часто заставляют ичкеринку оставить домашний очаг, с которым она сроднилась до забвения своей личности: муж дает ей развод. С воплями покидает она дом, не имея даже права взять с собою ни сына, ни дочери, которые могли бы служить ей единственным утешением в несчастье. Дети по праву остаются у отца; на долю жены выпадает только тот калым, о котором я говорил выше. Если же жена подала первый повод к разводу, так или иначе, то она лишается даже калыма.


Какая натура в состоянии перенести такой нравственный удар? С этих пор это уже не женщина, способная горячо любить, - это скорее тень, какой-то безжизненный автомат. Впрочем, оставляя дом, мужа, детей и все что только могло напоминать ей о том наибольшем счастье, какое выпадает на долю жены, матери, в родном быту, ичкеринка все-таки не теряет надежды когда нибудь возвратиться в объятия своих малюток. И действительно, бывают случаи, когда муж, давший жене своей развод, потом, в силу ли привязанности к ней, из сострадания к осиротевшим детям или просто из чувства великодушия к нечастной, берет её вновь в свой дом. Но это можно сделать по шариату в том только случае, если отпущенная жена вступила в новый брак и получила вторичный развод, но не ранее трех месяцев по совершении последнего. Если для разведенной женщины не представится случая быть вторично замужем или добиться нового развода, то она теряет всякую возможность снова приласкать своих детей, снова оказать заботы бывшему мужу, если бы даже и он желал этого. Закон в этом случае неумолим. Но и ичкеринец изобретателен. Он подкупает какого-нибудь приятеля жениться сегодня на бывшей его жене, а завтра - дать ей развод. Одним словом, все дело в том, что расторгнутый однажды брак не может быть восзстановлен, по Корану, даже при обоюдном согласии на то супругов, до тех пор, пока женщина не разделит законным образом свое ложе с посторонним человеком. Не служил ли закон этот поводом к разврату, за который, во время Шамиля, в Ичкерии, женщину и мужчину, уличенных в «преступлении» такого рода, забивали камнями на смерть. Такой строгий приговор произносился по-видимому только потому, что преступное свидание устраивалось без соблюдения установленной законом формальности.

В тех случаях, когда не находится охотника на упомянутую сделку, мулла, имеющий власть соединять и разлучать чету, берет на себя роль посредника; он женится сам (впрочем это необязательно в настоящее время), вступает на несколько часов в права супруга и затем немедленно дает развод временной своей жене. За такое одолжение мулла получает плату.

При Шамиле, муж желавший возвратить к себе жену, но не находивший ни друга, который бы мог помочь его горю, ни муллы, готового принять на себя роль временного мужа, обращался к имаму с объяснением своего тяжелого положения. Шамиль, как глава духовенства, посылал приказание одному из мулл по своему выбору помочь просителю. Возражений не могло быть. Мулла исполнял церемонию, т. е. вступал в брак и связанные с ними права. Если же при этом являлось сомнение в добросовестном соблюдении им всех предписанных законом подробностей, без которых обряд не достигает своего назначения, то его заставляли повторять их в несколько приёмов.

Иван Попов.

(Оконч. будет)

Терские ведомости. 1868, No 35 (26 авг.)

[abu_umar_as-sahabi]

Берже А. П. о возникновении и роли адата среди чеченцев


Управление. В племени Нашихэ, колыбели Чеченского народа, как повествует предание, люди не имели до принятия Ислама никакой религии и не признавали над собою высшей сверхъестественной власти. В прежнее время, говорят Ичкерийские старожилы, когда народ Чеченский был еще малочислен и жил в горах Ичкерии и по верховью Аргуна, все тяжбы судились стариками; старики были в то время умные, жили долго, знали многое и всегда решали по правде, по своему разумению, не руководствуясь никаким законом. Но так как они не имели в своих руках никакой исполнительной власти, то решения их, основанные на здравом уме и совести, хотя и были справедливы, но не всегда приводились в исполнение, а уничтожались часто по произволу, — т. е. платилось кровью за кровь, обидою за обиду.

Дела, касавшиеся до целого аула, обыкновенно решались на сходках, куда сбирался весь народ и на которых свободно говорил всякий, кто что знал. Подобные сходбища для Чеченца, как вообще для всякого горца, были одним из любимых препровождении времени, а потому они составлялись очень часто. Обыкновенно один из жителей, желавших сообщить свое мнение или объявить какую-нибудь новость, всходил на крышу мечети или своей сакли и громогласно сзывал к себе жителей аула. Сбежавшаяся толпа выслушивала его и, если объявленное им заслуживало внимания, то начинались беседы и толки, более или менее оживленные.

Так жили и управлялись одноаульцы. Что же касается до общего народного управления, то между Чеченцами и со времени образования Кавказской линии и заселения Ставропольской губернии, а именно с половины XVIIII столетия, не существовало почти никакого единства. По этому-то Чеченцы долгое время находились в зависимости от Кабардинских и Кумыкских князей. Но еще в то время, когда они распространились до Сунжи и Терека и когда предались буйному своеволию, они потеряли [стр. 93] прежнее уважение к своим старшинам. Однако же происшедший от того безпорядок во внутреннем управлении вскоре им до того наскучил, что они с общего согласия положили послать в Ичкерию просить у тамошних стариков совета для водворения порядка. Ичкеринцы, в то время уже мусульмане, затруднялись удовлетворить просьбу своих единоплеменников; многое, предписываемое Кораном, не согласовывалось с их обычаями; многое, допускаемое обычаями, противоречило учению Магомета. Наконец, после многих совещаний было решено согласовать народные обычаи с догматами Корана, где это оказывалось возможным, не слишком впрочем затрагивая свойственного народу разгула и самоуправства, обратившегося в его любимую стихию. Таким образом произошел адат. Впоследствии он много утратил от соприкосновения с влиянием Русской власти, а с другой стороны возникшее в Дагестане учение мюридизма, совершенно изменив прежние условия общественного быта, утвердилось в Чечне надолго.

И так у Чеченцев введено было законодательство, составленное из двух противоложных элементов: Шариата, основанного на общих правилах нравственности и религии, заключавшихся в Коране и Адата, на обычаях народа младенческого и полудикого. Адат распространялся и усиливался всякий раз, как шариат приходил в ослабление и наоборот адат падал и был отменяем каждый раз, когда шариат находил ревностных проповедников и последователей.

Чечня и чеченцы. - Тифлис, 1859. Стр. 92-93


Берже явно взял информацию от Ивана Иванова, который сам говорил, что "статья эта составлена мною из верных сведений, сообщенных мне К. Ф-н."

Он своей работе «Чечня» () писал:


Адат есть суд, основанный на некоторых принятых правилах или законах, установленных обычаем и освященных давностию. Вот как Ичкиринские старики толкуют происхождение адатного суда. В прежние времена, говорят они, когда народ Чеченский был еще малочислен и жил в горах Ичкерии и по верховью Аргуна, все ссоры судились стариками; старики в то время были умные, жили долго, знали многое и всегда решали справедливо по своему уму, не руководствуясь никаким законом. Впоследствии, народ Чеченский размножился, в горах стало тесно и многие племена выселились па плоскость к Сунже и Тереку. Новые племена сохраняли сперва обычаи предков и по-прежнему слушались стариков; но вскоре сделались буйными, неповинными, и перестали почитать старшин. Наконец народу наскучил беспорядок, никто не мог решить дело по уму предков, старики были не разумнее молодых, потому что сами, пока держались на коне, проводили время в разбоях и не знали ничего, что было в старину. Все общим голосом положили отправить посольство в Нашхой, колыбель Чеченского народа, и спросить, как делалось прежде, какой был порядок у дедов, чтобы опять ввести его у себя. Нашхойские старики долго думали об этом, их затрудняла просьба Чеченцев не от того, чтобы они не знали преданий, но с тех пор, как выселились Чеченцы, многое переменилось и у них самих. До того времени Нашхоевцы не имели настоящей религии, не знали Божьего правосудия, а старики их всегда судили справедливо, по обычаям народа: но теперь они стали мусульманами; многое, что приказывает религия, несогласно с их обычаями; многое, что допущено обычаем, запрещается Кораном. Что делать? Старики думали, советывались и наконец решились согласовать народные обычаи с догматами Корана, в тех случаях, где это оказывалось возможно, не отнимая совершенно от народа его любимой, разгульной вольницы. От этого составились теперешние законы адата, для тех случаев, когда народ, по своему праву, по своим обычаям, не мог судиться [187] так, как изложено в Коране; относительно наследственных дел, духовных завещаний и опек, Нашхойские старики определили разбираться по шариату, так как повелено Богом. С тех пор правила эти сохранились в преданиях и живут постоянно в народной памяти.

Таким образом у Чеченцев введено было смешанное законодательство, составленное из двух противуположных начал: шариата, основанного на общих правилах нравственности и религии, и адата — на обычаях народа ребяческого и полудикого, у которого первый закон, единственный, краеугольный его гражданского устройства — есть право сильного. Отсюда произошло, что адат распространялся и усиливался всякий раз, когда шариат приходил в забвение, и наоборот, адат падал и был отменяем каждый раз, когда шариат находил себе ревностных проповедников и последователей.

В последнее время адате много потерпел от влияния Русской власти; с другой стороны вновь возникшее учение в Дагестане о мюридизме, совершенно изменившее прежнее условие общественной жизни, перешло и утвердилось в Чечне. В настоящее время прежний адат остался между Чеченцами только в одних надтеречных деревнях, Новом и Старом Юрте и Брагугунах и Чеченских деревнях, расположенных на Кумыкской плоскости, но и здесь он изменен влиянием Русских законов.

см. Чечня // Москвитянин, № 19-20. 1851, стр. 186-187

[abu_umar_as-sahabi]

    Умные парни (16+) Евгения Волгина
    Исламовед, профессор Московского государственного лингвистического университета, доктор исторических наук Роман Силантьев в программе «Умные парни» от 05 июля 2024 года.

    15:00 Июль 5, 2024

    В гостях

    Роман Силантьев

    Исламовед, профессор Московского государственного лингвистического университета (МГЛУ), доктор исторических наук

    Е.ВОЛГИНА: 15:07 в столице. Радиостанция «Говорит Москва», 94,8. У микрофона Евгения Волгина. Наш умный парень сегодня Роман Силантьев — Исламовед, профессор Московского государственного лингвистического университета, доктор исторических наук. Роман Анатольевич, я вас приветствую.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Тоже рад вас видеть и слышать.

    Е.ВОЛГИНА: Наши координаты: 7373-94-8 — телефон; СМС +7-925-8888-94-8; Telegram для ваших сообщений govoritmskbot. Смотреть можно в YouTube-канале «Говорит Москва», стрим там начался, поэтому, пожалуйста, подключайтесь.

    Хотела начать с резонансной истории с никабами, но так совпало, что сегодня прокуратура попросила по шесть лет колонии для Беркович* и Петрийчук* по делу об оправдании терроризма. Вы же проводили как раз экспертизу спектакля, насколько я понимаю, и вообще деятельности. 

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Да, мы проводили. Там было две экспертизы: деструктологическая и психолого-лингвистическая. Они к выводам пришли аналогичным. В принципе, одной бы хватило для экспертизы, картину совсем ясную показывают. Запросила сторона обвинения по шесть лет и в ближайшее время, полагаю, этот приговор вынесут. Действительно дело очень резонансное. Мне оно запомнилось тем, что с одной стороны, вроде как страдали бедные девочки (как их называют), с другой стороны, по факту там присутствует целое экстремистское сообщество, которое массово угрожает экспертам и свидетелям. Дело даже закрыли от прессы из-за того, свидетели получали угрозы. 

    Е.ВОЛГИНА: Организованная какая-то экстремистская сеть или что вы имеете в виду?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Это всё имеет признаки некого экстремистского сообщества. Призывы расправиться не только над экспертами, но и над их родными и близкими, меня, честно говоря, настораживают. Это не так часто мы в своей практике видим. Тут ни о какой толерантности с их стороны речи не идёт. Тем, кто с ними не согласен, люди желают самой страшной смерти.

    Е.ВОЛГИНА: И вы получали угрозы?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Конечно. Особенно пострадала коллега Елена Замышевская, которая психологическую часть экспертизы делала. У неё оказались незакрытые соцсети, она сотни угроз получила, в том числе родные и близкие угрозы получали. 

    Е.ВОЛГИНА: Тут такой момент, что, если речь идёт о наличии какого-то экстремистского сообщества, оно сетевое, разрозненное, но в целом они объединились, чтобы говорить «какой ужас и кошмар, режим лютует», за свободу творчества что-то подобное было. В целом как лингвист, как профессионал, который анализирует — есть признаки экстремизма и деструктивной деятельности или нет — вы можете определить разницу между тем, когда речь идёт о свободе трактования, толкования тех или иных событий, явлений и так далее, и когда речь уже идёт про уголовное преступление?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Я всё-таки не лингвист, а деструктолог. Лингвист Галина Хизриева в нашей команде, которая это делала. Да, опытный лингвист вполне может объяснить, что в каком-то случае слово «дурак» — это остановка по-турецки, а в каком-то случае это оскорбление. Есть действительно разного рода контексты, и лингвистика — наука достаточно сложная. Специалисты-лингвисты могут любой текст разобрать и многие интересные вещи там выявить. А поскольку это художественное произведение, экспертиза комплексная. Грубо говоря, люди это сделали по ошибке или по невежеству, или сделали специально, то есть умышленно или неумышленно. Я полагаю, это было сделано умышленно.     

    Е.ВОЛГИНА: Чтобы проводить какую-то линию определённую.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Тут надо смотреть, в принципе, на взгляды, на позицию человека. К сожалению, действительно под видом антитеррористического спектакля мы получили спектакль, из которого делается вывод, что хоть и ИГИЛ* это плохо, но если выбирать между ИГИЛом* и «проклятой рашкой», то выбор понятен.

    Е.ВОЛГИНА: Помните, была такая Варвара Караулова.       

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Да, это на базе, как они говорят, её истории сделано. Но это тоже мифологизированная тема. Защитники Карауловой считают, что она пала жертвой несчастной любви, а по факту она сама нашла террористов, сама предлагала им теракты в Казани устраивать. И поехала не за любовью туда, а убивать. Некоторые девицы такие туда доехали, она не единственная, её просто отловили вовремя. То есть она была девушкой неонацистских взглядов. В общем, просто у неё «руки чесались» кого-нибудь порезать.   

    Е.ВОЛГИНА: Есть проблема поколенческая, возрастная, то есть почему люди идут в деструктивную деятельность, а потом говорят «я был обманут», «пал жертвой несчастной любви» или ещё что-то, но на самом деле по факту человек занимался целенаправленно деструктивной деятельностью. Это свойство возраста, менталитета, времени?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Это адвокат им советует так говорить. Мы делали экспертизы по расстрелам в Перми, в Казани. Им дали пожизненное, это Галявиев и Бекмансуров. Им адвокаты подсказали, что надо всё валить на компьютерные игры, на то, что они были не в себе. Понять и простить, назначить принудительное лечение. 

    Е.ВОЛГИНА: Так и в Думе говорят: давайте запретим. По такому наиболее лёгкому пути пойти, чтобы это всё предотвратить, чтобы не было деструктивной деятельности, говорят: во всём виноват компьютер.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Ещё у нас травля и компьютер виноват.

    Е.ВОЛГИНА: Да, буллинг и компьютер, больше ничего.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Мы доказали, что никакого отрицательного влияния видеоигры не оказывают на эти преступления. Даже, наоборот, среди этих преступников понижена доля тех, кто фанатеет от них. Смело это вычёркиваем. И травля тоже, кстати, не влияет. 

    Е.ВОЛГИНА: Это какая-то вербовка, целенаправленная работа с этими людьми кем-то ведётся через соцсети или что?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Это новые виды угроз. Мы это называем абсолютным терроризмом касательно школьных расстрелов, когда людей убедили в том, что надо убить всех людей вне зависимости от их взглядов, от цвета кожи. То есть это разжигание ненависти в отношении группы «всё человечество». Мы называем это абсолютным терроризмом. Носители этой идеологии себя тоже считают людьми, поэтому стараются покончить с собой после этих терактов. То есть совершить массовое убийство и обязательно после этого самоубийство. У нас уже 69 человек погибли в таких терактах, было 15 случаев. И ловят их практически еженедельно по всей стране. 

    Е.ВОЛГИНА: Это какая-то сетевая, получается, структура?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Террористическое движение «Колумбайн»*, которое сетевое, которое не имеет иерархии, которое не имеет лидера и никогда не имело. Там тысячи адептов, многие из них или вербуют новых членов, или сами готовят эти атаки. 

    Е.ВОЛГИНА: Скажем так: чтобы понять, как работать с той или иной проблемой, надо сначала эту проблему осознать и признать, что она есть. У нас есть понимание терроризма, особенно история была после «Крокуса» и по поводу расстрелов людей в школах. Говорят: если раньше терроризм классический воспринимался, что это какая-то группа захватывает самолёт, то есть это полноценная операция, то сейчас по улице идёшь и не знаешь — у человека всё ли нормально с головой или кто-то его подкупил; на стройке он работает — он террорист или нет; книжки он какие-то читает, а на самом деле просто так он эти книжки читает или он к чему-то готовится. Достаточно взять холодное оружие или добыть автомат и всё. 

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Да, терроризм поменялся. Классический терроризм направлен на устрашение населения, на принуждение властей к каким-то действиям, выгодным террористам, в идеале — для создания революционной ситуации, что власть нас защитить не может, давайте её свергайте, новую власть устанавливайте. У них есть чёткая цель. А абсолютные террористы никаких требований не высказывают, в переговоры не вступают, ничего изменить они не хотят. Собственно, они хотят убить всех людей. Они понимают, что никто с ними переговоры не будет вести на этот счёт. Просто приходят куда угодно и убивают. Это не только школы, это детские сады, к сожалению, высшие учебные заведения, просто места массового скопления людей. Убивают как можно больше, всех, кого видят, и кончают с собой после этого. Основная проблема в Америке с этим. У нас, к сожалению, тоже, в том числе и благодаря украинским товарищам, их много стало. 

    Е.ВОЛГИНА: Прослеживается ли связка, с вашей точки зрения, особенно после «Крокуса» это стало очень актуальным, что возник некий симбиоз: с одной стороны, есть враждебная нам страна, которая разные методы борьбы с Российской Федерацией, соответственно, они могут, условно, быть заказчиками в игиловских структурах, ваххабитских, каких угодно, и они им, условно, дают задание, чтобы те приходили и убивали, расстреливали, устраивали террористические акты, то есть кто-то у кого-то на аутсорсе, или просто так совпадает?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Это чёткая совершенно схема. Украинские товарищи преуспели в этих психологических манипуляциях. Это имеет у нас характер национального бедствия даже за вычетом терактов. Они обзвонили каждого гражданина по несколько раз, а то и по несколько десятков раз.

    Е.ВОЛГИНА: Телефонный терроризм.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Мне раз семнадцать звонили, кому-то более пятидесяти. Считается, что у нас в день 20 миллионов звонков поступает. Там сотни тысяч людей этим занимаются. Убытки у нас, по свежим данным, 250 миллиардов за прошлый год. Пострадавших (я в МВД данные запросил) — 800 тысяч подали заявления. Вдвое большее количество не подало, поскольку эти деньги не вернут, и многим просто стыдно обращаться. Люди творят совершенно жуткие вещи. Вроде бы законопослушные, доктора наук, идут поджигать избирательные участки, военкоматы. У нас регулярно сейчас на Красной площади на памятнике Жукову пишут аббревиатуру ГУР — Главное управление разведки Украины. Сегодня очередного поймали. Я делал экспертизу деструктологическую по женщине, которую заставили татуировку себе сделать, и уж простите, запихнуть петарду в вагину и там взорвать. Что чуть ей жизни не стоило. При этом естественно все деньги она потеряла. Если люди нормальные, законопослушные такое творят, то чего уж говорить о ваххабитах.

    Е.ВОЛГИНА: А каким образом украинская сторона преуспела в этом промывании мозгов?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Хороший вопрос, мы пока не можем на него однозначно ответить. Ведём исследование, но мало фактуры. Если бы у нас были полные записи этих переговоров, наверное, мы бы продвинулись вперёд. Какие-то новые технологии применяют.

    Е.ВОЛГИНА: Я читала какую-то статью однажды, где анализировалось, почему мошенничество есть и люди уважаемые, с тремя высшими образованиями становятся жертвами. Они же находят к каждому скрипт свой индивидуальный. Знаете, с чем там была связь: на Украине исторически сложилось, что там в обществе очень мистифицировано сознание, всякие астрологи, ведологи, колдуньи, маги и так далее; всё это из истории пришло в современность; мастера нейролингвистического программирования, по сути.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Вы знаете, оно и раньше, конечно, бывало, но это имело характер достаточно редкий. Только самые талантливые злодеи могли так на людей влиять, то есть было небольшое количество. А сейчас это имеет массовый характер. То есть они технологию редкую сделали массовой каким-то образом. Просто когда люди по 100 миллионов переводят (у нас пока такой рекорд), они же как-то заработали 100 миллионов, не дураки наверно. 

    Е.ВОЛГИНА: В плане зарабатывания денег — нет.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: В основном от них люди страдают обеспеченные. Если у человека на счету 15 тысяч лежит, что его разорять-то?

    Е.ВОЛГИНА: Трогать.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: У нас судья погибла не так давно в Москве, которая все деньги перевела. Судьи — это вообще элита юристов. Как это могло произойти?

    Е.ВОЛГИНА: А как это изучать? Понятно, что проблема есть. Условно, блокирование счетов, ещё что-то — это просто убирание симптоматики. А понять, за счёт чего они это делают.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Честно говоря, для меня это большая загадка. Сожалею, что я не психиатр и не психолог, у меня таких компетенций нет, а то бы я, конечно, этим занялся с профессиональной точки зрения. Пока ищем людей, которые могут ответить. В общем-то пытаются какие-то им делать заслоны. В банках кредиты уже так просто не дают. В анкете есть теперь графа перед получением кредита — не звонили ли вам с незнакомых номеров; требуют телефоны отключать. Они просто постоянно на связи с жертвой; люди, просто не отрывая телефон от уха, идут в банк.

    Е.ВОЛГИНА: И снимают деньги.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Если телефон у них отобрать, они протрезвеют достаточно быстро.

    Е.ВОЛГИНА: У нас в этом году, особенно в последние несколько месяцев, остро встал вопрос именно того, что ваххабиты, оказывается, не только никуда не делись, но они снова начали голову поднимать. Хотя после войн на Северном Кавказе и большой контртеррористической операции, которая длилась годами, казалось бы, что вроде победили, а, оказывается, не победили.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Серьёзные действительно успехи достигли в борьбе с ними. Я помню, как последнюю банду (я как раз был в Дагестане) разгромили, как сняли режим контртеррористической операции в селе Гимры, как туристы туда потянулись. И порадовался за Дагестан, мне этот регион нравится, он действительно заслужил туризм. Мало известен пока ещё у широкого населения, как-то не ассоциируется с отдыхом и с природой, а ассоциируется с другим. Только я порадовался, несколько лет была эта ситуация, а потом погром в аэропорту и теракты. Теперь туристическую отрасль очень надолго в упадок привело.

    Да, они остались. Кто-то расслабился, полагая, что наверно самые радикальные померли или уехали в тот же запрещённый ИГИЛ*, а оставшиеся может хорошие ваххабиты, может они нам не единоверцы, но терактов от них ожидать не стоит. Выяснилось, что они копили силы, украинский фактор естественно тут фигурирует, ну и начали атаковать.   

    Е.ВОЛГИНА: А время они выбрали, потому что есть связка с украинским ГУР и кем угодно, и одни на других выходят, или это совершенно параллельная дорожка, по которой они идут?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Украинцам, естественно, помогают. Конкретных этих перестреляли, у них уже не спросишь, но атаковали они синхронно. Это первый случай, когда на четыре храма сразу атака производится синхронно, то есть две синагоги и два храма. Атаковали они в Троицу — один из важнейших церковных праздников — вечером. А почему вечером? Потому что в этот день отмечали 50 лет архиепископу Варлааму, главе Махачкалинской епархии. Собственно, когда отслужили, все поехали отмечать, и сняли усиление, полагая, что все разъехались и сегодня больше ничего не произойдёт. Они, видимо, об этом тоже знали. Там люди приходят с утра на праздник. То есть с утра мы охрану усиливаем, потом люди расходятся, мы её естественно ослабляем. И тут получаем удар, не ожидая ничего в этот день плохого.

    Е.ВОЛГИНА: На РБК вышел большой материал с односельчанами людей, которые нападали. А сегодня ещё, кстати, выпустили из изолятора временного содержания главу района, чьи сыновья и родственники участвовали в нападении. То есть, правда, на десять дней только посадили, потому что он матом на улице ругался, его за это взяли. И, конечно, здесь большой вопрос: что там на самом деле происходило? Здесь и про ММА начали говорить, и про школы боёв без правил, и что это настолько закрытая система, но оказалось, что в ней так или иначе опосредованно участвуют довольно влиятельные люди, и непонятно, с какой стороны зайти. А самое главное, по ощущениям страшно. 

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Скажут, что сейчас есть оперативная необходимость так действовать, и понимай как хочешь. Надеюсь, что ответственности не избегут эти люди. Проблема есть, это не единственный глава района такой.

    Е.ВОЛГИНА: Экс-глава, он уже бывший глава района, Омаров.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Был мэр Махачкалы Саид Амиров — террорист, пожизненное получил. В Кизлярском районе был такой Виноградов Андрей — новообращённый ваххабит, террорист. Глава полиции там террористом был. До Виноградова глава тоже террорист, правда, его не поймали. А там и другие есть районы: Цумадинский, например, Хасавюртовский. Как бы Сергокалинский в общем не уникален. Говорили об этом неоднократно. Там есть главная мусульманская организация — муфтият Дагестана. У них есть хороший маркер: их мечеть — это хорошо, не их мечеть — скорее всего ваххабитская. Когда в Сергокале из трёх мечетей две не их — это естественно вызывает вопросы, как это получилось?

    Они говорят: да, порядка 10% населения сочувствуют ваххабитам, они сами ваххабитами являются, поэтому мы на них не можем никакого влияния оказать. В процентном отношении это вроде бы мало, а в абсолютных числах это уже приличное количество народа. У них есть бизнес, у них есть клиники, как клиника в Хасавюрте, где пострадала женщина-врач, которая потом рассказывала, что под этим никабом совершенно избитая женщина.   

    Е.ВОЛГИНА: Живого места на лице нет.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Это тоже, кстати, проблема. Этими никабами и избитых женщин можно маскировать, и воришек магазинных разного пола. Закладчиков наркотиков ловили в этих никабах, извращенцев.

    Е.ВОЛГИНА: Никабы, даже сейчас очень любопытная тема была. Сначала глава СПЧ поднял вопрос, в мае этого года. Потом высказалось Духовное управление мусульман, что это традиция, одежда, не надо и так далее. Потом это всё случилось. Муфтий Дагестана говорит, что мы фетву издадим. Вечером приходит, что изучили, причин нет для того, чтобы её издавать. А утром всё-таки издали эту фетву. И как выяснилось, это всё-таки не про традиции, а про религию в большей степени. Это внутренние какие-то распри? Почему никаб стал настолько серьёзным фактором, триггером всего этого процесса?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Так получилось. В принципе, эта одежда доИсламская, она в разных обществах использовалась. Во многих культурах, кстати, она была маркером проституток, которые лицо закрывали, понятно, из каких соображений. У нас до сих пор в Иране порнофильмы снимают строго в никабах, чтобы потом не отловили. Думаю, не только в Иране, до сих пор кое-где встречается. А благодаря ваххабитам никабы стали их маркером.

    Так же свастика, например, изначально вполне себе нейтральная и даже хороший символ в каких-то культурах индуистских, буддистских. Но если человек у нас свастиками обклеится, по Москве погуляет, его явно не с буддистом будут ассоциировать. У нас это совершенно другую реакцию вызывает. То же самое никабы. Где-то они элемент одежды традиционной, а где-то, простите, символ ваххабита, а ваххабит — это почти синоним террорист. Поэтому сейчас у нас почти все мусульмане высказались по этому вопросу, кроме московского муфтия Гайнутдина. В общем, в подавляющем большинстве они выступают за запрет никабов.

    Е.ВОЛГИНА: По сути, самым смелым оказался муфтий Дагестана, который сказал, что фетва на время, пока всё не уляжется, не утихнет, всё-таки нужна.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: То есть навсегда. Ну да. К сожалению, в ближайшее время точно не уляжется. Террористическая угроза высокая, наивысшая за весь период наблюдения сейчас, то есть тенденция не к снижению, а к увеличению. 

    Е.ВОЛГИНА: А будут выполнять фетву, как вы думаете?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Как у нас шутили тонко, «колхоз — дело добровольное». Это примерно так и будет выглядеть. Не будут выполнять фетву, будут общаться с правоохранителями.

    Е.ВОЛГИНА: Насколько я понимаю, здесь есть разница. Если никаб и определённая борода у мужчин считается маркером ваххабита, ваххабиты не живут по классическому толкованию Ислама, а фетва — это про классическое толкование Ислама и про правила, и тогда они выполнять не будут. Что им за это будет? Ничего не будет.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Если раньше можно было сказать «мы никаб носим не потому что мы ваххабиты, а потому что так нам удобно», то теперь если кто в никабе ходит, сразу понятно, что это мусульмане нетрадиционной религиозной ориентации. А поскольку именно из мусульман нетрадиционной религиозной ориентации в основном террористы выходят, раньше их было почти 100%, сейчас украинским фактором процент снизился, всё равное в Дагестане все теракты — это ваххабиты. Никаких там исключений нет. И в Чечне, и во многих других местах. У нас все последние четыре теракта крупные: это подрыв поезда метрополитена в Санкт-Петербурге, подъезда в Магнитогорске, «Крокус» и Дагестан — это всё ваххабиты.

    Е.ВОЛГИНА: С Магнитогорском не всё так было просто, с тем, что произошло и как произошло.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Это тоже они. С другой стороны, я не осуждаю тех людей, которые особенно к этому внимание не привлекают. «Меньше знаешь — лучше спишь».

    Е.ВОЛГИНА: Если фетва издаётся, чтобы в дальнейшем наводить порядок в этой части, требуется ли федеральный закон, федеральный запрет, как вы думаете?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Эти фетвы и нужны для того, чтобы снизу пошла реакция, пошло предложение и далее на основании этих предложений, по просьбе населения, Госдума приняла закон о запрете головных уборов, закрывающих лицо. Никаб, я думаю, отдельно выделять не будут, да и не нужно. Потому что у нас некоторые в балаклавах ходят. Простите, одно дело балаклава на горнолыжном курорте, другое дело в балаклаве в магазин прийти, особенно в ювелирный, всё-таки не так поймут. 

    Е.ВОЛГИНА: Роман Силантьев с нами, Исламовед, профессор Московского государственного лингвистического университета, доктор исторических наук. Новости и мы продолжим.

    НОВОСТИ

    Е.ВОЛГИНА: 15:35 в столице. Программа «Умные парни». У микрофона Евгения Волгина. Роман Силантьев с нами, Исламовед, профессор Московского государственного лингвистического университета, доктор исторических наук. И мы продолжаем. Ещё что здесь было интересного по поводу ваххабитов. Обратил внимание политолог, философ Алексей Чадаев (мы про никабы с вами говорим, про ваххабитов говорим), оказывается, никто не писал, что Сергокалинский район и Сергокала — это место, где родился, вырос и где погиб Магомед Нурбагандов, который «работайте, братья». Он делает вывод, что район маленький, монохромный, все всех знают, все всё про всех знают, но для федерального уровня всё происходящее оказалось открытием. 

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Я совершенно не удивлюсь, что эта банда и Нурбагандова убила. Глава района же полицейский бывший, он его и подставить мог. Очень неприятная ситуация, когда полицейские оказываются террористами, и высокопоставленные в том числе. Это к гибели личного состава приводит, массовой зачастую.

    Е.ВОЛГИНА: А как они индоктринируются таким образом или они рождаются такими?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Им пообещали власть таким образом.

    Е.ВОЛГИНА: Кто?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Ваххабиты. Иди в нашу секту — получишь и деньги, и власть, мы тут скоро всё захватим и будет наш Халифат.

    Е.ВОЛГИНА: Даже так?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Да. Ещё немного подождать.

    Е.ВОЛГИНА: Если среди местных властей, чиновников есть люди, исповедующие это, то кто там, условно, главные зачинщики? Или это тоже сетевая структура?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Это сетевая, они в основном из Стамбула и из Киева вещают. Канал «Утро Дагестана», который у нас массовые беспорядки готовит на воскресенье в знак протеста против запрета никабов, они у нас стамбульские. Местные ваххабиты, которые туда сбежали, оттуда гадят. 

    Е.ВОЛГИНА: Вещают. Есть ещё одна параллель, которую можно проводить между тем, что произошло в Сергокалинском районе, и тем, что произошло несколько месяцев назад, когда решили не трогать зачинщиков погромов в махачкалинском аэропорту. Это была ошибка, как вы думаете?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Была фатальная ошибка, которая, думаю, привела к этим терактам. Давно понятно, что по-хорошему люди не понимают, особенно там. Любая попытка пойти навстречу, пожалеть, приводит к тому, что они становятся более дерзкими. Они это воспринимают не как милосердие, а как слабость. Это кровью вписано во все инструкции, во все учебники. Не пытайтесь милосердно относиться к террористам. То же самое, что у тебя раковая опухоль, ты её милосердно не режешь, потом эта раковая опухоль становится не операбельна. 

    Е.ВОЛГИНА: Откуда взялось некое утверждение, которое тогда очень заметно было: давайте не будем нагнетать и отпустим, они же молодёжь, не ведают, что творят и так далее. Даже не надо сравнивать с тем, как в других регионах какие-то акции были в другие времена и как там крутили. То есть определённая жёсткость государственная почему-то даёт сбой, когда речь идёт об особом регионе.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Распространяются байки, что это какой-то особый регион, где, видимо, и закон какой-то не российский. У них свои законы, население какое-то особенное совершенно, которого больше нигде нет, там оно уникальное. То есть всё время говорят: это особый регион, он самый многонациональный. Эти все разговоры в пользу террористов. Это им очень выгодно, когда «а давайте на коррупцию глаза закроем», ну традиция тут такая национальная — коррупция. Давайте этих людей, как Максим Шевченко, народ страстный, народ горячий, давайте их простим. Так у нас «горячий народ» где-нибудь в Рязани погром устроит. 

    Е.ВОЛГИНА: Ровно об этом и речь, т.е. есть где-то нетерпимость. Кто-то говорит: только у государства должна быть монополия на насилие и так далее. Но здесь в какой момент это появилось?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Это всегда было, к сожалению. Это и в советское время было. У нас советская власть очень плохо контролировала эти регионы. Она в принципе плохо страну контролировала, а такие регионы зачастую не контролировала вообще. Там советской власти не было никакой. «Кавказская пленница», кстати, во многом на реальных событиях построена. Многие туристы, решившие там по горам погулять, оттуда не возвращались. Не было там никакой власти иной. Зачастую это всё осталось. Те люди, которые там при советской власти сидели, потом детей породили, которые заняли их позиции. Кто-то до сих пор там при власти находится, десятилетиями сидит в местном парламенте. Какие-то династии районами управляют исторически. Это всё само воспроизводится. Когда сёла инвалидов целых, докторов наук встречаются. Сейчас полегче с этим стало, раньше совсем было мрачно.

    Когда, вместо того чтобы решать эти проблемы, говорят, что эта преступность тут исторически сложилась, как бандитский квартал где-нибудь в Америке. Ну что мы это гетто будем трогать, оно уже 200 лет тут злодействует, ну и пусть злодействует. У нас на базе бывшего «Черкизона» такое хотели делать, но всё-таки нашли силы, разогнали это безобразие, и стало резко легче. В Дагестане сил не нашли это безобразие разогнать. Слабая власть там исторически, кого не назначишь.

    Е.ВОЛГИНА: Потому что страшно, непонятно, как взяться за это или что?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Понятно, как взяться. Надо просто взять и заняться этим вопросом. Если тебе дают сигналы, что у тебя ваххабитский район — проверь, поинтересуйся, что там за люди.

    Е.ВОЛГИНА: Наверное, ходили, проверяли.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Если сам боишься, запроси московской помощи. Я думаю, туда надо прислать человека уровня Белоусова, он, слава богу, не один такой. Какого-нибудь аудитора из Москвы, который тихо, спокойно, по закону всех разберёт, невзирая ни на кланы, ни на угрозы. Вот так, я чувствую, проблему придётся решать, местные не справляются.

    Е.ВОЛГИНА: Сергей говорит: «Почему не запретить ваххабитов как таковых?» По сути, они запрещены, но они есть.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Они не запрещены. В Дагестане приняли закон и ещё в трёх регионах, например в Чечне, о запрете ваххабизма, но приняли эти законы так, что они в принципе нерабочие. По две страницы этого закона, никакой ответственности не предусмотрено за исповедание ваххабизма, поэтому они остались памятниками законодательными. Но вообще ваххабитское движение запрещать надо. В Таджикистане его запретили ещё в 2009 году, и это ничуть не ухудшило отношение ни с кем. 

    Е.ВОЛГИНА: Сергей ещё один интересный вопрос поднимает, говорит: «Никогда не знаешь, как отреагируют в Исламских регионах на проявление жёсткости со стороны власти. Могут ещё сплотиться, объявить джихад, а могут успокоиться. Там сложный клубок из кровнородственных связей и отношений между ними, плюс стимулирование извне».

    Понимаете, это очень странно. В 1990-е годы или в начале нулевых тоже абсурд полный был, когда говорили: не надо будоражить Северный Кавказ и поэтому не надо выпячивать слово «русский» и так далее; чуть что, сразу всю остальную Россию в шовинизме обвиняли. Теперь это всё ушло. Но в итоге мы имеем сейчас некую обратную сторону. 

    Р.СИЛАНТЬЕВ: У нас же пример Чечни есть. Сначала русские перебили большую часть всяких нехороших товарищей, потом выбранный ими Кадыров добил значительную часть уцелевших. Теперь там резко спокойнее, не громят ничего, терактов давно я не припоминаю. Оказывается, очень хорошо работает жёсткость. 

    Е.ВОЛГИНА: Но она работает в Чечне, потому что есть фактор Кадырова самого и ещё фактор отца Кадырова — Кадырова-старшего. Плюс Чечня — это мононациональный регион. А вот Дагестан — это многонациональный регион, поэтому там так сложно. Это то, что я слышала. 

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Ваххабиты у нас многонациональны, надо сказать, они во всех этносах встречаются. Я целую статью о евреях-ваххабитах писал, которые в террористы у нас подались. Коренные малочисленные народы Севера встречаются. 

    Е.ВОЛГИНА: Да вы что! Чем они так завлекают?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Идеей мирового господства.

    Е.ВОЛГИНА: Революцией, что ли, мировой?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: У нас большевики и ваххабиты похожи чем-то. Поэтому надо просто этим заняться серьёзно. Слав богу, в Дагестане муфтият Дагестана имеется, который на нашей стороне и который десятилетия ставит вопрос ребром: решите, наконец, эту проблему, они нас убивают и не дают нам нормально жить.

    Е.ВОЛГИНА: Священника там зарезали, это тоже признак.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Причём, как выяснилось, одновременно и застрелили и зарезали, ему прострелили голову и горло перерезали. Они знали, что этот человек очень болен, на пенсии по сути, но тем не менее очень уважаем и любим, поэтому они его убили, чтобы свою власть показать.

    Е.ВОЛГИНА: Это разжигание религиозной войны?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Нет. Как ни странно, это не разжигание религиозной войны. Как раз отношения на этой почве, скорее, улучшаются, чем ухудшаются. Это проявление именно терроризма, то есть запугать и показать, кто здесь власть, бойтесь нас сильнее Меликова; Меликов вас не убьёт, а мы убьём. 

    Е.ВОЛГИНА: С вашей точки зрения, какие методы могут принять власти Дагестана для того, чтобы с этим справиться? Меликову нужна помощь федеральных властей, запрос Росгвардии?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Я бы на месте Меликова запросил хорошую бригаду людей из Москвы и дал бы ей очень широкие полномочия.

    Е.ВОЛГИНА: Силовиков вы имеете в виду?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Я полагаю, следователей, аудиторов. То есть там и огромное количество экономических преступлений, это надо всё в комплексе расследовать. Главное, надо понять, какой бизнес находится у ваххабитов, и полностью этого бизнеса их лишить.

    Е.ВОЛГИНА: Даже бизнес может быть?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Да. И этот бизнес приличный.

    Е.ВОЛГИНА: Слушатели спрашивают: «Скажите, пожалуйста, считалось ранее, что Катар и Саудовская Аравия — это места, где есть люди, которые готовы были снабжать деструктивные элементы. Вспоминаем 90-е годы. Как сейчас обстоят дела? И не получается ли, что федеральной власти нужно выходить на международный уровень, декларируя эту проблему?»

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Знаете, к счастью, ситуация резко поменялась в нашу пользу. Действительно, когда-то Саудовская Аравия и в меньшей степени Катар были спонсорами международного терроризма, но теперь наследный принц за это извиняется, хотя так достаточно аккуратно. В деньгах они им отказали и своих ваххабитов в немалом количестве истребили. Кто-то из вертолёта выпрыгнул, кто-то от жажды помер. Один у нас деятель пришёл в саудовское консульство в Стамбуле и уже изменил там своё агрегатное состояние, Хашогги. 

    Е.ВОЛГИНА: Это журналист какой-то газеты американской.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Да. Который сначала Бен Ладену очень помогал, потом «игиловцам», потом оскорбил правящую династию и получил такой ответ. Надо сказать, мне его не жалко, как и прочих товарищей.   

    Е.ВОЛГИНА: Слушатель говорит: «По сути, если вкратце, имеет место воинственный Исламизм против мирного Ислама».

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Да. И они больше всего страдают. У нас семь человек убили из православного духовенства на Северном Кавказе и в Москве, а духовных лидеров мусульман убили почти сто человек, включая двух муфтиев.

    Е.ВОЛГИНА: За какое время?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: За весь период наблюдений. Первые убийства в 1994 году начались.

    Е.ВОЛГИНА: За 30 лет получается.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Особенно много погибло в 2012 году.

    Е.ВОЛГИНА: А что было в 2012 году?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Тогда с ваххабитами решили в очередной раз помириться и договориться. Они естественно отреагировали усилением терактов. Тогда они убили духовного лидера мусульман Дагестана, подослали к нему ваххабитку новообращённую с бомбой. Убили его и его посетителей.

    Е.ВОЛГИНА: Я пытаюсь понять, это про страх, это какая-то мощная лоббистская сеть, которая продвигает свои интересы или это сетевая структура, которая проникает во все умы сейчас и становится привлекательной и для людей состоятельных, и для тех, кто не может на крошку хлеба заработать. И их подкупают идеями всеобщей справедливости, борьбы за справедливость, «бей неверных и будешь богатым».   

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Когда мы слышим слово «справедливость», тут надо сразу к маузеру тянуться, сразу понятно про что эти истории про справедливость. Действительно истории про захват мирового господства. Это движение, которое утверждает, что они весь мир захватят, это ИГИЛ*. Как они называются сами? Они называются дауля, то есть государство. В этом названии заключено их намерение, то есть во всём мире должно быть одно государство, которое понятно, что Исламское, даже можно не уточнять. 

    Е.ВОЛГИНА: Но считалось, что «игиловцев» довольно серьёзно подбили в той же самой Сирии и погоняли.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: С этим тоже проблемы, что их «подбили и погоняли». С одной стороны, хорошо, а с другой стороны, туда массово утекали ваххабиты из того же Дагестана.

    Е.ВОЛГИНА: Вот их там и утилизировали.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: «Их там утилизировали», но сейчас-то они туда особенно не утекают, а некоторые даже и вернулись. Отвод этой массы у нас практически прекратился. Из России более шести тысяч человек выехали, и по большей части там они остались.

    Е.ВОЛГИНА: В смысле, в ряды ИГИЛ* вступали.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Да, это именно террористов шесть тысяч, самые радикальные, именно террористы. То есть насколько это снизило у нас террористическую угрозу, целая дивизия по сути. «Игиловцы» терпят поражение, хотя никуда не делись. Они на уровень «Аль-Каиды»* вышли, опустились, но они остались.

    Е.ВОЛГИНА: Запрещённой.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: То, что произошло в Дагестане, это игиловское очередное подразделение. У нас «Крокус» — это «Вилаят Хорасан»*, … называли «Вилаят Дагестан».

    Е.ВОЛГИНА: Это самостоятельные деятельности или выполнение функций на аутсорсе?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Они и так и так делают. То есть «игиловцы» с удовольствием берут ответственность за теракт вообще непонятно кого, им это выгодно.

    Е.ВОЛГИНА: Что они везде как будто бы, да?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Человек может принять их идеологию, с ними ни в какие контакты не вступать, но в их интересах совершить теракт, они его запишут на себя. Такую франшизу они продают по сути или не продают даже, а бесплатно распространяют. 

    Е.ВОЛГИНА: Было заявление Владимира Путина. Он говорил, что движение «Талибан»* контролирует власть в Афганистане и в этом смысле талибы, запрещённые сейчас в России, они союзники в борьбе с терроризмом. Как бы здесь разобраться? Действительно ли те, кто сейчас у власти в Афганистане, могут внести какую-то лепту в общее понимание борьбы с терроризмом?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Наш президент всё правильно говорит. Надо не жить какими-то стереотипами. «В России проблема с дорогами», в России прекрасные дороги. Дурацкая шутка Задорнова уже ни о чём. То же самое с «Талибаном»*. Да, они теперь союзники, они не ваххабиты, это движение традиционных мусульман, хотя может и достаточно радикальное. Одно время они статуи Будды взрывали, что одобрить нельзя, но сейчас они действительно отстреливают наших врагов, с нами сотрудничают и, главное, признали Крым нашим в отличие от Таджикистана. Уберут из списка террористических организаций, они изменились. И не только они изменились, Ирландская республиканская армия, например, тоже изменилась. Те же коммунисты, которые были типичным террористическим движением при Ленине, сейчас милая буржуазная партия законопослушная. Они же себя коммунистами называют, ни о каком терроризме, слава богу, Зюганов не помышляет. Поэтому меняется всё. Что-то в худшую сторону меняется, что-то в лучшую.

    Е.ВОЛГИНА: Мы начали наш разговор про трансформацию терроризма, потому что одно время, в начале нулевых годов, было всеобщее движение мировое, было мировое зло общее — это терроризм. Соответственно, вроде бы страны между собой сотрудничали, взаимодействовали. С нулевых годов 25 лет практически прошло, и это уже гораздо более сложная система, тут не разберёшься: кто у кого на заработке, кто чьё указание выполняет. В логике Соединённых Штатов, если страна не нравиться, «хочу назову её спонсором терроризма»; потом страна мне начинает нравиться, мне выгодно с ней сотрудничать — снимаю этот статус, может быть даже привлекаю этих людей для какой-то деятельности. И кажется, что в общем формате выработать какую-то структуру для того, чтобы бороться с вселенским сетевым злом, очень сложно сейчас.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Я бы сказал, что это невозможно. Каждая страна имеет право сама решать. Для Израиля «Хезболла» и ХАМАС — террористы. Для нас они не террористы, «Хезболла» даже дружественная нам организация, и террористами мы никогда их не признаем. Ну и хорошо. С другой стороны, мы же не будем отношения с Израилем разрывать из-за того, что они это сделали. И Израиль с нами не будет отношения разрывать из-за того, что мы с ними взаимодействуем официально. Тут такой на самом деле субъективный поход.

    Е.ВОЛГИНА: 7373-94-8 (код 8-495) — это телефон прямого эфира. Ну и хуситы здесь ещё. Я бы не хотела углубляться в проблемы Ближнего Востока, потому что у нас есть Дагестан — регион, где довольно серьёзная проблема в этом плане возникла, в плане ваххабитов, террористов и так далее. А ещё случай в ростовском СИЗО, конечно. Оно как-то всё кучно пошло.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: У нас сейчас исторический минимум заключённых, десятки тысяч из них ушли на войну и по большей части не вернутся уже в места заключения по разным причинам. Это резко повысило долю ваххабитов, которых на войну никто не брал. То есть резко понизилось качество заключённых.

    Е.ВОЛГИНА: Ничего себе взаимосвязь.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Если раньше была острая проблема тюремных джамаат, то теперь они значительно усилились из-за того, что нормальные люди ушли на войну.   

    Е.ВОЛГИНА: Тюремный джамаат — это ячейки какие-то?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Когда у нас, грубо говоря, зоны были красные, зоны были чёрные, где там по воровскому закону кто-то жил, а кто-то не жил, а теперь появились зелёные зоны, как в Калмыкии одна зона, где у власти ваххабиты.

    Е.ВОЛГИНА: Ничего себе!

    Р.СИЛАНТЬЕВ: И сейчас будет только хуже, поскольку, во-первых, их всё больше становится в местах заключения. У нас среди мигрантов очень высок процент этих товарищей. И опять-таки на войну их никто не берёт и сами они не рвутся на войну.

    Е.ВОЛГИНА: Как это всё связано с контролем за нелегальной миграцией и вообще с миграционным вопросом?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: У нас из последних четырёх терактов, которые мы сейчас называли, только в Дагестане местные совершили теракты, а три предыдущих были совершены мигрантами из Средней Азии.

    Е.ВОЛГИНА: Интересно, что в Средней Азии, в некоторых республиках, власти активизировали борьбу с радикалами. И оказалось, что эти радикалы начали перетекать сюда.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Так они у нас уже не первое десятилетие. У нас в конце 1990-х, когда в Ферганской долине их давили, массово поехали. Даже имамы мечетей террористами оказались в ряде случаев, в Новом Уренгое, например. 

    Е.ВОЛГИНА: Если власти, условно, Узбекистана находят способы по выдавливанию радикалов, они не считают это культурной особенностью — никабы, бороды, трактование трудов мусульманских, то у нас как так вышло?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Только сейчас у нас начали людей на границе из того же Таджикистана допрашивать, у кого-то телефон могут посмотреть. Мы сами тесты на ваххабизм разрабатывали. Это надо было сделать наверно лет тридцать назад. Многие проблемы от этого у нас бы исчезли. 

    Е.ВОЛГИНА: Лет тридцать назад была проблема с Чечнёй.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Они тридцать лет назад тоже из Узбекистана к нам ехали. Зачем нам ваххабитов брать? Не надо нам этого? Нам своих, как мы видим, хватает.

    Е.ВОЛГИНА: Вербовка ваххабитов в тюрьмах и СИЗО — это же вопрос ко ФСИН. То ли вы у нас в одном из эфиров, то ли кто-то из ваших коллег говорил, что есть проблема, когда в камеру к человеку, которого обвиняют по экономическим преступлениям, подсаживали человека, который ваххабит, и он должен был выполнять функции человека «из пресс-хаты». Он должен был на него оказывать психологическое давление, чтобы тот быстрее сознался. Получается очень странная история, когда ваххабит на службе у тех, кто должен какие-то показания получить. Ева Меркачёва, по-моему, у нас в эфире говорила.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: У нас система не просто наказания, она исправительная. Когда у нас один из боевиков, которые напали на СИЗО, это новообращённый нацист, которого обратили в свою веру ваххабиты. Он скинхед бывший, сел за эти преступления нацистские. Русский, в Ставрополье. Это яркий пример этого тюремного неофита, их достаточно много. Не так давно в Карачаево-Черкесии такого отстреляли, Аверьянова — он в Чите принял Ислам ваххабитский. Лет пятнадцать где-то бродил, наконец добегался. Такая проблема. Мы, грубо говоря, сажаем 50 ваххабитов, а на выходе получаем сто.   

    Е.ВОЛГИНА: Они им мозги промывают или что они говорят?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Когда их много становится (а их стало много), они сбиваются в тюремные джамааты, начинают власть захватывать, прессовать заключённых, кого-то лаской, кого-то угрозами.

    Е.ВОЛГИНА: Так не просто заключённых прессовать. Проблема в том, что они, оказывается, воздействуют на сотрудников пенитенциарной системы, и делают их либо безвольными, либо наоборот активными соучастниками.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: На сотрудников воздействуют: обещают убить родных и близких. А поскольку они террористы, это у нас регулярно пытаются сделать и делают, поэтому серьёзно относятся к этим угрозам. С каждым терактом всё серьёзней. 

    Е.ВОЛГИНА: Какая-то очень сложная схема получается.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: С этим проблема у нас, надо очень серьёзно что-то с этим делать. То ли в плен их не брать, их всё-таки стараются особенно в плен не брать. Кстати, правильно, что в ростовском СИЗО их в плен особо не брали. Или может договориться с какой-то страной, типа Центральноафриканской Республики, чтобы их туда присылать для отбывания наказания и там оставлять по возможности. Может с «Талибаном»* тем же удастся что-то подумать. Я уже такие во многом идеи авантюристические предлагаю. Иначе у нас совсем нехорошо всё будет.   

    Е.ВОЛГИНА: Опыт соседних регионов. Опять же про Чечню вы говорили. Но там жёсткая рука Рамзана Кадырова.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Ну, в Чечне-то сколько этих заключённых? Они же в основном не там.

    Е.ВОЛГИНА: Я говорю про общую борьбу и поиск схемы того, чтобы это искоренить.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Вы знаете, у нас максимально жёстко к этому относятся и вообще стараются в том числе высшую меру возобновлять. В какой-то момент придётся её для террористов вернуть, поскольку перевоспитанию они не подлежат, а всё больше проблем в зонах создают. Плюс сейчас же проблема — резко выросло число проукраинских товарищей, которые диверсии устраивали, дроны наводили, военкоматы поджигали, деньги помогали воровать. То есть это дополнительно качество заключённых ухудшает.

    Е.ВОЛГИНА: А тут ещё какой-нибудь ваххабит, который сидит, и он науськивать начинает.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Они все нас ненавидят искренне. Грубо говоря, человек просто за наркотики сидит, он разных может быть взглядов, а когда человек сидит за диверсию…

    Е.ВОЛГИНА: То ему ещё подливают, и он тогда новообращённым становится.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Собственно, «Крокус» — яркий пример украино-ваххабитского теракта.

    Е.ВОЛГИНА: Смертную казнь для подобных товарищей вернуть и дело с концом. А что, поможет?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: По терроризму я бы вернул. Я вообще противник смертной казни. Но тут вопрос чисто практический, мы уже не вытягиваем такую ситуацию. По террористическим статьям я бы её вернул, но только по террористическим.

    Е.ВОЛГИНА: А это их остановит?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Это их не остановит, но нам будет полегче немного, пореже будут у нас СИЗО захватывать.

    Е.ВОЛГИНА: Думаете?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Да.

    Е.ВОЛГИНА: Почему?

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Их меньше станет просто.

    Е.ВОЛГИНА: В классическом понимании они идут на теракт, на диверсию, потому что им не страшно умереть, так как их что-то ждёт в другом мире. Но судя по «Крокусу», обещали 250 тысяч рублей, и они пошли за 250 тысяч рублей, а не за идеологические воззрения.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Если человеку, который нас и так ненавидит, полмиллиона пообещать (им просто перевели по 250), сделает с двойным рвением. Многие бесплатно это делали.

    Е.ВОЛГИНА: Роман Силантьев был с нами, Исламовед, профессор Московского государственного лингвистического университета, доктор исторических наук. Роман Анатольевич, спасибо, ждём снова.

    Р.СИЛАНТЬЕВ: Спасибо. Зовите. Хорошего вечера.

    *Евгению Беркович и Светлану Петрийчук Росфинмониторинг внёс в реестр экстремистов и террористов.

    *ИГИЛ — террористическая и экстремистская организация, запрещённая в России.

    *Движение «Колумбайн» признано в России террористическим.

    *«Аль-Каида» — террористическая и экстремистская организация, запрещённая в России.

    *«Вилаят Хорасан» — ответвление «Исламского государства», признанного террористическим и запрещённого в РФ.

    *«Талибан» — запрещённая в России террористическая организация.

[abu_umar_as-sahabi]

Почему территория исторической области Искерия/Ичкерия называется нохчмохком, это означает что жители этой местности и есть настоящие Нахчи?

Часто «нарнийцы всех мастей» используют этот тезис,чтобы раздробить единый Нохчи/Чеченский этнос/народ!

Пояснения
Нохчмахкахой в переводе с чеченского означает: «Жители чеченской земли». Историческая область Нохч-Мохк (Искерия/Ичкерия) — это единственный регион в Нохчийчоь/Чечении, имеющий общенациональное название на нохчийском/чеченском языке. Связано это с тем, что при заселении Нохч-Мохка земля делилась между представителями различных нахчийских/чеченских тайпов
Источник Покровский М. Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. — Москва: Красная новь, 1923. — С. 200.
Наши предки назвали эту территорию от имени народа, а не отдельного общества!

P.S.Деба, Деша, Даха сан хьоме Нохчо къам!
Аллаху Дала бакъо тола йойла!

https://t.me/Bashlam_20/23115

Смотрим в указанный источник: Покровский Михаил Н. Дипломатия и войны царской России в ХІХ столетии Издательство: Красная новь Место издания: М. Год издания: 1923

Чечня конца ХVІІІ века страна до-феодальной, патриархальной демократии. Земля принадлежала родам, а не отдельным лицам: при занятии новой территории (в данном случае Ичкерии) «земля делилась при собрании целого народа; когда фамилия (—род) получала свою часть, то для отстранения на дальнейшее время поземельных недоразумений все присутствовавшие брались свидетелями в означении границ» 1)

200
1) Лаудаев, цитированное сочинение, стр. 39 (примечание ХІ).

Bashlam Chimaev
8 июня 2022

**********
У «нарнийских псевдоисториков и интриганов» уже устоялось или же пытаются навязать свои байки о том  «что чеченцы платили дань» аварским ханам, и хрупкий аргумент для этого мимолетный эпизод из очерка Лаудаева. Напомню для не знающих - Лаудаев не являлся ни историком, ни этнографом, ни экспертом и уж тем более ученным. На Кавказе бывал меньше Льва Толстого. Никогда ни был не то что в большой Чечении, но и в крепость Грозная. К тому же, прямо и косвенно, его утверждение что нохчи «платили» дань аварским князьям противоречит историческим фактам и свидетельствам многих безпристрастных исторических источников (Ермолов, Толстой, Бирже, Дубровин, Граббе и всех остальных). Лаудаев был мелким царским офицером, который попав под опалу решил исправить своё положение. С таким же, если не с большим успехом, мы можем утверждать что аварцы это тюрки, источником утверждения которого является более компетентный (правдивей) вицеспикер Госдумы В.Жириновский

https://halifat.net/index.php/topic,2314.msg37131.html#msg37131


Примечания к статье «Чеченское племя»

XI

О разделении Ичкерии на фамильные участки рассказывают следующее. Земля делилась при собрании целого народа; когда фамилия получала свою часть, то для отстранения на дальнейшее время поземельных недоразумений все присутствующие брались свидетелями в означении границ. Для этого на конце границы резали быков и баранов и варили мясо в огромных котлах и в знак утверждения границ потчевали свидетелей. В знак этого торжества по окончании угощения котлы скатывались с гор до другого конца границы, чем изъявляли свое вступление во владение землей. Часто случалось, что и на другом конце границы повторялся пир.





Умалат ЛАУДАЕВ. «Чеченское племя»

Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1872. Вып. VI


II. Названия обществ чеченского племени и их значения

Главенство над обществами чеченского племени всегда имели жители бывшего Чеченского округа, как численностью и степенью развития общественной жизни, так и в минувшие времена храбростью и отвагою.

Чеченцы сами себя называют нахчой, кумыки зовут их мичикиш, тавлинцы — буртель, кабардинцы — шашан, а русские — чеченцами.

(...)

Собственно Нахчой называется общество бывшего Чеченского округа; прочие же общества, лишь поверхностно называясь этим именем, имеют каждое для себя особые названия. Ауховцы называются Аккий; название это они получили оттого, что, живя прежде в Аргунском округе, составляли членов Аккинской фамилии. Скудная почва земли, принадлежащая этому обществу, заставила половину этой фамилии переселиться в Аух, где кумыками и русскими переселенцами назвались ауховцами; сами же они для себя, как и от чеченцев, удержали название первобытной фамилии Аккий, т.е. выходцев из Акки. Ичкеринцы называются «нахчой-мохкхой»; название это наследственно перешло к ним от плоскостных чеченцев, вышедших из Ичкерии и уже получивших название нахчой, и означает: земля чеченцев, или сырных. Водворившись на плоскости, они не считали ее своею собственностью, потому что она принадлежала русским. Чтобы вовсе не остаться без земли, выходцы удерживали за собою свои поземельные участки; а так как чеченцы на плоскости уже назвались нахчой, то они Ичкерию в отношении к себе назвали Нахчой-мохк, т.е. «страною сырных», или страною, где плоскостные чеченцы имеют свои поземельные участки. «Ичкерия» есть слово кумыкское; «ичи-ери» значит земля внутри, т.е. среди гор, — и действительно, она находится посреди лысых и черных гор. Жители бывшего Аргунского округа называются шотой — от слова «шу», означающего «высота», то есть живущие на высоких местах. Шатоевцами преимущественно называются обитатели северного склона лысых гор до самой плоскости, и название это они получили от плоскостных чеченцев. Первобытные обитатели этой страны жили более на юге гор и подножий снегового уступа и называются по-чеченски ламорой, т.е. горными, от слова «лам», означающего «гора». Ламоройцы занимали южную часть бывшего Аргунского округа, Чаберлой и юг Ичкерии. Назрановцы, составлявшие много больших фамилий, назывались прежде фамильными именами: галгай, галой, ингуш (ангушт) и т. д. Когда в конце прошлого столетия они основали аул Несер (Назрань), то стали принимать название несерхой, то есть назрановцев; когда же русские основали укрепление Назрановское, то имя несерхой делается для них официальным. Кроме этих общих названий чеченцы имеют между собой много подразделений, принимая для себя названия от местности, реки, горы и проч.

[abu_umar_as-sahabi]

В следствие этой привязанности к своим горам и лесам, чеченец считает тяжёлым для себя наказанием, когда его переселяют за воровство в Надтеречном наибство, за несколько десятков вёрст от его родного гнезда.


"Терские ведомости", 1868 год, № 52, 23 декабря. Статья "Чеченцы вне Чечни"

https://ic.pics.livejournal.com/youloy_ruslan/66364534/917154/917154_original.jpg



==================================


К северу река Терек служит границей этого племени и русских станиц; южной границей служит хребет Кавказских гор.

...

Границы этого племени остались ныне почти те же, коими оно владело до покорения Чечни русскими, с небольшими изменениями; например, от нее отошла земля для двух Сунженских казачьих полков; Карабулакское общество ушло в Турцию, и земля его еще никем не заселена. Назрановское общество, бывшее разбросанным по хуторам и малым аулам, для прекращения разбоев собрано вместе и расположено большими аулами вокруг назрановского укрепления и проч.

Умалат ЛАУДАЕВ. «Чеченское племя»

Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1872. Вып. VI

[abu_umar_as-sahabi]

Умалат ЛАУДАЕВ. «Чеченское племя»

Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1872. Вып. VI

Племя это, как увидим ниже, образовалось под снеговыми горами близ истоков р. Аргун, откуда уже, нуждаясь в земле, стало расходиться по другим местам. Оно заняло горы бывшего Назрановского округа и Чаберлой, впоследствии водворилось в Ичкерии и Аухе, наконец, после ухода русских с плоскости Чечни за Терек занимает плоскость и тем заканчивает свое расселение.
...

Ичкеринцы называются «нахчой-мохкхой»; название это наследственно перешло к ним от плоскостных чеченцев, вышедших из Ичкерии и уже получивших название «нахчой», и означает «земля чеченцев, или сырных». Водворившись на плоскости, они не считали ее своею собственностью, потому что она принадлежала русским.
...

III. О народах, обитавших на плоскости Чечни
до водворения на ней чеченцев

Чеченцы жили прежде в горах и только в начале прошлого столетия появились на плоскости. В преданиях чеченцев говорится, что на плоскости Чечни господствовали разновременно ногайцы, русские и калмыки. Предания эти темны, сбивчивы и часто противоречивы, так что нужно много проницательности, чтобы постичь их истинный смысл (примеч. III).

Надо полагать, что с основанием Золотой Орды татары завладели плоскостью Чечни или, быть может, просто водворились на ней, найдя ее никем не обитаемою. Сохранилось предание в играх (песня, импровизация) ногайцев, что Шамхал в давние времена владел востоком, а кабардинцы — западом Кавказа. Занимаясь всегда разбоем и грабежом, кабардинцы, собравшись большою массою, пустились за добычей во владения Шамхала. Они шли через плоскость Чечни и кумыков и нашли ее тогда никем не обитаемою (примеч. IV).

-----

IV

О набеге кабардинцев на владения Шамхалов сохранилось такое предание. Кабардинцы напали на пограничный аул, забрали имущество, скот и всех людей и безнаказанно ушли за Терек. Полагая, что находятся уже вне опасности, они на берегу речки Кулкужу, в Кабарде, предались пиршеству и стали делить яссыр, т. е. невольников. Узнав об этом, Шамхал пришел в ярость, собрал многочисленное войско и готовился в погоню. Некто Али, любимец Шамхала, отсоветовал ему лично идти в погоню и взял это предприятие на себя. Выбрав двести отборных всадников, Али пустился за кабардинцами; он настиг их при р. Кулкужу и расположился невдалеке от них. Али был человек разумный; ночью лично освидетельствовав оплошность пирующих, он с рассветом приготовил свою рать следующими словами: «Вы видите, братья, оплошность гяуров (кабардинцы были тогда язычниками): полагая, что скрылись от глаз нашего Шамхала, они торжествуют, они сняли панцири и оружие, отуманили свои головы вином, беззаконничают с нашими беззащитными женами и сестрами и делят, как овец, наших братьев. У кого бьется сердце робостью, пусть тот удалится от меня и пойдет искать следы пройденных ног своего коня; у кого львиное сердце, тот только мне товарищ. Отмстим же кабардинцам за бесчестье наших братьев, жен, сестер и да сделаем лицо Шамхала белым (ясным)!» Они ринулись на полупьяных кабардинцев, истребили их до последнего человека и с пленными братьями возвратились к Шамхалу. Великая милость была наградой Али. Во времена этих своеобразных набегов кумыки и чеченцы не занимали еще плоскости.

-----

Из этого предания ясно, что чеченцы заняли плоскость лишь впоследствии. Опять же ногайцы поют, что хан Мамай (разбитый Дмитрием на Куликовом поле) брал от кабардинцев ясак, или подать, следовательно, татары завладели всею плоскостью Кавказа, а с нею и Чечнею. Занимавшись всегда скотоводством, татары не могли оставить по себе следов своего пребывания в этой стране. Орда ослабела и рушилась, разделясь от несогласия ханов на несколько частей; русские, сбросив с себя их иго, начали на развалинах Орды строить города и крепости. Вольница русская стала искать просторнейший разгул своему предприимчивому духу. Она сухим путем и водою испытывала свою удаль; плавала по Атеню (Идиль, Волга) в Хвалынское море, перещупывалась с кизилбашами (кизилбаш, или персиянин), бывала в Шемахе и других басурманских городах; не останавливаясь на этом, она была и в Хиве. Нет сомнения, что русские, по своему завоевательному духу, зашли и в Чечню, вытеснили из нее ослабевших татар и поселились в ней житьем. И теперь еще совершенно свежи чеченские предания, в которых говорится, что в то время русский сделался отцом страны (орсай мехки да хилле) и что телега русских взошла на горы (оргайн гудалак ламте яллер). Слова «мехки да хилле», то есть «сделался отцом страны», означают, что сделался отцом всей чеченской земли, Ичкерии и приаргунских мест, а «ламте яллер», то есть «взошла на гору», означают, что взошла на лысые горы (примеч. V).

----
V

Что чеченцы были тогда покорны русским, это доказывает само название, данное чеченцами русским царям. Государь по-чеченски — «падишах», или «падшах», т. е. «царь мира». Не может быть, чтобы они, религиозно симпатизирующие султану, не дали бы ему этого титула, если бы не были покорны русским. Султана они называют «хункяр», а персидского шаха — шахом.

----

Из этого видно, что русские были тогда не временными посетителями Чечни, готовыми оставить ее при первом случившемся неудобстве, но жили оседло, ибо телега в горах есть принадлежность оседлой жизни. В Большой и Малой Чечне, при выходе рек и речек из ущелий черных гор на плоскость, на самых горах и других местах видны и теперь окопы некогда бывших укреплений, несомненно русских. Названия реки и аула Урус-Мартана (Орсай Мартан, то есть россиянин Мартын) и др. подтверждают этот факт. Некоторые окопы например на кургане Гойтен-корта в Большой Чечне, на берегу Аргуна, так еще пощажены временем, что стоит только занять их, и они будут служить укреплением. Русские стали оставлять свое отечество и уходить на юг со времен царя Бориса Годунова, закрепившего крестьян. Не желавшие быть крепостными бежали толпами на юг России, к казакам, и, вероятно, в те же времена водворились и в Чечне. Смутное время самозванцев и стрелецкие возмущения привели новых переселенцев на Кавказ и в Чечню. С этих пор русские ближе знакомятся с Кавказом. Петр Великий, лично предводительствуя войсками в войне против Персии, шел через земли горских племен, которые изъявляли ему свою покорность. Память о Педар-Падшахе и теперь еще не изгладилась на Восточном Кавказе. После азовского поражения влияние Турции над Кавказом начинает ослабевать, тогда как русские стали усиливаться на нем. Они начинают тогда водворяться положительно на нынешней Ставропольской губернии. Окруженным со всех сторон хищными племенами, не верными в данном слове и жаждавшими всегда добычи, русским, находившимся в Чечне, необходимо было много бодрствования, чтобы охранить себя и свое имущество от нападений этих необузданных племен. Быть может, эти неудобства и воспоминание о далекой родине заставили их оставить Чечню и присоединиться к своим соотечественникам, уже во множестве водворившимся на Тереке. Они уходят из нее. Удалившись за Терек, русские, однако, не оставили своего притязания на оставленную землю. Считая ее своею собственностью, они позволяли чеченцам занимать плоскость на условиях, тщательно следя из-за Терека за их выполнением. Условия эти заключались в том, чтобы ими можно было оградить хищнические нападения чеченцев за Терек. Известным своей преданностью лицам они позволяли пользоваться землею, возлагая на них ответственность за своих людей. Главные условия были: 1) покорность русскому царю3, 2) в случае пленения русского или учиненного воровства должны были возвратить пленного или украденное, 3) обязаны были выставлять людей для походов с русскими и для постов, 4) ответственность за хищничество падала на те аулы, через которые шли следы, и т. д. Для точного исполнения условий, по причине частых вероломных случаев, от влиятельных людей брали заложников (аманатов) (примеч. VI).

3 [Примечания редакции сборника] - С этих пор чеченцы узнают о могуществе русского царя и признают его своим повелителем, называя падишах или царь.

примеч. VI

Туземец лучше, нежели иноземец, может знать о событиях своей родины из народных преданий, поверий и пословиц. Еще в 1854 г., т. е. когда Шамиль был во всей своей силе, я помню совершенно ясно, как чеченцы, толкуя о битвах русских с Шамилем, говорили, чувствуя бессилие последнего: «В прошедшие времена русские были отцом страны и матушка (баба) русская тогда ходила одна по черным и лысым горам». Нужно знать, что одиночное хождение женщины по горам считается у чеченцев значительным фактом. Когда же Шамиль был взят и Чечня усмирена, то народ как будто был приготовлен к этому и предвидел это; я помню очень хорошо, как земляки мои утешали себя словами: «Нет сомнения, что русский опять сделается отцом страны, оцепит горы крепостями (галаниш) и матушка будет расхаживать по горам. Но Бог велик, явится тури-да (отец меча) и изгонит их за Терек». Не доказывают ли эти народные пересуды того, что русские действительно имели влияние на жителей лысых гор?


-----------

Когда русские уже окончательно оставили Чечню, то чеченцы без позволения, самовольно селились на жительство в ущельях чёрных гор, в лесах и других скрытых местах; русские старались препятствовать их своеволию, жгли хутора, разоряли и грабили жителей, уводили их в плен, и отсюда-то начинается вековая борьба чеченского племени с русскими, принявшая с началом нынешнего столетия большие размеры.

Русские оставляли Чечню разновременно: сначала ушли они из Малой Чечни, а потом уже стали по частям уходить и из Большой. Такое переселение их весьма естественно: общества Аргунское и Назрановское, находясь в первобытной грубости, и понятия не имели об общественной жизни. Необузданные племена эти для пропитания своего занимались разбоем и грабежом, почему слишком тревожили русских в Малой Чечне, тогда как ичкеринцы были менее опасны русским в Большой Чечне. В ичкеринцах сохранялись начала общественной жизни, привитые у них аварцами, и они были менее грубы и опасны. Постепенно удаляясь от черных гор, русские селились в сердце плоскости; таким образом, они несколько времени жили в Качкалыке и Надсунженском хребте (гребень — отсюда гребенские казаки), где еще долго оставались после ухода своих собратий (примеч. VII).

----------------

примеч. VII

Предание говорит, что когда все русские ушли за Терек, то остался в Чечне один только русский, именем Тарас, на своем прежнем жительстве. Он был человек зажиточный и мужественный. Жилье его было выстроено на развесистом дубе; под ним содержался его скот и пчелы. Таким образом один он провел два года. Слух о его богатстве распространился между чеченцами, но храбрость его удерживала их от злокозненных покушений. Наконец два зумсоевца (из Аргунских фамилий), прельстясь его богатством, вознамерились убить его. Напасть открыто они не решались, но, сделав засаду за кустами, привязали фитильное ружье к дереву и навели его на дверь Тарасова дома. Тарас беспечно возвращался в свое жилище. Зумсоевцы метким выстрелом убили его. И, мертвый, он не свалился с ног, но умер, прислонившись к двери, и был еще им страшен. Полагая, что он употребляет против них хитрость, они только через два дня удостоверились в его смерти и тогда забрали его имущество.